Между тем к королеве сватались все реже — неуклонно старея, она переставала котироваться на рынке невест. Лишь царь Ivan the Terrible продолжал свои анекдотические ухаживания, посылая владычице Англии приглашения приехать к нему, в далекую Московию. Цели у него были вполне практическими — найти союзника в Европе и наладить сбыт русских товаров. Во время обострения борьбы с боярами царь Иван даже прощупывал вариант эмиграции в Англию, но практичная Елизавета ответила, что не сможет содержать столь знатного монарха за свой счет. Дело о браке не двигалось, и раздосадованный Грозный начал ругаться. Он писал несостоявшейся невесте: «Ажно у тебя мимо тебя люди владеют… и о наших государевых головах прибытка не ищут, а ищут своих торговых прибытков. А ты пребываешь в своем девическом чину, как есть пошлая девица». Такого оскорбления Елизавета снести не могла, и переписка сошла на нет.
Да, королева старела, хотя сама верила в это с трудом. Казалось, так недавно худенькая рыжая девочка бегала по Хэтфилдскому парку вместе с Робом Дадли. Сейчас Дадли по-прежнему завидный жених, а она — сорокалетняя больная женщина, над которой за спиной потешаются дурочки-фрейлины. Ее рыжие кудри поредели, когда-то нежно-белая кожа покрылась красными пятнами. Королева обильно пудрилась, увешивала себя украшениями, придумывала еще более пышные фасоны платьев. За ней новую моду прилежно перенимали придворные, а потом и провинциальные щеголи. В «елизаветинскую эпоху» достигло апогея стремление украшать не только себя, но и все окружающее. Не случайно именно тогда зародился великий английский театр — Шекспир, Марло, Грин, Бомонт и Флетчер. В их пьесах кипели страсти, любовь побеждала смерть, и над всем царила тень великой королевы. Эдмунд Спенсер воспел ее в «Королеве фей» под именами божественной Глорианы и амазонки Бритомартис. Придворным тоже приходилось быть поэтами — чем старше делалась Елизавета, тем больше ей нравились пышные похвалы.
Уходили старые друзья, в том числе и Кэт Эшли, умершая в 1565 году. Вероломный Лестер был отлучен от двора, и его сменили новые фавориты — юный граф Оксфордский Эдуард де Вир и адвокат Кристофер Хэттон, которого Елизавета ласково называла «барашком». Им обоим молва приписывала любовные отношения с королевой, хотя, скорее всего, дело ограничилось легким флиртом. Любовь все чаще уступала политике, и место у трона занимали отважные авантюристы или ловкие шпионы. К числу последних принадлежал Фрэнсис Уолсингем, ставший в 1572 году государственным секретарем. Этот небогатый дворянин из Глостершира стал создателем английской секретной службы, эффективно раскрывавшей все заговоры врагов королевы.
А заговоры следовали один за другим. В 1571 году граф Норфолк затеял очередную смуту, которая оказалась для него последней — в июле следующего года «северный лис» был казнен. Испанцы и французы продолжали предоставлять или, по крайней мере, обещать помощь заговорщикам. В ответ англичане взялись помогать протестантам во Франции, раздираемой религиозными войнами, и восставшим против Испании жителям Нидерландов. К счастью для Елизаветы, ее противники не ладили друг с другом — брат французского короля герцог Франциск Алансонский ввязался в нидерландские события, надеясь стать правителем этой богатой страны. В 1578 году герцог решил подкрепить свои притязания женитьбой на английской королеве. В следующем году был составлен брачный контракт, а специально созванный консилиум врачей объявил, что невеста здорова и готова произвести на свет наследника. Алансон добивался брака в политических целях, но зачем он был нужен Елизавете? Она соглашалась на самые невероятные условия — например, на объявление Франциска английским королем или на сохранение им католической веры. Поневоле кажется, что королева по-женски хваталась за последний шанс выйти замуж, предоставленный ей судьбой.
Посол Алансона Симье щедро раздавал взятки английским лордам, добиваясь от них согласия на брак. Когда он с Елизаветой катались на лодке по Темзе, выстрел с берега ранил матроса. Стрелявших не нашли, но, возможно, они были наняты тем же Симье, чтобы показать королеве — ее может защитить только сильная мужская рука. Вскоре француз пустил в ход «тяжелую артиллерию», доложив королеве о тайном браке Лестера с Летицией Ноллис. Елизавета была взбешена и велела заключить бывшего любимца в Гринвичский замок. Приготовления к свадьбе ускорились, и в августе Алансон прибыл в Лондон. Похоже, внешность царственной невесты его не обрадовала — он всячески оттягивал женитьбу, выпрашивая у Елизаветы деньги на войну в Нидерландах. Герцог прожил в Англии почти три года, пока королеве самой не опостылело затянувшееся сватовство. По слухам, ее галантный поклонник тратил казенные деньги не только на военные нужды, но и на услуги лондонских шлюх, одна из которых наградила его дурной болезнью. Состоялось бурное объяснение, и в феврале 1582 года герцог отплыл во Францию, чтобы спустя два года скончаться от дизентерии в военном лагере. Елизавета проводила его печальными стихами — ей казалось, что с ним уплывает последняя надежда на счастье.
Между тем Испания вела себя все более агрессивно. Она высаживала военные отряды в Ирландии для помощи местным католикам и готовилась к вторжению в саму Англию. Королю Филиппу II это казалось не только путем к искоренению ереси во владениях его бывшей супруги, но и единственным способом подавления восстания в Нидерландах. На испанские деньги велось обучение монахов-иезуитов, которых засылали в Англию, чтобы подстрекать народ против протестантов. В 1579 году папа издал буллу, призывавшую подданных Елизаветы не подчиняться ей как еретичке и клятвопреступнице. Множилось число католиков-нонконформистов, и многие из них были готовы избавить Англию от царства «коронованной Иезавели». Власть отвечала на это привычным способом — репрессиями. Летом 1580 года были приняты законы против католиков, грозившие нонконформистам тюрьмой и крупными штрафами. В том же году начались казни священников и монахов, обвиненных в заговоре против престола. Положение власти было довольно ненадежным, если учесть, что большинство англичан в то время еще были католиками и даже половина королевских пэров принадлежала к этой гонимой конфессии.
Но главным врагом королева считала Испанию, имевшую громадные колониальные владения и могучий флот. Для борьбы с ней следовало избрать то же оружие, и в 1580-е годы на верфях в Портсмуте и Саутгемптоне началось строительство новых кораблей. Испанцы получали золото и серебро из Америки, и Елизавета одобрила действия пиратов, грабивших их флотилии. Первым «королевским пиратом» стал Фрэнсис Дрейк, чья «Золотая лань» явилась в Плимут в сентябре 1580-го с полными трюмами золота, совершив кругосветное путешествие. На палубе корабля королева пожаловала отважному пирату рыцарский титул. За Дрейком последовали и другие; порой, увлекаясь, они грабили и английские суда, но куда больший урон наносили испанцам. На островах Карибского моря «джентльмены удачи» строили форты, над которыми развевался английский флаг, — так закладывались основы великой колониальной империи.
Почти ежегодно королева даровала хартии новым купеческим компаниям, основанным для торговли с далекими странами. Среди них были Московская компания, чьи корабли бороздили закованную льдом Арктику, и Ост-Индская, сыгравшая позже ведущую роль в завоевании «жемчужины короны» — Индии. Всего за два десятилетия английское влияние растпространилось едва ли не на все уголки мира, и современники ставили это в заслугу Елизавете. Действительно, королева неизменно поддерживала авантюры купцов и пиратов, которых было порой затруднительно отличить друг от друга. Одной из главных причин было то, что солидный процент от их добычи пополнял казну. Елизавета видела выгоду и в приобретении новых колоний, на котором настаивали ее фаворит Уолтер Рэли и его брат Гилберт. С легкой руки Рэли в Северной Америке в 1586 году была основана первая английская колония, названная Виргинией в честь королевы-девственницы.
В Европе дела англичан шли менее удачно. В декабре 1585 года английский флот из пятидесяти кораблей высадился в Нидерландах для поддержки местных протестантов. Им командовал граф Лестер, на старости лет получивший шанс отличиться на войне. Увы, ветеран паркетных битв оказался никуда не годным полководцем — он потерял время, пока испанцы накапливали силы, провел несколько бесплодных боев и год спустя вернулся в Англию ни с чем. Вдобавок он позволил провозгласить себя правителем Нидерландов, что привело Елизавету в ярость. Англии не нужны никакие правители, кроме нее, и уж не метит ли «милый Робин» на ее трон, как это уже было однажды?
Католики продолжали устраивать заговоры против королевы, и тайная полиция Уолсингема свирепствовала вовсю. В Лондоне регулярно проводились облавы, в ходе которых всех подозрительных отправляли в тюрьму, а особенно невезучих — на казнь. На площадях регулярно появлялись новые виселицы, а на Лондонском мосту — колья с насаженными на них головами. В октябре 1584 года были повешены сразу 18 человек, включая двух женщин и двух подростков. Однако число подлинных и мнимых заговорщиков не уменьшалось. Среди них был даже член парламента Уильям Пэрри, который хотел заколоть королеву во время приема, но в последний момент струсил и отказался от своего намерения. Это не помогло — его все равно казнили. Многие злоумышленники действовали от имени Марии Стюарт, и Уолсингем подстроил шотландской королеве западню, чтобы раз и навсегда избавиться от нее. Его агенты, внедрившись в ряды заговорщиков, упросили Марию подписать письменное согласие на убийство Елизаветы. Эту бумагу предъявили королеве, которая после долгих раздумий подписала смертный приговор сопернице. 8 февраля 1587 года Мария Стюарт была обезглавлена в замке Фотерингей.
Если прежде враги королевы еще могли рассчитывать на внутренний переворот в Англии, то теперь у них осталась одна надежда — внешнее вторжение. Словно отвечая их чаяниям, Филипп II в марте 1587-го начал собирать в испанских портах громадную эскадру для похода на Англию. В состав Непобедимой армады входило около 130 кораблей, включая 27 больших галеонов, на борту которых размещалось 30 тысяч солдат и матросов. Англичане не смотрели на сбор испанских сил безучастно — уже через месяц отважный Дрейк устроил налет на Кадисскую бухту и уничтожил десятки кораблей будущей армады и весь ее провиант. Однако приготовления шли своим чередом, и 12 июля 1588 года крупнейший в европейской истории парусный флот двинулся в путь.
В Англии ходили слухи, что враги собираются уничтожить все взрослое население страны, а младенцев передать на воспитание матерям-католичкам. Но англичане не замерли в ужасе — угроза вторжения, как не раз бывало в истории, вызвала у них мощный патриотический подъем. Купцы Лондона и других городов снарядили больше сотни военных кораблей, снабдив их оружием и боеприпасами. Во всех графствах собирались отряды ополчения, население приморских районов днем и ночью дежурило на берегу. В этой обстановке католиков начали воспринимать как вольных или невольных агентов врага. За четыре месяца были осуждены на смерть сорок католиков, а многих толпа растерзала без суда. Филипп, думая защитить дело католицизма в Англии, нанес ему смертельный удар.
Какое-то время королева медлила, не предпринимая никаких действий по координации отпора врагу. Лишь под давлением Дрейка и других командиров она издала указ о соединении добровольцев в единую армию, которую возглавил граф Лестер. 8 августа Елизавета лично прибыла в городок Тилбери, где располагался штаб английских сил обороны. Там она произнесла перед солдатами и собравшимся населением речь, которую до сих пор цитируют английские учебники истории. «Я выгляжу слабой и хрупкой женщиной, — говорила королева, — но у меня сердце и дух короля Англии, и я с презрением думаю о любом государе, который отважится нарушить границы моего королевства. Клянусь честью, что, защищая его, я сама возьмусь за оружие, сама стану и вашим военачальником и вашим судьей, и тем, кто по достоинству оценит вашу доблесть в бою». Последняя фраза была особенно своевременной: жалованье войску постоянно задерживалось. Наскоро собранные на юге Англии силы отчаянно нуждались в продовольствии и боеприпасах; на некоторых кораблях от голода умерла половина команды.
Тем временем об испанской армаде не было ни слуху ни духу. Позже оказалось, что громадное скопление кораблей курсировало вдоль побережья, выискивая удобное место для высадки и не находя его. Английские корабли и бури попеременно наносили удары по испанцам, причиняя им существенный урон. Так армада добралась до Северной Шотландии, где у нее начали иссякать порох и провиант. Обогнув остров, эскадра направилась на юг, где попала в сильнейший шторм. Побережье Ирландии было усеяно обломками и трупами утонувших испанцев. На обратном пути английские моряки продолжали наносить врагу удары, и в конце сентября в Лиссабон вернулись жалкие остатки армады — 54 корабля. По случаю победы королева велела отчеканить медаль с латинской надписью «Adflavit Deus et dissipate sunt» (Дунул Бог — и они рассеялись).
Долговременный эффект испанского поражения был велик — именно с этого момента начался упадок морского могущества великой католической державы. Однако сразу после событий 1588 года Испания даже окрепла. Наказав виновных в плохой организации похода, король Филипп улучшил организацию и вооружение флота. Кроме того, он помирился с Францией, и теперь испанцы создавали базы у английских берегов, готовясь к новому вторжению. Королеве омрачала победу и утрата графа Лестера, умершего от лихорадки 4 сентября. На протяжении многих лет они ссорились и мирились, оставаясь при этом близкими людьми. Неизвестно, существовали ли между ними любовные отношения, но не вызывает сомнений, что «милый Робин» был тем, кто лучше всех понимал Елизавету и скрашивал ее одиночество в полном людей дворце.
При дворе, казалось, все шло по-прежнему. Королева так же раздавала пощечины служанкам, изобретала новые наряды и кокетничала с молодыми фаворитами, которые расточали ей комплименты. Однако за этим фасадом скрывалась напряженная работа по поддержанию в исправности государственного механизма, кряхтящего от перегрузок. Придворные и иностранные послы, оставившие мемуары, видели Елизавету на балах и приемах, но редко допускались в кабинет, где она не менее четырех часов ежедневно трудилась над бумагами. Силы ее убывали, а требующих разрешения вопросов становилось все больше. Время средневековых монархов, вникавших во все дела управления, безвозвратно уходило в прошлое. Понимая это, Елизавета формировала новый аппарат управления — при высших сановниках создавались учреждения наподобие современных министерств.
После победы над армадой страна получила возможность вздохнуть свободнее. Теперь можно было распустить армию, ликвидировать посты берегового наблюдения, сократить штат секретной службы. Собравшийся в феврале 1589 года парламент до минимума сократил налоги на ближайшие четыре года, поскольку измученному населению все равно было нечем платить. Королева пыталась наполнить казну с помощью «королевских пиратов», но попытка оказалась тщетной. Испанские золотые караваны охранялись теперь гораздо лучше, и Дрейку уже не удалось повторить свои былые успехи. В январе 1596 года старый морской волк умер в Пуэрто-Бельо во время последнего морского похода.
Уходили и другие приближенные королевы. В 1586 году скончался Уолсингем, оставив после себя лучшую в Европе службу разведки. Дряхлый Сесил ушел на покой, уступив место своему сыну Роберту, который стал в 1596-м главным советником королевы, унаследовав отцовскую вражду к партии графа Лестера. Тот незадолго до смерти определил на придворную службу своего приемного сына — Роберта Девере. Этот красивый и храбрый юноша впервые оказался при дворе в 1587-м, когда ему было семнадцать лет, и сразу обратил на себя внимание королевы. Елизавета всегда любила таких молодых людей, в которых пылкость воина сочеталась с поэтической душой. Долгое время Роберт воевал во Франции и Нидерландах, затем вернулся в Лондон и в 1593-м был назначен членом королевского совета, получив вскоре титул графа Эссекса. Влияние его росло, и скоро отец и сын Сесилы, решив окоротить выскочку, принялись настраивать против него королеву.
Но было поздно — Елизавета влюбилась. Эссекс, как истинный поэт, осыпал свою государыню изысканными комплиментами. «Самая прекрасная, дорогая, великолепная госпожа! — писал он ей. — Пока Ваше Величество дарит меня правом говорить о своей любви, любовь эта остается главным моим, ни с чем не сравнимым богатством. Лишившись этого права, я сочту, что жизнь моя окончена, но любовь пребудет вовеки». Королева с удовольствием выслушивала эти комплименты и вела себя с новым обожателем так же вольно, как когда-то с Лестером. Но она уже не была юной влюбленной девицей и не собиралась чрезмерно возвышать своего фаворита. Не меньше его она ценила его соперников — всезнающего горбуна Роберта Сесила и «пирата-джентльмена» Уолтера Рэли. Что касается, самого Эссекса, то он, вероятнее всего, был очарован царственным блеском Елизаветы, но не ее женским обаянием, от которого мало что осталось. Об отсутствии у него подлинно глубоких чувств говорит и то, что, расточая знаки внимания королеве, он тайно женился на вдове своего друга — погибшего в Нидерландах юного поэта Филиппа Сидни.
Борьба партий у трона стареющей королевы все более обострялась. Одно время на первые роли претендовал Рэли, добившийся расположения Елизаветы эффектным жестом — когда ей понадобилось перейти через лужу, он бросил ей под ноги свой роскошный плащ. Рэли совмещал в себе многие таланты — смелого воина, блестящего кавалера, автора прекрасных сонетов. Не чужд он был и писательству, оставив после себя философские эссе и незавершенную «Всемирную историю». Вокруг него объединился кружок вольнодумцев, в который входили драматург Кристофер Марло и знаменитый астролог Джон Ди. Очарованная королева пожаловала Рэли оловянные рудники в Корнуолле, сделала его вице-адмиралом флота. Он в ответ познакомил ее, а заодно и всю Европу с невиданным развлечением — курением привезенного из Америки табака. Карьеру Рэли, как и многих придворных Елизаветы, погубила женщина — в 1591 году он тайно женился на фрейлине Элизабет Трогмортон, после чего попал в опалу. В следующем году былой любимец оказался в Тауэре, и, хотя позже королева простила его, прежнего влияния он уже никогда не достиг.
В 1594 году Эссекс объявил, что раскрыл заговор против королевы, в котором участвовали испанские эмиссары и личный врач Елизаветы — испанский еврей Руй Лопес. Ни оба Сесила, ни сама королева не верили наговорам фаворита, но он добился ареста и казни несчастного эскулапа. После этого Эссексу поручили возглавить морской рейд на Кадис, который он блистательно провалил. По возвращении Елизавета потребовала от него отчета и в ответ на сбивчивые объяснения отхлестала по щекам. Оскорбленный граф схватился за шпагу и был с позором вытолкан из дворца. Сесилы торжествовали, но привязанность королевы оказалась слишком велика — после смерти старого графа Берли фаворит вновь занял свое место у трона.
В 90-е годы Англию поразил жестокий неурожай. Добывая деньги на войну, власти ввели торговые монополии, больно ударившие по карману практически всех жителей страны. Целые графства голодали, но королевские служители взыскивали налоги до последнего цента. Религиозный конфликт закрыл для англичан рынки почти всех стран Европы, а их союзники-голландцы по иронии судьбы оказались главными торговыми соперниками Англии. Сукно, которое прежде было главным экспортным товаром, теперь гнило на приморских складах, а ткачи и суконщики становились нищими. Война пожирала все больше средств, и сама королева была вынуждена продать на переплавку часть регалий своих предков. Военные действия на суше и море шли вяло, и скорой победы ждать не приходилось. В 1598 году умер король Филипп, но его сын не стал заключать мира. Неспокойно было и в Ирландии, где подняли восстание два представителя англо-ирландской знати — графы Тирон и Тирконнел. В 1597 году им на помощь пришли три испанских корабля с солдатами, что грозило англичанам скорой потерей «зеленого острова».
Елизаветинская государственная машина все чаще давала сбои. Лорды, назначенные на высокие посты по протекции, проявляли вопиющую некомпетентность или вообще устранялись от дел. Чиновники помельче погрязли в коррупции, судьи решали дела за взятки. Царствование, начавшееся под лозунгами мира и справедливости, завершалось в обстановке войны и беззакония. Все больше людей желали, чтобы страной правила не старая королева, а энергичный молодой человек, и таким человеком мог быть только Эссекс. Его все больше бесило засилье старых сановников, мешавших осуществлению его грандиозных планов. По его настоянию Елизавета весной 1599 года отправила его в Ирландию подавлять восстание. Через полгода Эссекс вернулся ни с чем, потеряв четверть своего войска, и был отдан под суд за то, что осмелился вступить в переговоры с лидерами мятежников. После этого его любовь к королеве превратилась в ненависть, и он начал готовить мятеж в Лондоне. С помощью друзей-гвардейцев он собирался захватить дворец и свергнуть королеву, но секретная служба вовремя узнала об этих планах. В феврале 1601-го Эссекс, узнав о провале заговора, призвал лондонскую чернь к восстанию, но за ним пошла лишь жалкая кучка сторонников. После короткого боя граф был схвачен и казнен 25 февраля.
За кризисом последовало затишье, в ходе которого придворные интенсивно искали преемника Елизаветы. Самым вероятным кандидатом был сын Марии Стюарт, шотландский король Яков VI, и английские лорды принялись обхаживать его так же, как саму Елизавету, когда ей предстояло сменить на троне сестру. Это раздражало королеву, заставляя ее повторять: «Мертва, но еще не погребена». «Я пережила свое время», — говорила она с горечью. Итог своему царствованию она подвела в последней речи перед парламентом, произнесенной в Уайтхолле в октябре 1601 года. Тогда она сказала: «На том месте, что я сейчас занимаю, никогда не появится тот, кто более предан стране и ее гражданам, чем я, кто с такой же готовностью отдаст жизнь за ее безопасность и процветание. Жизнь и царствование имеют для меня цену только до тех пор, пока я служу благу народа».
В сентябре 1602 года королеве исполнилось шестьдесят девять лет — возраст, до которого в то время доживали немногие. Она исхудала и страдала болями во всем теле, но по привычке бодрилась — гуляла по Хэмптон-Кортскому парку, ездила верхом и пыталась работать с документами, хотя слепнущие глаза с трудом различали буквы. Во время рождественских праздников она простудилась, а за время долгого пути в Ричмонд, где двор собирался провести зиму, простуда перешла в бронхит. С тех пор она уже не вставала — сидела в постели, опершись на подушки, и упорно отказывалась умирать. Доктора сумели остановить развитие болезни, но уже не могли вылечить дряхлое тело. Королева почти ничего не ела и не говорила ни с кем, общаясь при помощи жестов. 21 марта она уже не могла шевельнуть рукой, и только тогда слуги решились раздеть ее и уложить в постель. Вечером 23 марта Елизавета уснула. Около трех часов утра из ее покоев вышел капеллан Пэрри со словами: «Все кончено».
Теперь английским королем впервые должен был стать шотландец — 37-летний Яков. Не захочет ли он отомстить за кровь своей матери и за все беды, что Англия причинила его родине? Не решит ли ввести в новых владениях шотландское пресвитерианство или вообще восстановить папистскую веру? Не запылают ли на Темзе костры ведьм, уже много лет горящие на берегах Твида и Клайда? Эти вопросы волновали многих британцев. 14 апреля 1603 года, когда на окраине Лондона показалась торжественная процессия нового монарха, страна застыла в тревожном ожидании.
Разрушитель. Яков I
В 1591 году 25-летнему Якову VI, королю шотландцев, доложили о раскрытии очередного заговора против него. Заговоры давно уже не удивляли монарха, как и имя заговорщика — Фрэнсис Стюарт, граф Босуэлл. Его дядя был когда-то любовником, а затем и мужем несчастной матушки короля, Марии Стюарт. Был он и убийцей отца короля — графа Дарнли. Теперь племянник добирался и до его, Якова, горла. И чего им надо, этим шотландцам? Сами погрязли в нищете и суевериях и еще все время пытаются извести своих законных государей. И ладно еще привычными способами — мечом, ядом, даже взрывом пороха, как беднягу Дарнли. Но на сей раз дело было совершенно неслыханным. С белым, как стена, лицом король выслушивал признания обвиняемых; по приказанию Босуэлла они сделали из воска фигурку короля и истыкали ее иглами, чтобы вызвать болезни и скорую смерть. Чтобы дело шло успешнее, читали колдовские заклинания, чертили пентаграммы. Более того — вызвали самого дьявола, и тот лично побуждал их покончить с Яковом, которого называл (почему-то по-французски) «своим врагом, главным на целом свете». Дьявол! Вот кто стоит за всеми заговорами и за всем злом в мире. И король будет бороться с дьяволом из последних сил — огнем, мечом и мудрым словом.
Вся жизнь Якова I прошла в борьбе с двумя этими угрозами — заговорами и дьяволом. Их он видел всюду и считал неотделимыми друг от друга. Не будучи ни сильным, ни храбрым, он разил врагов при помощи чернил. Не понимая и боясь людей, находил утешение в книгах. Он мечтал быть библиотекарем, а стал королем целых двух государств. Легко разбираясь в богословских хитросплетениях, он безнадежно путался в простейших житейских делах. Был хитер и простодушен, лицемерен и сентиментален. Плакал над мертвой ласточкой — и сотнями сжигал на кострах ведьм. Современники прозвали его «мудрейшим дурнем христианского мира».
Яков (точнее, Джеймс) Стюарт родился 19 июня 1566 года. Брак его родителей был недолгим и неудачным; к моменту рождения сына Мария и Генри ненавидели друг друга. Они оба были молоды, самолюбивы, влюбчивы, но граф Дарнли был еще и мужчиной и не упускал случая напомнить об этом жене. Сначала были просто ссоры, а потом граф со своими слугами на глазах у жены зарезал ее секретаря Давида Риччо, посчитав их отношения чрезмерно близкими. Однако ветреная Мария быстро нашла нового фаворита — графа Босуэлла. То ли с ее согласия, то ли по своей инициативе этот решительный человек заложил две бочки пороха под дом, где Дарнли выздоравливал после оспы. Маленький Яков остался без отца, а скоро лишился и матери. Не выждав и трех месяцев после смерти мужа, Мария вышла замуж за Босуэлла. Это переполнило чашу терпения шотландских лордов и протестантских проповедников, которых и прежде возмущала пышность нарядов королевы-католички. 24 июля 1567 года совет знати вынудил Марию отречься и бежать через границу в Англию, где ее ждали девятнадцать лет тюрьмы и плаха в замке Фотерингей.
Годовалый король-сирота был поручен заботам графа и графини Мар. Но реальная власть в королевстве оказалась в руках коварного и властного графа Меррея, сводного брата Марии. Не менее могущественным был рыжий Дуглас, граф Мортон; это он на коронации Якова выразил надежду, что король будет «соблюдать законы и установления, принятые издавна, и выкорчевывать все ереси, враждебные истинной вере». Под истинной верой подразумевался кальвинизм, утвердившийся в Шотландии в середине XVI века. Между этими двумя силами — феодальной знатью и фанатиками-протестантами — Яков балансировал всю жизнь. Через три года регент Мер-рей был убит; потом такая же судьба постигла его преемника Леннокса. Умер (как многие думали — от яда) и граф Мар, и воспитание Якова перешло к его брату Эрскину. В августе 1571 года короля зачем-то принесли в парламент и усадили за стол. Ему было скучно, и он глядел по сторонам, пока не обнаружил дыру в скатерти. «В вашем парламенте дырка!» — громко объявил король, сконфузив сидящих рядом лордов.
Но дырявыми были не только парламентская скатерть, но и карманы шотландцев, и государственная казна. Единая власть в стране фактически отсутствовала; каждый лорд или клановый вождь полновластно хозяйничали в своей округе. Вдобавок они вели между собой постоянные войны за власть, за лучшие пастбища, а то и просто из-за вековой вражды. Новая причина для войн возникла после Реформации, когда одни феодалы остались католиками, другие сделались умеренными протестантами, а третьи — пресвитерианами, которые выступали против епископов и монахов и под шумок завладели большей частью церковных земель. Воспитатель короля Бьюкенен с полным правом называл лордов «чинителями разбоя и возмутителями мятежа, погрязшими в ненасытной похоти и неумолимой гордыне, неверными в клятве, не знающими жалости к низшим и уважения к высшим, в мире желающими бедствий, на войне жаждущими крови».
Джордж Бьюкенен, яростный враг Марии и всех католиков, стал первым учителем короля. Он не особенно стеснялся в методах воспитания и часто пускал в ход розгу. Добрая графиня Мар как-то упрекнула его в том, что он лупит помазанника Божия. «Я бью не его, а его зад, — отозвался не стеснявшийся в выражениях Бьюкенен. — Можете целовать его, если хотите». Уроки легли на благодатную почву — уже в десять лет прилежный и памятливый Яков мог «с ходу перевести главу из Библии с латыни на французский, а с французского на английский». Бьюкенен прививал ученику и собственные политические взгляды: король должен быть слугой «народа», то есть благонравных граждан, посещавших протестантские «кирки». В протестантизме слабая королевская власть могла найти союзника в борьбе с жестокими и продажными лордами, которые полностью контролировали государственный аппарат. Взамен король обязан помогать протестантам бороться с теми, кто все еще подвержен «пагубному лжеучению» католичества. Пока же лорды с их родичами и слугами и протестантские проповедники с их паствой составляли две непримиримые партии, грозившие в любой момент разорвать страну надвое. Только авторитет власти и твердое управление могли соединить эти две Шотландии. Сменявшие друг друга регенты пытались править решительно, но кончалось это всегда одинаково — их смертью. В марте 1578 года, после очередной кровавой смуты, 12-летний король был объявлен полновластным правителем, но на деле власть осталась в руках регента Мортона.