Он окинул взглядом приглашенных, узнавая всех и каждого. Здесь собралась вся его родня и старейшие семьи глимеры, все гости были одеты официально - женщины в платья, мужчины в смокинги. Молодежь, как светлячки, мелькали среди взрослых, а старики сидели в стороне и улыбались, глядя на них.
А Куин стоял в темноте и чувствовал себя ненужным хламом, который упрятали в угол перед приходом гостей, бесполезной, уродливой вещью, убранной в шкаф, чтобы ее никто не видел. И в который раз ему захотелось вонзить пальцы себе в глазницы и уничтожить то, что так портило ему жизнь.
Внезапно звуки оркестра затихли, и его отец вышел на танцпол к микрофону. Когда все гости собрались, мать Куина, его брат и сестра встали за спиной отца, все четверо казались озаренными внутренним светом, не имевшим ничего общего с окружающим искусственным освщением.
– Прошу Вашего внимания, господа, – произнес отец на Древнем языке. – Я хотел бы воспользоваться моментом, чтобы поприветствовать семьи основателей, которые присутствуют сегодня здесь.
Раздались аплодисменты.
– Членов Совета.
Аплодисменты.
– И всех остальных из вас, кто является важнейшей частью глимеры, а также представителей моей кровной линии.
Аплодисменты.
– Эти десять лет для меня, как Главы Совета были довольно сложными, но надо признать, мы добились значительного прогресса, и я уверен, что мой преемник возьмет бразды правления в не менее твердые руки. С учетом того, что король взошел на трон, продвижение наших интресов с должным вниманием и заботой становится главным приоритетом. Благодаря постоянной работе Совета, мы несем это виденье в массы нашего народа... не смотря на необоснованную враждебность тех, кто не понимает проблем в той полной мере, в которой осознаем их мы.
|
|
Послышались одобрительные возгласы, и за отца Лэша подняли тост. Затем, отец Куина откашлялся и взглянул на троих аристократов, стоявших за его спиной. Слегка хриплым голосом он сказал:
– Для меня было честью служить глимере... и хотя я буду очень скучать по своей работе, было бы упущением с моей стороны не признать, что возможность проводить больше времени с моей семьей несказанно меня радует. Воистину, они занимают главное место в моей жизни, и я хочу поблагодарить их за ту легкость и тепло, что они дарят моему сердцу каждый день.
Мать Куина послала ему воздушный поцелуй и быстро заморгала. Его брат гордо расправил грудь, в его глазах появился блеск поклонения. Сестра захлопала в ладоши и запрыгала, локоны радостно танцевали вокруг ее лица.
В тот момент, отказ от него как от сына, брата, члена семьи был настолько полным, что даже факт отсутствия упоминания о нем даже слова уже не мог ввергнуть его в еще более депрессивное состояние.
Куин пришел в себя, когда отец постучался в дверь его комнаты. Этот легкий звук прервал его путешествие в прошлое, стирая сцену из его сознания.
Он нажал на кнопку «отправить смс», положил телефон в карман рубашки и произнес:
– Войдите.
Но дверь открыл не отец.
Это был доджен, тот же дворецкий, который сказал ему, что он не может пойти на бал, организованный глимерой в этом году.
Когда слуга поклонился, Куин не воспринял этот жест как дань уважения конкретно ему. Доджены кланялись всем. Черт, казалось, что даже если они нечаянно помешают еноту рыться в мусоре, то первое, что они сделают, так это отвесят ему поклон.
|
|
– Похоже, я должен убираться отсюда, – сказал Куин дворецкому, когда тот быстро окрестил себя оберегающими от сзглаза движениями.
– При всем уважении, – сказал доджен, его глаза все еще смотрели под ноги. – Ваш отец просит вас покинуть дом.
– Отлично. – Куин встал, держа в руках спортивную сумку, в которую упаковал свою коллекцию футболок и четыре пары джинс.
Перекинув ремень на плечо, он подумал о том, как долго еще будет оплачиваться его сотовый. Он ожидал, что его отключат еще два месяца назад – с тех пор как ему внезапно прекратили выделять деньги на содержание.
У него возникло чувство, что Т-мобайл[42] облажались по полной, как и он.
– Ваш отец просил передать Вам это.
Не выпрямляясь, дожден вытянул руку и передал Куину большой толстый конверт.
Желание велеть слуге взять эту чертову штуку и засунуть в задницу его отцу было практически непреодолимым.
Куин взял конверт и открыл его. Посмотрев на бумаги, он спокойно сложил их и положил обратно. Заткнув конверт за пояс, он сказал:
– Я дождусь, пока меня заберут отсюда.
Доджен выпрямился.
– В конце подъездной аллеи, если можно.
– Да. Конечно. Хорошо. – Какая уже разница. – Тебе нужна моя кровь, не так ли?
– Если Вы будете так любезны. – Доджен протянул ему медный кубок, нижняя часть которого была выполнена из черного стекла.
Куин достал свой швейцарский армейский нож, потому что охотничий у него конфисковали, и полоснул лезвием по ладони. Затем сжал кулак, и красные капли закапали на дно кубка.
|
|
Они сожгут ее, когда он выйдет за порог – часть ритуала очищения.
Они не просто выбрасывали за борт дефектного, они избавлялись от зла.
Не оглядываясь, Куин покинул свою комнату и направился вниз по коридору. Он не простился с сестрой, хотя слышал, как она практикует игру на флейте в своей комнате, и не стал отвлекать брата от чтения стихов на латыни. Он прошел мимо будуара своей матери, хотя слышал, как она разговаривает по телефону. И он был чертовски уверен, что без колебаний минует кабинет своего отца.
Они все хотели, чтобы он ушел. Доказательство этому лежало в конверте.
Внизу, на первом этаже, он не стал громко хлопать входной дверью. Не было причин устраивать шоу. Они знали, что он уходит, и именно поэтому они все были так старательно заняты вместо того, чтобы пить чай в гостиной.
Он мог поспорить, что они все соберутся вместе, как только доджен скажет им, что он ушел. И будут пить Эрл Грей[43] с булочками. Вздохнут с глубоким облегчением, и посетуют о том, как же тяжело теперь смотреть в глаза окружающим после того, что Куин сотворил с Лэшем.
Куин брел вдоль длинной, извилистой подъездной дорожки. Когда он добрался до больших железных ворот, они уже были открыты. После того, как он прошел через них, они с лязгом закрылись, будто отвесив ему крепкого пинка под задницу.
Летняя ночь было жаркой и влажной, где-то на севере сверкали молнии.
Гроза всегда приходит с севера, подумал он, как летом, так и зимой. В холодные месяцы, на северо-востоке было столько снега, заставляя чувствовать себя как…
Вау. У него окончательно уехала крыша, если он уже говорил о погоде сам с собой.
Он бросил сумку на тротуар у обочины.
И подумал о необходимости послать Блэю смс, чтобы его на самом деле забрали отсюда. Дематериализация с тяжелой сумкой дело непростое, а машины у него никогда не было. Так что, да. Быстро уйти не получится.
В тот момент, когда он потянулся к телефону, тот звякнул. Это была смс от Блэя: Ты длжн приехть к нам. Давай я тебя заберу.
Куин начал набирать ответ другу, но потом подумал о конверте и остановился. Положив телефон в сумку, он перекинул мешок со всем своим дерьмом через плечо и пошел вдоль обочины, взяв курс на восток, потому как дорога шла таким образом, что случайный выбор пойти налево послал его именно в этом направлении.
Господи... Теперь он действительно стал сиротой. Как будто все его внутренние подозрения подтвердились. Он думал, что его усыновили или что-то в этом роде, потому что никогда не вписывался в свою семью, и не только по причине разноцветных глаз. Он был сделан из совсем другого теста. Так было всегда.
Часть его хотела взорваться от злости из-за того, что его выставили из дома, но опять же, чего еще он ожидал? Он никогда не был одним из них, и то, что он вскрыл охотничьим ножом горло своему двоюродному брату, хоть и за дело, было непростительно.
И еще – это влетит его старикам в копеечку.
В случае нападения или смерти Лэша, если жертва был членом глимеры, ему или его кровным родственникам выплачивалась сумма, соотносительная нанесенному ущербу здоровью или же смерти. Молодой, прошедший превращение мужчина, первый сын одной из семей основателей? Только смерть Брата или беременной женщины из благородной семьи стоит дороже. И платить будут его родители, а не Куин, так как после его перехода еще не прошло и года, и юридически он считался несовершеннолетним.
Единственный плюс заключался в том, что именно по этой причине его не могли приговорить к смертной казни. Но несмотря на это, наказание неминуемо, и сейчас его жизнь стремительно неслась под откос.
А теперь относительно его нового образа. Который теперь уже был вне глимеры. Вне семьи. Вне учебной программы.
Было трудно представить, что еще больше могло очернить его как личность. Разве что неудачная смена пола.
И ситуация складывалась таким образом, что теперь до рассвета он должен решить, куда пойти и где ждать своей участи. Очевидным выбором был дом Блэя, но здесь возникала одна большая, толстая и волосатая проблема: укрывание изгоя подобно взрыву водородной бомбы для социального статуса семьи, так что это был не вариант. Джон тоже не мог его принять. Парень жил с Братьями, и это значило, что его резиденция была настолько сверхсекретным объектом, что он вряд ли мог принимать даже посетителей, а что уж говорить о заглядывающих время от времени ночных гостях.
Которые убивают своих одногруппников. И по которым плакал оранжевый комбинезон[44].
Боже... Джон. Та хрень, что рассказал Лэш.
Он надеялся, что это неправда, но боялся, что ошибается.
Куин всегда считал, что Джон сторонился женщин, потому что в общени был еще более неуклюжим, чем Блэй. А теперь? Очевидно, у парня были серьезные проблемы... И Куин чувствовал себя последним мудаком из-за того, что постоянно предлагал другу участвовать в своих сексуальных оргиях.
Неудивительно, что Джон никогда не снимал девчонок, когда они зависали в «ЗироСам».
Ублюдочный Лэш.
Боже, неважно, чем закончилось поножовщина, но, даже имея возможность повернуть время вспять, он бы сделал это еще раз. Лэш всегда был сволочью, и Куин давно мечтал заткнуть ублюдку пасть. Как он мог так поступить с Джоном? Куин реально надеялся, что скотина умрет.
И не только потому, чтобы в мире стало на одну жестокую сволочь меньше.
На самом деле у Лэша язык длиной до пят, и до тех пор, пока он дышал, тайна подвергалась большой опасности. Глимера посчитала бы подобное дерьмо огромным позором. И если Джон собирался в один прекрасный день стать Братом и добиться уважения в обществе, если он рассчитывал когда-нибудь завести семью, то никто, ни в коем случае не должен был знать, что он подвергся насилию со стороны мужчины. Тем более человеческого мужчины.
Дерьмо, тот факт, что с ним это сделал человек, ухудшал ситуацию в миллиарды раз. В глазах глимеры, люди были прямоходящими крысами. Подвергнуться надругательствам со стороны одного из них? Немыслимо.
Нет, подумал Куин, вышагивая в одиночестве. Он не изменил бы ничего, из того, что сделал.
Глава 15
Прибравшись в душевой, Джон вернулся в офис, сел за стол, и провел Бог знает сколько времени, уставившись на бумаги, которые должен был привести в порядок. В этой мертвой тишине, его разбитая губа пульсировала болью так же, как и костяшки рук, но все это казалось лишь незначительными неудобствами по сравнению с диком ревом, бушующем сейчас в его голове.
Жизнь – чертовски странная штука.
Большая ее часть проходит в предсказуемом темпе, события следуют друг за другом на уровне или чуть ниже максимально допустимой скорости. Но время от времени, они проносятся вспышкой, напоминая Порше, который со всей мощности вписывается в дверь твоей тачки. Дерьмо, неожиданно появившееся из ниоткуда, в одно мгновенье переворачивает всю твою жизнь.
Как смерть Вэлси. Исчезновение Тора.
Нападение Куина на Лэша.
И тот ужас, случившийся с Джоном на лестничной клетке... Да, и это тоже.
На этом участке его судьба побила все рекорды скорости.
Очевидно, это было предопределено – Куин должен был вскрыть горло Лэшу. Все произошло так быстро, никто и ничто не смогло бы этому помешать.
Забив на бумажную работу, Джон встал из-за стола и прошел через потайную дверь. Когда он вышел в подземный туннель, ведущий в особняк, Джон возненавидел себя за то, что так надеялся на смерть Лэша. Ему не нравилось думать, что он был способен на такую жестокость. Кроме того, если Лэш умрет, участь Куина будет тяжкой.
Но он все равно не хотел, чтобы его тайна стала всеобщим достоянием.
Когда он вышел в вестибюль, его телефон звякнул. Это был смс от Куина: Ушл из дома. Не знаю тчно сколк будт рбтать тлф. Готов предстать прд Рофом в любое время.
Дерьмо. Джон быстро набрал ответ: Блэй гтов приехть и забрть тебя.
Ответа не было.
Он попытался еще раз: К? Пджди пока подъедт Блэй, не уходи до его приезда. Ты можешь остаться до чт.
Джон замер у лестницы, дожидаясь ответа. Смс, полученная через минуту, было от Блэя: Не беспокойся, я займусь К. Дам знть, кгд он ответит. В худшем случае? Подберу его.
Алилуйя.
В любой другой день Джон бы уже встретился с парнями у Блэя дома, но пока он не мог заставить себя показаться им на глаза. Они наверняка изменили свое мнение о нем. К тому же, мысль о произошедшем с ним, теперь постоянно будет крутиться у них в головах. Как когда-то это было с ним.
Первое время после нападения он безостановочно думал о том, что с ним случилось. Сначала, он думал об этом большую часть времени в течение дня и практически всю ночь. Потом иногда – днем, потом через день, а бывало мог вообще не вспоминать об этом целую неделю. Ночами приходилось сложнее, гораздо сложнее, но постепенно даже кошмары прекратились.
Да, меньше всего ему хотелось смотреть в глаза своих друзей прямо сейчас, зная, о чем они думают. Что именно они представляют. Какими задаются вопросами.
Нет, пока он не может встретиться с ними.
Кроме того, он не мог отделаться от ощущения, что все произошло по его вине. Если бы у него не было за спиной подобного багажа, Лэш не натрепал бы об этом его друзьям, не произошло бы драки, и Куин не разыграл бы Рэмбо перед своим двоюродным братом.
В очередной раз то чертово дерьмо, случившееся с ним на лестничной площадке, влекло за собой проблемы. Казалось, жуткие отголоски прошлого никогда не оставят его в покое.
Направляясь к лестнице, Джон прошел мимо библиотеки, и вдруг, подчиняясь внезапному порыву, зашел внутрь. Он пробежал глазами по полкам, остановившись на юридическом разделе... который был около двадцати футов в длину. Боже, здесь было около семидесяти томов по Праву на Древнем Языке. Очевидно, судебная система вампиров была также развита, как и человеческая.
Он пролистал несколько томов Уголовного Кодекса, и теперь имел представление, о том, что могло произойти. Если Лэш умрет, Куин предстанет перед Рофом за убийство, и дело было плохо, так как он напал первым, и поэтому происшествие нельзя рассматривать как самооборону. Как вариант можно было поднять вопрос об убийстве в целях защиты чести, но и в этом случае осужденный приговаривался к тюремному заключению, и в дополнение, к огромному штрафу, который придется выплатить родителям Лэша. С другой стороны, если Лэш выживет, то встанет вопрос о нападении и нанесении тяжких телесных повреждений с применением смертельного оружия, что тоже наказывается решеткой и штрафом.
Оба исхода поднимали одну и ту же проблему: насколько Джон знал, у расы не было тюрем, а система наказания преступных вампиров пришла в упадок еще за четыреста лет до того, как Роф взошел на трон. Значит, Куина будут держать где-нибудь под домашним арестом до того момента, пока не построят тюрьму.
Трудно было представить, чтобы родители Блэя не имели ничего против того, чтобы в их доме непонятно сколько времени держали уголовника. И куда в таком случае, направится парень?
Выругавшись, Джон поставил том в кожаном переплете обратно на полку. Отворачиваясь, он выхватил взглядом прекрасное видение, мелькнувшее в лунном свете, и мгновенно позабыл о том, что только что прочитал.
По другую сторону стеклянных дверей библиотеки, из бассейна выходила Кормия. Ее обнаженное тело покрывали блестящие капельки воды, гладкая кожа казалась отполированной, длинные, элегантные руки и ноги двигались изящно, как летний ветерок.
О... вау.
Как только Фьюри мог держаться от нее в стороне?
Она оделась, повернулась к дому и замерла, увидев его. Он почувствовал себя вауеристом, когда поднял руку и неловко ей помахал. Сначала она смутилась, как будто подумала, что ее застали за чем-то непотребным, но затем ответила на приветствие.
Открыв дверь, Джон не подумав, показал знаками, «Мне очень жаль, что я опоздал».
О, блестяще. Она же не знала язык жестов.
– Ты извиняешься, за то, что увидел меня или за то, что опоздал? Предполагаю, сейчас ты говорил насчет этих двух моментов. – Когда он постучал пальцами по часам, она слегка покраснела. – Ах, за второе.
Когда он кивнул, она бесшумно подошла, оставляя босыми ножками мокрые следы на каменной плитке пола.
– Я ждала тебя… О, Пресвятая Дева. Ты ранен.
Он поднес руку к синяку возле рта, желая, чтобы ее глаза не были так притягательны в ночной темноте. Джон начал показывать ей что-то знаками, надеясь отвлечь ее внимание, и этот коммуникационный барьер выводил его из себя. Но тут его осенило.
Достав свой сотовый, он набрал текст: «Я все еще хочу посмотреть кино, ты как?»
До этого мгновения ночь была отвратная, и он знал, что когда братья вернутся из клиники, и с состоянием Лэша все будет более или менее ясно, ситуация только ухудшится. Он едва стоял на ногах, желая выпрыгнуть из собственной кожи. Мысли разрывали голову, и сейчас ему хотелось просто сидеть с ней в темноте кинотеатра, полностью отключившись от происходящего.
Какое-то время она наблюдала за ним, ее глаза сузились.
– Ты в порядке?
«Да, все хорошо», напечатал он. «Извини, что опоздал. Очень хотел бы посмотреть фильм».
– Это доставит мне огромное удовольствие, – сказала она, поклонившись. – Но сначала я хотела бы ополоснуться и переодеться.
Они вместе прошли через библиотеку до парадной лестницы, и Джон все еще был под впечатлением. Несмотря на то, что он видел девушку обнаженной, она, казалось, совершенно не испытывала неловкости, и это притягивало. Очень.
Он остался ждать наверху лестницы, когда она направилась в свою комнату, и был уверен, что Кормия пробудет там какое-то время, но она вернулась через минуту. Ее волосы были распущены.
О, Господи Иисусе, какой у нее был вид. Светлые локоны спадали до бедер, влажные, они были темнее своего обычного цвета бледной пшеницы.
– Мои волосы мокрые, – слегка покраснев, сказала она, протягивая горсть золотых шпилек. – Я заколю их, как только они высохнут.
В этом на меня можно не рассчитывать, подумал Джон, уставившись на нее.
– Ваша Светлость?
Джон вытянулся и повел их по коридору со статуями к хлопающим дверям, с пометкой «для служебного персонала». Он придержал их для Кормии, затем свернул вправо и подошел к широко распахнутой, обитой кожей двери, за которой виднелись покрытые ковром ступени со встроенными рядами светящихся лампочек.
Кормия подобрала полы своей белой мантии и поднялась по ступенькам, и следуя за ней, Джон старался не смотреть на кончики волос, касавшихся поясницы.
Кинозал на третьем этаже был отделан в стиле настоящего Metro-Goldwyn-Mayer 40-х годов, его черно-серебристые стены были отделаны декоративными рельефами в форме лотоса и богато украшены золотыми и серебряными люстрами-бра. Зона с креслами чем-то напоминала Мерседес: двадцать одно кожаное кресло располагались тремя секциями, проходы между которыми отмечались очередными рядами из лампочек. Каждое из супер-мега кресел было размером с двуспальную кровать и подставок для стаканов здесь было больше, чем в 747-ом Боинге.
Вся задняя стена кинотеатра была заставлена тысячами DVD, и здесь имелось, чем перекусить. Наряду с машиной для попкорна, которая не работала, так как они не предупредили Фрица, что придут сюда, здесь имелся целый фонтан кока-колы и настоящие автоматы со сладостями.
Он остановился и посмотрел на Milk Duds, Raisinets, Swedish Fish, M&M’s и Twizzlers. Джон был голоден, и в то же время его мутило так, что пришлось бороться с неприятными ощущениями в желудке, но он подумал, что Кормия захотела бы что-нибудь из этого попробовать. Так как она была очень занята, осматриваясь по сторонам широко распахнутыми глазами, Джон достал ставшие классикой M&M’s, и пакетик Swedish Fish на случай, если она любит шоколад. Затем взял два больших бумажных стакана, наполнил их льдом и чудесным темным напитком.
Тихо свистнув, привлекая ее внимание, он кивнул головой вниз в сторону экрана. Кормия последовала за ним, судя по всему очарованная вставками из лампочек, которые спускались вдоль лестницы вниз. Разместив ее в одном из огромных кресел, он метнулся вверх по лестнице, чтобы выяснить, что же они, черт подери, собираются смотреть.
Хорошо, ужасы отпадают, во-первых из-за того, что Кормия слишком нежна, и во-вторых из-за всего того настоящего кошмара, что произошел сегодня ранее. Конечно... это откидывало сразу половину коллекции, потому что, как правило, именно Рейдж заказывал у Фритца новые фильмы.
Джон обошел стороной раздел «Годзилла», потому что он напомнил ему о Торе. Непристойные комедии, типа Американского пирога и Незваных гостей, тоже не были вариантом. Коллекция Мэри с ее глубокомысленными иностранными фильмами была... да уж, очень увлекательна для Джона, особенно на ночь глядя. Ему требовался уход от реальности, а не очередная моральная пытка. Экшн? Почему-то ему казалось, что Кормия вряд ли проникнется Брюсом Уиллисом, Слаем Сталлоне или Арнольдом.
Оставалось девчачье кино. Но какое? Здесь была классика Джона Хьюза: Шестнадцать свечей, Милашка в розовом, Клуб «Завтрак». Раздел Джулии Робертс с ее «Мистической пиццей», «Красоткой», «Стальными Магнолиями», «Свадьбой Лучшего Друга»... Ряд за рядом незапоминающихся творений с Дженнифер Энистон. Все фильмы с Мэг Райан из девяностых годов...
Он взял с полки диск.
Повертев коробочку в руке, он подумал о том, как Кормия танцевала на траве. Бинго.
Джон уже поворачивался к ней, когда вдруг его телефон звякнул. Это было групповое сообщение от Зейдиста, который, видимо, все еще находился в клинике Хэйверса: Лэш выглядит паршиво. Лечение продолжается. Буду дальше держать всех в курсе.
Сообщение было адресовано всем, кто был в этом доме, и перечитывая, Джон задумался, стоит ли переслать его Блэю и Куину. В конце концов, он положил телефон обратно в карман, полагая, что у этих двоих достаточно своих дел, чтобы еще отвлекать их непонятными смс-докладами о здоровье Лэша. Если парень умрет, тогда Джон свяжется о своими друзьями.
Он остановился и посмотрел вокруг. Было совершенно сюрреалистично в данный момент делать что-то обычное вроде просмотра кино. Это казалось неуместным. Оставалось только ждать. Он и все остальные участники событий были сейчас в одинаково подвешенном состоянии.
Когда Джон подошел к DVD проигрывателю и вставил диск, перед глазами встал образ Лэша, лежащего на полу, в его глазах страх, а из шеи потоком льется кровь.
Он начал молиться, чтобы Лэш выкарабкался.
Даже если это значило, что ему придется жить в постоянном страхе за свою тайну. Уж лучше так, чем если Куина осудят за убийство, а на совести Джона будет смерть молодого парня.
Господи, пожалуйста, пусть Лэш выживет.
Глава 16
В центре города, в клубе ЗироСам, у Рива выдалась отвратная ночь, а начальница службы безопасности делала все, чтобы та стала еще гаже. Хекс стояла перед его столом, скрестив руки на груди, и смотрела на него свысока, как на кучу дерьма, провалявшуюся весь день на солнцепеке…
Рив протер глаза, затем посмотрел на нее.
– И почему ты заставляешь меня оставаться здесь?
– Потому что ты под кайфом, и сотрудники тебя боятся.
Что подтверждало наличие у них хотя бы толики мозгов, подумал Рив.
– Что случилось прошлой ночью? – спросила она мягко.
– А я тебе уже говорил, что купил тот четырехэтажный блок недалеко отсюда?
– Да. Вчера. Что у тебя произошло с Принцессой?
– Этому городу нужен готический клуб. Я думаю назвать его «Железная Маска». – Он наклонился к светящемуся экрану своего ноутбука. – Чтобы покрыть кредиты на строительство, наличности у меня более чем достаточно. Или же я могу просто выписать чек, хотя это может повлечь внеочередную проверку. Грязные деньги – это такая чертовски сложная штука, а если ты еще раз спросишь меня о прошлой ночи, я вышвырну тебя отсюда к чертовой матери.
– Ой, какие мы нежные.
Его верхняя губа дрогнула, клыки удлинились.
– Не беси меня, Хекс. Я и так сегодня не в настроении.
– Послушай, не хочешь рассказывать, окей, без проблем, но не смей срываться на персонале. Я терпеть не могу разрешать межличностные конфликты… Почему ты все время трешь глаза?
Морщась, Рив взглянул на часы. Сквозь красное марево собственного зрения, он увидел, что прошло всего лишь три часа с того момента, как он последний раз вколол себе дофамин.
– Тебе опять нужна доза? – спросила она.
Он не стал утруждать себя кивком, просто открыл ящик стола и вынул стеклянный флакон и шприц. Сняв пиджак, Рив закатал рукав рубашки, наложил жгут, а затем попытался воткнуть иглу в красную крышку контейнера с препаратом.
Он никак не мог попасть в цель. Пространственное восприятие отсутствовало полностью. Пытаясь приставить кончик иглы к верхней части бутылочки, он неуклюже тыкал ею в воздух и постоянно промахивался.
Симпаты видели все в красных тонах и лишь в двух измерениях. Когда препарат не работал, а так случалось, если Ривендж пребывал в сильном стрессе, или пропускал очередную дозу, изменение зрения служило первым признаком беды.
– Давай я помогу.
Когда по телу прокатилась волна слабости, Рив понял, что не может произнести ни слова, и лишь покачал головой, продолжая возню со шприцом. В то же самое время, его тело стало выходить из состояния глубокой заморозки, руки и ноги покалывало от нахлынувших ощущений.
– Ладно, довольно тешить свое эго. – Хекс целенаправленно обошла стол. – Просто дай мне…
Он попытался опустить рукав. Но у него ничего не получилось.
– Господь всемогущий, – прошипела она.
Он резким движением убрал руку, но было поздно. Слишком поздно.
– Позволь мне это сделать, – сказала Хекс, положив руку ему на плечо. – Просто расслабься, босс... и позволь позаботиться о тебе.
Удивительно нежными ладонями она взяла шприц и пузырек, затем растянула его бедную черно-синюю руку на столе. Он так часто кололся в последнее время, что, даже не смотря на способность к быстрому исцелению, его вены все равно пребывали в ужасном состоянии: распухшие и рваные, дырявые, как разбитые дороги.
– Мы используем другую руку.
Когда он протянул ей правую, Хекс без проблем ввела иглу в крышку, и закачала в шприц то, что считалось его нормальной дозой. Он покачал головой и поднял два пальца, настаивая, чтобы ее удвоили.
– Слишком много, – сказала она.
Он наклонился за шприцом, но она отодвинула его подальше.
Рив ударил кулаком по столу и стрельнул в нее взглядом, весь его вид выражал настойчивое требование.
Неприлично выругавшись, она закачала большую дозу. Рив наблюдал, как Хекс нашла в его ящике спиртовую салфетку, вскрыла упаковку и протерла участок на сгибе локтя. Сделав укол, она сняла жгут, и убрала весь комплект обратно в стол.
Откинувшись в кресло, Рив закрыл глаза. Красный фон сохранился, даже когда он прикрыл веки.
– Как давно это происходит? – спросила она тихо. – Двойная доза? Инъекции без дезинфекции? Сколько раз в день ты делаешь это?
Он просто покачал головой.
Спустя несколько мгновений, Ривендж услышал, как она открыла дверь и велела Трэзу подогнать Бентли. В тот момент, когда он собирался сказать ей что-нибудь в стиле ни-за-что-и-никогда, Хекс достала из шкафа его соболиную шубу.
– Мы едем к Хэйверсу, – сказала она. – И если будешь спорить со мной, я позову сюда парней, и они вынесут тебя из этой комнаты как свернутый в рулон ковер.
Рив свирепо уставился на нее.
– Ты не... босс, чтобы здесь приказывать.
– Совершенно верно. Но ты реально думаешь, что если я расскажу парням, насколько инфицирована твоя рука, они хотя бы на секунду задумаются, прежде чем взвалить тебя на плечи? Если будешь хорошим мальчиком, посадим тебя на заднее сидение, а не в багажник. А если же будешь вести себя как мудак, поедешь на капоте.
– Имел я тебя.
– Мы уже пробовали, помнишь? И никому из нас это не понравилось.
Черт, напоминание об этом сейчас было весьма кстати.
– Не глупи, Рив. Зачем спорить, если ты все равно проиграешь? Чем раньше поедешь, тем раньше вернешься. – Они сердито смотрели друг на друга, пока она не сказала: – Хорошо, пока забудем о двойной дозе. Пусть Хэйверс просто посмотрит твою руку. Всего одно слово: сепсис[45].
Как будто док не поймет в чем дело, когда увидит его полусгнившую конечность.
Рив взял в руку трость и медленно поднялся из кресла.