Царствование Аваниш-хана.




АБУЛЬ-ГАЗИ

РОДОСЛОВНОЕ ДРЕВО ТЮРКОВ

Глава седьмая.

История Бучаги-хана.

По смерти Суфияна Бучага-хан переведен был в Ургендж и возведен на ханский престол. У Суфияна было пять сынов: первый Юсуф, второй Юнус, третий Алий, четвертый Агиш, пятый Пеглеван-кули; всем им пятерым отдали Хиву. Во время Бучаги-хана в Бухаре был ханом Обейд-хан. Он в несколько походов на Хорасан овладел некоторыми городами его; в места, незанятые им, непрестанно отправляли экспедиции Узбеки и жителей их брали в плен. Узбеки, владевшие Эсюрдом, Нисаем, Даруном, также наездами опустошали Хорасан до Таиль-Кюпрука: если возвращалась одна партия, отправлялась туда другая. Между Хонджедом и Асфараином до Нися лежит большое пространство пустопорожней земли. Владетели тех двух мест не занимались ни возделыванием земли, ни скотоводством; зимою и летом они укрывались внутри курганов. Поэтому шах Тахмасп, быв много обеспокоиваем тем, отправил посла к Бучаге-хану с такими словами: [187] «я желаю быть сыном хану. Тимур взял за себя супругу из потомков Чингиз-хановых, и потому доселе его называют Тимур-Кюрекан; и мое сердце ищет также быть в родстве с потомками Чингиз-хана. Тогда самый сильный враг мой такой, каков был Хункар, скажет: шах Тагмасп женат на дочери Узьбекского государя; в хорошем родстве он». У Бучаги-хана не было дочери; у старшего брата его, Суфиян-хана, была дочь, пришедшая в полный возраст, по имени Аиша-бика; ее они согласились отдать за Тагмаспа. Мы говорили, что у этой девицы было пять родных братьев. Из числа из Агиш-султан был человек бедный, скудный и больной. Под начальством его хан отправил девять человек. С дарами от невесты они явились к шаху, который для встречи их выслал своих беков и, приняв их при многолюдном собрании, сделал им угощение и оказал почеты беспредельные. Агиш-султану он отдал город Хонджед, которым он после правил тридцать лет, до своей смерти, не выезжая из этого города ни в военные походы, ни в другия путешествия. Бучаг-хану шах послал девять кинжалов, оправленных золотом, девять шатров, у которых верхи были из парчи, а низ из полотна; постель и уборы приемной части шатра блестели золотом и серебром, девять коней с седлами и уздами, тысячу кусков шелковых тканей. Хан также отправил невесту с приличным ей приданым.

После того совершилось несколько кругов времени и Бучага-хан помер.

Царствование Аваниш-хана.

В Ургендже возвели Аваниш-хана на престол ханский. У Бучаги-хана было три сына: старший назывался Дост-Мохаммед, второй Иш-Мохаммед, третий Бурум, которого [188] также звали Иш-дост (По старшинству они были в таком порядке: 1-й Иш-М; 2-й Дост М, 3-й Бурум. В этом порядке они указываются ниже. Поэтому сделано (там же) и замечание о праве Иш-Мохаммеда на ханское достоинство, и требование им себе города Ургенджа. Прежний Русский перевод этой книги «Родословная История о Татарах» подтверждает это. В самом подлиннике допущена была, автором ли, или издателями и переписчиками, сбивчивость. И во втором месте печати подлинника. Дост М. назван (тоже что ныне) старшим братом, а Иш М. – младшим братом. Но считаю это ошибкой, и эти названия должно перенести с одного из этих братьев на другого. В прежнем переводе во втором месте Иш М. прямо назван старшим братом; хотя в этом месте их порядок такой же, какой и в нынешнем тексте. См. Родосл. История о Татарах, т. II, стр. 207-250. (Примечание переводчика): им обоим хан отдал Кат. У Аваниш-хана было три сына: старший по имени Дин-Мохаммед-хан, второго звали Махмуд, третьяго Алий-султан. Дин-Мохаммедова мать была куплена у купца, привезшего ее из Манкытского поколения; она была лицем черная. Сама о себе сказывала, что была дочь такого-то Манкитского мирзы, родившаяся ему от наложницы; что когда разорен был Манкытский юрт, один человек взял ее в полон и продал купцу. Также мать двоих малолетних сынов его происходила от Манкытских князей. Дин-Мохаммед-хан, когда был отнят от груди, отдан под смотрение матери Али-султановой, Бииме. Государи всех своих жен, взятых из Манкытских княжен, зовут Биим. Биим очень слабо смотрела за воспитанием Дин-Мохаммед-хана. Дин-Мохаммед-хан, на шестом году своего возраста, играя с детьми, построил крепость, и некоторых из детей поставил в крепости, а других вне ее, сказал последним: «возьмите эту крепость; кто из вас войдет в нее, того и награжу; а тех, кто за трусостию отстанет, накажу смертью». Приходит Биим и говорит: «делал бы что тебе сродне, вместо городов и крепостей тебе камни и земля!» Дин-Мохаммед почтительно встал [189] и, сложив руки, представил себя в положении отдающего честь. Биим оскорбилась этим и говорила: «я его браню, а он мне отвечает важничаньем!» Дин-Мохаммед-хан сказал: «вы изволили сказать, что для меня есть камни и земля; ими наполнит Бог рот твой. Но в то же время из земли и камней строятся города и крепости». Соответственно такому настроению души, по воле Всевышняго Господа, была и его деятельность.

Дин-Мохаммед-хан, в зависимости от отца, достиг девятнадцатилетняго возраста. Отец не давал ему ничего. В то время пограничная часть Хорасана до Астрабада была в зависимости от Ургенджских государей: ее звали горною стороною, а Ургендж речною; обе эти части составляли юрт Ургенжчского государя. Предприимчивые из Ургенджских джигитов ходили в Хорасан, делали набеги на Кызылбашей и оттуда возвращались с добычею. Дин-Мохаммед-султан подговорил несколько джигитов пуститься с ним в Астрабад и Мазендеран; с десятками четырьмя отправился туда, не спросив позволения у отца. По берегу реки он пришел к Чикдалик-Тугаю, оттуда перешел к колодезю Динар. Когда он ехал отселе дальше, ему повстречался человек с шестью верблюдами и тридцатью овцами. «Куда едешь?» он спросил его. Этот отвечал: я слуга такого-то человека из придворных чиновников Мохаммед-гази-султана. Я ходил к Тюркменам за данью; взяв этот оброк, возвращаюсь теперь в Дарун. В это время правителем Даруна был сын Ильбарс-ханов, Мохаммед-гази-султан. В числе овец был желтый козленок. Дин-Мохаммед-султан сказал: отдай нам этого козленка. Если Бог благословит наш путь, то мы по возвращении отплатим с избытком. Тот не согласился. Султан осердился, велел связать и прибить его, а всех верблюдов и овец его взял, и поехал дальше. Когда я был в детстве, слышал от стариков слова: «не делай худого дела, думая: оно [190] небольшое, что из этого будет? Эта коза была поводом к пословице: «наш город разорен из-за желтого козленка». Теперь скажем об этом разорении.

Дин-Мохаммед-султан вступил в Астрабад, сделал три набега на Кызылбашей и с большой добычей возвратился к отцу. Между тем тот человек-сборщик подати, у которого он велел отнять овец, по приходе к своему господину рассказал случившееся с ним. Князь пересказал о том Мохаммед-гази-султану. Гази-султан сильно рассердился на поступок Дин-Мохаммед-султана, отрядил большое число людей на дороги, по которым должно было ему ехать назад, с тем, чтобы они его подстерегали. Таким образом, когда он возвращался, ничего не опасаясь, его схватили. Отняли у нукеров его добычу и все, что у них было, и сделавшим им много неприятностей, бросили их, а Дин-Мохаммед-султана взяли с собою и представили к Мохаммед-гази-султану. Он посадил его в один дом, велел запереть двери и, приставив стражу из нескольких человек, приказал неотходно стеречь его. А из нукеров его, оставшихся пешими, многие разошлись по своим домам, к которым шли они, то падая в изнурении, то снова вставая по отдохновении; некоторые из них, правдивые, не зная, что сказать по возвращении в свой юрт, когда султан их в неволе, разошлись по селениям, лежащим на большой дороге в Кюрдиш, и кормились, или выпрашивая милостыню, или нанимаясь в водоносцы. Нукеры, возвратившияся в свои домы, рассказали все, от начала до конца, случившееся с ними. Эти вести донесли Аваниш-хану. Он ничего не сказал, потому что отец мало заботился о Дин-Мохаммед-султане, и особенно потому, что хану в это время было уже пятьдесят лет; а так как мать Али-султана была в одних годах с ханом, то он недавно взял за себя красивую младшую сестру Мохамед-гази-султанову. Мохаммед-гази-султан, несколько дней [191] продержав под стражею Дин-Мохаммед-султана, захотел возвратить его к отцу. У него был нукер из Уйгуров по имени Риша-Худай-бирди; ему он отдал его на руки, и, прикомандировав к нему человек шесть, сказал: «свяжи ему ноги под брюхом лошади, и, не останавливаясь нигде ни днем, ни ночью, скорее вези его к хану, передав ему от меня благожелание, скажи, что я слышал, будто бы это дитятко уезжало без позволения отца; скажи, что оно здесь наделало такие-то дела и за то я поучил его». Тогда Риша-Худай-бирди с человеками шестью, взяв султана, пустился в дорогу и поспешно ехал. Во время ночных переездов Дин-Мохаммед-султан в тех местах, где он предполагал жительства, распевал песни; цель этого была та: мои нукеры, этих жительствах меня дожидавшиеся, как скоро услышат мой голос, узнают по нему меня и ко мне явятся. Но всякий раз как султан пел, Худай-бирди говорил слово: риша. Это слово для султана было острее стрелы или сабли; а у Худая-бирди это слово было обыкновенным присловьем, за которого его и звали Ришаи-Худай-бирди. Дин-Мохаммед не знал его привычки к этому присловью и с досадою думал про себя, что он этим словом насмехается над ним. Они приехали в Кюрдиш на заре. Там было много людей. Из казаков султана в этом селении было человек до шести. На топот конский казаки встали. В это время султан запел, они услышали его голос, узнали и сбежались к нему. Худай-бирдию требовалось сделать остановку и он хотел остановиться: в жительстве, султан ему сказал: «мне стыдно здесь останавливаться, поедем дальше и остановился в другом месте». Худай-бирди согласился и поехал далее. Когда стала заниматься заря, он остановился и все с ним бывшие сошли с коней. Казаки султановы ехали следом за ними. Один из них, разорвав перевязку на ногах султана, освободил его. Султан схватил саблю Худай-бирдия и ей ссек ему голову; другие [192] убили его провожатых. Засыпали кровь песком, а трупы оттащили дальше от дороги и зарыли. Султан всех обязал клятвою нукеров своих никому не сказывать об этом деле. После того он приехал в Ургендж, явился к отцу, и на расспросы об его отсутствии сказал ему: Мохаммед-гази-султан, человек обязательный, удержал его у себя; подарил ему коня, одежду, и, хорошо угостив, отпустил его от себя. Отец поверил.

В тот же день Дин-Мохаммед призвал с рынка одного рещика, велел ему вырезать печать с именем жены отца, дочери Мохаммед-гази-хановой. От имени Аваниш-хана написал такое письмо: «После молитвы к Богу о здравии Мохаммед-гази-султана, мое слово к нему: сестра твоя больна; Богу одному известен конец ее жизни. У ней теперь только одно желание увидеться с тобою». От имени сестры написал письмо: «Свидетельствуя тебе, брат мой, мою полную покорность, извещаю тебя, что я с некоторого времени больна, и потеряла всю надежду оправиться от своей болезни. Теперь у меня остается единственное желание увидеться с тобой прежде моей смерти. Прошу, приезжай скорее, иначе мы увидимся только на том свете». Поручив оба свои письма одному из своих надежных нукеров, и внушив ему, что еще пересказал сверх написанного в них, он посла его на двух лошадях. Потом он призвал к себе тех джигитов, которые с ним были в его поездке и кроме их присоединил к себе человек до двадцати, и с ними каждый день делая пирушки, велел им внимательно делать осмотры на дороге Хорасанской. Посланный Дин-Мохаммед-султаном доставил письма Мохаммед-гази-султану. Прочитав письма, он поспешно отправился в Ургендж. Въехал в город Ургенджскими воротами, он вступил в дом хана. Сошедши с коня, побежал к сестре. В этот день должно было пролиться крови Мохаммед-гази-султана. Аваниш-хан в этот день с [193] утра отправился на ястребиную охоту. Дин-Мохаммед-хан, который ночь и день подстерегал, известясь от своих нукеров о приезде Гази-султана, поспешно собрал их к себе. Это было в средине между утром и полуднем в весенние дни. Мохаммед-гази-султан вошел в ее дом, в котором жила сестра его; она не знала о его приезде; увидев его, она встала и встретила его. Султан сказал: «Слава Богу, ты выздоровела! Прочитав в твоем письме, что мы едва ли увидимса до дня воскресения, я, не останавливаясь ни днем, ни ночью, спешил сюда». Сестра ему сказала: я не была больна, и к тебе не писала. Услышав это, он испугался, и, не останавливаясь, торопливо вышел. Он услышал топот, производимый Дин-Мохаммедом с товарищами, собравшимися толпою. Он наверно узнал о беде, ему грозящей; но, боясь войти в дом, он побежал в другую сторону. Ему попалась большая дверь, он побежал в нее, и увидел конюшню, в которой никого не было; осмотрев ее, он не нашел места, чтобы скрыться. Прислушиваясь, он слышал топот людей, которые бегали. Объятый сильным страхом, он искал места, где бы скрыться, но не находил. Не зная куда деться, он увидел большую кучу навоза из конского помета; разрыл ее и, покрыв себя корзиною, лег в нее. Дин-Мохаммед-султан с человеками пятьюдесятью нукеров вбежал в дом отца; все, рассеясь, искали Дин-Мохаммеда, но не находили; спрашивали прислужниц, но никоторая не знала, где он, одна из них сказала, что видела, как он пошел в ту сторону. Дин-Мохаммед-султан побежал туда, все нукеры обыскали дом; один из них вошел в ханскую конюшню. Осмотрев все стойла, он шел назад и увидел на навозе красный лоскут, и когда подошел, чтоб узнать, что это лежит, увидел, что это край одежды, и побежал сказать о том Дин-Мохаммед-султану, и он пришел, вытащил Гази-султана из-под корзины и отрубил ему голову. [194] Тотчас разнеслась в городе весть, что Мохаммед-гази-султан убит. Расстояние между Ургенджем и Везирем на пути шести агачей. Один из нукеров султана Гази-султана приезжал в Ургендж и в тот же день уехал к султану Гази-султану и рассказал ему о случившемся в Ургендже. Младшая жена султана была дочь Суфиян-хана, у которого также был сын Алий; он в это время приехал туда для свидания с сестрою. Султан Гази-султан, услышав о смерти своего младшего брата, не посоветовавшись ни с кем и не размыслив надлежащим образом, в гневе на своего родственника, схватил своего шурина Али-султана, лежавшего тогда в его доме, и убил его. Аваниш-хан возвратился с охоты, увидел убитого Мохаммед-гази-султана, спросил: где Дин-Мохаммед; ему сказали: убив Мохаммед-гази-султана, он тотчас с своими нукерами ускакал, страшась вас; куда скрылся – не знаем». Хан говорил: «в удовлетворение моим братьям и моим бекам я готов сделать все, что вы скажете к спасению моей державы». Тут приехал человек из Везиря с известием, что Султан-гази убил султана Алия. Услышав эту весть, хан, изумленный ею, не знал, что делать. Его младшие братья Кал-хан и Акатай-хан, дети его старших братьев, Суфиян-хана и Бучага-хана, узнав это, перешли в Ургендж, предполагая, что подданные султана Гази-султана начнут войну с Аваниш-ханом, также подданные Аваниш-хана пришли в Ургендж; дети Амнек-хана с своею дружиною собрались в Ургендж. Подданные детей Ильбарс-хановых собрались в Везир. Аваниш-хан, как ни желал помириться с ними, но его младшие братья, племянники – дети старших братьев – и все нукеры не согласились. Они пошли на Везир. Султан Гази-султан каждый день посылал человека к детям Биличиг-султана в Янга-шагр, с прошением, чтобы они скорее шли к нему. Они извещали, что идут, и все еще не приходили. Прежде [195] прибытия их, дети Аменк-хана, подошли к Везирю. На восточной стороне Везиря, в расстоянии от него на один фарсанг, на краю поля, на месте, называемом Кум-кенд, стояло селение, которое в то время было прекрасно устроено. Султан Гази-султан с своим войском выступил из Везиря и шел в Кум-кенд. Султан-гази-султан народу своему мало оказывал милостей, но много делал обид; много дел возлагал на свою дружину, но мало награждал ее, потому подданные крайне не любили его. Оба войска построились в боевой порядок. Когда Султан-гази расставлял к сражению свои полки, и, увидев, что в одном месте мало было людей, сказал: «тут надобно поставить больше войска»; тогда один из Узбеков, которых в войске его было много, вскричал: «если тут мало людей, то поставь в строй твоих лошадей и коров». Кто сказал это – за многолюдством осталось неизвестным. Султан не обратил на это внимания, и проехал, ни сказав ни слова. Оба войска вступили в битву. Аваниш-хан одолел врага, и, преследуя его, в тот же день вошел в Ургендж. Там он велел убить шестнадцать человек из взрослых и малолетних детей Ильбарс-хановых, начиная с султана Гази-султана. У султана Гази-султана много было жен: из них одна была дочь Тюркмена, Улуг-тубя-Зенбиль-бека, взятая им во время набега на Тюркменов, живших в Бурме – как звалось одно из Хорасанских мест. От нее было у него два сына и две дочери. Старшему сыну имя было Омар-гази-султан, младшему – Шир-гази-султан. Старшей дочери было имя Зюгра-ханым, младшей – Нунаш-ханым. Это семейство взято было нукерами Акатай-султана; Омар-гази-султану было пятнадцать лет; Шир-гази-султану было двенадцать лет. Другие из сынов Аменк-хановых, разграбив дом султанского семейства, убили сынов хана, доставшихся им в добычу, а дочерей и жен взяли в неволю; но Акатай-хан ничего не взял, и сохранил жизнь доставшихся ему детей; [196] жену султана Гази-султана, дочь Улоуг-тубя-Зенбиль-бекову, вместе с двумя дочерями и двумя сынами ее, отправил в Бухару, дав им коней и верблюдов и человек пять в провожатые. Дети Биличиг-султановы, по выступлении в поход из Янга-Шагра, когда приближались к Везирю, услышали, что султан Гази-султан вышел из него против неприятеля и перешел к Кум-кенду. Поспешно пошли туда; прибывши на место, видят, что тут была битва, видят трупы убитых; узнавши, чем кончилась битва, он не возвратились домой, а чрез верхния области Ургенджские ушли в Бухару. Из этого дома было много человек в Мавераннагре. Это было в девятьсот семьдесят четвертом году гиджры (1563-4 Р. Х.). Теперь этот род пресекся и от него никого не осталось. Горная и речная стороны достались детям Аменк-хановым. Аваниш-хан жил в Ургендже; они полюбовно разделили между собою другия области и Тюркменские земли жили спокойно. Дарун, владение Мохаммед-гази-султана, отдали Дин-Мохаммед-султану: «он, говорили ему, твоя добыча».



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-03-02 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: