Повернув за угол к воротам дома Бернса, Палмер вдруг остановился и прислонился к блестящим белым кирпичам, ощущая щекой их колючую поверхность и с удивлением раздумывая, сможет ли он сделать следующий шаг.
Впереди него, на расстоянии с полсотни метров, за оградой слышен был шум уличного движения по автостраде Ист Ривер, а за ним частые всплески реки. Он чувствовал ее слегка мускусный запах – смесь морской и речной воды со всевозможными загрязнениями.
Он вспомнил, что уже когда-то был почти в такой же растерянности. Но в тот раз это случилось не тогда, когда ему до крайности был необходим ясный, холодный разум. Он чувствовал, что вовек не сможет сравниться с мастерской изворотливостью Бернса. Этот человек был экспертом-заговорщиком. И не только имел к этому способности, но и получал от интриганства совершенно очевидное удовольствие. Палмер понял, что сам он был не только дилетантом, но не имел даже любительского влечения к этому. Он мог довольно хорошо, кропотливым и упорным трудом плести интриги, но только если его толкала на это крайняя степень раздражения. Но ничто не смогло научить его относиться к интриганству как к естественному явлению общественной жизни. Вот так, стоя у стены и собираясь с мыслями, Палмер неожиданно подумал о других планетах, на которых, по мнению ученых, была совершенно отличная от земной атмосфера. Метан мог быть «воздухом», которым дышат существа других планет и вдыхают его так же легко, как земные существа – кислород. Но эти удушающие газы будут опасны для путешественников с Земли: вот так и нью-йоркская атмосфера интриг оказывается опасной для человека из другого города.
Но большинство из нас выучиваются дышать здесь, подумал Палмер. И процветать.
|
|
С этими мыслями он вошел в дом Бернса. Поднимаясь в лифте, он с опаской подумал о разговоре с Вирджинией. С опаской потому, что это могло нарушить ясность его мысли. Тем не менее, когда он доехал до этажа Бернса, он успел убедить себя, что завтра Вирджиния будет в другом настроении и что в любом случае ее решение не может быть окончательным.
Он поговорит с ней завтра утром. Все изменится. Дверь в квартиру Бернса была открыта, и когда Палмер позвонил, он услышал, как тот прокричал изнутри что-то нечленораздельное. Палмер вошел и закрыл за собой дверь.
– Вот это точность, детка! – воскликнул Бернс.– Только что принесли еду.
Палмер снял шляпу и пальто, принюхался – пахнет вкусно. Он прошел через гостиную в маленькую кухню, где Бернс расставлял блюда на столике в нише.– Ты любишь холодный laban? [Ливанское блюдо]
– Никогда не пробовал,– ответил Палмер.– На что это похоже?
– На ту единственную вещь, которая помогает переваривать настоящую ливанскую пищу.
– Что-что?
– Я решил не заказывать в «Шамборе».– Бернс выпрямился и ухмыльнулся Палмеру как-то многозначительно.– Я заказал все в маленьком ресторанчике на одной из Тридцатых улиц. Лучшие ливанские блюда западного района Бейрута.– Он указал на ассортимент белых картонных коробочек.– Шедевры кулинарного искусства, Вуди. Мы начнем с пробы салата из мозгов, очень питательно. Если это тебе не понравится, у меня есть babagannuji [Ливанское блюдо]… что-то вроде резаных баклажанов, рядом стоит hourus bitahini [Ливанское блюдо] – турецкий горошек, заправленный кунжутовым маслом, язык можно проглотить! Kebabs – это kibbi с urohomasa. Я попросил, чтобы их запекли в духовке. На десерт, лапа, у нас будет mubalbiah [Ливанские блюда], сорт драчены. И конечно, laban. Это что-то вроде простокваши, но заправленное оливковым маслом и сухой мятой.
|
|
Палмер долго стоял не двигаясь. Потом сел за стол.
– Если мне не понравится laban,– сухо произнес он,– у тебя есть пиво?
Они начали есть.
– Я приберег для тебя банкирский анекдот,– заявил Бернс, размахивая длинным куском соленого огурца.
– Коммерческий или сберегательный?
– Ты знаешь ирландские банки,– продолжал Бернс.– Большинство из них все еще принадлежит англичанам. Так вот английский банкир, как всегда в сюртуке, котелке и с тросточкой, приезжает в Дублин на ежегодную инспекцию. Он идет прямо в банк, понимаешь? 12 часов дня. Никого нет. Двери открыты, ящики касс выдвинуты, даже подвальный сейф и тот распахнут настежь. Кругом деньги. Никого нет, ни единой души. Он не на шутку рассердился. Шагает к ручке сигнала тревоги и дергает ее. Поднимается адский шум. Звонки! Сирены! Оглушающе! Он выбегает на улицу. Никто не останавливается. Люди проходят мимо, не глядя на него. Вдруг на другой стороне улицы открывается дверь кабачка и к банку направляется официант с четырьмя пинтами пива на подносе.– Бернс замолчал.
– Ну?
– Что ну? Смейся, ты нахал!
Палмер нахмурился, затем понял.
– Они… они использовали сигнал тревоги?..
– Для вызова официанта,– закончил Бернс и разразился оглушительным хохотом.
Палмер улыбнулся несколько болезненно:
– У тебя есть еще этот gannouji?
|
|
– Боже. Вот и рассказывай тебе анекдоты.
– Попробуй на Вике Калхэйне.
– Это он мне его рассказал,– признался Бернс.– Господи, Вуди, кончай дуться. Предполагалось, что эта встреча будет праздником любви.
– Чем-то вроде заключения мира?
– Я стараюсь компенсировать магнитофонную запись, лапа. Палмер скорчил гримасу и продолжал с аппетитом есть. Он проглотил немного острого кислого йогурта.– Что касается простокваши, ты прав. Она единственная вещь, которая помогает переварить все эти блюда.
– Тебе не нравится эта еда?
– Я объелся как поросенок. Она великолепна.
– Ладно. Хорошо.– Бернс закурил и выпустил большой клуб дыма, искоса поглядывая сквозь него на Палмера.– Послушай, Вуди. Я изо всех сил стараюсь разрядить напряжение. Обычно мне это прекрасно удается. Несколько дней назад я поклялся повесить тебя за твои зубные коронки. Но ты выбил подставку из-под меня, Джо Лумиса и всего этого идиотского плана. Теперь наша обязанность найти пути встречи умов. В конце концов, я так долго не пускал в ход эти магнитофонные записи, что дал тебе возможность проделать свой фокус с немцем. Так что прими меня. Поговори со мной. Скажи, как ты меня любишь.
Палмер покачал головой.
– Мы гораздо лучше сработаемся, если не будем друг другу лгать. Мне с тобой трудно, потому что я не верю тебе. А тебе трудно со мной, потому что ты не любишь людей, способных перехитрить тебя, хотя бы раз.
– Нет, не так. Я ненавижу проигравших, старина. И я охотнее всего работаю на победителей.
– Это, по-моему, похоже на правду.– Палмер принялся за следующий шарик жареного рубленого мяса.– До этих пор я могу верить тебе… и разрешить занять сторону победителя.
Улыбка Бернса вышла кривой.
– О какой битве мы говорим? Билль об отделениях в Олбани, или же борьба за контроль над ЮБТК?
– Разве она еще продолжается? – спросил Палмер с насмешливой наивностью.
– О ней вообще никто еще не объявлял.
– Мне кажется,– задумчиво сказал Палмер,– что у Лумиса к завтрашнему дню руки будут связаны своими собственными недовольными акционерами. Как только Вашингтон начнет задавать вопросы, какой-нибудь комитетик постарается выпихнуть Лумиса из Джет-Тех.
Бернс кивнул:
– Об этом я тоже думал.
– И в этом причина нашего праздника любви.
Бернс повернул руки ладонями вверх.
– Если ты столько знаешь о том, как работает мой мозг, почему же ты все еще не можешь мне доверять?
– Потому что я человек, Мак. В одно прекрасное время я могу поскользнуться. И тогда ты предашь меня. Снова.– Желтовато-карие глаза Бернса широко открылись.
– Чудесный друг. Как я узнаю, что ты не предал меня?
– Ты не предавай.
Бернс подумал, потом поднялся и пошел в гостиную. Вскоре он возвратился с пятью плоскими коробочками магнитофонной ленты.
– Здесь все,– сказал он.– Я хочу сказать, что это – оригинальная лента, а не переписанная. У меня больше не осталось ни одного сантиметра записей. Ты веришь мне?
Палмер взял коробку и подержал, как бы взвешивая их.
– Очень трогательный жест, Мак.
– Я так и рассчитал. Теперь ты веришь мне?
– Считая, что Вирджиния Клэри переходит на другую сторону и эти ленты в конечном счете не стоят ломаного гроша,– сказал Палмер,– то да, верю.
Бернс медленно опустился на стул и уставился на Палмера:
– Это уж слишком, детка. Когда она сказала тебе об этом? Сегодня вечером?
– Да.
– И обесценила мой широкий жест.
– Очень грустно.– Палмер принялся за драчену.– Таким образом, Мак, теперь мы оба знаем степень нашего обоюдного доверия. Это холодный нью-йоркский стиль. Если хочешь на этом остановиться, давай работать.
Глава шестьдесят пятая
Нерешенные вопросы. Палмер скривил губы и зажмурился: от яркого света люминесцентных ламп перед глазами пошли темные круги.
Вскоре он открыл глаза и перечитал лежащие на письменном столе заметки, проверяя, не осталось ли нерешенных вопросов в планах, которые они с Бернсом составили сегодня вечером.
Взглянув на часы, он увидел, что уже около четырех ночи. Надо немного поспать, понял он, чтобы чувствовать уверенность, что к концу наступающего дня на все нерешенные вопросы будут найдены правильные ответы.
Вздохнув, Палмер потянулся к телефону и набрал номер конторы Бернса. Ответила женщина, неохотно растягивая слова: Атертон, Крэги энд Мун.
– Мак Бернс там?
Ее голос стал более отчетливым:
– Чем могу быть полезна?
– Это мистер Палмер. Дайте мне мистера Бернса.
– Сию минуту, мистер Палмер.– Она сделала такое ударение на его имени, что Палмер почти увидел Бернса в той же комнате, стремительно ринувшегося к телефону.
– Ты еще не ложился, дорогой?
– Очевидно, ты тоже держишь свой штат на ногах. Или же это сверхпрограммное развлечение?
– Исключительно деловые отношения. Карикатура закончена. Копия закончена. У нас нет времени…– Бернс резко закашлялся.-
…Нет времени сделать линотип, поэтому мы размножаем на печатающем устройстве счетной машины. Один парень из отдела искусств оформляет экземпляр для распространения.
– Давай послушаем копию, Мак.
– Угу.– Раздалось смущенное бормотание на заднем плане.– Не это дерьмо,– фыркнул Бернс.– Исправленный вариант, который… Джимми. О'кей. Вуди?
– Начинай.
– Ладно, заголовок, м-м, где он… «Социалистические банки высасывают из вас последние капли крови». Просто великолепно, а?
– Господи,– пробормотал Палмер.– Не обращай внимания, продолжай.
– О'кей, Потом под этим – большая карикатура. Огромный, жирный, грязный банк, надпись: «Сберегательный банк», на крыше флаг с серпом и молотом. От насоса отходит шланг. Человек, похожий на сенатора – сюртук и галстук-шнурок,– качает насос. Человек обозначен: «Государственное законодательство». От насоса шланг идет к огромной медицинской игле, воткнутой в руку маленького высохшего Джона К. В общем, шмендрик из народа. Несколько капель крови упало с иглы. Он выглядит побитым. Карманы вывернуты наизнанку. Обычная кукурузная дешевка. А вокруг банка штриховка, показывающая, что с каждой секундой он становится все толще. Тебе нравится?
– Это ужасно.
– Детка!
– Да, да,– настаивал Палмер.– Смени в заголовке слово «социалистический» на «социалистский». Так меньше ответственности. Сними флаг с серпом и молотом. И ради бога, посмотри, нельзя ли обойтись без капель крови. Все равно будет плохо, но у нас нет выбора.
– Точно. Теперь копия статьи.
– Давай.
– Гм… Она начинается так: «Будьте бдительны! Ползучий социализм не призрак, не бред сумасшедшего. Социалистические тенденции начинают проявляться в самом сердце нашего государства, как раз в самом больном месте – вашем бумажнике». Абзац. Далее мы вставляем на один абзац краткое содержание твоей речи в Сиракузах, той, которая тебе очень нравится. Тра-та-та-та. Далее: «Не давайте социалистическим банкам пить вашу кровь. Не позволяйте изнеженным привилегированным сберегательным банкам жиреть за счет вашей бережливости». Абзац. «Вы платите налоги. Почему же тогда сберегательным банкам не платить налоги?» Абзац. «Вы помещаете деньги в Америке. Почему бы и сберегательным банкам не помещать свои деньги в Америке?» Абзац. «Вы верите в частное предпринимательство. Почему сберегательные банки не должны верить?» Абзац. «Не позволяйте плесени сберегательных банков, завезенной к нам из других стран, пожирать сердце вашего государства и вашего народа». Абзац. Довольно грязная штучка, Вуди? Ну, вот заключительный абзац. «Проснитесь и посмотрите, что делается вокруг. Велите вашему сенатору и члену законодательного собрания голосовать за частное предпринимательство, а не за ползучий социализм». Абзац. «Велите им сказать НЕТ биллю об отделениях сберегательных банков». Под этим идет подпись: «Независимый комитет граждан за частное предпринимательство» и номер комнаты в отеле.
– Ты заказал комнату? – спросил Палмер.
– Два часа назад.
Палмер зачеркнул один пункт в своем плане.
– На чье имя?
– Джимми Фогел.
Палмер записал.
– Он заслуживает доверия?
– Нет. Но он жадный. К восьми часам утра эта заметка будет доставлена к нему. Он отнесет ее в газету к 8.30. Они появятся на прилавках не позже трех часов дня.
– Этот Фогел ничего не подозревает?
– Я плачу ему 5000 долларов за работу. Это в десять раз превышает ту сумму, которую я плачу ему каждый месяц. Иными словами, когда эта бомба взорвется, он может грациозно убраться и сидеть в укрытии целых десять месяцев.
Палмер сделал еще одну отметку в своем плане.
– Сколько стоит объявление?
– Две тысячи. Это целая полоса, и сверх того мы платим за помещение его на последней полосе.
Палмер исправил у себя в плане цифру.
– Что заставляет тебя думать, что периферийная газета примет это заявление?
– Фогел. У него есть материальчик на одного из редакторов. Фотографии бедного сукина сына с двумя нахалками из Нью-Йорка.
– Что за фотография?
Бернс рассмеялся:
– Со мной тут дамы, лапочка. Давай просто назовем эти позы вполне пригодными для включения их в учебник.
Палмер опять закрыл глаза.
– Ты сам отвезешь заявление? Ты собираешься побывать у Фогела, чтобы выяснить, все ли у него идет как надо?
– Не я, дружище. Я остаюсь здесь, в Нью-Йорке. Едет один из моих людей, передает заявление, поворачивается и, как воришка, несется, задрав хвост, назад домой. Вот как это делается.
– Спокойной ночи, Мак,– сказал Палмер.– Позвони мне на работу, когда что-нибудь узнаешь.
Он повесил трубку, выключил люминесцентную лампу и открыл в полутьме глаза.
Подходя к спальне, он услышал медленное ровное дыхание Эдис. Казалось, она видит спокойный, приятный сон. Он постоял минуту, рассматривая ее лицо, оно было тихо и безмятежно. Потом усевшись на край постели, он потер глаза, прежде чем вытянуться во всю длину. Мелькнула мысль, какие интересно сны увидит он в эту ночь?
Глава шестьдесят шестая
На открывшейся во вторник бирже наблюдалось небольшое, но общее повышение курса. К десяти часам телеграфные сообщения об акциях Джет-Тех стали приходить с большим отставанием. К одиннадцати часам маклер Палмера смог узнать из наиболее надежного источника, что акции упали до 35, то есть на 10 пунктов ниже своей допалмеровской стоимости.
В одиннадцать часов, когда Палмер еще говорил с маклером, девушка из отдела Вирджинии Клэри принесла первые выпуски дневных газет. Как «Джорнэл америкэн», так и «Уорлд телеграм» печатали сообщения ЮПИ из Вашингтона о пресс-конференции, созванной департаментом Тима Карви. Хотя заявление и не было таким грозным, как ожидал Палмер, оно все-таки было исчерпывающим. Заголовок в «Джорнэл» не давал всей сути дела: