– Я следовала за ними днем и ноЧЬЮ, пока они не устроились на отдых на утесе над рекой. На дальнем берегу лежал труп лося, который одновременно ели медведица‑гризли и члены бирргиса Стражи.
– Что? Такого быть не может! – послышались удивленные возгласы волков, собравшихся в гаддерхиле клана МакХитов.
– Заткнитесь! – приказал вождь. – Так у них водится: волки Дозора и медведи иногда едят вместе. Продолжай, Фретта. Все это интересно, очень интересно!
– Детеныши гризли лежали на берегу. Медведица подходила к ним и приносила мясо. Когда все наелись и волки ушли, мать заснула. Медвежата же ничуть не устали и продолжали играть.
– Конечно, мать же о них позаботилась, – тихо сказала Катрия, волчица с такой темной шкурой, что она казалась забредшим в пещеру кусочком безлунной ночи. Однако от внимания вождя ее слова не скрылись. Дунбар МакХит набросился на дерзкую волчицу и погрузил клыки ей в загривок. Один из шипов огонь‑травы, по‑прежнему висевший у него в шерсти, вонзился Дунбару в морду, отчего вождь пришел в еще большую ярость. Он изо всех сил ударил Катрию, да так, что та отлетела к дальней стене гаддерхила.
– Хватит пререкаться!
Катрия съежилась в углу, зажав морду лапами. Больше всего на свете она сейчас хотела сделаться невидимой. Сколько еще ей терпеть оскорбления от клана? Она была матерью Киран – глупой несчастной Киран. Супруг Катрии, похоже, нисколько не взволновался, когда Дунбар МакХит приказал слинк‑мелфсу выследить и убить Киран с Инглисс, – Донайдха всегда заботило лишь его собственное место в клане.
На древнем волчьем языке слово «донайдх» означало «правитель мира». Супруг Катрии полагал, что одно это дает ему право стать преемником Дунбара, который на глазах старел и оттого с каждым днем становился всё злее и придирчивее.
Разведчица продолжила доклад.
– Эдме и Фаолан наблюдали за ними со скалистого выступа. Как раз наступила полуденная жара, и Фаолан тоже задремал. А Эдме спустилась к реке и принялась играть с медвежатами, пока Фаолан не проснулся и не отогнал ее подальше.
Вождь усмехнулся.
– Если бы медведица проснулась, работы бы тебе было вдвое меньше.
– Плохо, что не проснулась, – заметил Блиден.
– Нет, вовсе нет, – возразил Дунбар. – Мне нужна не просто смерть волчицы Эдме. Возможно, это происшествие окажется нам даже на пользу.
– Наш вождь – он хитрый, – пробормотал кто‑то из собравшихся не без гордости.
– И еще одно, – сказала Фретта.
– Что же?
Казалось, разведчица чем‑то обеспокоена. Она отвела глаза и сделала шаг назад.
– Ходят слухи… просто слухи…
– Какие слухи? – спросил Дунбар МакХит тише обычного.
– Я слышала, что об этом говорили совы. Слухи, что фенго вызывает наш клан на Суд крайта.
– Суд крайта!
Дунбар поперхнулся и зацарапал когтями пол пещеры, будто ему не хватало воздуха. Послышался гул взволнованных голосов.
– Молчать! – приказал вождь, справившись с собой, и в гаддерхиле тут же стало тихо. Дунбар МакХит принялся расхаживать взад и вперед по всей пещере. Через несколько минут он остановился, поднял морду и попытался успокоиться.
– Крайт. Значит, они говорят «крайт». Ну что ж, покажем им, кто тут крайт. Маленькая одноглазая волчица увлекается медвежатами, так ведь? – размышлял он вслух. – Стражи вряд ли придут от этого в восторг. Слишком долго кланы Далеко‑Далеко во всем им подчинялись. А теперь Стража созывает Суд крайта! Что за дерзость! Кланам, особенно их вождям, давно пора вернуть себе честь и власть.
«Это не имеет ничего общего с честью. Сплошная жажда власти», – подумала Катрия.
Дунбар МакХит внимательно окинул взглядом собравшихся перед ним волков.
– Что такое честь? Честь – это когда поступают правильно. На протяжении многих лет стражи размечали нам границы, указывали нам охотничьи владенья. Так постановили первые волки Стражи и первый фенго. Но разве они самые главные в стране Далеко‑Далеко? Разве Кольцо вулканов – центр нашей земли? Самый главный у нас – Великий Люпус! И мы взываем к Великому Люпусу с просьбой о помощи. Он хочет, чтобы мы вернули себе честь и сбросили цепи Стражи. Это наша обязанность перед всеми остальными волками из страны Далеко‑Далеко!
Собравшиеся встретили речь вождя воодушевленным лаем и воем одобрения. Дунбар немного подождал и жестом попросил всех замолчать. В наступившей тишине он продолжил плести коварную сеть обмана и ложных обещаний.
– Эдме могла бы обеспечить клану достойное место в Страже, но предала нас. Первой вашей мыслью наверняка было: «Пусть бы ее разорвала медведица!» Но что стоит смерть одной безродной волчицы? Немного. Лучше мы воспользуемся глупостью предательницы и развяжем войну, которая вернет нам честь.
«Так, значит, вот чего хочет Великий Люпус? – думала Катрия. – Войны?»
– Какую войну? – изумленно спросил Блиден.
Дунбар МакХит с размаху ударил его в бок.
– Не перебивай! Я говорю о войне между стражами и медведями. В долине у Священного кольца обитает много медведей. Если они все выступят против волков, то Страже, какой мы ее знаем, наступит конец.
– А что потом? – спросила супруга вождя.
– А затем наступит наше время.
– Наше время! – одобрительно забормотали волки. – Наше время! Наше время! – Слова эти перелетали по пещере, словно заклинание.
Внутри волков из клана МакХитов, словно гнойник, нарастало яростное возмущение. Их изуродованные умы быстрее всего откликались на злобу и коварство.
– Так какой будет план? – с некоторой опаской спросил Малан, второй по рангу волк после вождя. И тут же поспешно добавил: – Ваш план, вождь.
– Очень простой. Нам нужен заложник. Для этого подходит медвежонок, с которым играла Эдме.
– И где мы будем его держать? – поинтересовался Малан.
– В Яме со Старым Кагсом, – рявкнул Дунбар.
Кровь застыла в жилах Катрии. Неужели подлость вождя не знает границ?
– О! – пронесся вздох по всему гаддерхилу.
– Да‑да, у вашего вождя припасено еще немало сюрпризов, – сказал Дунбар, бросая особенно ядовитый взгляд на Донайдха.
В Яме МакХиты держали Старого Кагса – волка с пенной пастью. Им пугали не в меру разбаловавшихся щенков. «Брошу тебя в яму со Старым Кагсом – он‑то тебя научит. Если останешься в живых». И это была не пустая угроза. Дерзких забияк действительно бросали в яму, только большинство из них выживало, потому что у Старого Кагса в пасти оставался только один больной зуб, и он не мог никого загрызть. Когда щенков поднимали, все они поразительным образом менялись – испуганно молчали и постоянно принимали позу покорности. Они не заболевали пенной пастью, но, казалось, заражались безумием и, как правило, умирали, не дожив до зрелого возраста. Катрия едва сдерживала тошноту, думая о том, как это жестоко – бросить невинного детеныша в мерзкую яму. Позор ее недостойному клану! Это действительно приведет к войне между медведями, волками и даже совами. В их стране воцарится настоящий хаос! Но как раз этого вождь и добивается, потому что, если МакХитов объявят крайтом, им всем придется покинуть Далеко‑Далеко навсегда. Лучше уж война!
* * *
Глава двенадцатая
Первая стража
– Собирайтесь быстрее! время не ждет! Опоздаете на первую ночь обучения!
– Сдается мне, они и глаз не сомкнули, правда, Моргунья? Уж ты‑то должна знать, – заметил пятнистый волк, обращаясь к сестре.
– Наверное, так и есть. Вспоминаю свою первую ночь в Дозоре – я так волновалась, что никак не могла заснуть. Ну давайте, собирайтесь, а то вправду опоздаете. Сноудон не на шутку разозлится, если задержится на страже, да и Колин тоже.
– Колин? Сноудон? Они тоже наши тайги?
– О нет, дорогуша, – ответила Моргунья. – Ваши тайги – мы. А они просто стражи, в этом цикле надзирающие за Морганом и Быстробуйным. Скоро взойдет месяц‑коготь.
– Месяц‑коготь? – переспросил Фаолан.
– Это первая стадия роста, – предположила Эдме. – Потому что луна в это время похожа на коготь волка.
– Точно, – ответила Моргунья. – Вы, как я погляжу, уже успели почитать Кость Костей.
Фаолан и Эдме вышли из логова и рысцою последовали за своими тайгами к восточной стороне Кольца. Их окружала удивительная местность. Под ногами то и дело раздавался хруст – они бежали по корочке лавового потока, застывшего слоями черного стекла. То тут то там темноту прорезали вырывавшиеся из‑под земли языки пламени. Время от времени волки Стражи высоко подпрыгивали, словно надеясь достать до неба. Так они выслеживали серых охотников.
Чувствовалось, что вулканы стали активнее. В безлунной ночи пролетавшие в воздухе искры оставляли после себя яркий след, смешивавшийся с холодным ледяным светом звезд. Угольки плясали свой тихий танец на фоне дальнего лая и воя стражей. Никогда еще Фаолан с Эдме не слышали таких звуков. Каждый голос пел на своей ноте, но все вместе они создавали чарующую музыку, долетавшую сюда словно из иного мира. Здешние волки выли тише, чем клановые, но при этом голос их казался богаче и насыщеннее.
Фаолан с Эдме сами едва не завыли в ответ. Их остановило только то, что, скорее всего, тогда они бы нарушили правила. Словно прочитав их мысли, Крюк обернулся и сказал:
– Ваш черед выть наступит, когда вы взберетесь на друмлин. Я понимаю, что ужасно хочется ответить.
– Но получится ли у нас так же красиво? – спросила Эдме.
– Получится, – уверила ее Моргунья. – Не сразу, но получится. Музыка таится внутри вас, нужно только ее разбудить.
* * *
– Наконец‑то!
Сноудон, пепельно‑серый волк, спрыгнул с костяного кургана, возвышавшегося прямо напротив Быстробуйного. На первый взгляд у него не было никаких уродств, выдававших бывшего малькада. Прямые ноги, правильные лапы, два нормальных глаза, два уха и хвост. Как же он стал членом Стражи? Фаолан и Эдме не смогли скрыть удивления, отразившегося на их мордах.
– Не можете понять, да? – пролаял Сноудон грубым голосом, совершенно не походившим на его вой, и высунул язык. Эдме и Фаолан отпрыгнули назад: язык был раздвоенным, похожим на змеиный.
Сноудон засмеялся.
– Такой вот он. Любит потешаться над новичками, – пробормотала Моргунья.
– Сноудон сейчас пойдет к себе в логово, и чем, по‑вашему, он займется первым делом? – спросил Крюк.
– Чем же? – спросил Фаолан.
– Выглодает отчет о своем дежурстве. Сколько сов прилетало за углями, кто из них походил на серых охотников. Отчитается об активности вулкана. Ну, и так далее. Забирайся вверх, Фаолан. Это твой друмлин. Задача – наблюдать за Быстробуйным. Моргунья проводит Эдме к кургану напротив Моргана. Забирайся, я скоро подойду.
Этой ночью новичкам предстояло узнать многое.
– Я твой тайга, – говорил Крюк. – Но и Быстробуйный – тоже твой наставник.
Он кивком указал на вулкан, из кратера которого с ревом вырывались и тут же растворялись в темноте клубы дыма.
– Ты узнаешь, как в зависимости от времени года меняются сернистые испарения. Лавовые потоки нынче редки, но ты почувствуешь разницу между потоками Быстробуйного и, например, потоками Киля на другой стороне Кольца.
На востоке из‑за горизонта выглянул тонкий серпик молодой луны. В его серебристом свете Фаолан наконец заметил сов Га’Хуула. Их широкие крылья мерно поднимались и опускались, совершенно бесшумно, словно это были величественные призраки.
– Обычно они прилетают, когда поднимается луна. Их лучше всего видно как раз с друмлинов напротив Быстробуйного и Моргана. На Кости Костей запечатлена история самых главных сов, начиная с тех, что познакомились с волками более тысячи лет назад.
Эти слова эхом отзывались в самом костном мозге Фаолана. Он напрягся и навострил уши. Как и все волки страны Далеко‑Далеко, он знал, что глубоко внутри вулканов покоится уголь Хуула, который часто по подземным лавовым туннелям переходит из одного кратера в другой. Сейчас Крюк рассказывал ему легенды о Кольце и о короле Хууле, который узнал о странных свойствах угля до того, как им завладел. Король назвал этот уголь своим именем и предупредил первого угленоса, что он не предназначен для кузниц.
– Я знаю, – тихо сказал Фаолан.
– А, ну да, – посмотрел на него Крюк с любопытством. – Ты уже прочитал эту часть на Кости Костей.
– Нет. Еще не прочитал.
– Тогда откуда знаешь?
Фаолан в замешательстве посмотрел на Крюка.
– Точно не могу сказать. Просто знаю.
Крюк ощутил внутри себя какое‑то шевеление, словно что‑то глухо толкнулось в самое сердце.
– Тем не менее, – продолжил он, – тебе еще многое нужно узнать о других фенго и о великих угленосах – например, о Гранке, первом из них.
Услышав это имя, Фаолан вздрогнул.
– С тобой все в порядке? – спросил Крюк.
– Да. Продолжай.
Когда Крюк произнес имя «Гранк», что‑то молнией пронеслось сквозь Фаолана. Говорят, нечто подобное бывает с волком, если по тому месту, где он умрет, случайно пройдет другой волк.
– А теперь поупражняемся в разведывательных прыжках.
– Разведывательных прыжках?
Вместо ответа Крюк подскочил вверх, словно горящий уголек, и в самой верхней точке сделал разворот, кувыркнулся через голову и опустился прямо на вершину друмлина, уверенно приземлившись на все четыре лапы.
– Это было полное сальто с двойной спиралью и еще кое‑чем моего изобретения под конец. Конечно, главное здесь не изящество движений, а то, как много ты увидишь во время прыжка. За короткое время от тебя не должны скрыться самые важные детали происходящего вокруг. Мы не умеем летать как совы, но… – тут Крюк довольно хмыкнул, – можем постараться. Сейчас твоя задача – выяснить как можно больше о совах. О простых совах, не о серых охотниках. Основной секрет хорошего прыжка заключается в том, чтобы сильно оттолкнуться задними ногами и одновременно поджать под себя передние. Не пытайся в первый раз выполнить сложные движения. Просто подпрыгни и опустись на задние лапы.
На счет «три» Фаолан прыгнул. Его обдало жаром, вокруг мелькали горящие угли, из кратеров доносился запах кипящей лавы. На какую‑то долю секунды ему показалось, что он парит в небе: как будто звезды, луна и бегущие по небу облака находятся совсем рядом – стоит протянуть лапу. Но тут он заметил пролетающую высоко над его головой сову и понял, что до неба очень далеко. «В каком интересном мире они живут!» – промелькнуло у него в голове, прежде чем он приземлился на вершину костяного кургана.
– Ты прыгнул очень высоко, и это неплохо. Но я бы пока сосредоточился не на высоте, а на более четких движениях и развороте, – продолжал наставления Крюк.
* * *
Тем временем на вершине кургана напротив Моргана Эдме также занималась прыжками. Она прыгала не так высоко, как хотела бы, но движения давались ей легко. Она ловко разворачивалась, но во время очередного прыжка заметила внизу Банджу, отчего сбилась и плюхнулась на кости прямо хвостом.
– Ой!
– Осторожней! – воскликнула Моргунья. – Нельзя так приземляться. Тебя что‑то отвлекло?
Эдме не хотелось признаваться, что она увидела внизу Банджу. Она не собиралась никого обвинять в собственных ошибках, но ей было неприятно вспоминать о волчице, которая с самой встречи с фенго засела у нее в памяти как заноза. «Я не позволю ей усомниться в моих способностях, – поклялась про себя Эдме. – Она хочет, чтобы я дала повод к чему‑нибудь придраться. Не дождется!»
Волчица снова подобралась для прыжка. Подпрыгнула она замечательно, как следует поджав лапы, чтобы уменьшить сопротивление ветра, развернулась и приготовилась к идеальному приземлению. Но, услышав громкий под собой смех, снова плюхнулась, словно бесформенный мешок.
– Эй, потише там! – крикнула Моргунья.
– Ах, извини, Моргунья, не знали, что мы так громко, – отозвалась Банджа. – Я просто пересказывала Падди смешной анекдот про карибу, который играл в билибу. Ну, тот самый, который ты мне рассказала прошлой ночью.
– Во‑первых, это был лимерик, а не анекдот. А во‑вторых, ветер дует в этом направлении, и твой голос доносится слишком громко. Он нас отвлекает. Не могла бы ты отойти, а то я здесь занята обучением?
– Да‑да, конечно, извини. Не такой уж у нас и важный разговор. Извините обе, – ответила Банджа.
– Хм‑м, – пробормотала Моргунья, и от Эдме не скрылось недоумевающее выражение на ее морде.
«Неужели ей эти извинения тоже показались обманом, как и мне?»
* * *
Фаолан усердно работал над прыжками вплоть до конца своей стражи. Обратно к берлоге Крюк повел его долгим обходным путем, чтобы показать смену караула у других вулканов.
– Сейчас мы подходим к Килю. На друмлин сейчас как раз поднимается Лейта.
Фаолан увидел, как по костяному холму ловко взбирается трехногая волчица с лоснящейся черной шкурой. Достигнув вершины, она подпрыгнула и непринужденно сделала сальто назад. Серебристый волк ахнул от удивления.
– Она же на трех ногах!
– Да, действительно, – сказал Крюк. – Некоторые даже считают, что Лейта – лучший прыгун во всей Страже.
Фаолану стало немного стыдно. Подумать только, когда‑то он всерьез полагал, будто ни один волк в мире не прыгает лучше него!
Они уже почти совершили полный круг и дошли до Данмора, когда Крюк вдруг остановился. Перед ними возвышался друмлин, но без стража на вершине. Он был не таким высоким, как другие, но при взгляде на него Фаолана охватила дрожь.
– Это курган фенго, – тихо объяснил Крюк. – Здесь покоятся их останки и те кости, что они выглодали. Когда приближается пора фенго покинуть этот мир, он начинает выгладывать свою последнюю кость, Кость Перехода. На ней он запечатлевает последние свои мысли перед тем, как покинуть землю и сделать первый шаг по звездной лестнице, ведущей в Пещеру Душ. Эти письмена фенго вырезает по системе, известной только ему. А после смерти их хоронят в этом кургане вместе с Костью Перехода.
Фаолан склонил голову и пристально всмотрелся в курган. Голос Крюка куда‑то исчез, лаянье и вой других волков тоже притихли, и ему показалось, что он перенесся вперед во времени. Он будто стоял рядом со своим телом и смотрел на шкуру. «Я знаю, что означают письмена на Кости Перехода».
– Фаолан! С тобой все в порядке?
Волк усилием мысли вернулся в настоящее.
– Да, все хорошо!
Он и в самом деле превосходно себя чувствовал, как после здорового и крепкого сна.
– Гляди, Данмор просыпается!
Оба волка обернулись к вулкану, который в предрассветных сумерках вдруг принялся извергать целые струи горящих углей. Огненные точки заполнили почти все небо. Впервые за все время после смерти Гром‑Сердца Фаолан испытал удивительное спокойствие духа. «Я счастлив, – думал он. – Я по‑настоящему счастлив».
Глава тринадцатая
Сбежавшие волчицы
После гибели киран берлога катрии казалась ей совсем пустой. Да, дочь была глупой и недалекой молодой волчицей, но Катрия не верила, что Киран могла по‑настоящему причинить кому‑нибудь большое зло. Свалить вину за недостатки дочери и за случившееся можно было бы на Инглисс, ее закадычную подругу, но Катрия считала, что это тоже нечестно. Мать Инглисс, Пегин, была убита в прошлом году во время драки самцов. В клане МакХитов порой случались такие побоища, особенно когда какой‑нибудь самец рангом повыше решал отбить приглянувшуюся ему самку у ее супруга. В тот раз мать Инглисс сама вмешалась в драку и обозвала лорда глупой шавкой, подписав себе тем самым смертный приговор. Малан тут же забыл о ее красоте и вцепился дерзкой волчице прямо в горло. Умирая, Пегин умудрилась еще и укусить его до крови.
От Пегин Инглисс унаследовала свой крутой нрав. Катрия подумала, что в каком‑то смысле Пегин даже повезло – она умерла до того, как убили ее единственную дочь. Что же это за жизнь такая?
В логово зашел супруг Катрии, Донайдх.
– Нашла время и место показывать свое недовольство. Прямо в гаддерхиле во время собрания! – огрызнулся он.
Катрия ничего не ответила.
– Так ты еще и дуешься на меня? – пролаял он и укусил ее за загривок.
Он не хотел отставать от вождя, который до крови укусил ее в гаддерхиле. Но на этот раз Катрия даже не попыталась упасть на колени и принять позу покорности. Наоборот, она выпрямилась, навострила уши, обнажила зубы и зарычала. Донайдха поведение волчицы застало врасплох.
– Что с тобой? – пробормотал он.
Катрия не ответила, только шагнула вперед, не переставая рычать.
– Ну давай, скажи что‑нибудь! Я пойду с вождем, Маланом, Блиденом и Фреттой за медвежонком. Меня повысят, глупая ты волчица. Скоро я буду вровень с Маланом, если не больше.
Судя по всему, Донайдх не обратил внимания на то, каким сердитым взглядом окинул его Дунбар МакХит в гаддерхиле. Катрия знала, что Донайдх метил на место Дунбара, но вождю он явно был не по нраву. Скорее всего, Дунбар задумал очередную хитрость, иначе не стал бы брать Донайдха на вылазку за медвежонком. Раньше он никогда не приглашал его в слинк‑мелфс и не поручал никаких заданий.
Но ослепленный близостью к власти Донайдх продолжал хвастаться удачей и тем, что его выбрали для такой важной работы.
– Посмотрим теперь, кто главнее. Помни, у Дунбара сыновей нет, наследовать некому, супруга его стара. А я не стар, и ты тоже. Если у нас всё получится, ты станешь матерью следующего вождя.
«Ни за что! – подумала Катрия. – Никогда я больше не рожу щенков в этом клане!» Но вслух она этого не сказала, только опустила глаза, изображая покорность.
– Возможно, – произнесла она тихим голосом.
– Вот посмотрим. Ты еще вспомнишь мои слова.
Донайдх повернулся и выбежал из логова. Ему не терпелось отправиться на задание вместе с Дунбаром, Маланом, Блиденом и разведчицей Фреттой, которая видела, как Эдме играет с медвежонком на берегу реки.
Оставшись одна, Катрия поняла, что в ее жизни настал важный момент. Сейчас или никогда она должна покинуть клан МакХитов и попросить убежища у МакНамар. В прошлом волчицы уже пытались сбежать из клана, но получалось это у них далеко не всегда – по крайней мере, не при жизни Катрии. Сейчас же лучше времени для побега не придумаешь: в клане некоторое время будут отсутствовать вождь, самый близкий его лейтенант, ее собственный супруг и двое лучших разведчиков.
В полдень она сделает вид, что отправляется на охоту за какой‑нибудь мелкой добычей – полевками или сурками. При этом надо постараться зайти подальше на северо‑восток, ближе к полуострову, вдающемуся в Хуулмере.
За несколько столетий самки из клана МакХита, которых постоянно унижали, придумали тайный язык. На древнем волчьем наречии он назывался «бануйл кайнт», или «речь волчиц». О нем ходило много слухов, но никто не знал, как же самки его учат. Говорят, что придумала этот язык Хордверд, основательница клана МакНамар, жившая тысячу лет назад, во времена первого короля Хуула. Когда она сбежала из клана МакХитов, в погоню за ней отправился ее бывший супруг и вождь клана Данливи, но на мысе Сломанного когтя она вступила с ним в поединок и убила его.
Потом Хордверд основала собственный клан и приняла имя «Намара», что на древнем волчьем означает «укрепляющая дух». С тех пор МакНамары повсюду разбрасывают кости с вырезанными на тайном языке письменами, чтобы волчицы из клана МакХитов набрались смелости для побега.
Катрия нашла кость с бануйл кайнтом вскоре после рождения первого выводка. Она не совсем понимала, что это, но у нее было такое чувство, что кость предназначается именно ей. Потребовалось несколько лет, чтобы расшифровать записи, и с тех пор в глубине души волчицы зажегся слабый огонек. Слова были просты: «Ты хорошая. Ты мудрая». Она поняла это после того, как Донайдх набросился на нее, обозвал паршивой шавкой и вырвал на передней лапе пятый коготь, у волков всегда растущий отдельно. С тех пор Катрия нашла еще несколько костей‑посланий. Все они адресовались не лично ей – под выглоданные на них описания подходила любая волчица из клана МакХитов, терпящая побои и унижение, – но в трудный момент, когда Катрией овладевало крайнее отчаяние, они давали ей надежду. Последнюю кость она нашла сразу же после смерти Киран и спрятала в тайнике вместе с другими.
С годами ей становилось все легче читать на этом тайном языке. Послания никогда ничему не учили и ничего не требовали. Они не советовали ей, как поступать в конкретном случае, просто внушали уверенность в своих силах и утверждали, что она – достойная волчица. Самое главное – это то, что они заставили ее задуматься о смысле жизни и о своем месте в этом мире, населенном различными существами. Постепенно она и сама начала верить в то, что достойна лучшей участи. Она стала понимать, что нужно сделать, чтобы перестать жить в страхе и обрести силу духа.
Теперь, когда МакХиты задумали развязать войну, нужно от них сбежать. Если кто и сможет всё остановить, то не мудрые волки Стражи, а клан МакНамар. Ибо лучше них никто не знает повадки и образ мыслей МакХитов. И ни один волк не отважен так, как волчица из МакНамар. Да, им требуется время, чтобы прийти в ярость, но затем гнев прожигает их насквозь и обращает их костный мозг в камень. В их крови словно течет кремень.
* * *
Катрия выбежала еще до зари, сразу после того, как вождь со своими приспешниками отправился за медвежонком. Она благодарила попутный ветер за то, что он помогал ей быстрее двигаться, и за то, что замедлял бег вождя – его цель его коварного замысла лежала в противоположном направлении. Ее путь дольше, но она будет бежать с охотничьей скоростью бирргиса. Известно, что самые быстрые бегуны в любой стае, как и самые ловкие загоняющие, – это самки. В крови ее разгорался огонь. Может, это тот самый кремень МакНамар? Нужно во что бы то ни стало добраться до них вовремя.
* * *
Бежала Катрия довольно долго, но ни капельки не устала. Слова бануйл кайнта с каждым шагом наполняли ее мышцы свежими силами. К полудню тени стали короткими, но невидимая тень смутного желания внутри волчицы только росла. Катрия не знала, как этого называется. Раньше она никогда не ощущала ничего подобного и не испытывала радость от того, что ее дух крепчает.
От небольшой березовой рощицы донесся странный звук, и Катрия на мгновение остановилась. Прислушавшись к себе, она вдруг поняла, что если Донайдх попытается ее догнать, она не задумываясь его убьет. В рощице что‑то зашевелилось. Неужели это слинк‑мелф?
Катрия припала к земле, приняла оборонительную позу и навострила уши. Хватить преклоняться перед жестокими тиранами! Слова бануйл кайнта беззвучным эхом отдавались в ее сознании.
Но на прогалину вышел вовсе не преследователь. Это оказалась Эйрмид, обея МакХитов. Казалось, она выросла прямо из коры берез.
– Это ты! – ахнула Катрия.
– Да, я. Не только ты научилась читать кости. Но ты гораздо храбрее меня. Я решилась на побег, когда догадалась, что и ты сбежишь.
– Но как ты узнала? Ты видела, как я ухожу? Может, еще кто‑то видел?
– Я не следила за тобой. Я видела, как ты принимаешь решение, раньше.
– Но… – замялась Катрия. – Но тебя не было в логове, когда мы спорили с Донайдхом.
– Я была в гаддерхиле, когда вождь набросился на тебя. Я видела твои глаза и видела, как ты сжимала лапами морду. Я поняла, что ты скоро уйдешь из клана.
Эйрмид тяжело вздохнула и продолжила:
– Если бы не угроза войны, я бы никогда бы не набралась решимости. Сотню раз я обещала себе, что убегу, но каждый раз боялась убегать одна. Не бойся. Я умею запутывать следы и оставлять ложные запахи.
До Катрии вдруг дошло, что она сама даже не позаботилась о том, чтобы запутать следы; ее мысли были слишком заняты побегом.
– Надо было и мне не забывать об осторожности. А так я только мочилась в ручьи.
– Уже хорошо, – сказала Эйрмид. – Надеюсь, у нас всё получится, Катрия. Вождь с лордами заняты поимкой медвежонка, и сейчас их заботит только предстоящая война волков Стражи с медведями.
Она снова вздохнула.
– За всю свою жизнь я как бесплодная обея ни разу не отнесла на тумфро ни одного малькада. Хотя, надо признаться, иногда меня посещали мысли, чтобы сделать нечто противоположное.
Она замолчала и опустила взгляд на землю. В воздухе закружились белые хлопья, хотя стояла лишь первая четверть Луны Мух.
– О чем ты? – спросила Катрия.
– Я думала о том, чтобы спасти медвежонка из ямы Старого Кагса и тем самым предотвратить войну.
– Одна волчица войну не остановит, – возразила Катрия, царапая лапой землю, которую покрывали первые снежинки. – Дунбар МакХит придумает что‑нибудь еще. Нужно добраться до МакНамар и рассказать им о коварных замыслах вождя. Но времени у нас мало. До их территории по меньшей мере четыре дня пути.
– Да, но до того места, где обитает медведица с медвежатами, Дунбар дойдет не менее чем за два дня. И еще два дня обратно, к Яме. К тому же сейчас им мешает ветер.
– Верно, но нам все равно нужно бежать очень быстро. Ты сможешь всю дорогу поддерживать охотничью скорость?
– Постараюсь. Я не такая умелая загоняющая, как ты, Катрия. Я никогда не бегала в бирргисе и не преследовала добычу на протяжении многих лиг. Да еще и эта погода… – Эйрмид задумалась. – Если снова пойдет снег, будет трудно бежать. Но я все равно постараюсь.
Эйрмид оказалась права. Двигаться и в самом деле было трудно. Если разыграется очередной буран, далеко они не убегут. Довольно скоро снег уже лежал слоем, доходящим до того места на ноге Катрии, где раньше находился пятый ноготь.
«Отчего в это время года вместо мух летают снежинки?» – думала она. Все казалось странным и непривычным. Неужели всех волков ожидает что‑то хуже войны?
Глава четырнадцатая
Ветры‑ветрищи
– Воробьиный сыч! – крикнул Фаолан.
– Кроличий! – крикнула Эдме.
– Мохноногий сыч! – выпалили они вместе.
– Бородатая неясыть! – Фаолан даже немного подпрыгнул, когда старший тайга Малахий поднял следующую кость с вырезанным профилем совы.
– Ушастая сова!
– Нет, Фаолан, – сказал Малахий.
– Рогатый филин, – поспешила вставить свое слово Эдме.
– Ну, тебе было несложно догадаться, – недовольно заметил Фаолан – Не одно, так другое.
– Ну да, – простодушно подтвердила Эдме.
– Не так уж и просто, – сказал Малахий. – Вы что, забыли, что у северной совки тоже есть хохолки в виде «ушей»? А теперь приступим к вопросам.
Пятнистый волк с искривленным бедром хитро ухмыльнулся.
– Эдме, ты можешь сказать, в чем различия между так называемыми «ушами» этих трех видов?
– Э‑э‑э… я забыла.
Фаолан задумчиво склонил голову.
– Мне кажется, – начал он медленно, – мне кажется, что у ушастой совы эти пучки перьев выше и расположены ближе друг к другу.
– Замечательно, Фаолан. Да, верно, а у рогатого филина пучки расставлены шире и под углом. У ушастой совки они занимают среднее положение.
Малахий сделал паузу и, сощурившись, внимательно посмотрел на двух молодых волков. Хитрые зеленые искорки в его глазах напомнили Фаолану изумрудные отблески на реке в ясный летний день.
– А теперь вопрос посложнее.
– О чем? – нетерпеливо спросила Эдме. Ее хотелось показать, что и она много знает о совах.
– Он будет вовсе не о совиных головах.
– Ох! – вместе вздохнули Фаолан и Эдме.
– Поверьте в себя, молодежь! У какой совы ноги без перьев?
– Ноги без перьев! – воскликнула Эдме.
– Ни единого перышка! – Малахий щелкнул зубами, словно в знак подтверждения своим словам. – Голые, как новорожденный медвежонок.
Фаолан и Эдме едва сдержали смех и удивленно переглянулись.
– Эм‑м… – протянула Эдме с сомнением в голосе. – А вы уверены, что медвежата… голые?
– Ну конечно. Только что родившиеся – да. Они едва покрыты мехом. Когда наступает время выходить из берлоги, они, понятное дело, превращаются в милые пушистые шарики. Только не подходите к ним близко и уж ни в коем случае не дотрагивайтесь!
Фаолан и Эдме подозрительно притихли.
– Ну ладно, молодежь. Не такой уж и трудный вопрос. У какой совы нет перьев на ногах?
– А можно какой‑нибудь намек? – прервал молчание Фаолан.
– Ну, если настаиваете. Я понимаю, вы видели мало сов, потому что вулканы еще до конца не проснулись, но какая сова летает хуже всех? Я же вам рассказывал.
– Кроличий сыч, потому что… потому что… – начала было Эдме, но ее отвлекла мысль о медвежатах. «Зачем я только с ними играла?»
– Потому что он хорошо ходит, – предположил Фаолан не очень уверенно.
– Вот именно! – просиял Малахий. – Зачем нужны перья, если можно ходить или бегать? Они будут только мешаться. Что‑то не так?
Наставник внимательно вгляделся в учеников. Их задор и воодушевление будто растворились. В это самое мгновение в логово, где проходило обучение, долетел далекий странный звук, как если бы кто‑то жалобно скулил. Малахий склонил голову. Неужели это то, о чем он подумал? Так рано! Но если это не капризное завывание ветрищ, то он вообще ни в чем не разбирается в этом мире.
– Слышите? – спросил он тихо, но возбужденно.
Тут же в нору по крутому ходу спустился Падрайг, один из стражей, в обязанности которых входило наблюдать за ветрами.
– Слышал, Малахий? – спросил он.
– Это то, о чем я подумал?
– Да. Я был далеко на юге, на окраине Темного леса. Это ветры‑ветрищи. Они наступают!
– Но сейчас же не то время года! – Малахий даже слегка топнул кривой ногой, словно его рассердила сама мысль об этом.
– Им не прикажешь. Приходят, когда захотят. А за ними последуют и совы. Много сов.
Страж посмотрел на новичков.
– Теперь для вас начнется настоящее обучение. Никаких больше костей с рисунками. Настоящие совы, с крыльями!
Ветры‑ветрищи были уникальным явлением, встречавшимся только в Кольце Священных вулканов. Они приходили ниоткуда и исчезали никуда, но когда дули, то забирались в самые потаенные уголки пяти кратеров, и поэтому совы‑отшельники, кузнецы и угленосы, стекались к вулканам со всех краев страны в огромных количествах.
В возбуждении Фаолан и Эдме забыли о своих опасениях и выбежали из норы вслед за Малахием и Падрайгом. Тут их встретили Крюк и Моргунья.
– Скоро начнется ваша смена. Идите к своим друмлинам.
Порывы ветра были такими сильными, что Фаолан и Эдме едва стояли на ногах. Землю под ними сотрясали первые глухие толчки пробуждавшихся вулканов. Фаолан не понимал, как ему удастся стоять на вершине костяного кургана, не говоря уже о том, чтобы повторять прыжки, которым их обучали.
– Держитесь, молодежь! – воскликнул Падрайг, поворачивавшийся то в одну, то в другую сторону в зависимости от того, откуда начинал дуть ветер.
– Не волнуйтесь, мы будем рядом с вами, – сказал Крюк. – Обратите внимание на Падди – то есть на Падрайга. Видите, как он меняет направление, подстраиваясь к меняющимся порывам ветра?
Но Падрайг всегда, вне зависимости от ветра, передвигался весьма необычно. Из всех волков Стражи у него, пожалуй, было самое странное уродство – с одного бока у него отсутствовали ухо, глаз и лапа. Впрочем, несмотря на физические недостатки и странную походку, он чрезвычайно ловко уклонялся от неожиданных скачков ветра, в действиях которого, казалось, не было совершенно никакой закономерности.
– Я понимаю, что на первый взгляд ветер дует хаотично, – сказал Крюк, когда они достигли вершины кургана у Быстробуйного. – Но на самом он подчиняется особому порядку. Ты обязательно увидишь.
Но Фаолан вовсе не был так в этом уверен. Вокруг беспорядочно кружились не только угольки, но и мелкие частички застывшей магмы, поднятые ветром с русла лавового потока.
– Ты что‑нибудь заметил? – нетерпеливо спросил Крюк.
– Да. Заметил, что мне очень трудно стоять прямо.
– Втяни пятый коготь и вцепись остальными в кости. Смотри, вот пять прекрасных бедренных костей, расположенных рядом друг с другом. Плотно <