Аристотель развивал качественную теорию строения вещества и на этом основании он подвергал критике все предыдущие подходы и в особенности – количественный подход Платона. Данной критике посвящены 1-я главу 3-ей книги трактата «О небе». Аристотель рассматривает здесь подлунный мир, его устройство и генезис тел. Тела надлунного мира вечны, а тела подлунного – возникают и разрушаются. Аристотель выделил здесь четыре подхода к механике генезиса тел: элеаты, Гесиод и древнейшие физики, Гераклит, Платон. Самое первое критическое замечание в адрес Платона – это указание на несоответствие его теории «многим пунктам математической истины». Какие же это истины?
Во-первых, согласно Аристотелю, из неделимых элементов нельзя сложить делимые объекты. В «Физике» Аристотель показывает, что не существует неделимых элементов длины. Аристотель указывает на то, что математические объекты континуальны, т. е. непрерывны и делимы до бесконечности. В этом и состоит основное допущение Аристотеля, на котором он строит свою критику Платона. «Все свойства тел являются делимыми» говорит Аристотель в своем трактате «О небе». Делимость свойств сталкивается с неделимостью элементов: делимое не может быть атрибутом неделимого, поэтому платоновская теория не может объяснить свойства и качества тел.
Аристотель выделяет три типа делимости: собственно делимость, делимость по виду (делимость рода на виды: например, цвет как род делится на белое и черное как свои элементарные основные виды) и делимость по совпадению (так делятся, по Аристотелю все свойства и качества тел). На этом последнем стоит остановиться поподробнее. Возьмем любое свойство тела, например, вес. Если мы будем делить тело, то будет делиться и его вес. Если тело имеет вес, то и все его составные элементы также должны иметь вес. Аристотель не может принять разрыва между свойствами и качествами тел на макроуровне (здесь: уровне явлений, объясняемый уровень) и элементами или началами тел, то есть микроуровне (объясняющий уровень, уровень сущностей). Логика аристотелевской мысли такова: уровень элементарных сущностей строится по подобию уровня явлений. Таким образом, Аристотель не допускает возникновения новых свойств и качеств у вещей, если их не будет в фундаменте физического мира.
|
|
Другим методологическим принципом Аристотеля выступает следующее утверждение: начала должны быть того же рода, что и их объекты. Чувственно воспринимаемые вещи состоят из чувственно воспринимаемых начал, вечные – из вечных начал, преходящие – из преходящих, и т.д. У Аристотеля сам характер сущности задается объясняемым явлением, поэтому самый простой и верный способ проверки объяснения — это проверка на соответствие его наблюдаемым явлениям.
Аристотель считает, что злоупотребление отвлеченными рассуждениями, искажает наблюдение фактов. Поэтому он противопоставляет тех, кто рассуждает умозрительно (logikos), и тех, кто мыслит физически (physikos), сохраняя специфические особенности вещей и чувственно воспринимаемое многообразие их качеств. Но этот «сенсуализм» Аристотеля имеет свою рациональную основу, коренящуюся в его метафизике.
У самого Аристотеля можно выделить две теории элементов. Одну из них он развивает в 4 книге трактата «О небе», а другую — в трактате «О возникновении и уничтожении».
|
|
Трактат «О небе»
Согласно теории, развиваемой в этом трактате, элементы соединяются с определенным механическим движением. Впервые корреляция между элементом и типом космического движения была внесена Платоном, но у него эти кинематические свойства стихий вытекают из геометрической теории вещества. Аристотелевская же теория не связывает движение со структурой вещества.
Основными космологическими свойствами Аристотель считает свойства тяжелого и легкого. То есть на первый план выдвигаются качества, функции или действия вещей и соответствующие им потенции или силы, а не фигуры и числа, как было у Платона. Аристотель выделяет тяжелое и легкое именно потому, что эти качества легко соотнести с определенными типами движений. Тяжелое и легкое могут рассматриваться как внутренне присущие вещам подлунного мира начала их космической подвижности.
Аристотель выделяет абсолютный и относительный смысл этих качеств. Определение абсолютного смысла тяжелого и легкого дается в контексте основной структуры космического пространства. Для Аристотеля космос — это конкретное неоднородное пространство, структура которого задается наличием абсолютного центра и абсолютной периферии. Эта структура — центр / периферия — обосновывается метафизическими выкладками: все космические тела, процессы и движения, по Аристотелю, должны быть конечны. По сути Аристотель не выходит за рамки традиционных представлений, приписывающих противоположностям фундаментальную роль в мироустройстве. Именно принцип противоположностей означает необходимость конечности как космоса, так и движения. Центр космоса — это абсолютный конец всякого движения. Периферия — это просто противоположность абсолютному центру. Наличие центра и периферии определяет наличие верха и низа мироздания.
|
|
Для Аристотеля космос неоднороден и анизотропен. Поэтому направления движения неравноценны, как неравноценны и полюса его структуры. Таким образом, Аристотель полностью воплощает принцип: «различное — значит неравноценное», то есть бинарные оппозиции у Аристотеля всегда встроены в определенную аксиологическую матрицу. «Верх» для Аристотеля является более изначальным и более ценным по природе, чем «низ». Таковы же отношения между правым и левым, мужским и женским и т.д.
Исходя из этих посылок Аристотель строит свою классификацию «естественных» движений, то есть движений, присущих вещам «по природе», обусловленных сущностью вещей. Есть вещи, говорит Аристотель, которые по природе движутся от центра, и другие вещи, которые по природе движутся к центру. Эти движения и лежат в основе свойств легкого и тяжелого. «Под абсолютно легким мы понимаем то, что движется к периферии, а под абсолютно тяжелым то, что движется к низу, в направлении к центру» («О небе», 308а, 29-30). Этим Аристотель объясняет и эффект тяготения.
Космологическое мышление Аристотеля предметно, или конкретно. Если он мыслит число, то это число чего-то, если движение — то это движение вверх или вниз. И здесь Аристотель отступает назад: так в понимании числа он оказывается ближе к пифагорейцам, чем к Платону. Но одновременно Аристотель делает и шаг вперед, поскольку отвергает существование беспредельного пустого и независимого от тел пространства.
Итак, можно проследить ключевые сходства и отличия Аристотелевского трактата «О небе» и платоновского «Тимея». Сходство состоит в том, что тот и другой признает наличие «естественных мест», к которым тела стремятся по природе, и насильственных движений, вырывающих тела из естественного места. Отличие же состоит в следующем: для Платона вес — это функция количества вещества. То, что больше, то и тяжелее, потому что труднее поддается насильственному движению. Значит тяжесть и легкость — относительные меры сопротивления тел внешним воздействиям. Этого положения Аристотель не принимает. Другое положение Платона, также отвергнутое Аристотелем, можно резюмировать так: тела тяготеют к подобным им телам пропорционально количеству однородных частей, из которых все они состоят.
Аристотель не приемлет количественного подхода потому, что в нем нет места абсолютным значениям легкости и тяжести. Абсолютность космической структуры у Аристотеля составляет предпосылку его качественной теории веса. Количество, форма и масса превращаются у Аристотеля во второстепенные вспомогательные факторы.
Аристотелевская физика строится на обыденном опыте и исходит из посылок обыденного мышления. Он постоянно апеллирует к наблюдению и к здравому смыслу: это своеобразная «физика до физики». Но это вовсе не означает, что у Аристотеля в физике отсутствуют общетеоретические или метафизические понятия. Метафизическая платформа Аристотеля — это выделение формы и материи, акта и потенции. Эти понятийные пары лежат в основе его объяснительных схем. И здесь обнаруживается фундаментальная противоречивость аристотелевской физики. Он критикует Платона (и атомистов) за слишком отвлеченные, абстрактные логические построения, но сам развивает еще более абстрактный, универсальный понятийный аппарат.
Поэтому его качественный подход на деле оказывается не столько физическим, сколько метафизическим: это сочленение эмпиризма и универсальных абстракций.
Итак, каким же образом Аристотель сочленяет свою метафизику с эмпирией физического мира? Во-первых, отношение формы к материи есть отношение того, что выше, к тому, что ниже. Кроме того, «естественное место» есть собственная форма соответствующей стихии. Поэтому движение тела к своему естественному месту есть самореализация тела, осуществление его собственной формы, содержащейся в нем потенциально и реализующейся в акте «естественного движения». То есть механизм движения стихий описывается в соответствии с понятием энтелехии. Если движущееся движется к своей форме, то нет принципиального различия между качественными изменениями и перемещением.
На основании своей теории веса Аристотель производит дедукцию четырех основных элементов. «Тяжелое и легкое существуют как два тела, так как имеются два места — центр и периферия. Отсюда следует, что существует также промежуточная область между двумя этими местами, которая получает каждое из своих двух определений по отношению к другому крайнему месту: так как то, что является промежуточным между двумя крайностями, является сразу и периферией и центром» («О небе», IV, 312а 7-10). Промежуточная область — это область относительных космологических определений: тут есть относительный центр и относительная периферия. Абсолютно легким элементом является огонь, а абсолютно тяжелым — земля. Элементами промежуточной области являются вода и воздух. Вода имитирует в относительном модусе абсолютную тяжесть земли, а воздух — абсолютную легкость огня, но опять же в относительном модусе.