По прибытии Хаджи-султана, все члены ханского дома на общем совете решили выступить в поход на Ургендж. По приходе в Кюрдиш, они призвали к себе начальников Адак-илийцев, из поколения Хизр, и сказали им: «мы идем добывать свой юрт, если всемогущий Бог поможет нам овладеть им, то мы вас пожалуем в тарханы, дадим вам высшее место при нас; лучших из вас сделаем нашими нукерами, каков при нас доблестный род Узьбеков, таковыми и вы будьте». Начальники заключили договор и выступили в поход. Из Адак-илийцев к ним присоединилась тысяча человек. С шестью тысячами человек, две тысячи человек было у них своих нукеров; в числе трех тысяч они пришли в Пишках. Здесь на общем совете они рассудили: «если нам идти на Ургендж, то там будет противодействовать нам Абдул-Азиз-султан, [199] сын Обейд-хана; притом переправа чрез реку Аму для нас опаснее врага, на дороге же в Хиву ни врага нет, ни реки нет», а потому они пошли в Хиву. Хивою правил даруга; его и с ним человек десять они захватили и убили. Даруга Гезараспа бежал. Абдул-Азиз-султан, услышав об этих происшествиях, бросил Ургендж и ушел к отцу. Обейд-хан сильно оскорбился этим делом, созвал войско и отправился в Ургендж. Прибыв к Тюю-буин, здесь он сам остановился, а все войско, отдав под его начальство одного знаменитого бека из рода Угланов, послал против Дин-Мохаммед-султана. Дин-Мохаммед-султан, узнав об этом, выступил с войском из Хивы. Все нукеры его говорили: «нас только десять тысяч, а неприятелей сорок: битва не будет для нас счастлива; воротимся в Дарун. Обейд-хан не останется в Ургендже, но уйдет назад; тогда мы в него вступим. Обейд-хану поход к Ургенджу и отступление трудны, а для нас удобны». Дин-Мохаммед не обратил внимания на слова их и шел вперед. Все князья, явясь пред лице Дин-Мохаммед-султана, сошли с коней в числе сот до трех человек, пали пред ним на колена и говорили: «умоляем тебя, воротись!» Но Дин-Мохаммед-султан, ничего не отвечая, проехал между ними, они во второй раз приступили к нему и говорили те же слова, но и в этот раз он не дал им ответа и проехал между ними. Они сделали то в третий раз: тогда хан ближе подъехал к ним, слез с лошади, взял в руку горсть земли, и, сказал: «Боже! Моя душа в твоей руке, а мое тело достояние земли», высыпал землю за пазуху своей рубахи, встал, и, взглянув на беков, сказал: «я обрек себя на смерть: если вы своею жизнию дорожите больше, нежели я, то удалитесь от битвы; если же вы, подобно мне, готовы жертвовать собою, не отставайте от меня!» Сел на коня и пустился в путь. В войске поднялся столь сильный вопль, [200] что земля и небо наполнились им: все со слезами ехали вслед за Дин-Мохаммед-султаном. Тогда получено известие, что неприятель в этот день, перешел Гезарасп, остановился на ночлег; также был слух, что переходы делают они ночью, а днем останавливаются. Дин-Мохаммед-султан в тот вечер пришел в Герден-Хаст: в сем месте есть овраг, окружающий озеро, которое со времени сражения, бывшего тут в описываемое нами время, называют Ишкет-кюли. По приходе в это место, он остановился на западной стороне озера и когда сошли с коней, поставил стражу. Была ночь; стража приходит и извещает, что приближается неприятель. Войско Дин-Мохаммеда село на коней и разделено было на два отряда. Одним предводительствовал Юсуф-султан, сын Суфиян-хана, другое было под начальством самого Дин-Мохаммед-Султана. При Дин-Мохаммед-султане был Хаджим-султан, сын Акатай-ханов. Сын Аваниш-хана, Алий-Султан, был восьми лет: его поручив надежным человекам шести, Мохаммед-Дин велел им быть с ним в стороне, сказав: «если наше дело примет оборот неудачный, вы скройтесь с сим дитятей, чтобы не погас светильник нашего рода». После того, поручивши себя Богу, они скрытно стали на обеих сторонах дороги. Неприятельское войско стало проходить: все беки, в главе которых были Угланы и Хафиз-Конкират, проходили в особливом отряде, которого путь освещался десятками четырьмя факелов. Когда отряд этот подошел близко, конница Дин-Мохаммеда ударила на него. Прежде нежели узнало об этом назади идущее войско, беки, составлявшие отряд с Угланами и Хафиз-Конкиратом, одни, для которых срок жизни исполнился, были убиты; другие, которым еще смерть не назначена судьбами неба, были перевязаны. Остальное войско обратилось в бегство. Проворные из джигитов положили на месте человек по сту. Сказывают, что Конкират Кюн [201] Тунгар-багадур заколол копьем шестьдесят человек. Хаджим-султан рассказывал: - с начала и до конца битвы я неотлучно был при Дин-Мохаммед-султане. С ним мы пробились в самую середину войска. В продолжение ратоборства у Дин-Мохаммед-хана пал улук; занятый битвою, он не заметил, что лук его уронен. Соскович с коня, я поднял лук и ему подал его. Он, обращаясь ко мне, сказал: «собрат, это пусть будет основанием вечной дружбы нашей!»Дин-Мохаммед-хан был старше меня двумя годами: в это время ему было двадцать лет, а мне осьмнадцать». По окончании битвы к Дин-Мохаммед-султану представили беков, оставшихся в живых, сказывая, этот –тот-то бек, этот – тот-то бек. Когда их проводили пред султаном, подвели на султанском коне одного бека: Этот кто? спросил Дин-Мухаммед-хан; тот, кто привел его, отвечал: Хафиз-Конкират. Султан сказал: «Ты, Хафиз, всегда говорил Обейд-хану, что Ургенджцы не мусульмане, а неверные: почему ты называешь нас неверными?» Хафиз стал на колена и сказал: «настоящее время покажет, мусульмане ли вы, или неверные». Султан не сказал на это ничего, но слова Хафиза-Конкирата с этого времени между Узьбеками вошли в присловие. Собрав вместе всех беков, он вел с ними переговор о том, как возвратить из Мавераннагра Кал-хана с Акатай-ханом и прочих людей, уведенных туда. Беки все клялись, что они вышлют сюда всех, уведенных из Ургенджа, и начальников, и народ; заклинаясь, уверяли, что, если и Обейд-хан не согласится на это, то они с своими семействами и людьми, перенося все трудности, возвратятся сюда. Бекам дали лошадей, одежду, и с почетом и ласкою отпустили их. На Хаджим-султан-хана возложили исполнение этого поручения: «ты – умный юноша», говорили ему, «ты один можешь перевести сюда отца своего и его людей; кроме тебя никто не в состоянии сделать это». [202] Приняв на себя это поручение, он взял с собою беков, отправился вслед за Обейд-ханом. Он явился к нему в Бухаре; Обейд-хан принял его почтительно и ласково, отдал ему отца и людей с ним бывших. Оттуда ездил он в Самарканд к Джеван-мерд-хану, который тоже сделал. От него отправился в Хисар; начальники его выдали ему Кал-хана со всеми людьми. Взяв Кал-хана и отца своего Акатай-хана и не оставив в Мавераннагре ни одного семейства, переселенного туда из Ургенджа, он всех привел в Ургендж. После того все они, по общему согласию, возвели на ханство в Ургендже Кал-хана.
О Кал-хане.
В его время Ургендж благоденствовал, подданные жили в мире. На все была крайняя дешевизна; говорили в пословице: «когда Кал-хан был государем, один хлеб покупали по одному пулу». Правив несколько лет, он перешел к милосердию Божию.
Об Акатай-хане.
Акатай-хана возвели в Ургендже на ханское достоинство. У Кал-хана было два сына: одному имя Шейх-Мохаммед, другому Шах-Назар; им двоим дали город Кат. Когда небо совершило несколько годовых оборотов, все внуки Аменк-хановы достигли юношеских лет: для них потребовались владения, подданные и имение. У старшего из братьев, Суфиян-хана, было пять сынов: один из его сыновей, Алий, был убит султаном Гази-султаном; другой сын его, Агиш, жили в Хорасанском городе Ходженде, который он получил как вено за своею сестрою. Третий сын, Юсуф, велел открыть себе из руки [203] кровь; она не останавливалась и он оттого умер. Оставались два сына: первый – Юнус, другой – Пеглеван-кули. Дети Бучага-хана, Аваниш-хана и Акатай-хана, все соединивши свои силы, изгнали в Бухару обоих сынов Суфиян-хановых, также изгнали в Бухару двух сынов Кал-хана, живших в Кате. После того Акатай-хан жил в Везире; Ургендж взял себе Алий-султан, а потом, отдав его негодному старшему своему брату Махмеду, себе взял Дарун. Баг-абад отдали Хаджим-хану, Нисай и Эсюрд Дин-Мохаммед-хану, Хиву и Гезарасп двум сынам Бучага-хановым, Ишу и Досту. После такого раздела они жили спокойно.
Небо еще совершило несколько годовых обращений. Сын Суфиян-хана, Юнус, женат был на дочери Исмаила, который в то время был Манкытским князем. Юнус, с четырьмя десятками человек, выехал из Бухары, предположив съездить к своему тестю в Манкытах и мимоездом побывать в Ургендже. Проехав с северной стороны Кат, он прибыл в крепость Тюк. В это время жители были около Ургенджа и при Везире, а в Тюке не было людей. Ту ночь он ночевал в Тюке. Поутру он взошел на Тюкскую крепость и, смотря с нее, увидел Ургенджскую крепость, и спросил своих казаков: какая это видна отселе крепость? Ему сказали, что Ургенджская. Юнус сказал: «ужелу я буду столько труслив, что тогда, как город Ургендж, юрт моего отца, у меня в глазах, пойду отселе к Манкытам? Казаки ему сказали: мы готовы исполнять, что захочешь. Решившись ехать в Ургендж, он в этот день пробыл в Тюке. По закате солнца он немедленно, в половине вечера, приблизился к Ургенджу с полуденной стороны; там слезли с коней, пешком подошли к городскому валу. В то время стража охраняла крепость Ургенджскую и день и ночью, во время ночи обходя ее с факелами. Когда Юнус-султан [204] спустился в ров; несколько стражей, встревоженных приходом казаков, явилось с факелами. Юнус-султан прилег грудью к земле и, когда они прошли, подошел к крепости, один из них приставил к стене шест, поднялся на крепость, втащил к себе туда каждого из своих товарищей, таким образом все они взобрались на крепость; потом пошли в дом Махмуд-султана, всех в нем жителей захватили в свои руки. Махмуд был известен своим легкомыслием; кроясь за спиною умного своего младшего брата Алий-султана, он жил в Ургендже, объедая его. У Юнуса не было с ним взаимных сделок и рассчетов, их не разделяла кровавая месть, потому он послал его в Везир к Акатай-хану, дав ему в спутники одного человека. Ургенджские Узбеки и Сарты, видя это, в тот же день поставили Юнуса в достоинство хана. Войско и народ хорошо понимали ход этих дел; зная изменчивость слов и поступков глупого Махмуда, они отчаялись в своей жизни. Юнус-хан был человек умный. Легкомысленный Махмуд, явившись к Акатай-хану, говорил ему: «что сидишь? Выступай в поход. С Юнусом только сорок человек, Ургенджские Узбеки мои нукеры; народ в одинаковом расположении к нему и ко мне. Что же ничего не предпринимаешь?» Хан советовался в этом с своими подданными; все они желали начать войну. Хан, человек кроткий, хотя не одобрял, но и не мог отвергнуть слов народа: отправился в поход и пришел к Ургенджу. Юнус выступил против него; вступили в битву на западной стороне могилы шейха Неджм-эд-дина-Кюбри – милость Божия над ним! – Дело было в полдень весенняго дня. Юнус-хан одержал победу, Акатай-хан обратился в бегство. Сын Юнус-хана, по имени Касим, родившийся ему от дочери Акатай-хана, с своими нукерами преследуя своего деда, когда настиг его, поздоровался с ним и сказал ему: «в такой знойный день куда вы зашли? Сядьте под [205] тень дерева. Сегодня побудьте здесь, а на утро отправляйтесь». Хан на это сказал: «сердце твоего отца чернее, чем дно у котла; если ты хочешь сделать мне добро, то не тревожь меня». Касим-султан раз до четырех говорил ему эти слова, и Акатай-хан давал ему один и тот же ответ. Видя, что хан не воротится, взял своего деда за пояс, воротил его и привел в город; поместил его в доме одного из чиновников с тем рассчетом, что, когда распространится слух, об убиении хана в доме одного сановника, дети Акатай-хановы за кровь будут мстить всем Ургенджским Сартам; а я в это не буду вмешан. Таков был его умысел. Сыновника того звали Сулейман. Сын Юнус-ханов стерег Акатай-хана в доме этого сановника, а в Везир к сыновьям его послал человека с такими словами: У хана, человека старого, от быстрой езды на коне при дневном жаре заболел живот; я хотел его проводить к вам, но он не захотел того. «Не отягощай меня переездом», говорил он, - «я не поеду; если я теперь не у сына, то нахожусь с моим внуком». Эта болезнь его продолжается уже около пятнадцати лет. – Касим стерег его и никого к нему не допускал. В одну из ночей он человекам четырем дал приказ: «свяжите хану руки и ноги; в задний проход всуньте палку и ворочайте ею дотоле, покуда умрет он; если так сделаете, то на теле у него нигде не останется ни синяго, ни другого какого знака; из задняго прохода у него будет идти кровь, но подумают, что это оттого, что он действительно был нездоров животом». Люди те пошли и сделали так. На заре положили труп хана на телегу и отправили в Везир к сыновьям его.
У Акатай-хана было шесть сынов: старший Хаджий-Мохаммед, второй Махмуд, третий Булад, четвертый Тимур, пятый Алла-кули, шестой Сулейман. Когда Акатай-хан был убит, тогда Хаджий-Мохаммед и Махмуд [206] были в Баг-абаде в Хорасане, а четыре сына были при нем в Везире; они послали к двум братьям известие, что отец их убит. Услышав это, они выступили в поход и своим Везирским братьям послали сказать, чтобы и они с своим войском в такой-то день были под Ургенджем. Хаджим-хан, переправясь через реку Аму, переходил через оазиз Фатима-хатун, который на восточной стороне Ургенджа, а братья его выступили с войском из Везиря: Юнус-хан, узнав это, ночью вышел из Ургенджа и бежал в Бухару. Нукеры его не остались при нем; каждый из них ушел, куда вздумал. Сын Юнуса, Касим-султан, отправился вслед за отцем, но сбился с дороги; отец один приехал в Бухару, а сын его, проездив ночь, по утру попал в оброст (ченгель) одной реки, продравшись к нему по густому камышу. С этого времени этот оброст стали звать Хан-ченгель: он находится между Бурлу-кари и Куйгином. Там он пробыл весь тот день. При нем был один человек; Касим сказал ему: если мы не достанем откуда нибудь себе хлеба, то без пищи как нам дойти до Бухары? Нукер отвечал: «останься здесь, а я съезжу в жительство, где никто меня не знает, и привезу оттуда хлеба». Он сел на коня, уехал, поспешил в Ургендж к Хаджим-хану и рассказал ему, что видел. Хаджим-хан послал с Касимом людей; велел им взять его; когда Касим был приведен, Хаджим велел убить его.
Весь род Суфиян-хана погиб; от него не осталось потомства. Дети Кал-хана погибли, от них также не осталось потомства. Дети Аваниш-хана жили в Хорасане, дети Акатай-хана в Ургендже и Везире, дети Бучага-хана, Иш, Дост и Бурум, в Хиве, Гезараспе и Кате. Доста возвели на ханство. Дост был человек с качествами, пригодными факиру, дервишу; младший брат его, Иш, был храбр в битвах, не щадил своего имения для нукеров, [207] но был с посредственным умом, с холодностию к мусульманству, с дерзостию беспредельною; постоянным занятием его было волокитство за женщинами и девицами: у него вся забота была высматривать жен и девиц у хороших людей. Эти качества Иш-султана были причиною, что на ханский престол возвели младшего брата его Доста. Иш-султан просил себе Ургендж. «Хива принадлежит моему младшему брату – говорил он – а мне дайте Ургендж», но ему не дали его. Иш-султан, взяв войско из Хивы, отправился с ним в Ургендж; вблизи крепости Кум, на месте Джурбюк, Иш-султан расположился станом, и, как у Хаджима силы было много, а у него мало, то он ты своего войска примкнул к реке, а перед загородил телегами. В продолжение осьми дней происходили между ними битвы; победа не переходила ни на чью сторону.
Иш-султан Уйгуров и Найманов, взятых им в плен, предавал смерти с жестокими муками; но пленников из других поколений отпускал, наделяя их лошадьми, одеждой. Напоследок они заключили мир. Хаджим-хан возвратился в Ургендж; Иш-султан, по прибытии в Хиву, изгнал из своего войска Уйгуров и Найманов, а на место их поместил Дурбанов. Спустя несколько времени, он опять выступил для завоевания Ургенджа. Хаджим-хан с младшими своими братьями вышел против него: войска их расположились между крепостию Тюк и Ургенджем. Иш-султан так же, как и в прежний поход, защитил себя телегами, и сражался, не передвигая с собою свою ограду. В продолжение недели они вступали в битвы, но не могли преодолеть один другого. В одну ночь Иш-султан выступил с своим войском из стана, не дав заметить Хаджим-хану и вошел в Ургендж. В городе не было никого, кроме Сартов. Дети Акатай-хановы ушли в Везир. Иш-султан привел под свою [208] власть жителей Ургенджа; отнял имение у Уйгуров и Найманов, детей их выгнал в Везир. Оба враждующие хана оставались в занятых ими местах: тот и другой чрез послов звали к себе Алий-султана. Алий-султан жил тогда в Нисае. Отпустив послов, он выступил с войском и соединился с Хаджим-ханом. Тогда дети Акатай-хана, Алий-султан и Абул-султан, сын Дин-Мохаммед-хана, который в это время уже не был в живых, все вместе осадили Ургендж; после четырех-месячной осады, на рассвете дня, они, устремясь на крепость, взошли на ее стену. Иш-султан на коне, а нукеры его пешие пошли отбивать врага. При Иш-султане был долго служивший нукер из Дурбанского поколения, по имени Тин-Алий; у него была сестра девица. Эту девицу Иш-султан обесчестил, за то в душе Тин-Алия всегда крылась злоба на султана. Когда неприятель взошел на крепостную стену и Иш-сутан проезжал близ нее, Тин-Алий пустил стрелу в султана и попал ею в хребет коня его: конь взбесился и сбросил с себя султана: он ударился о бревно серединою голени и переломил ее у себя. Нукеры его все разбежались. При нем остался только Хакк-кули Пеглеван, один из Хивинских Сартов, храбрый и бойкий юноша; Иш-Султан воспитал его при себе и брал всегда с собою, куда ни отправлялся. Хакк-кули поднял султана, лежавшего на месте, где упал, посадил его и стал оправлять ему переломленную ногу, но тогда подошел неприятель. Хакк-кули встал на защиту султана и бился с ним на смерть. Напоследок число неприятелей увеличилось, они его убили, а после и Иш-султана убили на том же месте. Старший брат его, Дост-хан, был в Хиве; послали туда отряд воинов, которые там убили и его. У Иш-султана было два сына; старший назывался Шаг-кули, младший Тагир; их отослали в Бухару; по [209] переезде туда, они оба там померли. Также от троих сынов Бучаги-хана не осталось потомства.
После этих событий в девятьсот шестьдесят пятом году гиджры (1557-8 Р. Х.), в год коня, на ханский престол возвели Хаджим-хана, которому тогда было тридцать девять лет, и отдали ему Везир. Города: Ургендж, Гезарасп и Кат отдали Алий-султану. В то время уже не было в живых Алла-кулия и Сулеймана, двух сынов Акатай-хана; другие четыре его сына, остававшиеся в живых, были Хаджим-Мохаммед и Махмуд, рожденные оба от одной матери; Булад и Тимур также оба от одной матери. Махмуд-султан жил в Везире при своем брате Хаджим-хане. Буладу дали половину Хивы и из Тюркманов поколение Улуг-тубе-кюнаш; Тимуру дали другую половину Хивы и из Тюркменов поколение Кара-букаул. После того они жили с спокойным сердцем.