Когда в середине марта 1943 г. Гитлер вновь принял на себя верховное руководство войной, ему должно было стать ясным, что выиграть войну стратегически уже нельзя; единственный шанс предотвратить непоправимое поражение заключался в том, что войну следовало вести политически. Что это означало?
Несмотря на сложность обстановки, для такого мистика, как Гитлер, ответ был прямым и простым. Надлежало пересмотреть всю германскую проблему войны, переоценить все, что сих пор Гитлер объявлял важнейшим. Вместо того чтобы навязывать Европе свою волю, чтобы создать таким путем Германии Lebensraum, он будет теперь защищать свободу Европы и бороться против создания русского Lebensraum. Гитлер знал, что втайне все континентальные державы напуганы перспективой победы русских. Он знал, что гегемония какого—либо одного государства над остальными противоречит вековой политике Англии. Кроме того, он знал, что русские прекрасно осведомлены об этих чувствах и, следовательно, перед ним открывается возможность играть на опасениях европейцев и подозрениях русских. Если бы ему затянуть войну путем замены стратегии сокрушения стратегией истощения, или «фридриховской стратегией», как он и его пропагандисты называли это, тогда, возможно, Россия согласилась бы на сепаратный мир. Но чтобы склонить Россию к обсуждению такого предложения, предстояло тщательно скрывать все следы морального ослабления Германии.
Это не просто предположение, ибо как только немцы стали терпеть в этой кампании неудачи, психологическая война, начатая доктором Геббельсом, ясно показала, в чем состоит политика. Чем хуже становилось положение немцев в России, тем меньше и меньше говорили о германском «новом порядке». К концу летней кампании лозунг Lebensraum уступил место лозунгу Festung Europa.[364]Затем пустили в ход призывы о создании «восточного вала» и снова объявили крестовый поход против Азии. В дополнение к этому принятая союзниками политика безоговорочной капитуляции, которая мешала заключению мира на определенных условиям, могла означать для каждого немца одно из двух: или победить, или умереть. Поэтому требование безоговорочной капитуляции подавляло оппозицию Гитлеру внутри Германии и, подобно переливанию крови, оттянуло войну еще на два года.
|
|
Тем не менее войну нельзя свести к чисто психологической борьбе. Летом 1943 г. обстановка все еще носила преимущественно физический характер. Чтобы продолжать войну, Гитлеру было чрезвычайно важно сдерживать русских, а для этого требовалось восполнить потери в зимней кампании. Поэтому перед ним встал вопрос откуда взять людей? Хотя Гитлер мог сократить гарнизоны в оккупированных странах, однако существовал предел, выше которого сокращать их не представлялось возможным; ведь со времени вторжения в Северную Африку военно—морские силы западных противников Гитлера, как Дамоклов меч, висели над его головой. Потенциально эта угроза уже создала второй фронт, ибо сковывала б о льшую и лучшую часть из тех 100 дивизий Гитлера, которые находились или вне пределов русского театра военных действий. Короче говоря, весь общий резерв, которому следовало находиться в России или быть в готовности прибыть туда по первому требованию, стоял на якоре где—то в других местах. и перед лицом военно—морских сил союзников обрубить его якорные канаты было невозможно.
|
|
Политика, которую теперь проводил Гитлер, не оправдывала сокращения фронта и коммуникаций с целью собрать резервы, так как вполне добровольный отход немцев обнаружил бы их страх перед русскими. Поэтому Гитлер решил продолжать демонстрировать свою силу. Хотя оба его предыдущие летние наступления стратегически потерпели неудачу, однако начинались они ошеломляющим тактическим успехом. Почему бы ему снова не добиться тактического успеха?
На этот раз он хотел только одного — сенсационной тактической победы, чтобы укрепить моральный дух в Германии и сорвать наступление, которое, как он знал, планируют русские.
Начертание линии фронта благоприятствовало этому проекту. Зимняя кампания оставила в руках у русских большой тупой клин западнее Курска, основание которого лежало между Орлом и Белгородом. Оба эти города находились еще в руках немцев. Срезав этот выступ и уничтожив войска, которые в нем находились, Гитлер мог задержать наступление русских на месяцы.
Гитлер — азартный игрок, никогда не уклонявшийся от риска, — решился на эту операцию, и хотя ей было суждено окончиться катастрофой, трудно сказать, что он в той политической обстановке допустил ошибку. Простое отступление перед сосредоточением живой силы русских и вооружений союзников ни к чему бы не привело, кроме поражения в конечном счете. Кроме того, Гитлеру, разумеется, было ясно, что американцы и англичане вряд ли откроют свой второй фронт в течение 1943 г., а крупная неудача русских до того, как этот фронт откроют, могла привести Гитлера к желаемой политической цели.
|
|
Для осуществления этого дерзкого плана в Орле было сосредоточено 7 танковых 2 моторизованные и 9 пехотных дивизий, а в Белгороде — 10 танковых, 1 моторизованная и 7 пехотных дивизий. Обе эти группировки общей численностью около 500 тыс. человек находились под командованием фельдмаршала фон Клюге. Пунктом соединения той и другой наступающих групп был назначен Тим — город восточнее Курска.
Наступление на обоих направлениях началось 5 июля в 5 час. 30 мин. Утра. Оно было построено по тому шаблону для блицнаступлений, который излагался в немецких учебникам 1939 г. Кроме того, наступление было нацелено с обеих сторон на основание клина. В начале войны эти места были наиболее выгодными в тактическом отношении направлениями удара, однако вследствие их тактической важности они уже давно стали обороняться особенно прочно. Несмотря на такой шаблон в действиях, северный фланг немцев вклинился на 10 миль, а южный — на 30–40 миль. При этом немцы понесли такие потери в людях и танках, что к 22 июля обе наступающие группы пришлось отвести назад, однако глубина прорыва показывает, что если бы атакованы были другие участки клина, наступление было бы успешным. Русские были так уверены в прочности своей глубокой обороны, что 15 июля начали наступление на Орловский выступ немцев, который находился на правом фланге русских войск на Курской дуге и который немцы ослабили, чтобы выделить войска для наступления фон Клюге. Ударив с севера по Еленскому и с юго—востока по Малоархангельску и овладев в течение 19–21 июля Мценском и Волховом, русские вынудили немцев 4 августа эвакуировать Орел. В этот же день на юге неожиданным ударом генерал Ватутин выбил их из Белгорода.
Таким образом, немецкое наступление окончилось решительным поражением: Потери танков были так велики, что оказалась подорванной вся гитлеровская оборонительная стратегия, ибо она была основана на использовании мощных подвижных сил. Отнюдь не будет преувеличением сказать, что поражение под Курском явилось для немцев такой же катастрофой, как и разгром под Сталинградом.
Сразу после захвата Орла и Белгорода русские начали стремительное движение на запад. Фронты Соколовского и Попова двигались в направлении верховьев Днепра, фронты Рокоссовского, Ватутина и Конева — на среднее течение, а фронты Малиновского и Толбухина — на нижнее течение Днепра. 11 августа был взят Чугуев, а через четыре дня наступающие войска Конева приблизились к Харькову. Одновременно началось наступление из района Орла, и 16 августа был занят Карачев на железнодорожной линии Брянск — Орел. Затем 23 августа пал Харьков и последовало общее отступление германских войск из Донбасса. После этого Толбухин продвинулся на запад от реки Миус далее, в Ростовскую область. 30 августа был штурмом взят Таганрог, а 8 сентября русские вступили в Сталино. Тем временем на Кубани фон Клейст, командовавший 1–1 танковой и 17–й армией (вероятно, в целом 14 дивизий), приступил к эвакуации своих плацдармов, переправляясь через Керченский пролив в Крым. Этот отход привел к тому, что 15 сентября Новороссийск заняли войска фронта генерала Петрова. Между тем в центре продолжалось медленное и упорное наступление. Продвигаясь к западу от Курска, Рокоссовский целил севернее Киева, в то время как Ватутин двигался южнее этого города. Наступление привело к тому, что оказались перерезанными железные дороги Гомель—Кременчуг и Гомель—Одесса и восточнее Днепра прорванными главные сообщения между германскими группами армий «Центр» и «Юг». 22 сентября была занята Полтава, а спустя три дня такая же участь постигла Смоленск.
В период с 5 августа по 22 сентября было мало серьезных боев. Немцы отступали методически. Ежедневно они отходили в среднем от полутора до трех с половиной миль, в зависимости от местоположения. По—видимому, немцев мало тревожили войска, разве только партизанские отряды. Вследствие этого у немцев было вполне достаточно времени, чтобы оставить позади себя «выжженную» территорию. Они испытывали большие трудности из—за недостатка подвижных частей, который объяснялся не только их потерями в курском сражении, но и событиями в Сицилии и угрозой вторжений в Италию и Южную Францию. Русские не могли быстро преследовать немцев, вероятно из—за трудностей снабжения.
К концу сентября немцы отошли на линию Днепра и на укрепленный рубеж, который они возвели от Запорожья на юг. Рубеж проходил восточнее Мелитополя до Азовского моря. Хотя немцы называли Днепр своей «зимней линией», у русских не было никакого желания позволить немцам остановиться на зиму на этой реке. Теперь, когда их противник отступал, они не собирались давать ему передышки. Поэтому, вместо того чтобы остановиться на отдых и перегруппировать силы, они продолжали наступать. 7 октября русские объявили, что общее наступление развивается на всем фронте. На севере на реке Волхов, которая соединяет озера Ильмень и Ладогу, русские взяли Кириши. А на Белорусском фронте, который немцы называли фронтом «Фатерланд».
11 октября были заняты Невель, а также Гомель. Но главный удар нанесли южнее этого участка войска фронтов Рокоссовского, Ватутина и Конева. 5 и 6 октября Рокоссовский форсировал Днепр севернее Киева между реками Тетерев и Припять. Ватутин пересек реку у Переяслава, а Конев — в нескольких милях к юго—востоку от Кременчуга.
Наведение мостов через эту великую реку генерал Мартел описывает следующим образом:
«Большинство мостов, которые сооружались на Днепре, были на сваях или козлах. Материалом служили деревья, срубленные на месте. Русские саперы чрезвычайно искусны в этой работе. Обычно на берег реки прибывала группа людей с топорами. Конечно, саперы пользовались и другими инструментами, но казалось, что почти все делалось одним топором. Несколько офицеров и сержантов на лодках измеряли глубину реки и составляли грубые схемы ее профиля. Kaрандаши затачивались тем же самым топором. Затем вся группа рассыпалась по лесу, и очень скоро свежесрубленные деревья превращались в весьма практичные козлы и сваи для мостовых опор. В среднем для постройки одного такого моста требовалось 4 дня. Мост выдерживал десятитонный грузовик. Ширина реки равнялась примерно 1500 футам. Для танков строились специальные мосты. Сооружение мостов через эту реку было настоящим подвигом».[365]
В то время как в центре развивались эти операции, Толбухин начал наступление на укрепленный рубеж севернее и южнее Мелитополя. Вслед за этим немцы нанесли танковый контрудар со своего плацдарма у Запорожья. Контрудар был отбит войсками фронта Малиновского, которые после трех дней ожесточенных боев взяли Запорожье штурмом. Одновременно войска Толбухина прорвали первую оборонительную полосу укрепленного рубежа немцев и достигли окраины Мелитополя, однако не смогли овладеть самим городом. Но к этому времени действия в излучине Днепра стали быстро сказываться на обстановке к югу от излучины. 17 октября Конев, продвинувшись к югу от своего плацдарма в районе Кременчуга, начал наступление на Кривой Рог. К 21 октября он приблизился на расстояние 20 миль к городу. Через два дня Манштейн покинул Мелитополь, чтобы не остаться в узком выступе, который непрерывно сужался. Еще через два дня Малиновский взял Днепропетровск. 2 ноября наступающие войска Малиновского вступили в Каховку, менее 50 миль к востоку от Херсона. Это ставило немцев, находившихся в Крыму, в критическое положение, так как их единственный путь отступления проходил через Перекоп, Херсон. Наступательные действия фронтов Конева, Малиновского и Толбухина, которые теперь именовались 2–м, 3–м и 4–м Украинскими фронтами, ставили немцев в излучине Днепра в такое же положение, в котором оказалась 6–я немецкая армия под Сталинградом. Поэтому, для того чтобы удержать единственную оставшуюся железную дорогу Запорожье — Апостолово — Николаев, Манштейн, командовавший тогда вновь созданной 6–й немецкой армией, расположенной в излучине Днепра, предпринял совместно с 4–й танковой армией фон Клейста сильное контрнаступление против русских в районе Кривого Рога. Русские были отброшены, как раз когда они собирались штурмовать Кривой Рог. Задержанный в Излучине Днепра 1–й Украинский фронт Ватутина подошел к окраинам Киева и 4 ноября начал штурм города. Немцы оставили город, и 6 ноября Киев был занят русскими войсками. На следующий день Ватутин взял Фастов спустя еще 5 дней — Житомир и, наконец, 17 ноября — Коростень и Овруч. Два последних пункта расположены на весьма важной железной дороге Ленинград—Одесса.
Чтобы стабилизировать положение, немцы приступили к переброске нескольких танковых и моторизованных дивизий с криворожского участка на север через Винницу с целью остановить Ватутина. 12 ноября, в день, когда русские заняли Житомир, фон Манштейн, сосредоточив 6 танковых и 6 пехотных дивизий — всего около 150 тыс. человек, нанес удар в направлении Фастов, Житомир и Коростень.[366]
19 ноября Манштейн снова занял Житомир, а на следующий день — Коростень. К декабрю фон Манштейн выбил русских из Радомышля, что в 20 милях южнее Малина, и отбросил их назад по направлению к Фастову.
К этому времени установилась зимняя погода. По условиям климата летняя и осенняя кампании закончились, но тактически в действиях не было никакой паузы.