Первый морской лорд часто появлялся в оперативно-разведывательном центре и интересовался разведывательными картами, отображавшими движение немецких подводных лодок и надводных кораблей. Здесь Паунд имел возможность беседовать с людьми, следившими за действиями флота противника, поделиться с ними своими мыслями и, таким образом, восстановить часто нарушавшуюся связь между оперативными и разведывательными органами.
Между прочим, именно с целью обеспечения такой связи и был создан оперативно-информационный центр.
Поэтому Дэннинг не удивился, когда вечером 4 июля в его кабинете появился Паунд, сопровождаемый помощником начальника штаба ВМС Бриндом и начальником отдела противолодочной обороны Кризи. Дэннинг знал, о чем пойдет речь. Знал это и Уинн, возглавлявший пост слежения за движением немецких подводных лодок.
И Дэннинг, и Уинн понимали, что речь идет о проводке крупнейшего в истории войны конвоя. Служба слежения за подводными лодками испытывала обычные трудности в получении точных данных радиопеленгования в северных водах, которые позволили бы уверенно доложить о дислокации немецких подводных лодок в Баренцевом море.
Поздно вечером 3 июля разведка доложила командующему Флотом метрополии, что немецкие самолеты, наблюдающие за движением конвоя, наводят на него подводные лодки. Рано утром 4 июля командованию Флотом метрополии донесли, что в течение ночи противник вел непрерывное наблюдение за конвоем. Адмиралтейство предположило, конечно, что немцы передавали все полученные авиацией сведения на борт «Тирпица». Обе стороны могли легко рассчитать примерное положение конвоя на любые часы 5 июля, а также время, которое потребовалось бы «Тирпицу» и сопровождающим его эсминцам для перехода в район следования конвоя.
Дэннинг знал, что днем 3 июля «Тирпиц» и тяжелый крейсер «Хиппер» вышли из Тронхейма в северном направлении и что эти корабли наверняка пополнят запасы топлива в Альтен-фьорде 4 июля, если они намерены действовать. По просьбе Дэннинга самолет берегового командования «каталина» произвел разведку норвежских фьордов, но безрезультатно. Густой туман над Нарвиком, где укрывались «Лютцов» и «Шеер», не позволил произвести аэрофотосъемку.
До вечера 4 июля воздушная разведка не смогла дать никакой информации. Поэтому Дэннинг с нетерпением ждал донесений агентов с мест о том, что «Тирпиц» и другие корабли вышли из Альтенфьорда, или возможности по аэрофотоснимкам сделать вывод о том, что эти корабли все еще находятся в Альтен-фьорде.
Весь день 4 июля в кабинете Паунда не прекращалось совещание. Адмиралтейство превратилось в штаб оперативного руководства, из которого командиру конвоя PQ.17 и командующему Флотом метрополии на борту «Дьюк ов Йорка» передавались не только советы и информации, но и приказы. Паунд добивался точной информации. Это видно из характера тех вопросов, которые он задал Дэннингу. По словам очевидцев, состоялся следующий диалог:
Паунд: Вышел ли «Тирпиц» в море?
Дэннинг: Если бы он вышел в море, то мы наверняка узнали бы об этом в пределах четырех — шести часов после выхода.
Паунд: Можете ли вы с уверенностью сказать, что «Тирпиц» все еще в Альтен-фьорде?
Дэннинг: Нет. Я буду располагать уверенной информацией лишь в том случае, если «Тирпиц» выйдет в море.
Паунд: Можете ли вы, по крайней мере, сказать, готов ли «Тирпиц» к выходу в море?
Дэннинг: Я могу только сказать, что «Тирпиц» не выйдет в море в ближайшие несколько часов. Если бы он был уже готов к выходу, то раньше вышли бы эсминцы, чтобы прикрыть линейный корабль от возможного нападения подводных лодок. Донесений об этом от наших подводных лодок, патрулирующих у Альтен-фьорда, не поступало.
Не сказав больше ни слова, Паунд вместе с сопровождающими его лицами отправился на оперативный пост слежения за движением подводных лодок. Уинн доложил, что обстановка в Баренцевом море неблагоприятная. Даже при наличии сил охранения судам конвоя угрожала серьезная опасность.
Когда первый морской лорд около семи часов вечера вернулся в свой кабинет, он все еще не располагал точной разведывательной информацией о том, что четыре крупных немецких корабля или «Тирпиц» и эсминцы идут к конвою. Если бы это было так, то легким крейсерам ближней поддержки сил охранения грозила бы серьезная опасность. А крейсера были очень дороги. Если же немецкие тяжелые корабли не шли еще к конвою, а «Тирпиц» намеревался теперь выйти в море (или вышел не более двух часов назад) и если донесение об этом поступило бы быстро, то «Дьюк ов Йорк», «Вашингтон» и «Викториес», находившиеся в 350 милях западнее конвоя, могли бы с помощью авианосной авиации войти в боевое соприкосновение с противником и либо втянуть «Тирпица» в бой, либо заставить его уйти обратно в базу.
Пока на совещании, начавшемся в половине девятого вечера, обсуждались все «за» и «против», начальник оперативно-информационного центра контр-адмирал Клэйтон, являвшийся непосредственным начальником Дэннинга, с нетерпением ждал развития событий. До сих пор рекомендации специалистов центра адмиралтейством принимались. В данном случае обстоятельства складывались так, что выводы центра могли быть отвергнуты. Клэйтон был уважаемым и умным адмиралом в отставке, но не тем человеком, который мог бы вступить в спор с Паундом и его заместителем вице-адмиралом Генри Муром. Он мог бы обратиться за помощью к начальнику разведывательного управления, подчиненного только Паунду и Муру, но Годфри находился в инспекционной поездке в Шотландии.
В одиннадцать минут восьмого Паунд приказал крейсерам отойти на максимальной скорости в западном направлении. Как позднее жаловался адмирал Тови, «этот приказ, видимо, основывался на информации о действиях немецких подводных лодок, однако причина отвода крейсеров не была сообщена адресатам». Тови мог понять, что приказ основан не на информации о подводных лодках, а на донесениях о выходе в море крупных немецких кораблей, о чем Тови был предупрежден заранее, еще до отправки конвоя. Крейсера имели приказ покинуть конвой по достижении определенного района, если адмиралтейство не заверит их, что нет опасности встречи с «Тирпицем». Возможность получения такого заверения была подтверждена в приказе адмиралтейства, который был послан крейсерам еще до разговора Паунда с Дэннингом, и в котором говорилось, что крейсеры должны оставаться с конвоем «до особого распоряжения», поскольку ожидалось поступление дополнительной информации. Это было в 16 часов 58 минут. Таким образом, для кораблей, находящихся в море, обстановка была совершенно неясна.
После долгих споров, о ходе которых не сохранилось каких-либо записей, предпочтение получила точка зрения о необходимости немедленно рассредоточить конвой. Осуществить рассредоточение конвоя в любой момент и в любом месте было уже невозможно, поскольку он шел близко к кромке паковых льдов, а немецкие тяжелые корабли, если бы они решили напасть на конвой, появились бы с юга.
Многие офицеры и адмиралы возражали против рассредоточения конвоя, но заместитель начальника штаба ВМС Мур выступил в поддержку мнения Паунда. Тогда последний лично написал приказ конвою рассредоточиться «ввиду угрозы нападения надводных кораблей». Это было в 9 часов 23 минуты по среднему гринвичскому времени, то есть через два часа после разговора Паунда с Дэннингом. Когда Клэйтон возвратился в оперативно-информационный центр и рассказал Дэннингу о решении Паунда, тот был удивлен и очень недоволен тем, что его заверение о быстром получении информации относительно выхода «Тирпица» в море было отвергнуто. Дэннинг попросил Клэйтона пойти к Паунду и доложить ему, что, по данным разведки, немецкие тяжелые корабли еще не вышли в море. Клэйтон выполнил эту просьбу, однако Паунд настаивал на получении прямых доказательств и сказал, что не может отменить приказа. О том, что произошло с конвоем в последовавшие несколько дней, хорошо известно. Что касается немецких кораблей, то «Тирпиц» и эсминцы до утра 5 июля оставались в Альтен-фьорде, а потом на короткое время вышли в море (об этом оперативно-информационный центр узнал своевременно), но вернулись в базу, когда немецкому командованию из донесений разведки стало известно, что английские подводные лодки ведут наблюдение за кораблями и что возможно появление английского авианосца.
С разведывательной точки зрения в разговоре Паунда с Дэннингом внимание привлекают два факта. Во-первых, стремление Дэннинга отвечать на вопросы только так, как они поставлены:
— Известно ли вам, что это уже произошло?
— Нет, но если бы это произошло, мне стало бы известно об этом очень быстро.
Если бы Паупд спросил: «Подводил ли вас когда-нибудь ваш источник?», то ответ был бы таким: «Нет, ни разу. Если бы с ним что-нибудь случилось, у него есть партнер». Этот факт очень важен в данной ситуации, но начальник штаба ВМС не поинтересовался подробностями об агентах. Кроме того, Дэннинг знал, что агент мог передавать информацию только в условленное время, поскольку с большим риском для себя работал в небольшой деревушке на берегу Альтен-фьорда.
Второй вопрос, представляющий интерес с разведывательной точки зрения, уже затрагивался. Он касается нежелания начальства доверять так называемой «отрицательной информации». Это общечеловеческая слабость, на которую не раз обращал внимание Шерлок Холмс. Опытный офицер разведки, прослуживший долгое время на кораблях, был прав, когда, вопреки мнению адмиралтейства и бомбардировочного командования, утверждал, что «Шарнхорст» и «Гнейзенау» попытаются прорваться через Ла-Манш. При этом он обосновывал свой вывод тем, что отсутствие разведывательной информации следует истолковывать положительно. Дэннинг знал, что после потопления «Бисмарка» флот в гитлеровской Германии, за исключением подводных сил, был на положении пасынка вермахта, не располагал достаточным количеством средств авиационной поддержки, не имел авианосцев. Если конвой PQ.17 можно было уничтожить с помощью подводных лодок и авиации, то немецкое командование наверняка предпочло бы не рисковать тяжелыми кораблями.
Дэннинг не знал того, что известно нам теперь: командующему немецким флотом было запрещено проводить наступательную операцию, если разведка не установит точно, где находится авианосец, входящий в состав сил Флота метрополии.
Сейчас Дэннинг клянет себя за то, что не сумел проявить настойчивости и не выступил против решения начальника штаба ВМС. Однако Дэннинг остался верным принципу, состоящему в том, что достоверной и надежной разведывательную информацию можно считать только тогда, когда она основана на фактах, а не на субъективных мнениях. Дэннинг был и остается уверенным в том, что, когда Паунд вышел из его кабинета, у него еще не было твердого намерения отдать приказ о рассредоточении судов конвоя. А Паунд был не из тех, кто способен взвалить ответственность на плечи подчиненных.
Одна связанная с разведкой загадка так и осталась неразгаданной. Выступая на заседании правительства, рассматривавшего дело о конвое PQ.17, Паунд заявил, что в ночь на 4 июля была получена информация о том, что «Тирпицу» удалось проскочить незамеченным подводными лодками, ожидавшими его у Нордкапа, и что «Тирпиц» может атаковать конвой утром 5 июля. Дэннинг подтверждает, что было бы правильным сказать следующее: разведывательному управлению было известно, что наши подводные лодки не заметили перехода «Тирпица» из Тронхейма в Альтен-фьорд. Однако тот факт, что в ночь на 4 июля «Тирпиц» прибыл в Альтен-фьорд, не позволяет утверждать, что он был готов атаковать конвой утром 5 июля. Ясно, что Паунд что-то перепутал.
Автор не имеет целью восхвалять или критиковать Паунда и штаб ВМС за решения и действия, которые, как мы можем судить сейчас, были ошибочными. Однако по поводу критических замечаний в связи с тем, что Паунд неоправданно увлекался личным руководством действиями на море, нужно сказать следующее. Именно качество представленной ему разведывательной информации обусловило такую степень участия адмиралтейства в руководстве действиями кораблей в море. А если это так, то разве Паунд, отдавая приказы командующему Флотом метрополии и контр-адмиралу Гамильтону, не должен был основываться на разведывательной информации? Поступи Паунд таким образом, он был бы абсолютно прав. Час спустя после того, как он принял решение рассредоточить конвой, поступила разведывательная информация о том, что «Тирпиц» определенно не вышел в море. Но было уже поздно, слишком поздно.
Прорыв блокады. Хорошим примером тех задач, которые выполняла группа Дэннинга в оперативно-информационном центре, служит ее деятельность, связанная с операциями по вывозу грузов из Гётеборга в Гулль. Эти операции известны под названиями «Рабл», «Перформанс», «Кабарэ» и «Бридфорд». Они были начаты в январе 1941 года доставкой из нейтральной Швеции в Англию 25 000 тоня дефицитных шарикоподшипников и других материалов для авиационной и танкостроительной промышленности. Грузы были доставлены через Северное море на пяти норвежских судах. В период с октября 1943 года по середину марта 1944 еще 350 тонн изделий из стали и 67 беженцев были доставлены в Англию на переоборудованных катерах. Эти операции не столько являлись контрабандными действиями, сколько представляли собой прорыв блокады под самым носом у кораблей немецкого флота, действовавших из своих баз и баз на оккупированных территориях Норвегии и Дании. Их успех вызвал серьезное раздражение нацистских руководителей, поскольку Германия сама испытывала острую нужду в этих материалах и поскольку они показывали всей Скандинавии, что война развивается совсем не так, как планировал Гитлер.
Для обеспечения успеха этих операций были необходимы не только точные метеорологические данные, но и информация о местонахождении немецких эсминцев, сторожевых катеров, тральщиков и минных полей. После неудач 1942 года, изучив данные военно-морской разведки о немецких минных полях в районе Скагеррака, Джордж Бинни, руководивший операциями по прорыву блокады, и начальник оперативного управления адмиралтейства капитан 1 ранга Экклз, несмотря на тяжелые метеорологические условия в Северном море, решили использовать вместо торговых судов катера с небольшой осадкой.
Об огромном желании немецкого командования помешать переброске грузов из Гётеборга в Гулль свидетельствует тот факт, что для перехвата катеров с грузами в Кристиансанде часто стояли пять-шесть эскадренных миноносцев, в которых немецкий флот испытывал острый недостаток. Тральщики патрулировали в Скагерраке, а сторожевые катера дежурили у побережья Швеции, действуя на удалении пяти миль друг от друга. Задача оперативно-информационного центра состояла в том, чтобы с помощью разведывательной авиации и службы радиоперехвата день за днем следить за расположением сил флота противника и давать рекомендации Бинни относительно времени перехода судов из Иммингема в Лизекиль.
Глава 13
Перед вторжением
Нигде с такой силой не проявляется функция разведки по сбережению человеческих жизней, как в работе, в результате которой морской десант высаживается в нужном месте на обороняемый противником берег и может развивать свой успех в глубь территории.
Чтобы войска десанта могли с доверием относиться к имеющимся картам и схемам, к тем сведениям о глубине дна, направлении дорог, расстояниях и высотах на местности, которые им сообщают перед началом операции, вся эта информация должна быть заблаговременно тщательно проверена и изучена. Именно этим и отличаются разведывательные данные от обычной информации. Войска, высаживавшиеся на занятое противником побережье Северной Африки и Европы в конце 1942 года и весной 1945 года, а также на побережье Юго-Восточной Азии, нужно было снабжать, обеспечивать связью, подкреплениями и авиационной поддержкой. Помимо этого каждой десантной операции должна была предшествовать глубокая исследовательская работа. Каждый, кто помнит о невежестве и неосведомленности, проявленных англичанами у Галлиполи в 1915 году (и в Норвегии в 1940), не потерпит со стороны штабного офицера пренебрежения к так называемой топографической разведывательной информации.
Однако, чтобы значение этой информации стало понятным, нужно было оторвать военное министерство от его увлечения сбором данных о группировке и составе сил противника, доказать министерству авиации, что нельзя думать только о промышленных объектах бомбардировки в Германии, убедить адмиралтейство в том, что скалы, мели, необорудованные участки побережья необходимо научиться преодолевать, а не просто избегать. Энергия и настойчивость, с которыми Годфри, а затем Рашбрук добивались этой цели, вызывали недовольство в министерствах и ведомствах.
Прежде чем заняться рассмотрением всех тайн этого рода разведывательной информации и методов ее сбора, полезно сказать несколько слов о том, как пользуются ею офицеры планирующих органов. Предположим, что сложилась обстановка, аналогичная той, в которой планирующим органам всех трех видов вооруженных сил пришлось принимать решение после падения Франции. Сил для вторжения на континент, обороняемый немецкими и итальянскими войсками, просто не было, и нельзя было рассчитывать на то, что они будут накоплены раньше, чем через два года. Тем не менее, нужно было иметь представление о том, где следует прощупать силы противника, где нанести удар и где сосредоточить свои силы в будущем.
Необходимо было подумать и о методах подготовки войск к вторжению. Планирующие органы в отличие от разведки знают больше о своих войсках, чем о противнике. Офицеры-плановики в своих рассуждениях исходят из известных им боевых качеств своих войск, возможностей своих транспортных средств (сколько они могут перевезти груза, за сколько рейсов и на какое расстояние), дальности действия истребителей, количества предметов снабжения для своих войск и т. п. К этим соображениям добавляются известные данные о группировке и составе сил противника в наиболее уязвимом с одной или нескольких точек зрения районе. На этой основе начинают проясняться те или иные задачи — от таких тактических задач, как уничтожение крупной радиолокационной станции на берегу Ла-Манша или отражение возможного удара японцев по Мадагаскару, до таких стратегических, как высадка десанта в тылу немецких экспедиционных войск Роммеля в Северной Африке и удержание захваченного плацдарма. Соответственно вырисовываются различные предположения, составляются планы действий. Как всегда, энтузиасты требуют подробной, а скептики — еще более подробной информации.
Именно на этом этапе в работу включаются специалисты по топографии. Например, высадка возможна и на Сардинии, и на Корсике. При прочих равных условиях где же лучше условия местности? Другой пример. Имеется возможность быстро высадиться на Андаманские острова в условиях продолжающегося наступления японцев и тем самым облегчить положение американцев в зоне Тихого океана. Но есть ли на островах удобное место для высадки? Каковы будут условия обеспечения войск, если их оставить на островах? Какие ресурсы имеются там? Можно ли рассчитывать на поддержку местных руководителей и населения? Хотя и не полностью, решение об операции зависит от наличия разведывательной информации о местности и данных политической разведки.
Конечно, теоретически планирующие органы должны действовать в обратном порядке — начать с изучения слабых мест в позициях противника, по которым специалисты-топографы уже собрали нужную информацию. Однако при большой протяженности побережья трудно ожидать, что имеющаяся информация ответит на все вопросы. После 1943 года топографам все реже и реже приходилось отказываться от одного и подыскивать другое удобное место для высадки десанта, по мере того как планирующие органы меняли свои взгляды.
Каждый водитель и альпинист пользуется топографическими сведениями, когда не только определяет маршрут движения, но и хочет выяснить все условия, с которыми придется встретиться в пути — пересеченность местности, наличие мостов и характер грунта и даже особенности флоры и фауны. На войне все эти сведения приобретают еще более важное значение. Перед союзниками встала задача организовать действия крупных механизированных группировок в районах, о которых их штабы очень часто ничего не знали.
Найдутся ли там горючее и вода, есть ли железные дороги, предприятия и линии электроснабжения, чтобы организовать снабжение и поддержку войск? Никто в мирное время не изучал тщательно побережья Северного моря, Ла-Манша и Атлантики, то есть того, что после 1940 года стало так называемой оккупированной Европой. Никто не собирал и не систематизировал соответствующих сведений, карт и фотоснимков. «Кто бы мог подумать, — говорилось в одной памятной записке, — что после вторжения немцев в Польшу нам придется собирать информацию о районах, начиная от креолитовых шахт Ивигтута до Камчатского полуострова, от отдаленных поселений Баренцбурга и Лонгиар-сити до глубоководного залива в Диего-Суарес».
Не лучше дела обстояли в Азии и на Среднем Востоке. Англичане, голландцы, французы и американцы, пока их не оттеснили в южные районы Тихого океана, не понимали, как мало подробной информации они сумели взять с собой. Когда настало время вернуться в эти места силой оружия, потребовались самые разнообразные сведения — пропускная способность портов, геологическая структура побережья, система железных и шоссейных дорог, наличие растительности вдоль берегов рек, продовольственные ресурсы и запасы топлива, электростанции, госпитали, возможные места для строительства аэродромов и стоянок автотранспорта. Предложившие свои услуги бывшие индийские плантаторы оказались недостаточно компетентными людьми. Нужны были инженеры по гражданскому строительству и железнодорожному транспорту, топографы и экономисты, чертежники и лингвисты, ботаники и геологи, лесники и преподаватели. Вопрос состоял не только в том, чтобы разгромить противника, нужно было снова привлечь на свою сторону население и в короткий срок добиться того, чтобы войска в максимальной степени обеспечивались за счет местных ресурсов.
Далее. Всю информацию, которую могли дать специалисты, нужно было отредактировать — убрать лишние детали, упростить и сделать ее наглядной и доходчивой. Текст нужно было увязать с картами, схемами и таблицами, дать соответствующие указания типографиям и считать корректуры подготовленных к печати материалов. Все эти материалы должны были быть отлично изданы в удобной для пользования форме и разосланы в войска, которые могли бы положиться на них.
Работу приходилось выполнять с соблюдением правил сохранения тайны, ибо ничто не могло с большей достоверностью раскрыть подготовку к вторжению, например на Сицилию, чем неожиданное сосредоточение усилий огромного количества специалистов на изучении ресурсов острова, имеющихся там портов и дорог, а также общих топографических условий. А чтобы скрыть от противника готовящееся вторжение в тот или иной район, нужно было показать, что такой же интерес проявляется и к другим районам. Особенностью разведывательной работы является тот факт, что пристальное внимание к тому или иному району всегда сопряжено с риском раскрытия тайны.
Норвежских летчиков и моряков, которых тщательно допрашивали перед рейдом на территорию Норвегии, приходилось иногда, вопреки их протестам, изолировать и лишать свободы до завершения рейда.
Вопросы организации топографической разведки рассматриваются в этой главе подробно не только потому, что инициатива в этом деле принадлежит военно-морской разведке, но и потому, что топографическая разведка дала наилучший пример (если не считать объединенного штаба генерала Эйзенхауэра и лорда Маунтбэттена) взаимодействия между тремя видами вооруженных сил, которого они добивались в течение последних двадцати лет. Рассказ об истории топографической разведки показывает, как повлияла война на консерваторов из Уайтхолла. Поэтому этот рассказ представит интерес для широкого круга читателей и будет полезен для историков. К счастью, сразу после войны многие факты из истории топографической разведки были официально обобщены.
Прежде всего вспомним о тех испытаниях, которые послужили основой для того, что я называю топографической разведывательной информацией. Это, во-первых, документы из библиотек, книги и справочники, документы фирм и частных лиц, редакций газет и туристических бюро, научных обществ и регистр Ллойда. Во-вторых, это люди — специалисты и неспециалисты, беженцы из стран Европы. Каждого нужно было найти, расспросить, разместить где-то и обеспечить. В-третьих, это сотни тысяч фотоснимков, полученных из разных источников, рисунки, открытки, а также аэрофотоснимки.
В-четвертых, это карты, схемы и планы. 6-й отдел разведывательного управления, как первоначально он назывался, быстро рос, и вскоре появилась необходимость преобразовать его в три подразделения: библиотеку фотоснимков, справочную библиотеку и регистратуру показаний очевидцев. Годы бездействия пришлось наверстывать в течение нескольких месяцев, и к концу войны дело наладилось. Мировая война послужила нам поводом к созданию карт и справочников по всем районам мира. «Аппетит приходит во время еды» — так гласит поговорка. А один из офицеров разведки ВМС в своей памятной записке, возражая против ликвидации топографической разведки на мирное время, писал в июне 1945 года: «Тотальная война требует тотальной разведывательной информации».
Ни одному из своих начинаний начальник разведывательного управления ВМС и его заместители не уделяли такого внимания. Пытливый исследователь и опытный штурман Годфри высоко ценил топографические сведения и справочники. Он знал, что перед военно-морским флотом рано или поздно будет поставлена задача обеспечить высадку войск во многих районах, по которым имелось очень мало точных карт, снимков или научно обобщенной информации.
Как штурман «Юриалеса», он был свидетелем высадки у мыса Хеллес и помнил о печальных; последствиях отсутствия надлежащей информации о характере местности у Галлиполи. Сейчас кажется невероятным, что в мирное время существовал такой провал в информации, необходимой для военного планирования. Но именно так обстояло дело, и требовались радикальные административные меры, чтобы английские войска снова не оказались при высадке десанта в таком же плачевном положении, как Робинзон Крузо.
Недостаток топографических сведений в картотеках управления беспокоил Годфри еще осенью 1939 года, когда он обсуждал с учеными Оксфордского и Кембриджского университетов возможность создания организации, подобной 32-му отделу разведывательного управления ВМС, который в годы первой мировой войны занимался изданием справочников и информационных брошюр. Эти материалы, к сожалению, носили общеобразовательный характер и не были пригодны для военных планирующих органов, реальные потребности которых выяснились только с началом планирования первой серьезной морской десантной операции. Предчувствуя трудности, Годфри в январе 1940 года обратился к начальникам оперативных управлений адмиралтейства, уже начавших тогда мечтать о проведении рейдов на оккупированные районы Европы, заблаговременно информировать разведывательное управление о требуемых сведениях. Годфри указывал, что «планирование и осуществление разведывательных мер должно предшествовать началу оперативного планирования», но потребовалось время, чтобы этот тезис Годфри поняли в оперативных управлениях. Разведывательному управлению необходимо было знать о каждой родившейся идее, прежде чем она становилась планом, иначе разведка не могла своевременно добыть требуемую информацию.
И, конечно, несколько недель спустя заместитель начальника штаба ВМС устроил разнос начальнику разведывательного управления за неспособность немедленно предоставить требуемую информацию о Петсамо. Начальник разведывательного управления тогда сказал, что его аппарат был полностью занят текущими делами и он не мог выделить людей для сбора и тщательного анализа огромного количества информации, необходимой планирующим органам, которые, как отметил начальник разведывательного управления, не поставили разведку в известность об очередности выполнения задач.
Конечно, в Англии были люди, которые могли дать исчерпывающую информацию, но таких людей нужно было найти, а для этого требовалось принять ряд организационных мер. Начальник разведывательного управления обратился к заместителю начальника штаба ВМС адмиралу Филлипсу с предложением создать научно-исследовательский отдел и получил соответствующее разрешение. Таким образом, началом большого дела послужил несправедливый разнос со стороны высокого начальства, однако все это пошло только на пользу.
28 марта 1940 года к работе в адмиралтействе приступил бывший проректор одного из колледжей Оксфордского университета А. Ф. Уэллс. Круг его деятельности был чрезвычайно широк, что лишний раз свидетельствовало о том, насколько велика была наша неосведомленность. Отделу Уэллса предстояло организовать использование таких источников топографической информации, которыми пользовались судоходные компании и фирмы во внешней торговле, журналы, газеты, туристические и фотографические агентства, личные документы туристов и исследователей, а также материалы кафедр учебных заведений.
6-й отдел разведывательного управления, возглавляемый Уэллсом, сразу стал органом связи между управлением и Оксфордским университетом, декан факультета географии которого уже не раз готовил доклады для управления и поставил весь географический факультет на службу разведке.
Можно себе представить то удивление, которое вызвал у деловых кругов поток заявок на информацию о стратегических районах. Непосвященные люди считали, что вооруженные силы давно уже имеют нужные сведения об этих районах. Не меньшее удивление вызывали частые случаи, когда представители адмиралтейства, военного министерства и других ведомств требовали одних и тех же сведений, не зная о деятельности своих коллег. Если же требовалась срочная информация, например, относительно Норвегии и Дакара, начиналась суматоха: каждый хотел упредить конкурентов в получении каких-либо сведений из любого источника. Десятки людей безо всякой необходимости узнавали о том, что Уайтхоллу срочно требовались сведения об одном или другом районе мира. Каждое ведомство действовало, не считаясь с интересами других. Стало очевидно, что не удастся избежать хаоса, если подобного рода разведывательная работа не будет проводиться согласованно в интересах всех видов вооруженных сил.