[ED] Elonka Dunin, «Cipher on the William and Elizebeth Friedman tombstone at Arlington National Cemetery is solved»,
https://elonka.com/friedman/index.html
[BS] О фактах и аргументах в спорах о подлинном авторе шекспировских произведений: «Если дело дойдет до суда… », https://kiwibyrd.org/2014/01/05/107/
[VR] О фактах «прореживания» архивов Фридмана см. текст «Выпиливание реальности », раздел «Минус Картье, или выпиливание генерала », https://kiwibyrd.org/2016/08/09/168/
# # #
Магия и SIGABA
Цитата #3: «Работа Фридмана существенно улучшила как разведку средств связи, так и защиту информационных систем».
По окончании войны и возвращении из Франции весной 1919, Уильям Фридман попытался вновь начать прежнюю гражданскую жизнь – там же в Ривербэнке, где на Фабиана продолжала работать его жена Элизебет. Однако ничего путного из этого не получилось.
По-феодальному властный Фабиан как и прежде относился к Фридману словно к своей собственности, на время предоставлявшейся в аренду вооруженным силам США. А на учебных пособиях Фридмана по криптоанализу, печатавшихся в типографии Ривербэнкских лабораторий, то и дело норовил убрать имя автора, не забывая при этом оставлять своё.
Естественно, все подобные трения и конфликты привели к попыткам Фридмана найти приличную работу где-то в другом месте. Вернуться на линию генетических исследований, однако, ему не удалось. Но вот в Вашингтоне, в генштабе сухопутных войск, который после войны возглавил его хороший знакомый генерал Першинг, талантливого криптографа брали на достойную должность абсолютно без проблем.
Так что в последние дни декабря 1920 года супруги Фридманы без ведома Фабиана и фактически тайно сбежали из Ривербэнка в Вашингтон. А уже с первых чисел января 1921 Уильям Фридман приступил к новой государственной службе – теперь в качестве начальника отдела кодов и шифров в Корпусе войск связи США.
|
|
Новая работа криптографа была вроде бы и солидной, и в трудные годы экономического спада позволяла прокормить растущую молодую семью (с интервалом в несколько лет у них родились двое детей, дочь и сын). Однако то, чем Фридман на своей службе занимался – обеспечением надежных шифр-средств для защиты коммуникаций армии – оказалось весьма скучной рутиной, никак не сравнимой с волнующей работой криптоаналитика, вскрывавшего вражеские шифры в годы войны.
В корне все переменилось лишь в самом конце 1920-х, когда Белый дом занял президент Герберт Гувер, а иностранными делами США стал ведать новый госсекретарь Генри Стимсон, имевший весьма возвышенные представления о честности в политике. По этой причине, как только Стимсону стало известно, что при Госдепартаменте работает «Черная комната» Герберта Ярдли, на регулярной основе вскрывающая шифрованную дипломатическую переписку иностранных государств, то он тут же это суперсекретное и «не подобающее джентльменам» дело решительно прикрыл. А точнее, лишил эту разведструктуру львиной доли финансирования, поступавшей от Госдепартамента. Что и было равнозначно ликвидации.
Поскольку же остальная часть финансирования «Черной комнаты» поступала от военных, то Армия получила в свое полное распоряжение ценнейший архив с дешифрованными материалами и аналитическими разработками тайной спецслужбы. И поскольку прагматичные представления военного командования о международных делах в корне отличались от возвышенных идей главы дипломатов, то вскрытие иностранных шифров было решено непременно продолжать – но теперь уже целиком в вооруженных силах. Именно тогда-то и начался подлинный восход звезды Уильяма Ф. Фридмана…
|
|
Как опытный криптограф и аналитик – да еще с личными знакомствами в высших военных эшелонах – Фридман стал естественным выбором на пост начальника нового подразделения SIS или Signal Intelligence Service, то есть «Служба разведки средств связи». В трудные годы экономической депрессии для новой спецслужбы выделили весьма скромный бюджет, однако его вполне хватало на формирование коллектива их свежих-молодых криптоаналитических кадров.
И задачу эту Фридман решил блестяще. Четверо первых же лично отобранных их молодых людей быстро стали даровитым костяком новой криптоаналитической разведки. Трое из них – Фрэнк Роулетт, Абрахам Синков и Соломон Кульбак – были продвинутыми математиками, причем каждый с хорошим знанием одного из ключевых иностранных языков (немецкого, испанского, французского).
Что же касалось еще одного очень важного для военных шпионов языка, японского, то здесь найти математика-но-не-японца никак не удавалось. Однако вскоре отыскался молодой и даровитый лингвист Джон Херт. Который терпеть не мог математику, но зато не только прекрасно владел японским плюс несколькими другими языками, но и надолго стал лучшим и главным переводчиком-японистом военной американской разведки.
На основе этой команды, которую Фридман лично обучил основам и тонкостям криптоанализа, вскоре сформировалась чрезвычайно компетентная спецслужба, творившая в делах вскрытия шифров совершенно удивительные вещи, зачастую похожие на волшебство. И совсем не случайность, что когда все это дело было поставлено на поток, то секретные сводки по материалам дешифрованной переписки стали именоваться кодовым словом MAGIC или «Магия»…
|
|
Волшебники-криптоаналитики SIS, в центре Уильям Фридман.
Помимо сугубо разведывательной магии здесь же занимались порой и волшебством иного рода, изобретая для защиты американской военной связи чрезвычайно сильные шифры и шифраторы. Наиболее продвинутая из шифрмашин, придуманная лично Фридманом и существенно улучшенная Роулеттом, получила кодовое наименование SIGABA. И вошла в историю как самый стойкий американский шифратор периода Второй мировой войны. Причем и в послевоенное время криптосхема аппарата считалась настолько важной и ценной, что рассекретить её власти США решились лишь в начале 2000-х годов, то есть почти через 70 лет после рождения.
Ныне, впрочем, это дела уже хорошо известные. Однако с тем же аспектом – очень жесткой сверхсекретностью вокруг SIGABA – связана и другая, куда менее известная история. Не раз повергавшая криптографа в глубокую депрессию, особо обострившуюся к середине 1950-х, когда Фридман по делам шпионской службы навестил в Швейцарии своего давнего знакомого и приятеля по имени Борис Хагелин. Который в ту пору был уже не только весьма успешным бизнесменом, но и очень богатым человеком, сделавшим миллионы на собственных шифраторах, «надежных как швейцарские часы и банки». Хагелин принял старого приятеля очень хорошо и щедро, однако на Фридмана этот визит произвел крайне подавляющее воздействие, вызвав в итоге приступ сильнейшей депрессии. Причина недуга вслух обычно не произносится, однако чисто по-человечески вполне понятна.
Как высококлассный криптограф-профессионал, Фридман отлично знал, что их собственный аппарат SIGABA был намного сильнее и круче, чем шифраторы Hagelin. Однако Борис Хагелин на своих изобретениях стал процветающим мульти-миллионером, а Фридман с Роулеттом не получили от своего государства вообще ни цента. Более того, власти США даже не дали им оформить патенты на SIGABA, «в интересах национальной безопасности» подвесив изобретение в засекреченном состоянии на неопределенно долгое время (вплоть до начала 2000-х годов, когда ни Роулетта, ни Фридмана, тем более, на этом свете уже не было).
Шифратор SIGABA
Нельзя сказать, что криптографы-изобретатели с кроткой покорностью принимали эту вопиющую несправедливость. Они много лет пытались бороться за свои права через суд, и в общем-то не без успеха. Фридман сумел добиться хоть какой-то финансовой компенсации в середине 1950-х (что примечательно совпало с его визитами в Швейцарию), а Фрэнк Роулетт отсудил свои 100 тысяч долларов в середине 1960-х. Сколько сил и нервов, однако, было ими на это затрачено, не ведает, наверное, никто.
Уильям Фридман, по своей душевной организации отличавшийся тонкой и ранимой психикой, был практически уверен, что неоднократные депрессии и нервные срывы, требовавшие серьезной медицинской помощи, были вызваны экстраординарной секретностью и двусмысленностью его шпионско-криптографической работы. И в этой связи особого рассмотрения заслуживает самый первый нервный срыв Фридмана в 1941 году, по времени практически совпавший с разгромом американского флота в Перл-Харборе.
По очень давней традиции, заведенной в официальной истории – «отражать события не так, как было на самом деле, а так, как это целесообразно» – вокруг той военной катастрофы до сих пор остается много темных и не выясненных до конца вопросов. Достоверные факты истории, тем не менее, здесь таковы.
Под руководством Фридмана криптоаналитики SIS, и в первую очередь люди из команда Роулетта, к 1940-му году достигли с помощью своей математической «магии» воистину грандиозных успехов в дешифровании секретной переписки Японии. Главным же успехом на данном направлении было массовое вскрытие системы под кодовым названием Purple – нового японского шифратора, закрывавшего дипломатическую переписку. И хотя переписка вооруженных сил Японии вскрывалась значительно хуже и медленнее, объемы и оперативность дешифрования материалов японского МИДа давали аналитикам разведки все основания считать, что руководство США вполне осведомлено о планах и замыслах потенциального противника.
В частности, незадолго до катастрофы в Перл-Харборе имел место такой эпизод – воспроизводимый здесь по личному свидетельству его участника, военного лингвиста Джона Херта [JH], переводившего те шифрованные телеграммы японского МИДа, которые вскрывали аналитики Фридмана.
За десять дней до атаки, в ноябре 1941, когда Херт и Фридман посещали в санатории общего друга, криптограф спросил у переводчика, как он оценивает из вскрытых депеш текущее состояние отношений между США и Японией. Херт ответил, что переговорам между Токио и Вашингтоном, похоже, настал конец. И в свою очередь спросил у Фридмана, что же, по его мнению, означает такое обострение отношений? На что Фридман ответил очень коротко: «Это означает войну». Пораженный этими словами, Херт тут же в волнении спросил криптографа, куда более близкого к высокому начальству, а готовы ли США к такому обострению вражды? – «Надеюсь, что это так», ответил Фридман…
О том, что произошло с Фридманом в день катастрофы, утром в воскресенье 7 декабря 1941, жена криптографа Элизебет рассказывала такими словами [RC]:
Услышав по радио новость об атаке в Перл-Харборе, Фридман поначалу просто не мог в это поверить. В течение какого-то времени … он вообще не мог делать ничего, кроме как ходить взад и вперед по комнате, бормоча тихо одно и то же снова и снова: «Но ведь они же знали, они же знали»…
Самым поразительным в этой драматичной истории является, однако, то, что полтора десятка лет спустя Уильям Фридман сумеет перестроить свои взгляды на произошедшее буквально с точностью до наоборот. И напишет аналитическую работу, где очень компетентно, авторитетно и аргументированно станет всем доказывать, что на самом деле «ОНИ не знали». Ибо дело это, понимаете ли, крайне непростое…