В этом смысле, однако, «полное удовольствие» едва ли уже было уместным. Австрия держалась нейтралитета, а Дания колебалась долго[16] и наконец осталась-таки в союзе с Францией; и только своими союзниками немцами, князьями Рейнского союза, Наполеон действительно мог быть доволен. Он постоянно говорил об английских агентах, которые будто бы старались распространить в соседних странах в народе дух возмущения против государей, и таким образом коснулся струны, которая болезненно звучала в сердцах разных трусливых правителей, живших не в ладу со своей совестью; и все те воззвания, которые исходили из лагеря союзников, объявляя во всеобщее сведение о поголовном вооружении народа в Пруссии, о ландвере и ландштурме, должны были как нельзя более способствовать удержанию в союзе с Францией людей, подобных королю Фридриху Вюртембергскому. Но все же на юге и западе Германии союзники могли встретить более или менее сильные симпатии и несколько мужественных и патриотично настроенных людей, которые способны были оказать поддержку правому делу. Но прежде всего им предстояло иметь дело с Саксонией. Король Фридрих Август Саксонский, безупречный со стороны своей частной жизни, даже и понятия не имел о собственном достоинстве немецкого принца: 25 февраля 1813 года он просто бежал, захватив с собой все, что мог, из Дрездена в Плауен и предоставил всю страну в управление правительственной комиссии; не довольствуясь этим, в апреле он переселился далее — в Регенсбург и затем, наконец, на австрийскую территорию, в Прагу. Таким образом, Саксония была предоставлена в полное распоряжение союзников как военная добыча. Вице-король италийский с тех пор, как Мюрат вернулся в королевство Неаполитанское, явился во главе наполеоновых сил в Северной Германии; со всеми находившимися в его распоряжении войсками он вынужден был отступить к Эльбе, и в половине марта крайними пунктами его расположения являлись: на севере — Магдебург, на юге — Дрезден; 13 марта сюда подоспел и Даву. Он не овладел городом и, ввиду наступления более значительных сил неприятеля, приказав взорвать половину Эльбского моста, отступил к низовьям Эльбы. Русские и пруссаки, Винцингероде и Блюхер, вступили в город. Надежда на то, что вся страна тотчас же примкнет к ним, не оправдалась. Генерал Тильман, в Торгау, которого Штейн и Бойен побуждали подать всем пример сдачей крепости, не решился на этот шаг и отвечал им: «Я не генерал Йорк!» Со своей стороны и союзники, принятые населением с изъявлением радости, были слишком осторожны для того, чтобы прямо взять страну в свои руки и вынудить ее к принятию известного решения. На некоторое время они удовольствовались тем предложением нейтралитета, с которым Фридрих Август обратился к ним из Австрии, и этот нейтралитет длился как раз до тех пор, пока Наполеон, лучше союзников умевший управиться с подобными характерами, не подчинил его вновь своей власти. 24 апреля главные силы союзников, под начальством Кутузова, наконец появились на берегах Эльбы; и в тот же день Наполеон выехал из Майнца, чтобы ближе ознакомиться с положением своих противников на Эльбе. Позиция французских военных сил именно определялась течением этой реки, от ее истока и до устья; поэтому театром первых, весьма замедленных военных действий, должна была неизбежно явиться Саксония.
|
|
Битва при Люцене, 1813 г.
|
|
Когда Наполеон соединился со стоявшим на западе от Эльбы войском, то в его распоряжении было всего около 130 000 войска, в том числе было очень много рекрутов, и отчасти даже очень юного возраста.[17]
Тем временем в армии союзников произошла важная перемена: умер Кутузов и на его место заступил Витгенштейн. Несмотря на то, что союзная армия едва равнялась 90 000 чел., было принято мужественное решение сразиться немедленно, хотя и знали, что у неприятеля и артиллерия сильнее, и конницы больше. Двигаясь по направлению от Вейсенфельса к Лейпцигу, союзники вошли в соприкосновение с правым крылом неприятеля, атаковали его — и так 2 мая 1813 года к югу от дороги из Вейсенфельса в Лейпциг завязалось первое большое сражение в эту кампанию — при Люцене. Нападение произведено было в 1 час пополудни, и действительно было для Наполеона неожиданностью. Битва сосредоточилась главным образом около позиции, которую образовали четыре деревни: Кая, Рана, Гросс-Гёршен и Клейн-Гёршен; несмотря на некоторое несогласование в действиях союзников, битва велась мужественно и храбро. Около 7 часов вечера Наполеон успел собрать все свои силы, отбить у союзников три деревни из четырех вышеупомянутых, и только в Гросс-Гёршене еще держались пруссаки до наступления ночи. Потери равнялись 10 000 убитыми и ранеными (в том числе 8000 пруссаков, 2000 русских); не меньше того был урон и у неприятеля, который, к тому же, не приобрел никаких трофеев. Но перевес сил был слишком велик на стороне французов, и возобновление битвы на следующий день оказалось бы слишком рискованным: решено было отступить, и отступление произведено в большом порядке… Но линия Эльбы была утрачена.
|
|
Генерал-фельдмаршал, светлейший князь Петр Христофорович Витгенштейн
Генерал от кавалерии, граф Леонтий Леонтьевич Беннигсен
Отступление союзников
Это вынужденное отступление было все же большим несчастьем. Наполеон, отлично сознававший моральное значение первой победы, не щадил себя в этой битве и подвергался большой опасности — и он остался победителем. Он тотчас же воспользовался своей победой для подъема общественного настроения во Франции: «Moniteur» возвестил о победе, одержанной над 120-тысячной армией союзников, о 30 000 убитых и 5000 пленных; с другой стороны, в приказе по войскам, он старался представить союзные войска в самых непривлекательных красках. «Они пришли в нашу землю — и во главе их все, что нашлось в Германии, Франции и Италии всякого отребья и дезертиров, пришли проповедывать возмущение и анархию, внушать всем преступнейшие стремления…» Самый порыв народного негодования, возбужденный его жестокостями, он называл «бунтом всякой сволочи» (mouvement de la canaille). Однако первая неудача не подавила воспрянувшего патриотического духа ни в Пруссии, ни в иных местах, где он проявился. В утешение себе рассказывали, что серьезно рассчитывали на возможность продолжения битвы на следующий день; что Наполеон еще ни в одной битве не приобрел так мало трофеев, как в этой, хотя и пролил немало крови; что само решение перейти к отступлению вызвано было не поражением, а совершенно основательными тактическими поводами — предвиделось-де, что на следующий день перевес в силах противника будет слишком значителен; наконец ссылались даже на то, будто у русских не хватило воинских снарядов. Как бы в восполнение понесенной неудачи, к общему удовольствию, явилось известие о том, что генерал Брюлов, с 5-тысячным отрядом, выдержал упорный бой с французами, которых вытеснил из Галле, взял 400 человек в плен и пополнил весьма несовершенное обмундирование и вооружение своих людей из французских запасов. Но рядом с этой доброй вестью явилась и недобрая: Клейст вынужден был отступить из Лейпцига ввиду значительного перевеса в силах наступавшего неприятеля. Но отступление главной союзной армии за Эльбу, прикрываемое сильной кавалерией, совершилось в порядке и беспрепятственно.
Битва при Вауцене
К Наполеону с этой первой победой вернулась часть его прежнего обаяния, и он задумал испытать его силу прежде всего на короле Саксонском. Саксонский нейтралитет нимало не стеснял его: он выдал грозный приказ — дал всего-навсего несколько часов на размышление — и король Саксонский вновь явился союзником Франции. Ворота Торгау открылись перед французами, и 12 000 саксонцев увеличили собой состав французской армии; и 12 мая Фридрих Август пережил то, что для других людей показалось бы стыдом: он вынужден был, возвращаясь в свою столицу, проезжать между шпалерами французских войск. И никто не знал, в какую сторону направит теперь Наполеон свои силы; в течение некоторого времени можно было даже опасаться, что он ударит на Берлин.
Неудачное сражение внесло некоторую рознь и вселило неудовольствие в среду русских и прусских генералов; но все это вскоре уладилось. В союзном лагере, в котором (не всегда на пользу военных действий) находились оба монарха, и Александр, и Фридрих Вильгельм, было решено держаться поближе к Австрии, которую все еще надеялись перетянуть на сторону доброго дела, и, сверх того, решились дать еще сражение, чтобы доказать всему свету, что ни сила, ни мужество не ослабели из-за одного проигранного сражения. Союзное войско заняло крепкую позицию в окрестностях Бауцена, на правом берегу Шпрее. И эта битва, замедленная на два дня (20–21 мая), когда ее следовало бы именно дать двумя днями ранее (18-го или 19-го), когда еще на стороне Наполеона не было такого существенного перевеса в силах, и эта битва была также проиграна союзниками. Вместо того, чтобы напасть самим — они ожидали нападения. После полудня, 20-го, французы, несмотря на встреченный ими мужественный отпор, переправились через Шпрее; однако на военном совете союзников, собравшемся в тот же день поздно вечером, решено было продолжать битву. И вот ранним утром 21-го она вновь возобновилась. Наполеону удалось обмануть союзников тем, что он произвел ложную атаку на левое крыло, состоявшее из русских войск, а сам между тем направил маршала Нея (посланного на Берлин и возвращенного с дороги) в обход правого крыла союзников. Так оно и произошло: Ней, введя свои войска в дело с 9 часов утра, стал теснить более и более слабое правое крыло, которым командовал Барклай, но Блюхер все же держался в центре, на Креквицских высотах; когда наконец на правом крыле деревня Прейтиц перешла в руки неприятеля, Наполеон направил все силы против центра. В 3 часа маршал Удино, теснимый русскими на правом крыле французов, прислал к Наполеону просить подкреплений, но тот велел ему сказать, что битва уже выиграна. И он был прав. Именно в это время, между 3–4 часами, в главной квартире должны были решиться прекратить битву, чтобы не понести полного поражения: силы французов равнялись уже 130 000 против 96 000 союзных войск. Битва была прекращена и отступление опять-таки совершено в образцовом порядке. И на этот раз было еще больше утешительных поводов к тому, чтобы объяснить и ослабить значение неудачи. Урон неприятеля, который в этот день должен был одолевать крепкую позицию, был гораздо более значителен, нежели урон союзников: 25 000 против 15 000. За Наполеоном осталось только поле битвы. И надо сказать правду, что сам Наполеон был поражен упорством сопротивления, которое встретил. «Что же это значит? После такой бойни никаких результатов, никаких пленных?» — и он на этот раз употребил все зависевшие от него усилия, чтобы этих результатов достигнуть, чтобы их увеличить. Он сам руководил преследованием; но французы всюду встречали самый решительный отпор: и в первый же день он лишился старейшего и испытаннейшего своего товарища, Дюрока, которого почти можно было назвать другом Наполеона, если только он вообще был доступен этому чувству. «Эти люди мне и человека не оставят!» — сказал Наполеон с досадой, узнав о ничтожных результатах преследования, которое наконец 23 мая было прекращено. Вскоре после того, 26 мая, Блюхеру, руководившему отступлением на правом крыле, удалось заманить часть корпуса Лоринстона, между Лигницем и Гайнау, в засаду: в результате получилось то, что дивизия Мэзона потеряла 400 чел. ранеными и убитыми, 400 пленными и лишилась 18 орудий.
Дальнейшее отступление
Но тем не менее положение было весьма серьезное. «Все идет точно так же, как после Иенской битвы», — заметил мрачно настроенный прусский король во время отступления. Две битвы были проиграны, и только еще незначительная часть прусской территории оставалась не занятой; русские открыто говорили о том, что отступить придется может быть даже и в Польшу… Войска были сосредоточены при Швейднице, следовательно еще южнее, еще ближе к Австрии; но решиться на третью битву при данных условиях, как на том настаивали Гнейзенау и пруссаки, было бы неблагоразумным, и новый главнокомандующий русской армией, Барклай-де-Толли, прямо восстал против подобного предположения. Что бы случилось, если бы действительно пришлось отступить еще далее, не трудно было предвидеть: тяжко и ужасно отозвался бы на народе такой исход войны, после пережитого им благородного и прекрасного подъема духа. Ложь и насилие восторжествовали бы! Никогда еще Германия не переживала таких ужасных дней, как эти майские дни 1813 года!
Перемирие
И вдруг явилась надежда на спасение, сам неприятель предложил перемирие. Наполеон, желая внести рознь в отношения между Россией и Пруссией, предложил это перемирие Александру, который, однако, отказался от всяких сепаратных переговоров; тогда договор о перемирии между французами и союзниками был заключен 4 июня в Пойшвице. Оно должно было продолжаться до 20 июля и еще 6 дней после этого срока; проведены были демаркационные линии, в которые войска обеих сторон должны были вступить до 12 июня. Гарнизонам, которые французы продолжали держать в крепостях на Висле и Одере, — в Штеттине, Кюстрине, Данциге, Модлине, Замосце, — провиант должен был доставляться в пятидневные сроки.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Перемирие. Австрия присоединяется к коалиции. Битвы при Гроссберене, Кацбахе, Дрездене, Кульме, Депневице. Военные действия с начала сентября до середины октября. Битва народов под Лейпцигом
Общее положение
Это перемирие (которое сам Наполеон впоследствии считал величайшей своей ошибкой) было вызвано необходимостью дать передохнуть его войскам, свыкнуться с их положением — организоваться. От зоркого взгляда Наполеона не скрылось то, что хотя эти войска в течение первых 6 недель кампании прекрасно проявили себя и дрались храбро, но им все же недоставало еще многих и важных качеств настоящего солдата, и что они в этом смысле не могли равняться с теми, которые погибли в походе 1812 года. Однако он думал или мог думать, что при его энергии, благодаря которой принимаемые им решения и действия происходили во много раз быстрее, чем в коалиции, этот краткий отдых даст ему возможность в такой степени усовершенствовать свои вооруженные силы, что он будет в состоянии не только противостоять всем возможным случайностям (даже если Австрия перейдет на сторону его противников), но и преодолеть их. Наполеон не был против заключения мирного договора, если бы можно было его заключить, не пожертвовав ничем существенным, на что ему давали право надеяться две одержанные им победы. Временами выпадали такие моменты, когда он не скрывал от себя то важное условие, что сам характер борьбы существенно изменился, и что положение его уже вызывало некоторые опасения; но, в общем, он смотрел на сложившееся положение оптимистически, и гибельное высокомерие его еще нимало не было поколеблено.