Теперь это очевидная данность, которая всегда здесь, всегда была и всегда будет, она не что-то иное, она абсолютно не отделена. Я всегда ощущаю это отражающее Присутствие. Это то, с чем я связан самой глубинной связью, с чем я знаком ближе всего. Это мое собственное сердце, Божественное Сердце, неизмеримо прекрасное, неизмеримо сострадательное, неизмеримо любящее.
«Ты пребываешь внутри меня, обнаженная бесконечная Любовь…
мы потеряли себя там, где ум не может найти нас, совершенно потеряли себя». (Иккю)
Человечество понятия не имеет, что такое любовь.
На днях один из искателей здесь говорил о молитве; об ощущении пустоты или даже ощущении потерянности, которое приходит вместе с четким интеллектуальным пониманием, что «Сознание есть все, что есть», когда становится ясным, что некому возносить молитвы.
Здесь трудно не улыбнуться и не подумать: «Ну так и что же?» Понимаете? Эта реализация и ощущение пустоты есть совершенная любовь, дар. Когда беспредельная благодарность переполняет и изливается через край постоянно, то более нет никакой потребности быть благодарным кому-то или чему-то. Присутствие здесь. Где же еще? В Присутствии возникает и поднимается любовь и благодарность, которые изливаются в Присутствие. Отражающее себя в самом себе без зеркала.
Нечего желать. Во всем — абсолютное совершенство. Это не знает «завершения». Завтра дэвид возвращается в Вермонт, но ничего не закончится, потому что нет ничего отделенного. Даже когда дэвид умрет, ничего не закончится, потому что это Присутствие связано с тем, что является мной, гораздо глубже, чем «дэвид».
Это мое собственное сердце, Сердце Присутствия, изливающееся бесконечной красотой любовью состраданием блаженством. Сердце Бесконечного Всего, ослепительного Сияния, более близкого, чем что-либо, что можно себе представить, — единственная реальность, единственная истина.
Я не присутствую;
то, что есть Присутствие, есть Я.
Я не осознаю;
то, что есть Осознавание, есть Я.
Я не люблю;
то, что есть Любовь, есть Я.
Нет «иного»,
которое может нравиться или не нравиться.
Не может быть «Иного»,
чтобы благодарить его или умолять.
Потому я не могу сказать «я люблю»,
но, скорее, «Я в Любви»,
внутри Любви.
Где еще мне быть?
Что может быть еще?
УТРЕННИЕ БЕСЕДЫ
Чистое знание не передается другими:
оно приходит непрошено.
Это то самое, что слушает:
это твоя собственная истинная природа».
Нисаргадатта Махарадж
«Я показываю истину живым существам —
и они перестают быть живыми существами».
Дуншань
Люди съезжаются со всех концов света, чтобы присутствовать на утренних беседах в этой гостиной в Бомбее, некоторые из них ищут годами и успели побывать у мастеров дзэн, гуру и учителей всех пошибов. Они прослышали об этом учителе «чистой адвайты» и приехали, возможно, с определенными ожиданиями или, по крайней мере, с надеждой наконец-то услышать то, что хотят услышать, подлинное учение, которое уберет завесу с Окончательного Понимания, Окончательной Истины, Самореализации, Полного Пробуждения.
То, что они получают, это маленького человечка, сидящего в углу, без конца, ad nauseam[3], говорящего о том, являетесь ли вы или нет «деятелями» того, что вы считаете своими действиями. Большинство из приходящих не остаются надолго. После нескольких бесед они уезжают — кто домой, кто дальше, к другому учителю, который будет толковать о «более важных» вещах. Эта идея «деятельства» слишком мирская, слишком простая, кажется столь вторичной, столь не относящейся к делу.
Конечно, не поймите неверно: с точки зрения тотального Понимания учение о том, являетесь ли вы деятелем, и вправду излишне; такого вопроса даже не возникает. С Пониманием приходит естественное и спонтанное осознание того, что никого нет, никакого индивидуума, который бы мог или не мог быть деятелем. Так что вопрос этот спорный. То, чем вы себя полагаете, весь набор, состоящий из тела, ума, личности, эго, чувства индивидуальности, личной истории, — ничего из этого не существует как такового, не является чем-то большим, нежели идеей, выдумкой, концепцией в Сознании. Спор на предмет того, можешь ли «ты» считаться деятелем или нет, подобен, по словам Вэй У Вэя, спору о том, можно ли считать птицу в пустой клетке пойманной. Клетка пуста! Никого нет дома!
С недавних пор на утренние беседы приходит музыкант, который по окончании бесед играет для присутствующих на традиционной индийской флейте. Флейта не знает музыки: она не отличит «соль» от «си-бемоль»; она понятия не имеет о темпе или эмфазе и не может сыграть сама на себе: это всего лишь полая бамбуковая палка с проделанными в ней дырками! Это музыкант, кто обладает знаниями, умением и сноровкой, чье намерение и дыхание позволяют выдувать звуки из инструмента и чьи пальцы так умело обращаются с отверстиями, что изливается прекрасная музыка. Когда музыка затихает, никто не благодарит за нее деревянную палку: это музыканту аплодируют и выражают признательность за прекрасный музыкальный подарок.
Именно так обстоит дело и с тем, о чем мы думаем как о самих «себе». Мы инструменты, полые палки, сквозь которые струится поток Дыхания, Духа, Энергии, поток, который есть Присутствие, Все, Что Есть, Сознание. Подобно тому как сама флейта не производит ноты, а Музыкант извлекает их из инструмента, точно так же дыхание, которое есть Присутствие, дает жизнь этому уму и телу и выходит через рот, создавая видимость того, что этот рот произносит слова.
Сущностное заблуждение, сущностное незнание заключается в неосознанной узурпации роли Музыканта инструментом. Эта инверсия истины осознается спонтанно, когда происходит Постижение. Становится ясным, что индивидуума нет, что «никого нет дома», никакой сущности, которая могла бы быть или не быть деятелем, поскольку пробуждение есть простое Постижение, что пробуждаться некому.
Однако: Реализация случается спонтанно, когда происходит Постижение. С точки зрения искателя, попасть туда отсюда невозможно. Поскольку «тебя» не существует, то не может быть и речи о «попадании», как и не существует «туда» для этой цели. Интеллектуальное понимание того, что никакой индивидуальной сущности быть не может, не окажет ни малейшей помощи среднестатистическому искателю, поскольку в его или ее собственной повседневной жизни глубоко укоренившаяся вера в личное «я» и личное «деятельство» остается незыблемой. А с ней за компанию — убогая гордыня и спесь, стыд и чувство вины, страх, ненависть и злоба: все то, что возникает в результате веры в существование кого-то, кто способен на какую-то деятельность.
Все попытки решить для себя сию дилемму только укрепляют чувство индивидуального «я» того, кто якобы совершает такие попытки. И нет никакого выхода из этого затруднения, этого парадокса, потому как тот, кто считает, что он или она находится в парадоксальном затруднении, — галлюцинация, сгенерированная умом фантазия, птица в пустой клетке. Вы можете до конца своих дней продолжать делать то, что вы делали: посещать беседы, семинары и ритриты самых просветленных учителей, и выслушивать замечательные вещи о Просветлении, Полной Реализации и Сат-Чит-Ананде, и переживать потрясающий духовный опыт невероятной красоты, но когда вы откроете глаза, перед вами встанет все тот же вопрос, все с тем же страстным желанием найти на него ответ, потому что по-прежнему остаетесь «вы».
И поэтому Сознание поддерживает жизнь этого хитроумного маленького учения о «деятельстве», идущего через непритязательного маленького индуса, сидящего в квартире в Бомбее. Да, вероятно, поверхностному взгляду оно кажется незначительным в сравнении с другими вещами, о которых вам, возможно, доводилось слышать. Может даже показаться, что на нем трудно сосредоточиться, когда, несомненно, «Оно» должно бы быть чем-то большим, нежели этим; несомненно, еще есть, что искать. Все так: само по себе учение не является центром. Но это путь в центр. И если вы сможете допустить это, исследуя его, как советуют, с неослабным вниманием, оставаясь предельно открытыми, дабы ухватить суть, то может произойти нечто поистине поразительное.
Ибо это учение, выглядящее относительно несущественным, сколь бы скромным оно ни было, может стать тем маленьким ключом, который, оказавшись в замке и повернувшись, распахнет огромные врата. «Я не деятель какого-либо действия»: важность этих слов не в том, что они содержат в себе некую грандиозную или тотальную реализацию. Важность в том, куда они приведут. Если вы действительно поймете их, действительно поймете, что понимать некому, это будет подобно введению компьютерного кода, который подвергнет переписыванию всю операционную систему. Станет причиной каскадного сбоя всех систем, которые вы считаете «собой». Приведет в действие процессы самоотдавания и понимания, чего никогда не случилось бы с «вами» в противном случае, что и есть Совершенное Постижение пробуждения: знание, что того, кто понял, пробудился или познал, на самом деле не существует. Есть только Покой, приходящий с пониманием, дыхание Присутствия, проходящее через полую палку.
И та музыка, тем самым возникающая, предстающая в виде каждодневных мыслей, слов, «ваших» или «чужих» действий, есть не что иное, как Присутствие, играющее на этих инструментах, поистине наивысший дар, превыше красоты.
УЧЕНИЕ ИСТИНЫ
«Есть тривиальные истины
и есть великие истины. Противоположности тривиальных
истин просто ложны.
Противоположность великой истины —
тоже истина».
Нильс Бор
«Глубокие вещи просты. Если они не просты, они не могут быть
истинными.
Но простые вещи трудны".
Дуглас Хардинг
I
«Те, кто обладал знанием, чтобы учить, те немногие, подобно Махарши, говорили, что безмолвие намного более эффективно, но на начальных стадиях учение может быть дано только посредством серии неистинных высказываний, и их живость должна уменьшаться по мере постижения учеником неистинности того, чему его учат. Истину невозможно передать словами. Ее можно только обнажить». (Вэй У Вэй)
Обычное человеческое принятие за правду иллюзии индивидуального «я», физической «реальности» (рождения, смерти, творения, разрушения, свободной воли, личных достижений — одним словом, майи) столь сильно исказило восприятие истины и обмана, что то, что является истинным, обычно считают ложным, а к тому, что ложно, относятся с доверием. Когда в существующих условиях учитель обнажает истину, обычные люди принимают это за обман или называют его сумасшедшим. В том нет вины слушающего, который, обязанный своим непониманием собственной обусловленности, не оставляет себе шанса услышать и понять то, что ему говорят.
Поэтому из сострадания к слушающему, с целью приблизить его к началу понимания, учитель порой начинает с того, что приподносит небольшое количество истины, прибегая к образам, иллюстрирующим примерам или мыслительным категориям, хотя сам учитель знает, что они ложны по сути. Слушатель же, со своей стороны, наоборот, принимает это учение большей частью за «истинное» (т. е. знакомое) с несущественными и, возможно, сбивающими с толку вкраплениями того, что кажется «неистинным». Если же слушатель подвергнет анализу и поставит под вопрос собственные исходные предпосылки, то, может быть, с некоторой помощью он сумеет понять истинность того, что он принимал за незначительную неправду. Тогда учитель, в свою очередь, получит возможность постепенно познакомить его с большим количеством элементов истины и тем же поступательным образом отойти от подменяющих правду высказываний, которые он использовал, чтобы сделать истину доступной пониманию.
В какой-то момент слушающий начинает распознавать противоречивость и несообразность этого набора условных образов, выступающих в качестве транспортного средства для доставки истины. И когда слушающий начинает «отдавать себе отчет в неподлинности того, чему его учат», учитель может наконец-то отказаться от транспортного средства и «обнажить истину» тем способом, который раньше показался бы слушающему неприемлемым.
Поскольку истина лежит за пределами концепций и языка, то ее раскрытие будет обязательно встречать все меньше и меньше препятствий на пути утверждения Того, Что Есть, и все больше указателей, говорящих о том, чем она не является (т.е. via negativa[4]), до тех пор пока слушаюший наконец не достигнет той отметки, где он способен слышать и понимать истину в безмолвии, которое Рамана Махарши назвал единственно верным выражением Истины, однако, к сожалению, очень немногие обладают способностью слышать. Только безмолвие дает свободу от дуализма — неотъемлемого компонента субъектно-объектной структуры языка и мыслей.
II
Истина, Реализация, Я, Постижение, Одно, а-двайта, не-два. Но то, каким образом учение, состоящее из указателей в сторону Постижения, находит свое выражение посредством или через различных «учителей» и «мудрецов», крайне варьируется. Выражение это в значительной степени предопределяется запрограммированностью и обусловленностью конкретного организма тела-ума, через которое оно происходит. Прежде всего само сердце учения, его «основа», или нерасщепляемое ядро, находит свое неповторимое выражение всякий новый раз, когда случается понимание. В изрядной мере это определяется тем, как, каким образом, в какой среде и при каких обстоятельствах Пробуждение произошло в каждом отдельном случае.
Это легче проиллюстрировать, чем объяснить.
С Раманой Махарши Пробуждение произошло, когда он был еще совсем юн. Не в силах справиться с захлестнувшим его ощущением близкой смерти, он лег и отдался яркому переживанию умирания, наблюдая за тем, как происходит прекращение физических и ментальных функций с приходом смерти. Когда это случилось, наступило осознавание, что «я», которым каждый себя считает, умирает вместе с телом и умом; и тем не менее, когда это фальшивое «я» вместе со всем остальным исчезает, остается ощущение чистой бытийности, осознавания «я есть». Он понял, что это именно то, чем «Я» является на самом деле; не тело, или ум, или личность, или ощущение обособленного «я», которые умирают, а «Я-Я», которое вечно. Случай Раманы Махарши представляет собой сердцевинное понимание, которое отражается в его учении, советующем слушающим «просто быть», «следовать за Я есть» и «пребывать в Я».
Отчет Нисаргадатты Махараджа о произошедшей Реализации выглядит совершенно иначе. Он утверждает, что его гуру сказал ему, что на самом деле он, Махарадж, не тот, кем считал себя: поистине не это тело, а не что иное, как Абсолют. Он отнесся к своему гуру с доверием, а к его словам со всей серьезностью, и через три года медитации и концентрации на них Понимание стало полным. И это то, на чем сосредоточено все учение Махараджа; он неизменно обращался к своим слушателям от лица Абсолюта, «Я есть То», а не от лица отдельно взятого индивидуума, и настаивал на том, чтобы ему не задавались вопросы, основанные на отождествлении с телом.
Тот, кто до своего пробуждения обучался у учителя или гуру, будет скорее всего учить тому, что учитель или гуру есть путь. Тот, через кого пробуждение произошло спонтанно, без учителя, будет наверняка утверждать, что необходимости в гуру нет. Тот, чье пробуждение последовало за периодом интенсивных медитаций и непонятным образом оказалось связанным с мощным мистическим опытом, вполне вероятно, примется за обучение медитации и мистицизму.
Почитайте древних мастеров: Хуанбо, Хуйнэна и других; или современных учителей, таких как Тони Парсонс и Адьяшанти, и обнаружите другие примеры. Сокровенная часть учения, к которой то и дело обращаются как к основе основ, всякий раз выражена иначе или, по меньшей мере, имеет разные акценты. По большей части эти различия связаны с разным происхождением, культурным фоном, склонностями, обстоятельствами и событиями, имеющими отношение к каждому конкретному инструменту тело-ум и, в особенности, к событию самого пробуждения.
В случае, который я с некоторым чувством привык называть «вещь дэвид», неделимое ядро Понимания было выражено в первой мысли, сформировавшейся вслед за внезапным сдвигом восприятия и ясным видением, что «никого нет дома!». Есть Присутствие, Сущее, Сознание. Есть это кажущееся ум-тело, в котором и в качестве которого Присутствие струится, действует, переживает опыт. И это все; не существует отдельного индивидуального «я», или сущности, или личности, разве что в виде чисто ментальных построений.
Таким образом, эти проявления движутся вокруг самой основы и неизменно возвращаются к одному: что именно это чувство индивидуального «я» и есть иллюзия, «путы», «затемнение» сути. Когда иллюзорное чувство индивидуального «я» становится видимым насквозь и исчезает, тогда остается просто Что Есть, происходит пробуждение от сна отделенное™, индивидуального «я».
То, к чему происходит пробуждение, что Постигается, есть только Одно. И тем не менее, всякое его проявление в инструменте тело-ум отличается в соответствии с бесконечной программной вариативностью и обусловленностью каждого инструмента и со сценарием, или ролью, или «судьбой», которую каждый разыгрывает в бесконечном развертывании Сознания. Каждое проявление обладает различной спецификой, различным акцентом.
Если Понимание — это дом, то кто-то заходит в него через парадную дверь, кто-то — через черный ход. Кто-то влезает в окно, возможно, оставшись незамеченным, а возможно, распахнув его настежь и подняв переполох. Один попадает через трубу, другой — через кровельное покрытие, разобрав его по черепице. Кто-то может упасть с большой высоты, пробить крышу и приземлиться на пол в кучу пыли и обломков, в то время как кто-то еще передаст свою шляпу дворецкому, прежде чем вступить с порога в гостиную.
И все эти различные варианты одного события придают различные ощущения, различный цвет, различный вкус способу выражения, описания Единого Вкуса. То, как говорит о Понимании Рамеш и как говорит о Присутствии Тони Парсонс, — сильно различается, имеет разные интонации. Уэйн Ликермэн говорит, что у вас нет выбора; Гангаджи говорит, что все, что у вас есть, это выбор. Все они указывают в точности на одно и то же. Все суть части бесконечного развертывания тотальности. Форма и выражение учения никогда не повторяется. И тем не менее, само по себе Понимание есть не-два. Все указывает в сторону Что-Есть.
НЕ ТАКСИ
«Есть Присутствие, которое невыразимо,
его не в силах коснуться мысль.
Это не то, чем вы владеете; это то,
чем вы являетесь».
Адьяшанти
«То, что мы называем "я", есть только
вращающаяся дверь,
которая приходит в движение,
когда мы вдыхаем и выдыхаем.
Она просто движется и все…
Ничего нет:
Ни "я", ни мира, ни ума, ни тела;
просто вращающаяся дверь».
Роси Сюнрю Судзуки
Куда бы вы ни направлялись в Бомбее, повсюду отчаянная бедность и грязь, нищие, сидящие на улицах в кучах мусора, где они живут и спят, протягивают руки и дергают вас за штанину, а те, кто покрепче, идут за вами следом, прося, умоляя о помощи, о нескольких рупиях. Многие околачиваются на пересечении улиц, и когда движение замирает на светофоре, они подходят к вашему такси, босые, в разорванной одежде, и с умоляющими глазами просовывают руки в окно.
Однажды, когда я возвращался с утренней беседы у Рамеша, один такой нищий, более жалкий, чем все остальные, приблизился к открытому заднему окну, когда такси встало в потоке движения. Я взглянул и увидел индуса, едва достигавшего ростом четырех с половиной футов; его глаза оказались на уровне моих — я сидел в крошечной допотопной Padmini. У него не было рук, но на одном из плеч росла кисть, которую он положил на дверь машины, ладонью вверх, в то время как его лицо приблизилось к моему. Его голова, плечи и лицо были также деформированы, искривлены и обезображены, олицетворяя собой шрамы, мерзость и жестокость уличной жизни. Его рот двигался в едва слышной жалобе и мольбе, давно вошедших в привычку, пока его глаза не встретились с моими, и тут он остановился, все остановилось, и так мы замерли, наши лица не более двух футов друг от друга, неподвижно глядя друг другу в глаза.
Бывают такие моменты, когда «ничего не происходит», в которые внезапно становится понятным, что якобы происходящего на самом деле нет, а то, что происходит, — не что иное, как ни-что. Прекратилось разыгрывание ролей, остановилась повседневная рутина нищего, и не было сделано движения дать ему монету. Обе формы стали абсолютно пустыми и застыли. Разделяющие их границы растворились.
Трудно описать словами то ощущение, которое переживаешь в подобные моменты. Какие бы чувства ни начинали возникать, все они прекратились, и не было ни жалости, ни страдания, ни отвращения, ни неловкости, ни дискомфорта, и едва ли даже было сострадание. Когда я взглянул на него, стало ясно, что я смотрю на самого себя, стало ясно, что я смотрю на Бога. Искривленная физическая форма этого нищего казалась столь прозрачной, столь мерцающе тонкой в жаре тропического города, а Сияние струилось сквозь него и вокруг него столь видимо, что было невозможно не понять, что и нищий, и уличная декорация за ним — всего лишь снящиеся формы, а свет Сияния в основе реальности невозможно скрыть. В этот момент наступило ощущение глубокого безучастного покоя: пока мы смотрели друг другу в глаза, не было нужды что-либо делать, говорить, чувствовать, думать.
Когда такси тронулось, я повернулся к приятельнице, сидевшей рядом, возможно, чтобы поделиться тем, что произошло, или спросить ее, что она видела, но по-прежнему не было никаких связных мыслей и слов, и когда мы снова взглянули в окно, этой маленькой искаженной человеческой формы больше нигде не было видно.
Несколько дней спустя на утренней беседе мне был задан вопрос по существу: «Что случилось бы с Пониманием, будь дэвид не столь хорошо материально устроен в жизни?» Мои мысли моментально вернулись к безрукому нищему и многим другим, с коими доводилось сталкиваться, живущим, спящим и бродящим по улицам Бомбея, и к тому ощущению полного покоя, снисходившего в те моменты. Подходящих для выражения этого слов не нашлось. Тогда, в такси, я попытался пару раз промямлить что-то своей приятельнице, но сформулировать ощущение членораздельно не получилось. Теперь же стало понятно, что подобный вопрос, подобная проблема возникает только в том случае, когда присутствует отождествление себя с организмом тела-ума.
Когда есть отождествление с телом-умом, тогда ум принимается за дело: «О боже, "мне" так повезло, "я" живу в таких хороших и комфортных условиях, а этот бедолага — в столь плачевных. "Я" ощущаю себя плохо, "я" ощущаю себя ужасно, "я" обязан что-то сделать с этим». Или наоборот, если ситуация обратная: «"Мне" пришлось тяжко, у "меня" нет того, что "я" хочу и что "мне" нужно, у всех остальных есть гораздо больше, чем у "меня". "Мне" нужно что-то сделать… а еще лучше: кто-нибудь или все "они" должны сделать что-то, чтобы "мне" помочь». Всему этому потакает «я» индивидуальной сущности и сравнение себя с другими кажущимися индивидуальными сущностями.
Но когда нет отождествления себя с одним из этих кажущихся индивидуумов, происходит просто то, что происходит. В одном уме-теле возникает ощущение счастья. Другое страдает от нищеты. Это ум-тело сотрясается от гнева, то — богато и полно ненависти, другое — болеет, но пребывает в мире с собой; еще какое-то обладает завидным здоровьем и мучается от скуки! Бесконечные комбинации качеств и переживаний в миллиардах тел-умов. Одно из них — это. Но ничто не имеет никакого значения.
С интеллектуальной или эмоциональной точек зрения это весьма сложный, заковыристый предмет. «Не имеет никакого значения» звучит предельно неполиткорректно. Легко говорить это, пребывая в комфорте. Стало бы рассуждать тем же образом это ум-тело, живи оно на улицах Бомбея? Единственным ответом на это может быть: любая мысль, возникая в Сознании, всякое мгновение проходит через всякое тело-ум. Интеллектуальный или эмоциональный подходы здесь просто невозможны: оба они — реакции индивидуума, в то время как никаких разделяющих границ не существует, разве что в качестве иллюзии и временных подпорок. В Постижении все границы попросту растворяются. Пробуждение случается и с нищими, и с королями. Многие нищие и многие короли в сновидении так и остаются непросветленными. И это не имеет вообще никакого значения.
В следующий раз на обратной дороге в отель водитель такси решил попрактиковаться в английском. Я не обращал на него особого внимания и листал литературу, которую мне дали, пока на какое-то время он вдруг не замолчал, и я поднял голову и увидел, что он наблюдает за мной в зеркало заднего вида. Пристально глядя на меня, он отчетливо произнес: «Я не такси. Я перевозящее», с ударением на причастие «…ящее». Возвещение чистой не-двойственности, достойное мастера, прямо-таки самого Вэй У Вэя. Не кажущаяся сущность, которую, как ты полагаешь, ты видишь, но само происходящее, само действие. Да, мой друг, ты прав.
«Когда твоя индивидуальность растворилась, ты больше не видишь другие индивидуальности, все это просто происходящее в Сознании. Если вам повезет, то понять это очень легко. Если не повезет — то крайне сложно. Это очень глубокая и очень простая вещь, если понять ее правильно.
То, что я сейчас говорю, — это не обычный набор стандартных духовных знаний».
(Нисаргадатта Махарадж)
НЕ ЗНАЮ
«Подлинное сознание видит только
сияющую бесконечность в сердцах всех душ.
и вдыхает в легкие только воздух вечности,
слишком простой, чтобы в нее поверить».
Кен Уилбер
«Мудрые вообще ничего не знают —
разве что одну песню».
Иккю
Период непосредственного общения с Рамешем продолжается чуть более двух лет: посещения, переписка, разговоры. За это время многое из того, что было познано, заметно проясняется, и Сияние изливается все шире и глубже. Когда есть общее видение и общее понимание Того, что никто больше не способен увидеть и понять… это сложно передать словами.
Регулярные встречи с Рамешем в течение этих лет оказывают огромную поддержку. Особенно поначалу он столь точно излагает свои мысли, что это неизмеримо помогает на понятийном уровне отделить то, что является неотъемлемой частью Постижения, от того, что продолжает оставаться частью обусловленного тела-ума, а все это — от гвалта поступающих извне идей и мнений насчет сего предмета.
«Организм тела-ума», «обусловленность и запрограммированность», «Сознание» (как основная концепция для Всего-Что-Есть) и «Понимание» (в качестве определения знания, прозрения): хотя эти концепции не изобретены Рамешем и не являются его эксклюзивной собственностью, именно у него они почерпаны и становятся составной частью понятийной рамки, сложившейся за это время в помощь осмыслению и упростившей понимание ни-что ни-кто ни-где ни-когда, которое после джунглей больше не покидает меня.
Но правда и то, что с момента моего появления в доме по адресу Синдхула, 10 возникает определенный диссонанс. Хотя практически с самого начала моя история получает признание Рамеша, к тому времени он давно уже не использует бескомпромиссный недуальный язык своих ранних книг, которые вызвали у меня столь сильный резонанс, что я отправился через весь земной шар, чтобы встретиться с ним. Во время наших первых разговоров он то и дело говорит о том, что «ты не деятель» какого-либо действия. Он говорит о том, как пребывать в ладу с собой и другими, поскольку это то, чего хочет каждый.
Собой? Другими? Это приводит в недоумение, но только по прошествии времени я наконец могу членораздельно сказать ему, что то, о чем он толкует, в данном контексте не имеет никакого смысла. Понятное дело, что не существует «того», кто мог или не мог бы быть деятелем: подобного вопроса даже не возникает. И как бы он мог возникнуть? Это не имеет ничего общего с ощущением комфортности, о чем он сам писал в своих ранних работах: «…Полное уничтожение феноменального объекта, с которым идет отождествление себя как с отдельной сущностью…» Подобные фразы — визитная карточка Рамеша. Но он больше не пользуется собственным языком: вместо этого он спрашивает посетителей, «чего они больше всего хотят от жизни», и проводит время за раздаванием советов о том, как строить отношения с «другими».
Какая жизнь, какие отношения, какие другие? Все есть струящийся поток Присутствия — все так называемые «другие» есть Я! Только это знание может покончить со страданием: все остальное — связанность. Если есть такое знание, как может существовать учение о чем-то еще?
Понимаете, когда той ночью в джунглях произошел сдвиг перспективы, без какой-либо подготовительной стадии, без владения терминологией и концепциями, когда Понимание впервые выразило себя в мысли, в идее «о боже, никого нет дома», в это мгновение центр переживания, действия, самоидентификации сместился, и стало ясно, без всяких категорий, что то Я, которое существует и которое переживает опыт и производит действия — это не «дэвид», а сами переживания и действия через инструмент «дэвид», как это происходит и в случае со всеми остальными. Это и есть центр, неделимая суть, то, насколько ее можно выразить, насколько можно выразить само Понимание, и все это невероятно просто.