Ванин папа
У Феди Кравцова появилась небольшая тайна. Он никому ее не открывал, ни с кем о ней не говорил.
Нельзя сказать, что Федя – мальчик скрытный или тайна его такая, что ему, ученику четвертого класса, неудобно рассказать ее своим товарищам. Нет, это не так…
У каждого человека бывает своя хорошая тайна, пусть даже маленькая. Многие не говорят о ней из скромности. Федя принадлежал именно к числу тех, которые молчат о своем, сокровенном, именно из скромности…
Однажды после уроков Федю отозвал в угол Ваня, по фамилии Сергеев.
Федя и Ваня дружили, но той особенной дружбой, которая чаще всего встречается среди взрослых мужчин. Мальчики меньше всего говорили о своих чувствах.
В классе иногда поговаривали, что Федя и Ваня не очень‑то дружат. Но дружба была, и крепла она с каждым днем. А почему бы ей и не крепнуть? Оба мальчика прилежно готовили уроки, во всем помогали друг другу. Разве этого мало для хорошей и прочной дружбы?..
Подошел, стало быть, Ваня Сергеев к Феде и отозвал его в сторону.
– Пойдешь со мной? – спросил Ваня, понизив голос, чтобы не услышали другие.
– Куда?
Мальчики обычно возвращались домой вместе. Поэтому Ванин вопрос показался Феде странным. Вот почему он переспросил еще раз:
– Куда?
Ваня смущенно уперся взглядом в носок собственного ботинка. Его худое смуглое лицо в эту минуту казалось еще более худым.
– Вот что, Федя, – едва слышно продолжал Ваня. – Я хочу показать тебе своего папу.
– А где он?
Федя знал, что Ванин папа погиб на войне еще в сорок третьем году. Он был храбрым командиром, бесстрашно бросался в атаку, о нем не раз писали в газетах. Ванин папа каждое утро смотрел на сына с большой фотографии. На портрете был изображен человек с прядью светлых волос над высоким лбом, с горбинкой на носу, в дубленом полушубке. Глаза у Ваниного папы были большие, с темными зрачками…
Ваня нынче был бледнее обычного. Он опасался, что их могут услышать, и поэтому испуганно озирался вокруг.
– Да говори же! – прошептал Федя. – Не бойся.
– А ты никому не окажешь?
Федя подумал и ответил:
– Если нельзя – не скажу.
Ваня отрицательно покачал головой: дескать, нельзя.
– Ну и не скажу!
– Вот что, Федя… – Ваня говорил озабоченно. – Хочешь, я покажу тебе моего папу?
– А где он?
– В метро.
Федя насторожился. Он покосился на товарища, словно разгадывая, не шутит ли тот. Но Ване было не до шуток.
И Федя согласился. Он не только согласился, но и торопил дорогой своего друга:
– Скорее же!
Они спустились в московский метрополитен и минут через десять вышли на новой, совсем недавно построенной станции.
«Так и есть!» – подумал Федя и поджал нижнюю губу: это был знак того, что он серьезно озадачен.
Ваня посмотрел на потолок. Высоко над головой вытянулся длинный, покрытый лепными украшениями свод. Под сводом висели большие, многоламповые люстры, и от них было светло, как днем. Между люстрами, на потолке, помещались большие мозаичные картины. Картины изображали различные моменты из истории нашей Родины…
– Сюда, – сказал Федя и пошел направо.
– А разве ты знаешь где? – спросил Ваня и посмотрел на товарища с нескрываемым удивлением.
Федя коротко кивнул и ринулся вперед. За ним побежал и Ваня. Федя остановился под большой картиной, сложенной из разноцветных камешков.
– Здесь, что ли? – спросил он, уверенный, впрочем, что надо остановиться именно здесь, а не где‑нибудь в другом месте.
Картина изображала бойцов‑автоматчиков, уходящих на фронт. Их командир стоял на коленях и целовал красное знамя, перед тем как принять его из рук Сталина. У командира волосы светлые, нос с горбинкой, одет в полушубок, через плечо – ремень, на боку – полевая сумка…
– Это мой папа, – шепчет Ваня.
Федя, запрокинув голову, глядит на потолок.
– Видишь? И нос вылитый его, и волосы похожие… Настоящий портрет!
– А твой папа видел Сталина? – спрашивает Федя, не отрывая взгляда от картины.
– Видел, коли знамя от него принял… И благодарность ему объявлял Сталин… И в газетах печатали…
Федя едва верит своим ушам… Неужели Ваня думает, что на картине изображен его папа? Между тем это совсем не так. Федя твердо убежден, что на картине не Ванин папа, а его, Федин, отец. В этом не может быть сомнения. Это и была Федина тайна, которую он никому не открывал. Однако Федя не хочет огорчать своего друга. Нет, он не огорчит Ваню, который видит в этом командире своего папу! Федя не откроет своей тайны, и никогда ее не узнает Ваня!
А Ваня доволен. Он совершенно уверен, что это его папа, тот самый папа, который жизни своей не пощадил, но клятву, данную Сталину, выполнил.
– А я знал, что его нарисуют, – говорит Ваня. – Героев всегда рисуют.
Федя молча отходит к колонне. Нет, он не откроет тайны… Пусть Ваня думает, что это его папа, но Федя хорошо знает, кого изобразил художник на картине. Вот приедет из командировки папа, Федя его обязательно потянет сюда и спросит: не он ли изображен на картине?
Мальчики медленно поднимаются по гранитным ступенькам. Розоватый свет заливает подземный дворец. Федя кладет руку на Ванино плечо и говорит:
– Хорошо быть героем, правда?
– Правда.
Ваня идет с высоко поднятой головой. У него из‑под шапки выбивается вихор волос точно такого же цвета, как и у того, на картине, который принимает знамя…
