Устойчивое воспроизведение определенных типов социального действия Вебер связывает с понятием установленного социального порядка. Метод, предлагаемый Вебером, предполагает взгляд на социальный порядок как на рациональную конструкцию, которая, постепенно усложняясь, строится из исходных кирпичиков - социальных отношений. В рамках этого метода мы принуждены смотреть на социальный порядок как на установленный посредством согласия индивидуумов, каждый из которых соотносит свое действие целерационально с действиями других людей. В этом пункте Вебер ясно продолжает линию либеральной политической мысли, которая занималась конструированием рационального общественного порядка. Установленный социальный порядок имеет силу до тех пор, пока люди в своих действиях ориентируются на ожидания ответных действий, предполагаемых в рамках данного порядка. В той мере, в какой в пределах удовлетворяющей вероятности эти ответные действия следуют, люди продолжают ориентироваться на такие ожидания и признают установленный порядок существующим, в такой мере этот порядок действительно существуют. Разрушение же установленного порядка можно фиксировать в той мере, в какой ответные действия перестают соответствовать ожиданиям, отвечающим данному порядку, вследствие чего люди перестают действовать так, как если бы этот порядок все еще существовал.
"Установленный порядок" рационален в том смысле, что он сконструирован в предположении о том, что индивиды будут действовать целерационально. Рациональный "смысл" установленного порядка, однако, доступен далеко не каждому из тех, кто действует в предположении о его существовании, или тех, кто поддерживает его. Вебер замечает: по мере все увеличивающейся дифференциации общественной жизни общественные установления все сложнее, и участвующие в данном порядке индивиды все менее способны ухватить их рациональный смысл, довольствуясь смыслом эмпирическим в той мере, в какой знание этого смысла может уберечь их от неприятностей. Что есть эмпирический смысл установленного порядка? Это не что иное, как ожидания, которые в среднем с некоторой степенью вероятности следуют из того, что этот порядок был некогда создан, а теперь усредненно интерпретируется и гарантируется аппаратом принуждения. Так понятый эмпирический смысл лучше всего известен тому, кто намеревается действовать вопреки ему, а тем самым "нарушить" его или "обойти". Нарушитель установленного порядка, однако, отнюдь не разрушает его, он как раз строит свои действия в полном соответствии с ожиданиями ответной действенности данного порядка.
По типу и степени посвященности в рациональное устройство установленного порядка Вебер различает четыре основные группы людей в обществе.
Рациональный порядок - а он может быть объективирован в форме института или в форме союза - внедряется или внушается одной группой людей. Мы назовем их создателями порядка, и цели их могут быть самыми различными. Установленный порядок может лежать как в русле целей, так и в русле средств создателей порядка, а может выступать и как побочный результат их целерациональных действий.
Другая группа людей субъективно толкует цели созданного порядка и активно проводит их. Это "органы" общественного объединения, стражи общественного порядка, и они вовсе не обязательно знают что-либо достоверное о целях создания этих порядков.
Третья группа людей - те, кому рациональные порядки известны в той мере, в какой это необходимо для достижения их частных целей. Они, следовательно, используют рациональный порядок как средство и условие достижения своих целей, которые принципиально достижимы в рамках данного порядка. Они применяют существующие установления как средство ориентации своих легальных и нелегальных действий, поскольку они связаны с ожиданиями относительно действий товарищей по институту или союзу, а также действиями стражей общественного порядка.
Четвертая группа - это так называемая "масса". Масса усваивает себе в рамках установленного порядка традиционное поведение. Это социальная традиция. Традиционное поведение осмыслено при условии устойчивого воспроизводства когда-то установленного порядка и носит характер адаптации к нему. Такое "традиционное" поведение отнесено к усредненно понятому смыслу порядка. Оно не предполагает никакого знания и размышления о цели и смысле установленного порядка. Вебер доводит даже до крайности, утверждая, что традиционное поведение не предполагает даже знания о самом существовании данных порядков. В традиционном поведении эмпирическая значимость именно рационального порядка основана прежде всего на согласии повиноваться тому, что привычно, с чем сжились, что привито воспитанием и все время повторяется.
Итак, в сложной социальной конструкции, которая со стороны объективной рационально сконструирована, с точки зрения своей субъективной структуры поведение людей в преобладающей степени приближается к типу повторяющихся массовых действий, без всякого соотнесения их со смыслом. Прогресс в области дифференциации и организации общества означает, что в конечном итоге те, кого практически касаются рациональные порядки, все больше отдаляются от рациональной основы. Эта рациональная основа в целом от них более скрыта, чем смысл магических процедур, совершаемых колдуном, от "дикаря". Таким образом, универсализация знания об условиях и связях общественно объединяющих действий не только не ведет к их рационализации, но скорее наоборот. "Дикарь" знает неизмеримо больше об экономических и социальных условиях своего существования, чем "цивилизованный" человек в обычном смысле слова. Современный человек ведет себя "рационально" в том смысле, что он, во-первых, уверен, что условия его повседневной жизни в принципе рациональны, что они созданы людьми, являются продуктами человеческой деятельности, доступны рациональному знанию, воспроизведению и контролю. Во-вторых, он уверен, что они функционируют по известным правилам, доступны исчислению, и можно ориентировать действия на однозначные ожидания.
Резюмируем. Характеристика "традиционности" принадлежит таким действиям, которые совершаются без всякого соотнесения их с каким-либо универсальным смыслом, приближаясь по типу к повторяющимся массовым действиям. Традиционные действия производятся по привычке, в силу воспитания, в силу устойчивости и неизменности существующего порядка. В той мере, в какой порядок устойчиво воспроизводится, индивид имеет возможность даже не подозревать о его существовании в качестве установленного кем-то порядка, не задаваться мыслью о его целях и смысле и соответственно соотносить свои действия не столько с живым действием другого индивида, то есть действием, направляемым живой целесообразной волей, сколько с единообразно повторяющейся схемой механически исчисляемых ожиданий, неизменно подтверждающих себя в устойчиво воспроизводимом порядке, подтверждающих с неизменностью механизма. Таким образом, в "традиционном" действии такого рода человек не видит себя среди других людей и не осмысливает порядок мира как порядок взаимодействия с иными человеческими волями и человеческими сознаниями. В той мере, в какой он действует согласно социальной традиции, он живет в механическом мире, не подозревая о его человеческом происхождении, человеческом смысле и о его подвластности воздействию человеческой воли.
Понятие социальной традиции конструктивно хорошо проработано, однако нам приходится констатировать, что это редуцированное понятие. Оно не включает в себя проблематику накопления и передачи опыта культурного творчества. Согласно понятию социальной традиции весь этот опыт будто бы должен передаваться через объект: ведь поведение "по традиции" - это поведение стереотипизированное, стереотипы же целесообразны лишь постольку, поскольку они соответствуют конфигурации установленного социального порядка, действующим социальным институтам.
Любой опыт культурного творчества должен осуществляться вне традиции, порывать с традицией. Инновационный опыт влияет на стереотипы только через посредство объекта: когда удачные новации будут оформлены в соответствующие культурные институты, они окажут влияние на стереотипы поведения, а тем самым на социальную традицию. Очевидно, что в этой схеме субъект традиции не способен прямо взаимодействовать с субъектом новации. Эта логическая схема нередко воспроизводится в различных исследованиях. Медведев определяет педагогическую традицию таким образом: это "особая форма педагогической деятельности, возникающая в результате многократной повторяемости педагогически целесообразных действий, поведенческих актов, которые закрепляются в сознании как определенный педагогический стереотип". Певзнер, анализируя логику реформирования в педагогике, говорит, исходя из этого определения, что подлинно новое возможно только как "педагогическая альтернатива", как "духовная эволюция или духовная революция: отрицание старых ценностей, замена их новыми; слом традиционных установок и ориентаций, разрушение каких-то традиций и замена их чем-то иным".
Ограниченность такого понимания традиции очевидна. Приводить "старое" и "новое" в непримиримое противоречие любит рассудок, реальная история бесконечно более разнообразна в своих путях. Многие исследователи ищут решения на пути аксиологической интерпретации традиции. На наш взгляд, этот путь задает перспективу иного типологического понимания традиции, к анализу которого мы перейдем в следующей главе, здесь же сделаем несколько замечаний. Используя описанную идеализацию Вебера и отправляясь от приведенной классификации социальных действий, Гозелитц акцентирует внимание на проблеме рационализации традиции. Он помещает в один ряд веберовское понятие "ценностнорационального" действия и действия "традиционного", предлагая увидеть рациональность ценности как некое пограничье между рациональностью (частичной рациональностью цели или завершенной рациональностью, охватывающей полный цикл "цель-средство-результат") и иррациональностью, представленной действиями традиционными и аффективными. Гозелитц интерпретирует Макса Вебера в том ключе, что действия традиционные, достигнув определенного уровня самосознания, становятся действиями рационально ценными. В связи с этим он замечает, что "такое описание традиционного действия позволяет нам интерпретировать его как категорию, включающую множество различных форм поведения, начиная с чисто автоматического, часто лишенного даже ориентации на ценность, и кончая поведением с высокой степенью самосознания, поведением, основы которого являются объектом рефлексии, а нередко и далеко идущей рационализации". Используя эту идеализацию, Гозелитц выделил четыре типа традиции: навык, обычай, норму и идеологию. С идеологией, как высшей рефлексивной формой, мы имеем дело тогда, когда создается система образцов поведения, требующая по отношению к себе конформизма во имя убеждения, что все исходящее из прошлого свято и в любом случае лучше нового. Идеология никогда не "есть", но всегда создается, причем этаж метода – там, где совершается конструирование идеологических форм, не представлен в собственно идеологии. В данном случае веберовский анализ социальной традиции подсказывает, каким образом разворачивается та или иная форма идеологии традиционалистического направления. Необходимо представить и освоить как ценности те или иные элементы в социальных конструкциях прошлого, и в качестве таковых ценностей положить их в основание рационального действия, которое в этом случае, в терминах Вебера, будет носить ценностно-рациональный характер.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта https://www.portal-slovo.ru