В результате размышлений Ксенофонт пришел к выводу, что наилучшей формой правления является такая, во главе которой стоит идеальный руководитель (не Конституция, а харизматическая личность правителя должна привести государство к расцвету). На основании опыта управления людьми, знания персидских обычаев и государственных установлений, знания спартанских политических институтов, а также под влиянием философско-этического учения Сократа, Ксенофонт пытается создать новый политический режим, не имеющий аналогов.
Насколько это ему удалось, мы можем судить по 2-м его сочинениям: наиболее полно и обстоятельно - по "Киропедии", в меньшей степени - по "Гиерону". До сих пор не решена проблема датировки диалога "Гиерон". Поэтому, в зависимости от того, как каждый исследователь разрешает для себя эту проблему, так он определяет и последовательность написания "Киропедии" и "Гиерона".
Как в "Киропедии", так и в "Гироне" главные персонажи – реально существовавшие исторические фигуры. Но в обоих сочинениях Ксенофонт использует исторические факты для оформления собственных идей, т е. И сюжет "Киропедии", и сюжет "Гиерона" по большей части является вымыслом. Сюжет диалога составляет возможная беседа между поэтом Симонидом и Гиероном, деспотом Сиракуз, который вскоре после персидского вторжения в Грецию Ксеркса, стал преемником своего брата Гелона.
Гиерон
Выбор действующих лиц в диалоге не случаен. Поэт Симонид Кеосский был одним из главных представителей торжественной лирики и весьма почитался греками. Его поэзия носила поучительный характер, что импонировало древним, поэтому его стихи были весьма популярны. Благодаря гибкости характера Симониду всегда удавалось добиться расположения тиранов, при дворах которых он жил. Поэтому роль советчика, к которому прислушиваются, который обладает достаточной мудростью и способен убедить собеседника в собственной правоте весьма ему подходила.
|
Тиран Гиерон наследовал своему брату Гелону. И Гелон, и Гиерон были когда-то простыми гражданами, но Гелон, энергичный и амбициозный военный, после смерти Гиппократа, деспота Гелы, на службе у которого он состоял, захватил власть и стал преемником своего патрона. Впоследствии он завоевал Сиракузы, и приобрел огромные владения. После его смерти власть перешла его брату, Гиерону. У Гиерона была слава покровителя искусства и литературы, при его дворе жили выдающиеся поэты. Поэтому Гиерон, являясь человеком образованным, способным воспринимать прекрасное, наиболее подходил на роль правителя, как, возможно, казалось Ксенофонту, которому было не безразлично отношение к нему его подданных. Таким образом, мы видим, что выбор главных героев у Ксенофонта весьма удачен.
Структуру диалога можно условно разделить на две части: с 1 по 7 главы посвящены перечислению несчастий тирана; с 8 по 11 главы рассматривают систему преобразований, с помощью которой возможно исправить беды тирана и сделать счастливым и его самого, и его подданных. В первой части диалога Симонид высказывает общепринятое мнение об удовольствиях и привилегиях, которые сопутствуют жизни тирана. Гиерон же его опровергает. Сюжетная линия диалога начинает развиваться с вопроса Симонида к Гиерону, который лично испытал и жизнь простого гражданина, и жизнь тирана: чем они различаются в отношении радостей и горестей человеческих?. Гиерон ярко живописует несчастья, которыми полна жизнь тиранов, и противопоставляет им простые житейские радости которые составляют счастье обыкновенных людей.
|
Тиран не может получать удовольствие от зрелищ наравне с простыми людьми, так как посещение публичных мест, где проводятся соревнования и фестивали, является для него небезопасным. Льстивые речи и отсутствие упреков так же не приносят тирану радости, так как он понимает, что его приближенные никогда не скажут то, что может выдать их истинные чувства. У деспота лучшая кухня и благовонья: но это так же не доставляет ему наслаждения. Обилие пищи вызывает пресыщение, благовониями же наслаждаются те, кто рядом с ним, но не он сам. Что касается удовольствий любви, они не существуют без симпатии и ответной любви, которые нельзя завоевать силой. Если же кто-то проявляет любовь к тирану, это вызывает лишь его подозрение. Простые же граждане, напротив, могут доверять, так как у них нет мотива для фальши. Из всего выше сказанного можно заключить, что плотские наслаждения не приносят радости тирану.
Но Симонид говорит, что есть другие, более важные удовольствия: тираны владеют самыми лучшими конями, лучшим оружием, великолепными дворцами, украшениями, умными и ценными слугами. Тиран может себе позволить сделать милость друзьям, отомстить врагам, у тирана есть гордое сознание собственного могущества. На это Гиерон восклицает, что хотя многие люди так и думают, ибо они введены в заблуждение внешним видом. Но мудрые люди должны понимать истинное положение дел. Ведь тиран живет в постоянной опасности на родине и за ее пределами. Он всегда должен быть вооружен и иметь охрану, и в войну и в мир, подозревая в каждом врага. В то же время тиран знает, что если он придаст смерти подозреваемых в заговоре, он лишь ослабит город. У него ни с кем нет искренней дружбы, он никому не верит, он боится быть отравленным, и поэтому кто-нибудь всегда должен пробовать его пищу перед тем, как он к ней притронется. Если кто-нибудь убьет гражданина, он вызовет справедливый негодование в греческих городах; тираноубийцы же везде чествуются. Тиран не в безопасности даже в собственной семье, многие были убиты именно кем-нибудь из своих близких. Он вынужден полагаться на наемных иностранных солдат и освобожденных рабов против свободных граждан, которые ненавидят его. Он вынужден грабить храмы и отдельных людей, чтобы нанимать себе охрану. Лучшие граждане враждебны ему, никто кроме как за плату не будет служить ему. Он с печалью смотрит назад, на удовольствия и близкую дружбу, которой он наслаждался как простой гражданин и которой он лишен как тиран.
|
Но Симонид продолжает настаивать на преимуществах жизни тирана, утверждая, что можно все стерпеть ради почестей, которые им оказывают. На это Гиерон отвечает: быть уважаемым - это самое великое из земных благословений, когда человек получает почесть заслуженно и по доброй воле подданных. Но тиран не наслаждается этим счастьем. Он живет как преступник, с чувством скорого конца его власти, потому что он окружен врагами. Почести ему оказывают из страха, а не из-за уважения. Тогда Симонид недоумевает: Почему ты не откажешься от скипетра? Как случилось, что тираны никогда не отказываются от власти? Гиерон отвечает: Тиран не может ни положить конец его настоящему положению (из-за множества врагов, которые у него появились за время правления), ни даже избежать его. Лучшее, что он может сделать - повеситься. Таким образом тиран лишен всех человеческих радостей и удовольствий.
Какие мотивы вдохновили Ксенофонта на такое изображение жизни тирана?
1. Существовало, как мы знаем, враждебное отношение к тирании, которое стало в некотором роде традиционным. Кроме того, изображение свойственных тирану несчастий было присуще сократической школе, что явственно видно, если сравнить диалог Ксенофонта "Гиерон" и диалог Платона "Государство". Многие исследователи проводили сопоставление этих двух произведений, "Гиерона" и "Государства", стараясь выявить между ними некую связь. Самым простым объяснением сходства в изображении тирана у Ксенофонта и у Платона является то, что они развили, каждый в своем ключе, идеи Сократа, так как именно Сократ мог обратить их внимание на внутренний мир тирана, живущего в атмосфере недоверия, ненависти, постоянного страха за собственную жизнь. Кроме того, от Сократа и Платон, и Ксенофонт могли перенять мысли об общественном благе, о служении, в первую очередь, гражданскому коллективу, а не личным интересам.
2. Стремление исправить общее заблуждение о благополучии тирана. Ксенофонт обращается к элите, так как мнение толпы, скорее всего, было маловажно для него. Но его беспокоило, что уже и у людей аристократического происхождения тирания стала вызывать подчас восхищение. Задавая наводящие вопросы, Симонид шаг за шагом развенчивает иллюзии в отношении плотских удовольствий, личного счастья, почестей, которые якобы составляют жизнь тирана. Следовательно, первую часть "Гиерона" Ксенофонт, возможно, написал для того, чтобы развенчать миф о благополучии тирана, оттолкнув тем самым от тирании людей тщеславных и стремящихся к удовольствиям, которые может дать власть.
3. Ксенофонт хотел показать различие монархии и тирании, внешне схожих, но в действительности различных. В "Киропедии" - государственная идиллия во главе с идеальным монархом, в "Гиероне" - ненависть граждан к тирану, заботящемуся только о личных интересах, но в то же время не испытывающему счастья. Для Ксенофонта значительная разница между царем и тираном в их поведении в отношении к подданными. Следует отметить, что Ксенофонта всегда занимал вопрос: как добиться того, чтобы подданые или подчиненные беспрекословно повиновались? (Возможно, этот вопрос занимал его еще с тех времен, как он сам возглавлял отряд греческих наемников). В "Киропедии" Ксенофонт приводит пример божественного дара управления; в "Гиероне" - искуство управления, которому можно научиться.
Таким образом, мы рассмотрели те мотивы, которыми мог руководствоваться Ксенофонт при написании первой части диалога.
Во второй части "Гиерона" Ксенофонт разворачивает целую программу государственных преобразований, итогом которых должно стать счастье тирана и его подданных. Сюжетная линия такова. Симонид, посочувствовав бедам Гиерона, убеждает его в том, что такие негативные последствия (о которых шла речь в первой части диалога) не обязательно сопутствуют тиранической власти. Тираническая власть - это инструмент, пригодный не только для зла, но и для добра. Правильно используя эту власть, он может избежать ненависти и даже быть любимым.
В первую очередь тиран должен сформировать в общественном сознании светлый образ человеколюбивого, благодарного, заботящегося о своих подданных правителя. Поэтому Симонид внушает Гиерону, что добрые слова и обходительность встречаются всегда более пылко, когда они исходят от наделенного властью человека, чем от равного. Кроме того, тиран должен наказывать руками других, а награждать собственноручно. Это еще один верный способ внушить любовь подданным. Отметим, что в "Киропедии" Ксенофонт также уделяет большое внимание награждению достойных – Кир даже специально отправляется в Армению для взимания дани из-за того, что при подготовке войска он потратил все свои деньги на раздачу наград. Ксенофонт считал, что, одаривая и вознаграждая, правитель скорее всего заручится поддержкой своих подданных. Но в "Киропедии не проступает так отчетливо стремление удержать власть любой ценой как в "Гиероне". Так как в "Киропедии" Кир - добрый пастырь, отец своим подданным, и сами они признают, что Кир является царем от природы, как "в рое пчел является пчелиная матка".
Далее, тиран должен проводить своеобразные "состязания" в исполнении военных обязанностей, в представлениях, в сельском хозяйстве, в торговле и в других общественно полезных делах. И опять же с помощью наград, отличая за красоту вооружения, за дисциплину, за победу в конном состязании, за отвагу на войне и т. д., тиран должен побуждать подданных к совершенствованию и к старанию. Особо следует обратить внимание на применение этих мер в сельском хозяйстве и в торговле, так как это приведет к обогащению и процветанию подданных и обеспечит тем самым мир и порядок.
Следующим важным делом тирана должно стать разрешение вопроса о наемниках, которые находясь на службе у тирана, были ненавистны гражданам. Симонид убеждает Гиерона в том, что даже иностранные наемники, могут быть так управляемы и дисциплинированы, чтобы оказать защиту против внешней опасности, защищать и помогать честным людям, и использовать силу только против преступников, обеспечив тем самым гражданам спокойный досуг в их частных делах. Здесь Ксенофонт в понятие "всех граждан" вкладывает определенный смысл - это для него узкий круг лучших людей, т. е. аристократов, которых он называет kaloiv kagaqoiv - ("совершенные", "благородные" - пер. Э. Д. Фролова). Им противостоят рабы и городская беднота. Правильное толкование этого места мы находим у Э. Д. Фролова, который обращает внимание на противостояние этих классов, и тем самым объясняет, какую помощь наемники должны оказывать во внутренних делах полиса: они должны будут стать теперь телохранителями не только самого тирана, но и местных аристократов. Такое решение проблемы на пути преодоления внутренних смут видела полисная элита IV в. до н.э. в складывающихся новых обстоятельствах.
При таком положении дел наемники будут скорее друзьями, нежели врагами граждан (имеются в виду лучшие из них), и сам правитель сможет рассчитывать не только на безопасность своего государства при внешнем нападении, но и на теплую благодарность и преданность своих подданных. Граждане будут охотно предоставлять ему вклады, когда он попросит, и будут смотреть на него как на величайшего благодетеля.
И, наконец, последней мерой должна стать забота правителя о государственном строительстве. Симонид советует Гиерону использовать свое состояние не на украшение дворца, но для постройки крепостных стен, храмов, галерей, площадей и гаваней.
Результатом всех этих преобразований станет трансформация тирании в монархию. Тиран теперь будет возглавлять полис с всеобщего благословения, он будет окружен друзьями (из числа знатных людей, по примеру Кира), наемники теперь будут составлять государственную армию. Именно таким, как считает Ксенофонт, должно быть счастье тирана - ведь с этого времени он сможет путешествовать куда захочет, всюду ему будут оказывать почет, и слава о его добродетелях разнесется и по другим городам, подданные будут уважать его и слушаться по доброй воле.
В "Гиероне" также как и в "Киропедии" оплотом режима является армия и знатная верхушка. Яркой отличительной особенностью является разделение армии и знати в "Гиероне", тогда как в "Киропедии" воинская доблесть является одной из главных добродетелей знати. Возможно, формирование именно военной аристократии, как правящего класса, было наиболее уместно в огромной империи, заселенной многочисленными завоеванными народами. Только опираясь на служилую знать, монарх мог удерживать власть на столь гигантской территории. К тому же в "Гиероне" Ксенофонт дает советы тирану, устами поэта Симонида, исходя из современных ему реалий. А в IV в. до н.э. наемники уже практически вытеснили гражданское ополчение.
Киропедия
Образ этой новой монархии гораздо обстоятельнее и отчетливее выписан Ксенофонтом в другом и самом крупном из его политических произведений — в «Киропедии». И здесь главным для него было развитие политической идеи, разработка проникнутых ею идеальных типов правителя и государства, между тем как исторический материал, с первого взгляда столь богатый, на деле исполнял служебную роль условного фона. Наш автор, конечно, был знаком с общей историей Персии и биографией Кира; он сам побывал в Персии, по крайней мере в подчиненных персам западных областях. Но персидская история как таковая его не интересовала.
Главное в «Киропедии» — отнюдь не история, главное в ней — живой образ идеального монарха, подробная картина его образцовой жизни и созданного им идеального государства. Образ Кира у Ксенофонта — своего рода причудливая амальгама, в которой мы узнаем живые черты различных исторических персонажей, людей, с которыми Ксенофонт был близок и которых почитал. Среди черт, которыми он наделяет своего героя, отчетливо проступают чисто спартанские доблесть и дисциплина, роднящие Кира с Агесилаем, мудрость в духе Сократа, умение повелевать в стиле восточного деспота, каким был — или мог стать — Кир Младший.
Такой герой мог появиться только в результате особой идеальной системы воспитания, которую Ксенофонт детально описывает в начале своего романа (отчего и название всего произведения — «Киропедия» [Kyroupaideia], т. е. «Воспитание Кира»). Упор на этот момент сближает Ксенофонта с другими античными философами, которые построение идеального государства тоже связывали с проблемой формирования совершенного человека, с проблемой воспитания (так именно поступали Платон и Аристотель).
Родина Кира — собственно Персия — выступает в изображении Ксенофонта в виде своеобразного патриархального государства, наделенного многими чертами сходства с той идеальной Ликурговой Спартой, образ которой автор еще раньше представил в трактате «Лакедемонская полития».
Во главе этого государства стоит царь, который осуществляет высшую военную власть и одновременно выступает в роли верховного жреца, обладая правом представлять свой народ в сношениях с богами (при совершении различных религиозных обрядов). Царь правит в согласии и под надзором авторитетных старейшин, которые образуют высший совет в государстве, наделенный правом избирать всех должностных лиц и вершить суд по всем вопросам частной и общественной жизни. Царская власть передается по наследству в рамках одного рода, однако правит царь, как это не раз подчеркивается в «Киропедии», не как деспот, а строго в соответствии с законом. Разъясняя своему юному сыну различие в положении его деда, мидийского царя Астиага, и отца, персидского царя Камбиса, мать Кира Мандана замечает: «Дед твой царствует в Мидии и решает все дела, сообразуясь с собственной волей, у персов же считается справедливым, когда все имеют равные права. Твой отец первым выполняет свои обязанности перед государством, обладая установленными государством правами, мерой которых служит закон, а не его собственная воля».
Патриархальное персидское государство наделено у Ксенофонта характерной полисной структурой, сочетающей в себе черты родовой и гражданской организации. Всех персов, указывает Ксенофонт, насчитывается до 120 тыс. и они подразделяются на 12 племен (эти круглые цифры — непременный атрибут рационалистической утопии). С другой стороны, все персы, будучи лично свободными, делятся на полноправных граждан — гомотимов и остальную неполноправную массу — простой народ. К привилегированной группе гомотимов могут принадлежать лишь те, кто прошел правильную школу воспитания, осуществляемого под контролем государства.
Как и в Спарте, воспитание молодых граждан в Персии — дело государства. Это обусловлено, подчеркивает Ксенофонт, совершенно иной, чем у большинства народов, ориентацией системы законов: у других законы устанавливаются для того, чтобы карать правонарушения, у персов же законы направлены на то, чтобы предотвратить самое возможность преступлений; у других законы исполняют карательные функции, у персов же — прежде всего воспитательные. Вот почему, в то время как в других государствах воспитание детей предоставлено инициативе отдельных родителей, в Персии этим официально занимается все государство. Воспитание молодого поколения осуществляется здесь в рамках специальных возрастных групп мальчиков (до 16 — 17 лет), эфебов (следующие 10 лет) и взрослых мужей (последующие 25 лет). Переход в каждый следующий класс обусловлен успешным прохождением предыдущего: лишь те, кто прошел полное обучение в группах мальчиков и эфебов, могут стать полноправными мужами — гомотимами, и только те из этих последних, кто всегда с отличием исполнял свой долг, могут перейти со временем в высший класс старейшин.
Эта школа воспитания, как указывает Ксенофонт, в принципе открыта для детей всех персидских граждан, однако практически она доступна лишь детям зажиточных людей, которые могут благодаря своему состоянию содержать их, не заставляя работать, и посылать в общественные школы. Собственность оказывается, таким образом, решающим критерием общественного положения граждан — собственность и обусловленное ею воспитание. Идеальное государство персов обнаруживает очевидную сословно-цензовую заданность.
Замечательно, с другой стороны, самое содержание осуществляемого в этом государстве воспитания. Оно сводится к формированию у граждан необходимых, с точки зрения общины, моральных и физических качеств. Молодые граждане обучаются характерной справедливости: им внушается уважение к имущественным и гражданским правам себе подобных, прививается дух корпоративной солидарности, втолковывается всеми возможными способами необходимость безусловного повиновения старшим и начальникам. Одновременно они получают необходимое физическое воспитание, направленное на подготовку из них умелых и закаленных воинов. Показательным является, в противоположность этому, полное (или почти полное) игнорирование интеллектуального и эстетического воспитания, равно как и любого производственного обучения.
В целом вся эта система разительно схожа с системой спартанского воспитания не только своим официальным характером и организацией по возрастным классам, но и сословно-аристократическим принципом отбора тех, кто мог получить это воспитание, и соответствующим кругом дисциплин, составлявших его содержание. Результатом такой системы должно было быть существование корпоративного гражданского общества, где граждане, выделяющиеся своим состоянием и полученным благодаря этому воспитанием, составляли полноправную и привилегированную верхушку, возвышавшуюся над остальной массой соплеменников, лично свободных, но умаленных в правах (за ними оставалось лишь право служить в войске в качестве легковооруженных, вспомогательных воинов).
До сих пор — полное сходство идеального государства персов с тем совершенным государственным строем, который был представлен Ксенофонтом в «Лакедемонской политии». Однако в одном решающем пункте есть и отличие: идеальная система у персов порождает не только дисциплинированных граждан и мужественных воинов; венцом ее творения оказывается идеальная сверхличность — воитель и монарх, который своею волею расширяет пределы государства и создает новую территориальную державу. Кир прошел весь круг традиционного аристократического воспитания, однако, в отличие от других персидских гомотимов, он — потомок царей и, что еще важнее, потомок богов. Поэтому он резко выделяется из среды остальных граждан: он наделен несравненной доблестью и его судьба отмечена печатью богов. Ему суждено стать новым царем, создателем нового государства — мировой империи. Так замечательно оказались объединенными у Ксенофонта традиционные для греческих аристократов симпатии к сословно-аристократической конституции Спарты и новые, рождавшиеся в кругах современной Ксенофонту полисной элиты, монархические и пандержавные устремления.
Последовательно излагает Ксенофонт историю возвышения Кира Старшего. За описанием его детских и юношеских лет, его воспитания (кн. I), следует рассказ о его первой военной кампании. Посланный персидскими властями на помощь мидянам, которым грозит нападение ассирийцев, Кир блестяще проявляет свои таланты полководца и организатора. Явившись в Мидию во главе вспомогательного персидского корпуса, он деятельно готовится к войне с ассирийцами и, наконец, вместе с Киаксаром, тогдашним мидийским царем, совершает вторжение во вражескую страну. В сражении недалеко от границ Мидии персы и мидяне под руководством Кира одерживают победу над ассирийцами и их союзниками и овладевают их лагерем. После этого Кир по своему почину вместе с персами и добровольно присоединившимися мидянами продолжает преследование неприятелей, захватывает их новый лагерь, затем производит глубокое вторжение в глубь Ассирии, подступает под самые стены Вавилона и, наконец, с богатой добычей возвращается на исходные позиции у границ Мидии.
Далее следует рассказ о подготовке Кира к новому, решающему столкновению с вражеской коалицией. В этой кампании Киаксар уже практически не принимает участия, и война ведется исключительно самим Киром. Первый удар наносится по сосредоточению вражеских войск в западной части Малой Азии. В новом генеральном сражении враги, которыми командует союзник ассирийцев лидийский царь Крез, разбиты наголову, и Кир овладевает столицей Лидии Сардами и берет в плен самого Креза. Затем персы и их союзники направляются к Вавилону и после длительной осады овладевают этим самым крупным в мире городом. Последний ассирийский царь гибнет при штурме царского дворца, и, таким образом, война с ассирийцами завершается полным уничтожением их государства.
Создание новой мировой державы на этом практически заканчивается. Дополнительные сообщения о заключительных завоеваниях Кира, в частности о покорении им Египта, равно как и указания (косвенным образом) на приобретение им Мидии (в качестве приданого за дочерью Киаксара, на которой он женился) и наследование царской власти в Персии, существенного значения не имеют. Они вкрапливаются как необходимые вехи условного исторического повествования в более важный рассказ об устройстве Киром новой великой империи.
Новое государство, возникающее в результате завоеваний Кира, выступает тоже в виде своего рода амальгамы полиса и империи. Исходное ядро, идеальное государство персов, сохраняется, и в этом надо видеть дань уважения прошлым, полисным традициям, от которых ни один грек не был свободен. Однако гораздо более впечатляющей оказывается теперь картина новой, созданной на основании этого государства, территориальной державы. Идея этой державы принадлежит уже будущему, ее художественным воплощением в «Киропедии» Ксенофонт замечательно предвосхищает действительные свершения века эллинизма, века Александра Великого прежде всего.
Показателен уже самый способ образования новой державы. Она создается путем завоевания: народ-воитель, наделенный высшей доблестью, покоряет другие, более слабые народы и этим кладет основание новому миропорядку. Примечательно при этом, что объектом порабощения становятся именно богатые и многолюдные, но слабые в военном отношении государства Древнего Востока.
И в довершение ко всему — решающая роль сильной личности, осуществление завоевания и построение нового общества и государства под руководством авторитетного монарха, наделенного несравненной доблестью и осененного благодатью богов.
Как же выглядит это созданное идеальным творцом новое общество? Его структура, без сомнения, отражает сословно-аристократические симпатии автора «Киропедии». В основу модели положен спартанский строй, но, разумеется, воспроизведенный на расширенном основании и в несколько модифицированном виде. Стержнем новой социальной структуры являются отношения победителей и побежденных: первые становятся господами, вторые сведены на положение порабощенной и эксплуатируемой массы. «Вавилонянам, — рассказывает Ксенофонт, — Кир предписал возделывать землю, вносить подати и быть в услужении каждому у того, кому он был отдан. Наоборот, персам — участникам похода и союзным воинам, которые пожелали остаться у него, он предоставил право вести себя господами в отношении тех, кого они получили в услужение». И ниже наш автор дает возможность своему герою уточнить приобретенные им и его соратниками выгоды: «Великую благодарность мы должны питать к богам за то, что они позволили нам добиться осуществления всех наших стремлений. В самом деле, мы обладаем теперь и землями, обильными и плодородными, и людьми, которые, работая на них, будут доставлять нам все необходимое; у нас есть также дома, а в них вся нужная обстановка».
Новый слой господ равнозначен, таким образом, касте спартиатов: как и последние, они обеспечены наделами и прикрепленными к ним работниками, чье положение, в свою очередь, сильно напоминает положение спартанских крепостных рабов-илотов. Эти работники низведены персами на положение совершенных рабов. Их рабское состояние выразительно подчеркивается недозволимостью для них, как и для спартанских илотов, предаваться занятиям, достойным свободных людей, т.е. физическим и военным упражнениям, а также категорическим запрещением иметь оружие.
Оставаясь свободными людьми, будучи сплочены для защиты своего привилегированного положения в своеобразную корпорацию воинов-аристократов, завоеватели-персы и их союзники противостоят массе покоренного ими населения так же, как спартанцы — илотам. Однако сопоставление этого нового господствующего сословия со спартиатами возможно лишь до известной степени. В Спарте аристократы-спартиаты составляли гражданскую общину в собственном смысле слова, где каждый являлся частью суверенного целого. Свои наделы спартиаты получали от общины и, стало быть, в принципе были обязаны своим положением только самим себе. Напротив, новые аристократы в государстве Кира, хотя и были сплочены тоже в привилегированное сословие, суверенной общины не составляли. Они группировались вокруг сюзерена-царя, от него они получали свои наделы, а владение этими имениями было обусловлено несением службы при царском дворе. Они выступают, таким образом, в роли служилой знати именно того типа, который будет характерен для эллинистических государств, с теми же градациями царских друзей, сородичей и остальных привилегированных, но не титулованных держателей земли.
Противоположные группы господ и работников были главными, но отнюдь не единственными компонентами структуры созданного воображением Ксенофонта нового государства. Действительно, насколько можно судить по изложению «Киропедии», не все вообще участники завоевательного похода должны были перейти на положение аристократических держателей земли. Это было, судя по всему, привилегией персов и командиров союзных отрядов. Прочие союзные воины, изъявившие желание по окончании похода остаться у Кира, получили от него в качестве награды земли, дома и рабов, но все это, очевидно, в меньшем количестве, чем предыдущая группа, и потому составили особый, менее привилегированный слой военных поселенцев. С другой стороны, не все население покоренных стран низводилось на положение крепостных рабов. По-видимому, это было уделом земледельческого населения центральных культурных областей. Наряду с этим должны были существовать города (такие, например, как Сарды и Вавилон) и племена во главе со своими правителями, подвластные, но все же не порабощенные в буквальном смысле слова.
Предусматриваемая, таким образом, известная пестрота отношений в государстве Кира свидетельствует о понимании Ксенофонтом всей сложности и многообразия условий, в которых должен был свершаться завоевательный поход, подобный описанному в «Киропедии». Различие экономического и политического потенциала подчиняемых областей, городов и племен должно было обусловить и соответствующее различие в их новом статусе подданных монарха-завоевателя. Это, так сказать, запланированное разнообразие социально-политических отношений замечательно предвосхищает действительную ситуацию времени эллинизма.
Замечательной в плане предвосхищения эллинизма выглядит у Ксенофонта и политическая надстройка нового общества. Здесь особенно бросаются в глаза черты синкретизма, взаимодействие и взаимопроникновение республиканского и монархического, полисного и державного принципов, что будет так характерно для времени эллинизма. Во главе нового мирового государства стоит монарх-завоеватель, однако на родине его, которая остается интегральной частью его державы, по-прежнему сохраняются авторитетные власти общины. В отношении покоренных народов Кир выступает царем-самодержцем, для персов же он, как и раньше, остается царем-пастырем, который руководит своим народом согласно установленным законам.
В любопытной сцене, разыгрывающейся уже по окончании завоевательного похода, Ксенофонт заставляет отца Кира, все еще царствующего в Персии Камбиса, выступить с предложением, которое должно на веки вечные урегулировать отношения между царями и общиною персов. Как мудрый патриарх и как заботливый отец, готовящийся вскоре передать свое государство сыну, Камбис советует Киру и представителям персидской общины заключить между собой договор: Кир должен поклясться, что он всегда будет оберегать страну и законы персов, а те, в свою очередь, что они всегда при этом условии будут оказывать Киру поддержку в защите его власти над покоренными народами.
Интересно видеть здесь, как идеальное спартанское установление — возобновляющиеся регулярно договоры спартанских царей с представителями гражданской общины — трансформировано и приспособлено к новой ситуации, возникающей в результате создания монархом-завоевателем мировой империи.
Нельзя отрицать того, что Ксенофонт понимал значение проблемы взаимоотношений царя и гражданской общины; отдавая должное этой проблеме, он предложил свой вариант ее идеального решения. Однако в деталях входить в этот щекотливый вопрос было неуместно. С тем большим увлечением обращается Ксенофонт к описанию того, как было устроено Киром управление его собственною державою. Подробно — и здесь именно широко используя восточный опыт — повествует Ксенофонт об оформлении и обеспечении Киром своего положения державного правителя; говорит, далее, о создании Киром необходимого управленческого аппарата, с ярко выраженной идеей централизации, об организации управления на местах (система сатрапий) и мерах по предупреждению возможных сепаратистских устремлений влиятельных наместников (сохранение гарнизонов в городских цитаделях и сторожевых отрядов в сельских местностях под непосредственным царским контролем), о создании особой полицейской службы надзора и пр.
Рассказывая, таким образом, об организации исполнительной власти в державе Кира; Ксенофонт не упускает из виду и другую, сопутствующую тему методов управления. Он убежден, что сами по себе государственные установления, даже самые отличные, еще не дают гарантии безопасного существования политической системы: многое зависит от правителей, от их воли и умения, от применяемых ими способов управления. И он углубляется в любимую им область взаимоотношений начальников и подчиненных, и тему повиновения властям, которую он раньше рассматривал на материале греческих полисов или их армий, теперь трактует применительно к монархической державе. И здесь, в «Киропедии», как и в других своих сочинениях, Ксенофонт показывает себя хорошим знатоком социальной психологии. Например, он неоднократно указывает на значение соревнования для возбуждения в подчиненных необходимого рвения и не раз, на примере Кира и его помощников, демонстрирует эффективность этого средства. Он обращает внимание на значение надлежащей формы, в которой носители власти должны являться на людях (для правителя это — особый, торжественный ритуал выхода, пышная одежда, соответствующая манера вести себя и т. п.). Взятые отдельно, эти пассажи могли бы образовать не менее обширный и содержательный трактат по психологии управления, чем отрывки на специальные военные темы — трактат по военному искусству.