Каждый наступающий день приносил новые открытия и находки. В одно прекрасное утро я проснулась раньше остальных обезьян и отправилась на поиски орехов и фруктов. Я бродила по земле, когда вдруг услышала наверху крики и гам. Оказалось, что несколько обезьян идут искать пищу. Их вел один самец, который всегда держался так, словно точно знал, где в джунглях растут самые вкусные плоды. Он собрал несколько обезьян и повел их на завтрак.
Я решила пойти за ними. Обезьяны добрались до толстой ветки фруктового дерева, на которой висело много плодов. Предводитель группы оказался первым, а за ним выстроилась очередь его собратьев. Обезьяны остановились, раздумывая, как лучше собрать фрукты. Как видно, предводителю не нравилось, что желающих поесть фрукты по его наводке оказалось так много. Ветка начала раскачиваться от тяжести животных.
Предводитель замешкался. Обезьяны решили пошутить и толкнули своего храброго вожака. Тот упал вниз, что очень развеселило всех.
Разозленный организатор похода за фруктами вскарабкался обратно на дерево, но обезьяны, предчувствуя, что им может достаться, разбежались и попрятались. Единственным участником, который выиграл от этой ситуации, оказалась я. На землю упало много спелых плодов, и я подобрала самые лучшие.
Вечерами обезьяны ухаживали за своим мехом и искали друг у друга вшей. Мне нравились эти вечера, потому что в них было много физического контакта. Маленькие обезьянки обычно ковырялись в грязи у меня под ногтями и заглядывали мне в рот в надежде найти что-нибудь съедобное. Я не возражала, считая, что в любящей семье все должны заботиться друг о друге. Но как бы мне ни нравилась жизнь в стае, мои дни в джунглях были сочтены.
В то время в джунглях созревало много фруктов, и еды было достаточно.
Несмотря на то что тропические и субтропические районы находятся далеко от полюсов Земли и смены времен года в них не происходит, растения в этих местах все равно развиваются определенными циклами. Здесь есть периоды бурного роста, время, когда с растений опадает листва, появляются сначала цветы, а потом плоды. Мне особенно нравился период, когда опадали цветы и землю под деревьями устилало покрывало из душистых разноцветных лепестков. Это было сказочно красиво.
Когда созревали бразильские орехи, в джунглях становилось опасно. Связки с плодами были большими, тяжелыми, падали с огромной высоты и могли разбить кому-то голову. Деревья бразильских орехов были самыми высокими в джунглях, и когда орехи летели вниз, они сбивали ветки и пробивали в кроне деревьев туннели, в конце которых виднелось синее небо. Тогда другие растения начинали бороться за место под солнцем, стараясь попасть в освободившееся пространство и подняться к небу из сумерек около земли.
В один прекрасный день я услышала странные звуки. Это был период созревания бразильских орехов, и я подумала, что, наверное, это орехи падают сквозь листву. Но нет, это был другой звук. Может быть, большое животное наступило на ветку? Нет. Что же это такое?
Я прислушалась и отчетливо различила сухой свист разрубающего подлесок мачете. Прошло много времени, но этот звук хранился в моей памяти, как и самые важные сигналы обезьян.
Я испугалась и издала сигнал тревоги, чтобы предупредить стаю. Потом я бросилась прятаться. Я не забыла, как однажды охотник оказался совсем рядом с моим укрытием, и уже не чувствовала себя в нем в полной безопасности. Я подросла, научилась лазать по деревьям и нашла себе новое убежище – на пальме, в густой листве.
С пальмы мне открывался хороший вид в ту сторону, где раздавались звуки мачете. Скрывавшие незваных гостей кусты шевелились и раскачивались. Я услышала лязг затвора и увидела среди листвы дуло ружья. Показался охотник, а за ним еще один.
Оба человека были одеты в хаки. Их лица были напряжены, а глаза внимательно осматривали все вокруг в поисках животных, которых можно убить или поймать. На охотниках были шляпы странной цилиндрической формы. Они приближались к моему дереву. Я смотрела на них с ненавистью, хотя понимала, что одной моей ненависти недостаточно, чтобы их отсюда прогнать.
И тут я с удивлением обнаружила, что один из охотников – женщина. Хотя на ней была камуфляжная форма, ее лицо было добрым. В ее чертах было что-то нежное и внушающее доверие. Казалось, что этот человек умеет любить и заботиться. Что-то в этой женщине напомнило мне индианку, рожавшую в джунглях, и меня неудержимо потянуло к ней.
Зов сердца оказался сильнее голоса разума. Я стала спускаться с дерева, хотя инстинктивно знала, что подвергаю себя огромной опасности. Вид женщины заглушил инстинкт выживания. Я стремилась к ней, словно она была моим самым близким другом. Мои чувства невозможно объяснить – зачем идти на контакт с существом, от которого исходит опасность? Но я ничего не могла с собой поделать.
Я спустилась с дерева и спряталась за стволом. Потом, опустив голову, вышла из-за него и встала перед охотниками.
Я ожидала, что что-то должно произойти, но ничего не происходило. Какую же глупость я совершила! Может, они вообще не заметили моего появления? Я подняла глаза и увидела на лицах охотников полное изумление.
Можно догадаться, что они обо мне подумали. К тому времени мои волосы доросли до попы. Они были всклокоченными и закрывали мое лицо и часть тела. Я не мылась уже несколько лет и была черной от грязи. Кроме того, я стояла на четырех ногах, как животное. Возможно, охотники решили, что я – какой-то редкий вид обезьяны, слишком большой и очень странный.
На их лицах был страх. Мужчина поднял ружье и направил его на меня. Я не обращала внимания на опасность. Я смотрела только на женщину и начала медленно двигаться к ней, всем своим видом показывая, что пришла с миром. Я тянула руку, чтобы ее потрогать. В обезьяньем мире протянутая рука означала предложение дружбы. Инстинкт кричал: «Нет! Остановись! Они же тебя убьют!» – но мои ноги продолжали идти к женщине. Мне хотелось взять ее за палец.
Я делала шаг за шагом, игнорируя направленное на меня оружие. Выражение лица женщины смягчилось. Возможно, она поняла, что я не представляю угрозы и не желаю ей зла. Я подошла к ней достаточно близко, чтобы дотронуться. Я медленно подняла руку. Она позволила мне взять свой палец. Я была в состоянии, близком к шоку. То, что я сделала, было обычным жестом среди обезьян, но я уже не помнила, когда я в последний раз прикасалась к человеку.
Мое нервное состояние прошло. Одного простого прикосновения оказалось достаточно, чтобы я успокоилась. Теперь я хотела, чтобы она взяла меня с собой и отвезла куда хочет.
Я знала, что с крон деревьев за мной внимательно наблюдали обезьяны. Как они расценивают то, что я только что сделала? Эти мысли были прерваны тирадой охотника-мужчины. Хотя я не понимала человеческого языка, но догадалась, что он говорит. Как и вождь племени индейцев, этот охотник с ружьем отнесся к моему появлению с недовольством.
Охотники начали что-то оживленно обсуждать. Было очевидно, что мужчина не хочет со мной связываться, а женщина с ним спорит. Я сильнее ухватилась за ее палец, чтобы показать, как я хочу с ней остаться. Я ни слова не понимала, но мне было ясно, что решается моя судьба, и если женщине не удастся переубедить мужчину, меня оставят в джунглях, а может быть, даже убьют.
Но женщина посмотрела на меня так, что я поняла: они договорились. Женщина что-то мне сказала. Выражение ее лица было спокойным и дружелюбным. Она потянула меня за руку, давая понять, что я должна идти с ними. Я не оглянулась на обезьян, которые, конечно, смотрели мне вслед. Мое время в джунглях подошло к концу. Начинался новый период моей жизни, который я должна была провести вместе с представителями моего человеческого племени.
Я не подозревала, что судьба готовит мне новые испытания, которые окажутся не менее тяжелыми, чем те, что мне уже выпали.
XIV
Как кольца внутри дерева показывают его возраст, так и человеческие волосы можно использовать для измерения временных промежутков. Я решила рассчитать, сколько времени провела в джунглях, положив в основу расчетов длину волос, которые у меня выросли. Бесспорно, это не самый точный научный метод. Но я точно помнила, какой длины у меня были волосы, когда мое существование в джунглях закончилось, и это был единственный способ узнать, сколько лет я провела в лесу.
Когда моя дочь Ванесса предложила написать книгу о моей жизни, перед нами встала большая проблема – определиться с датами и годами. На основе ряда факторов (мой рост, внешний вид, то, что до попадания в джунгли мне должно было исполниться пять лет) мы решили, что охотники нашли меня, когда мне было уже десять.
Когда я оказалась в джунглях, у меня была короткая стрижка. В то время детям коротко стригли волосы, потому что их было легче мыть и голова не слишком потела в тропическом климате. Понятно, что в джунглях я ни разу не стриглась. Мои черные спутанные волосы доходили до бедер и постоянно мешали мне. Я не завязывала их (и скорее всего, не догадывалась, что это вообще возможно). Если я сидела на корточках, волосы лежали на земле.
Так вот, мы решили провести эксперимент. Мы покрасили несколько прядей и измерили скорость роста волос. На примере моей дочери мы могли составить представление, с какой скоростью росли мои волосы, когда я была ребенком. Как выяснилось, скорость роста волос у нас с дочерью одинаковая. Получилось, что наши волосы растут на полтора сантиметра в месяц, следовательно, на восемнадцать сантиметров в год.
После этого мы изучили статистику роста волос в разных климатических зонах. Если за время пребывания в джунглях длина моих волос составила от восьмидесяти до девяноста сантиметров, то я прожила с обезьянами от четырех до шести лет.
Вполне возможно, что я провела в джунглях больше времени. В определенные периоды волосы могли расти медленней из-за того, что я за ними не ухаживала. Не будем забывать, что в них жили самые разные существа и организмы, так что удивительно, как они вообще росли.
Рассчитать время пребывания в джунглях помогают и другие физиологические факторы. Когда я вышла из джунглей, я еще не достигла пубертатного периода. Менструации у меня начались несколько месяцев спустя, это я помню совершенно точно. Такие вещи девочки не забывают. Вот почему мы решили, что я вышла из джунглей в возрасте десяти лет.
Мне было десять лет, и я понятия не имела о современной цивилизации. Идя за охотниками, я понимала, что в моей жизни произойдут большие перемены. Я хотела этого, и потому вышла к ним. Но одно дело – мечтать, а другое – столкнуться с реальностью. Я понимала, что очень сильно рискую. В то время я была больше обезьяной, чем человеком. Я не ходила на двух ногах, а бегала на четвереньках. Я не умела говорить и не помнила своего имени. Я вообще забыла, как быть человеком и вести себя по-человечески. Я очень долго жила с животными и даже начала думать, как животное. А у животных в жизни две главные задачи – найти пищу и выжить.
Охотники настаивали, чтобы я шла на ногах. Женщина постоянно дергала меня за руку, заставляя подняться с земли. Судя по их лицам, их очень расстраивало, что я хожу на четвереньках.
Мужчина был недоволен, что они взяли меня с собой. Смысл его слов был понятен по выражению его лица и тону. Поэтому я старалась делать то, чего они от меня хотели, хотя ходить на ногах мне было неудобно, и я чувствовала себя очень неловко.
Я боролась с желанием снова встать на четвереньки и шла вперед. Порой мне хотелось развернуться и броситься бегом назад. Мы вышли из знакомой мне территории. В воздухе слышались тревожные сигналы, которыми животные предупреждали друг друга об опасности. Эти сигналы меня пугали, потому что я их прекрасно понимала. Много лет они помогали мне выживать, и сейчас мне было сложно отключить мозг и перестать на них реагировать.
Однако меня успокаивало присутствие охотников. С ними я чувствовала себя в безопасности. Я знала, что люди сильнее всех животных, и если я нахожусь под их охраной, меня не тронет ни кабан, ни пантера, ни другое опасное животное. Между тем поведение самих людей не было таким уверенным. Охотники вели себя более нервно, чем я ожидала.
Я держалась позади них и внутренне была готова ко всему. Мне хотелось быть с ними рядом, но я знала, что не могу полностью на них положиться, в особенности на мужчину, который, казалось, терпел мое присутствие только потому, что женщина за меня заступилась. Мужчина шел впереди, прорубая мачете проход в густом подлеске, за ним следовала женщина, а потом, на некотором расстоянии, я.
Мои ноги устали. Судя по положению солнца на небосклоне, прошло много времени. Я вышла к охотникам утром, а теперь тени стали длинными и начали просыпаться ночные обитатели джунглей, но мы все еще никуда не пришли. Я невольно подумала, чем сейчас занимаются обезьяны – я ведь прекрасно знала их распорядок дня. Но тут же постаралась переключиться и больше не думать о них. Мне надо было сосредоточиться на том, что меня ждет, быть готовой к будущему, а не убегать мыслями в прошлое. Кроме того, мне было тяжело вспоминать обезьян, которых я недавно оставила.
Не знаю, что придало мне сил и уверенности в тот судьбоносный день. Через призму нескольких десятилетий кажется, что я шла к своей судьбе. Но так ли просто все было на самом деле? Мой ум явно не мыслил такими абстрактными категориями. Я покидала все то, что знала и любила, полностью доверившись доброй воле незнакомых людей. В моей душе происходила борьба. Я испытывала сомнения. Я знала, что совершила поступок, который будет иметь серьезные последствия, после которых я не смогу вернуться назад.
Я продолжала двигаться за охотниками. Подлесок редел, и мне еще сильнее хотелось опуститься на четвереньки, чтобы стать незаметной. Еще я очень хотела пить, потому что за несколько часов не сделала ни глотка воды. Люди часто прикладывались к своим металлическим фляжкам, но воды мне ни разу не предложили, а я боялась их об этом попросить. Я осматривала местность, пытаясь найти знакомые места, в которых могла бы быть вода. Однако растений с коническими листьями-чашками я нигде не видела – здесь листья у растений были плоскими.
В части джунглей, по которой мы шли, растительность была не той, к которой я привыкла. Деревья уже не росли так высоко и стали тоньше, а вместо листьев на них были еще не распустившиеся почки. Если в знакомой мне части джунглей из-за густой листвы и высоких деревьев у земли царил полумрак, то здесь все было залито солнечным светом. На местности с разреженной растительностью меня было видно издалека, поэтому я неожиданно почувствовала себя голой. Солнце слепило глаза.
Подлесок исчез, мачете был уже не нужен, и мужчина пристегнул его к своему рюкзаку. Мы ушли совсем далеко от знакомых мне мест. Рельеф изменился. Появились холмы с довольно крутыми подъемами. Охотники остановились и снова принялись спорить между собой.
Подойдя ближе, я поняла причину остановки. Мы дошли до глубокой пропасти, которая казалась концом мира. В нескольких метрах от людей земля заканчивалась и начинался крутой обрыв. Даже с верхушки самого высокого дерева я никогда не видела ничего подобного. Вдалеке виднелись сине-фиолетовые горы, и внутреннее чувство подсказало мне, что мой путь лежит именно туда. Между нами и горами расстилалось такое огромное море зелени, что далекие горы казались почти недостижимыми. Мы находились на вершине мира. У меня начала кружиться голова и, чтобы не упасть, я схватилась за ствол дерева.
Наконец охотники закончили свой спор и снова двинулись в путь. Оказывается, мы не подошли к краю мира, потому что вниз по крутому склону вела тропа. Она выводила к грунтовой дороге, на которой я заметила большой предмет. Он показался мне знакомым, но я не могла вспомнить его назначение. Только когда мы приблизились к этому предмету, меня осенило. Это была машина! И она мало отличалась от той, что привезла меня в джунгли.
На меня нахлынули воспоминания. Я словно узнавала машину и ее части: пыльный и немного побитый капот, кузов с металлическими обручами, покрытыми серо-зеленым брезентом, окна кабины и колеса.
Охотники сняли с себя оружие, фляжки, рюкзаки, мачете и закинули их в кузов автомобиля. Женщина посмотрела на меня и подала знак, который нельзя было не понять: «Подойди ко мне». Я вышла из низкого кустарника, в котором пряталась. Женщина снова жестом приказала мне сесть в кузов машины.
Внутри стояла страшная вонь. Кузов был почти до отказа забит клетками с пойманными животными. Небольшие клетки были изготовлены из металлической сетки, и в них сидели мелкие зверюшки и насекомые – ящерицы или огромные бабочки. В клетках побольше сидели знакомые мне птицы: обычные и длиннохвостые попугаи и макао. Других птиц я не узнала. В клетках, сделанных из досок или из другого твердого материала с просверленными дырками, скорее всего, находились усыпленные животные. Учитывая высокую температуру в кузове, многие из них наверняка были уже мертвы.
Рядом со мной стояла клетка с обезьянкой. Я была рада увидеть ее, хотя обезьянка была не такой породы, как животные моей стаи. Она «говорила» на языке, который я не совсем понимала, но чаще всего из клетки слышались кряхтящие звуки, которые издавали «мои» обезьяны, когда болели или были недовольны. Обезьянка иногда громко ухала, видимо пытаясь сообщить своим сородичам, что попала в беду и ей требуется помощь. Но ее стая была далеко, ее никто не слышал, и ей уже не суждено было увидеть своих сородичей.
«Что же я натворила?» – думала я. Я доверилась людям, которые ловили, сажали в клетки и мучили других живых существ!
Я постаралась успокоить обезьянку, но, что бы я ни говорила, ей лучше от этого не становилось. Женщина закрыла борт кузова, села в кабину, мотор заработал, и мы тронулись. Мне все больше казалось что, выйдя из джунглей, я совершила большую ошибку.
XV
Мы ехали всю ночь без остановки. Из-за брезента кузова я мало что видела. Да и видеть в темноте было особо нечего. Воздух в кузове был спертый, пахло экскрементами испуганных животных. Трупные мухи и другие насекомые рассерженно жужжали, соревнуясь со звуком мотора.
Из кабины до меня доносились голоса охотников, и время от времени кто-то из пойманных животных издавал протяжный и скорбный стон. Я чувствовала себя как в тюрьме. Я сама отдалась в руки этим охотникам, и, хотя они не заперли меня в клетку, я не могла от них сбежать. Мне нравилось в джунглях, и стая обезьян стала моей семьей, но гармония с животным миром закончилась в тот день, когда я увидела индианку, которая родила в джунглях. Несмотря на то что жизнь не раз давала мне возможность убедиться, что люди – это коварные и хладнокровные убийцы, я знала, что не успокоюсь до тех пор, пока они меня не примут. Я поняла, что являюсь членом человеческой стаи и хочу жить среди них. Я должна была пережить все, что мне предназначено судьбой. Желание вернуться к людям было настолько сильным, что затмило все остальные порывы.
Я дремала. Монотонный звук мотора меня усыплял, но, как только я засыпала, машина наезжала на кочку, и я вздрагивала. Помню, что один раз машина остановилась и, заглянув в кабину, я увидела, что мужчина и женщина целуются. Меня одновременно поразил и оттолкнул вид того, как они гладили волосы друг друга и подолгу соприкасались ртами.
Мужчина ненадолго отошел по нужде, а потом, когда он вернулся, отошла и женщина. Я была заперта в кузове машины, и справлять свои потребности могла только под себя, как и все сидевшие в клетках животные.
Каждый раз, проснувшись, я начинала волноваться об обезьянке. Я трясла решетку клетки и ворковала до тех пор, пока она не откликалась. После этого, успокоенная, я снова начинала дремать. Вначале обезьянка бодро отвечала мне, но постепенно ее голос становился слабее. К концу ночи я снова потрясла решетку и позвала ее, но не услышала ответа. Тишина была зловещей. Я разглядела на полу клетки неподвижное тельце и поняла, что ее не стало.
Я заплакала и громко, отчаянно завыла. Мне вторили остальные сидевшие в клетках животные. С уходом моего маленького нового друга во мне что-то умерло. Вместе с ним я раз и навсегда потеряла связь с моей обезьяньей семьей.
Даже если охотники слышали стоны в кузове, они не обратили на них внимания. Машина продолжала нестись вперед, к неизвестной мне цели. За эту ночь мы останавливались только раз, чтобы купить бензин. Когда взошло солнце, я захотела посмотреть, где мы находимся.
Через щелку в брезенте я увидела длинную дорогу, убегающую вдаль. Колеса автомобиля поднимали пыль. Зеленые массивы, которые я видела с высокого обрыва, казались бескрайними, но сейчас леса не было видно. Мы ехали у подножия высокой горы. С одной стороны громоздились и уходили вверх больше камни, а с другой был крутой обрыв с бездонной пропастью.
Меня мутило от духоты и неприятного запаха. Нахлынули воспоминания о том, как меня везли в грузовике, когда украли из дома. Тогда мы ехали по грунтовой дороге с ухабами и в кузове очень трясло. Нынешняя ситуация очень походила на ту, и от этого настроение у меня было не самое лучшее.
Солнце село, но сквозь брезент стал просачиваться новый яркий свет. Я подумала, что это светлячки. В джунглях светлячков было очень много. Мне нравилось смотреть, как они медленно кружатся в ночной темноте. Однако тот свет, который я видела из кузова, был гораздо ярче. Казалось, его источники находились над дорогой на одинаковом расстоянии друг от друга. Я подумала, что они, скорее всего, сделаны руками человека. Этот свет раздражал мне глаза, они начали слезиться.
По краям дороги стояли огромные жилища – не из бамбука и пальмовых листьев, а из какого-то твердого материала песочного цвета. От вида этих гигантских домов я еще больше испугалась. Нарастающий шум, странные запахи, свет волновали меня.
Эти места сильно отличались от деревни индейцев. Домов становилось все больше, свет ярче, на дороге появились другие автомобили, ослеплявшие меня фарами и оглушавшие ревом моторов. Я волновалась все сильнее. Я нервно оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, откуда придет опасность, чтобы быть к ней готовой. Больше всего мне не нравился шум. К гулу автомашин прибавились другие человеческие звуки, которые напомнили мне то, что я слышала в лагере индейцев. Но они были во много раз сильнее, и вскоре у меня заболели уши и голова. Раздавались и другие странные звуки, источник которых я не могла определить. Как потом я узнала, это были гудки автомобилей и музыка, показавшаяся мне тогда очень назойливой.
Конечно, я слышала музыку в своей жизни до джунглей, хотя совершенно забыла это слово. В джунглях я иногда производила разные звуки для собственного удовольствия, а индейцы в лагере играли на разных инструментах, например дули в длинные тростниковые трубки. Но в этой новой музыке был очень сильный и частый ритм, который «бил» по моим чутким ушам.
Я была в ужасе. Когда я раньше пыталась представить себе, как живут люди, мне казалось, что их города будут похожи на знакомое мне поселение индейцев. Я не была готова к такому шумному безумному месту со странными запахами и проносящимися на огромной скорости автомобилями.
Ничто здесь не напоминало мне о прошлом. Конечно, за последующие несколько дней и недель я вспомнила некоторые детали человеческой жизни, но тогда, судорожно вцепившись в борт автомобиля, я мечтала только об одном – чтобы этот кошмар закончился и я снова оказалась в любимых джунглях. Я хотела вернуться туда, где меня любят, где я чувствую себя в безопасности в кругу моей большой обезьяньей семьи. Что я сделала плохого, чтобы заслужить ужасные вещи, которые со мной происходили?
Машина замедлила ход, съехала с большой дороги, несколько раз подпрыгнула на ухабах и остановилась. Мотор выключили. Я напряглась и принялась осматриваться. Через дырку в брезенте виден был лишь забор из деревянных кольев. Что охотники собираются со мной делать? Они привезли меня в свой лагерь?
Я услышала, как хлопали двери кабины. Потом раздался звук отодвигаемых задвижек, и борт кузова открылся. Животные в клетках оживились и заворочались. Они загудели, начали бить крыльями, чирикать и ухать. Обезьянка лежала в клетке бездыханной.
Солнце садилось, но вместо солнечного света меня слепили фары проносящихся на большой скорости автомашин.
Я инстинктивно не любила скорость. В моем мире джунглей она всегда означала опасность. Скорость говорила о появлении хищника. Скорость – это пуля, стрела или клыки и зубы хищного зверя. Я сжалась и покрепче ухватилась за борт. Мне было страшно выходить из машины.
Но охотники пока не собирались доставать меня из кузова. Мужчина быстро заглянул внутрь, и они вместе с женщиной направились к забору из частокола. Я понятия не имела, что таилось за этим частоколом. Пока я радовалась, что меня оставили в покое и в относительной безопасности. Я не собиралась никуда убегать. У меня вообще в голове не было никаких мыслей. Все, что находилось за пределами кузова, казалось слишком страшным, поэтому я зажмурила глаза, забилась в самый дальний угол и молча корила себя. Как глупо и бездумно я потеряла все, что любила и ценила, и в результате оказалась в этой кошмарной ситуации!
Ждать мне пришлось недолго. Вскоре послышались голоса. Я открыла глаза и увидела, что охотники вернулись. Я посмотрела на них и поняла, что женщина, которой я так необдуманно доверилась, ничем не отличалась от мужчины. Она выглядела такой же бессердечной и холодной. Я сжалась и постаралась забиться еще глубже в угол кузова. Охотники стали показывать знаками, что мне надо выйти из машины, но я только оскалила зубы и начала издавать обезьяньи сигналы тревоги. От моего вида и поведения у них пропало желание меня трогать. Женщина что-то сказала мужчине и залезла в кузов автомобиля. Она протянула ко мне руку, но я снова показала зубы.
Мужчина потерял терпение, и я испугалась еще сильнее. В руках он держал какую-то грязную тряпку. Он забрался в кузов, чтобы помочь женщине, и тут я поняла, что он собирается делать. У него в руках был мешок, в каких охотники перевозили обезьян, усыпленных дротиками со снотворным.
Я начала сопротивляться. Я громко издавала звуки, выражающие агрессию, пыталась их укусить и отбивалась. Но они двигались слишком быстро. Они схватили меня и вытащили из кузова. Вокруг машины собралась небольшая толпа людей, которые, скорее всего, вышли посмотреть, что происходит. В отличие от индейцев, лица которых чаще всего были каменными и ничего не выражали, собравшимся людям все происходившее по каким-то странным причинам казалось смешным.
Оказалось, в руках мужчины был не мешок, а тряпка, которой они хотели меня прикрыть. Скорее всего, это было простое полотенце. Охотники рывком подняли меня на ноги, и женщина набросила тряпку мне на плечи. Она схватила меня за руку и потащила по выложенной камнем тропинке, ведущей к частоколу и стоящему за ним дому, навстречу тому, что готовила мне судьба.
XVI
Камни и утоптанная земля под ногами были холодными и твердыми. У индейцев вход в дом в лучшем случае завешивали тканью, но в этом доме была дверь.
Охотники крепко держали меня за запястья, не давая мне кусаться. Женщина толкнула дверь, и она открылась. Мы вошли внутрь: сначала женщина, потом я, и за мной мужчина. Я зажмурила глаза, как делают маленькие дети, когда боятся, и почувствовала, что поверхность под моими ногами стала теплее и ровнее. Я стояла на чем-то очень ровном и твердом, изготовленном из материала красного цвета. Я осмотрелась и поняла, что нахожусь в комнате, заполненной вещами, назначение которых оставалось для меня неизвестным. Но здесь было теплее, чем на улице, и уютней, поэтому я немного расслабилась. Кто знает, может быть, в этом доме ко мне будут хорошо относиться и заботиться обо мне.
Но инстинкт и опыт подсказывали, что не стоит рассчитывать на ласковый прием. Лица охотников были суровыми, без жалости и сострадания.
«Анна-Кармен!» – громко закричал мужчина. Я не поняла значения этих слов, которые были для меня лишь пустым звуком, но тон мужчины не внушал доверия. Из другой части дома появилась толстая женщина с суровым выражением лица. Она была далеко не молода, с холодными зелеными глазами и изборожденным морщинами лицом, на котором годы жизни запечатлели недовольное, заносчивое и властолюбивое выражение.
Я внутренне содрогнулась от предчувствия, что встреча с этой женщиной не сулит мне ничего хорошего. Интуиция подсказывала, что надо держаться от нее подальше. К счастью, женщина сама не испытывала желания подходить ко мне. Охотники начали быстро переговариваться с ней на своем странном и непонятном языке, а она периодически поглядывала на меня с открытым презрением. Выражение ее лица напоминало мину вождя индейцев во время нашей короткой встречи.
Меня снова охватило уныние. Женщина-охотник крепко держала меня за руку, словно я в любой момент могла убежать. Может быть, я бы и убежала, если бы знала куда, но то, что я видела на улице, вселяло в меня непреодолимый страх.
Через некоторое время толстая женщина вышла из комнаты. Добрые человеческие чувства, которые могли бы существовать между мной и охотниками до того, как мы вошли в этом дом, испарялись, как высыхает вода на листьях на вершине дерева после дождя.
Толстая женщина вернулась. На одной ее руке сидел ярко-зеленый попугай незнакомой мне породы, а в другой она держала то, чего я еще не видела. Казалось, это стопка сухих листьев. Женщина показала листья охотникам. Они снова заговорили, и я поняла, что женщина хочет отдать их охотникам.
Тут женщина-охотник разжала руку и подтолкнула меня в спину. Я мало что знала о жизни и порядках людей, но существуют поступки и действия, понятные без слов. Я поняла, что меня меняют. Однажды у индейцев я видела что-то подобное – один индеец отдал другому связку бананов. Меня очень удивило подобное поведение, потому что обезьяны редко отдают свою еду добровольно. В обмен на бананы второй индеец дал первому горшок. Происходящее со мной напоминало ту ситуацию – охотники меняли меня на попугая и сухие листья.