– У меня на это, кажется, очень мало надежды,– ответил Палмер.– Давай сменим тему.
– Нет. У Джинни Клэри есть мысли, которые она хочет высказать. И ради бога, не дуйся. У тебя так мало оснований дуться, неблагодарный ты тип.– Она опять взяла его руку, поднесла ее ко рту и медленно провела по ней губами.
– Не надо.– Палмер отдернул руку и посмотрел на едва видную двойную полоску помады.– Будь или невозможной, пли любящей. Не надо быть и тем и другим одновременно.
– Я могу быть только сама собой,– ответила она. Некоторое время они настороженно разглядывали друг друга. Потом уголок ее рта насмешливо приподнялся.– Для человека, так давно женатого,– произнесла она,– ты на редкость не сведущ в супружеской жизни.
– А ты?
– К сожалению, да. Эта штука изменчива. Двух одинаковых пар не найти. И у каждой пары она меняется из года в год. Но кончается все всегда одинаково. Как бы супружеская жизнь ни начиналась – как узаконенная страсть, или взаимное согласие, или обоюдное желание размножаться и растить детей,– она всегда кончается одинаково: соглашением между двумя умирающими стариками, у которых нет сил встретить смерть в одиночестве.
Палмер скорчил гримасу:
– До чего же увлекательные мысли высказывает Джинни Клэри.
– Ты бы перенес этот разговор гораздо легче, если бы время от времени сталкивался с некоторыми из этих полуночных мыслей с зазубренными краями.
– С зазубренными краями! Эта последняя была усыпана битым стеклом.
Она негромко рассмеялась:
– Может быть. Но ты сам знаешь, насколько это правда. Все мы, кому уже за сорок, понимаем это. Страна Увядание, город Закат. Но одинокие люди, вроде меня, сталкиваются с этим еще более резко, лицом к лицу.
– Чтобы столкнуться с чем-нибудь подобным лицом к лицу,– проворчал он,– тебе нужно очень сильно вытянуть шею.
– Да, но таким путем обычно узнаешь очень много полезных вещей. Ну, например, кто ты есть на самом деле. Испытываешь ли ты действительное влечение к тому, чем ты занят.
– О,– тихо произнес он.– Влечение?
Она посмотрела на него, лицо ее было абсолютно безжизненным.
– Я имею в виду к работе, Вудс. Я имею в виду к ЮБТК. Я не имею в виду…– Она сделала легкий взмах рукой.– Я бедное дитя трущобы. Нас множество, локтями пробивающих себе дорогу наверх. Сначала мы выясняем правила и кто их устанавливает. Потом придерживаемся этих правил. Вик Калхэйн сделал это в значительной степени по-своему. Он чувствует себя очень свободно в своем настоящем виде. Мак Бернс сделал это, по его мнению, на условиях, предоставленных ему теми, кто создает эти правила. Он бесится от того, что вынужден им подчиняться, и вот почему ему вообще это не удалось. Несмотря на его крашеные волосы. Я… я думала, что мне неплохо удался рывок из-за спин гонщиков, удалось пройти, так сказать, дуриком, как случается с негритянскими чемпионами-боксерами, и еврейскими учеными, и итальянскими певцами. Ты знаешь, существуют определенные дозволенные категории. У евреев более широкий выбор. Им не обязательно быть учеными. Они могут быть музыкантами, или комиками, или судьями. И вот какой я стала – вся для ЮБТК. Если не считать того, что, как оказалось, я не понимаю, не люблю этого занятия и не дорожу им. Может кончиться тем, что я брошу и сберегательные банки также. Но в настоящее время благодаря тебе я, кажется, стала банковским экспертом, и это дает большие деньги.
– Что это за правила,– спросил Палмер.– Кто их устанавливает?
– Детка-лапочка,– ответила Вирджиния, подражая голосу Бернса.– Неужели ты не знаешь? Ты устанавливаешь правила.
– Я?
– Ты и тебе подобные.
Он медленно кивнул:
– В общем, БАПы.
– Я не знала, что ты слышал этот термин.
Он криво усмехнулся:
– Подпольная организация утратила бдительность. Шифры попали в руки врага.
– Ладно.– Мгновение она казалась смущенной. Потом несильно тряхнула головой.– Тем не менее все совершенно ясно. Ничто не держит меня в ЮБТК. И поэтому я ухожу.
– Чепуха.
– Нет. Это правда.
– Просто вежливая, уклончивая чепуха.
– Нет. Это еще не вся правда. Но это правильно.
– Тогда давай зафиксируем оставшееся,– предложил Палмер.
– В этом нет нужды.
– Думаю, что есть.
– Тебе будет противно слушать, а мне противно говорить.
Палмер на секунду поднял руки.
– Ладно. Давай как можно быстрее пройдем через трудную часть. Ты хочешь выйти замуж. Я не могу жениться на тебе. Следующая ступень.
– Последняя остановка.– Она похлопала по его руке.– До свидания.
– Это же невозможно! – взорвался он.– Просто бессмысленно.
Она встала и посмотрела на него сверху вниз. Ее рука потянулась к волосам Палмера. Прикосновение ее пальцев к его виску напоминало дыхание холодного ветра.– Я должна быть очень прямой и жестокой,– сказала она вполголоса.– Я бы сказала, что твое чувство – оскорбленный эгоизм. Но тебе это все равно не помогло бы. Так что слушай: я связалась с тобой на слишком низком уровне, чтобы выносить близость дальнейшей работы с тобой в одном учреждении. Необходимость видеть тебя каждый день, даже минуту-другую слушать или нечаянно слышать твой голос, необходимость видеть твое имя, напечатанное на бумаге… Все это убивает меня. Прощай, дорогой.
Он встал.
– Мы можем?..
– Нет, мы не можем. Я не знаю, насколько сильной ты меня с-считаешь.– Ее голос сорвался, и она быстро отвернулась.
– Послушай, если бы я мог…
– Ты не можешь.– Она старалась говорить ровным голосом.– И в конце концов, Вудс, ведь это… очень л-ловкий ход. Все гениально просто. Понимаешь? Ты должен понять. Если я работаю на сберегательные банки…– На мгновение ее голос стал тише. Она с трудом глотнула.– Если я там, а ты в ЮБТК… я имею в виду магнитофонные записи,– добавила она сдавленным голосом.
– Что-о?
– И-их нельзя будет использовать. Они бы скомпрометировали представителя сберегательных банков. Меня. Ты идиот, для Бернса они теперь бесполезны.– Огромное рыдание, казалось, вот-вот вырвется из ее горла. Ее глаза в ужасе расширились. И прежде чем Палмер дотронулся до ее руки, Вирджиния побежала к двери и выскочила на улицу. Стараясь идти как можно быстрее, Палмер последовал за ней. Когда он оказался на улице, она уже садилась в такси. Он смотрел на ее стройные, гладкие ноги, на узкие лодыжки, плавно переходящие в красивые полные икры. Потом дверца такси захлопнулась, и она уехала. Он стоял без пальто на холодном вечернем воздухе. Было ли лучше, рассуждал Палмер, пробежать через бар? Помогли бы выигранные за счет этого несколько секунд остановить Вирджинию?