В глубине зала находится кафедра, где расположился претор — председатель заседания. По бокам от него сидят сорок пять центумвиров. Напротив них на деревянных скамьях вместе с друзьями, родственниками и адвокатами разместились истец и ответчик. Нам с трудом удается разглядеть выступающего сейчас адвоката — за спинами участников слушаний собралась толпа зрителей — простой люд, обожающий следить за прениями в залах судебных заседаний как за увлекательным спектаклем. Тут самые обыкновенные люди, мужчины, женщины, старики. За нашей спиной тоже скопились зрители, они устроились, кто где сумел, даже за пределами зала, между пилястрами "малых" нефов базилики. И даже над нами, на верхнем этаже. Почему здесь такое столпотворение?
В Риме давно уже вошло в обычай обращаться к судье из-за малейшего спора. К примеру, сегодня здесь обсуждают кражу нескольких коз.
Как и в современной Италии, римское правосудие не справляется с потоком исков, их со временем накапливается все больше и больше. Уже при Веспасиане, как отмечал Светоний, "списки процессов удлинились неимоверно, потому что к неразрешенным тяжбам добавились новые". Не прими Веспасиан определенных мер, добавлял все тот же Светоний, "тяжущимся едва хватило бы целой жизни, чтобы дождаться окончания процессов".
Другой "современный" аспект Рима времен цезарей — как раз "зрелищность" правосудия. Как у нас сюжетам из криминальной хроники отводится немало места в газетах и телевизионных программах, так и в императорском Риме публичные слушания "собирают широкую аудиторию". И судя по столпотворению в этих залах, "рейтинг популярности" у них высок… Пожалуй, правильнее было бы говорить не о публике, а о самых настоящих "свидетелях".
В базилике жарко и душно. Почти все вокруг истекают потом. И все же никто не уходит, все буквально "прилипли к экрану". Адвокат говорит в защиту потерпевшего. Его выступление, с утрированными театральными жестами, смахивает на игру актера немого кино. Однако его выразительная мимика, кажется, не вызывает никакого интереса у присутствующих центумвиров. Кто-то глядит в пустоту застывшим взглядом, кто-то тихонько переговаривается, один занят выдергиванием волос из ноздрей, другой уже клюет носом и вот-вот уснет вслед за соседом, издающим громкий храп. Претор смотрит на бегущие по небу облака, прищурив глаз, чтобы лучше разглядеть их сквозь рамы.
Публика уже заметила полную несостоятельность адвоката. Многих она забавляет, тут и там начинают слышаться смешки. Единственный, кому не до смеха, — это потерпевший, приезжий с решительными чертами лица, привыкший к работе в поле и к прямоте в отношениях. Когда один из центумвиров засыпает, склонив голову на плечо соседу, он не выдерживает. Не в силах больше слушать нудные речи адвоката, цитирующего великих мужей древности, он резко перебивает его: "Не о насилии, не о кровопролитии, не о яде — я сужусь о трех козах! И утверждаю, что сосед украл их у меня. Судья ждет доказательств, а ты толкуешь о битве при Каннах и Митридате и разглагольствуешь о гневе карфагенян… Надрывая голос и размахивая руками, ты твердишь о Сулле, Марии и Муции. Ну же, Постум, расскажи о моих трех козах!!!" Весь зал взрывается шумным смехом. Адвокат лишился дара речи. Судьи смеются, спящий старик проснулся, облака забыты. Возможно, потерпевший своей речью спас дело. Человек в углу сидит и записывает происходящее… Благодаря ему слова, сказанные простым крестьянином, пройдут сквозь века и вызовут улыбку у нас с вами…
Внезапно в зале раздается шум, за ним следует рукоплескание и свист. В соседнем зале за тяжелой портьерой и деревянными перегородками какой-то адвокат "забил важный гол". Все замолкают. Даже центумвиры и претор. Пауза — и адвокат в соседнем зале продолжает защитную речь. Его глубокий баритон завораживает, как голос актера в театре, он без труда преодолевает тонкий барьер, разделяющий два зала, заглушая участников процесса о трех козах.
Люди переглядываются. Кто это? Никто не знает. Наконец, всплывает имя. Так это же настоящий "трибун форума", запоминающийся своими речами! Нет сомнений: по соседству начался гораздо более увлекательный процесс. И словно как при пожарной тревоге, по толпе прокатывается волна, и люди из задних рядов стремительно покидают зал, пытаясь втиснуться в соседний. Зрители "переключили канал"…
Последуем и мы за ними. Соседний зал битком набит людьми. Адвокат — мужчина приятной наружности, с курчавыми волосами и прямым взглядом. Он прервался, чтобы глотнуть горячей воды, а затем бросил суровый взгляд на центумвиров, словно вынося им приговор, и на клепсидру (водяные часы), стоящую на столе. Каждому адвокату отводится ограниченный отрезок времени. А именно — адвокат может просить клепсидру до шести раз. Она отмеривает двадцать минут, следовательно, всего в распоряжении адвоката два часа. Разумеется, ситуация меняется от слушания к слушанию, зачастую судьи снисходительны и дают больше времени, в зависимости от значительности дела и вызываемого им интереса. Надо сказать, что нередко заседания, начавшись ранним утром, заканчиваются лишь на закате.
Адвокат указывает пальцем на пару, незаконно лишенную внушительного наследства. Первые же его слова поражают всех, как метко пущенные стрелы. Он делает паузу и с рассеянной улыбкой на губах делает несколько шагов, словно подыскивая нужные слова. Найдя их, он резко разворачивается и изливается новым громогласным потоком. Его красноречие поистине невероятно. Но, взглянув на его ассистента, мы раскрываем маленький адвокатский трюк: секретарь слушает шефа с восковыми табличками в руках и помечает значком каждую фразу, словно проверяя список покупок.
Вот оно что, адвокат отнюдь не импровизирует: он следует канве, составленной заранее и удерживаемой в памяти благодаря особой мнемотехнике. Тщательная предварительная подготовка — методика многих крупных адвокатов Римского форума.
Некоторые античные авторы рассказывают даже о генеральных репетициях, которые кажутся настоящими слушаниями: адвокаты в возбуждении выходят из кабинета, глаза сверкают, с секретарей ручьями льет пот. На этих тренировках, называемых meditationes, большое внимание уделяется построению фраз, выбору слов, тону и постановке голоса. Спарринг-партнеры — обычно образованные рабы. Согласно Цицерону, возможно величайшему оратору Римского форума и знатоку мнемотехники, искусство оратора складывается из трех элементов: умения взволновать, усладить и убедить. И создавать эффектные сцены. Свидетелями одной из них становимся мы с вами.
Отведенные на выступление два часа давно истекли. Тогда адвокат бросается к защищаемым им супругам, минует их, высматривает кого-то в толпе… Судьи и публика озадачены. Ассистенты тоже изображают удивление (но это, конечно, предусмотрено "сценарием"). Наконец защитник появляется, ведя за руку испуганных малышей, мальчика и девочку. Он ведет их за собой, показывает судьям, ласково обнимает.
Это дети истцов, которых нарочно держали отдельно. Начинается долгая речь об их будущем, о том, что с ними будет, когда они останутся без родителей… и как бы пригодилось наследство для благополучного будущего этих двух, заметьте, не просто детей, а римских граждан! (Последняя деталь не осталась не замеченной претором и центумвирами, столь преданными римским гражданским ценностям.)
Стратегия не нова, наш адвокат блестяще скопировал маневр, использованный более века назад его знаменитым предшественником Сульпицием Гальбой, современником Цицерона. Но этого публика знать и помнить не может. И сейчас адвокат обратился именно к ней, стремясь видом невинных детей разжалобить главного героя римских трибуналов — простой люд. Он вглядывается в лица, произносит последние слова и обнимает малышей… Выступление закончено. Зрители отвечают овацией. Аплодисменты доносятся и из соседних "залов". Это больше похоже на финал театрального спектакля (и по сути это он и есть). Судьи немало удивлены успехом этого человека. Они, конечно, были готовы к тому, что весь первый ряд будет состоять из laudiceni, то есть адвокатской клаки, аплодисменты которой оплачены (дело нередкое в залах судебных заседаний), но столь шумного успеха они не ожидали. При вынесении приговора им придется учесть реакцию публики. Подобное "психологическое давление", несомненно, повлияет на вердикт. И адвокат это знает: под напускными слезами по губам пробивается удовлетворенная улыбка…
Римский сенат
Мы снова на римском форуме. Заглянем и в базилику напротив — базилику Эмилия, чьи портики растянулись более чем на сто метров. Здесь тоже занимаются гражданскими и судебными делами. В старину под портиками располагались лавки, теперь здесь свободно, наше внимание привлекает устроенный в тени двух аркад небольшой "вернисаж". Обращает на себя внимание разница между фресками в особняках аристократов и этими произведениями, почти в стиле "наивной живописи". Темы разные: вот пастух, вот мифологическая сцена, вот портрет Юлия Цезаря (без малейшего намека на сходство), весьма "условный" вид Рима… А вот портрет юноши, красивый и весьма реалистичный, — явно заказная работа. Факт малоизвестный, но в римских домах иногда встречаются висящие на стенах портреты
хозяев и домочадцев. Ни один из них до нас не дошел, но в других областях империи, например в Египте, эти портреты накладывались на мумии как маски. Сегодня они представляют собой уникальную галерею "моментальных снимков" жителей империи. Кто знает, как здесь оказалась эта картина: возможно, юноша умер, не оставив наследников и не имея родных, которые оставили бы себе портрет, как во многих семьях поступают с бюстами прославленных предков. Вот почему он попал к торговцу…
Выйдем из-под портиков базилики Эмилия и направимся к северной части форума, туда, где некогда были заложены основы римского государства и где на протяжении столетий заседали сенаторы, — в курию. Вот и массивное кирпичное здание с небольшим портиком по фасаду. Это и есть сенат.
Создатель его — Юлий Цезарь: он снес старую курию и комиций и воздвиг новое, монументальное здание, исправно служившее все последующие столетия римской истории.
Двери сената открыты, вскоре начнется заседание. Заглянем внутрь. Великолепны полы, украшенные интарсиями из ценных пород мрамора, привезенных из разных уголков огромного государства — здесь в буквальном смысле слова "ступаешь ногами" по владениям империи. Здание сената широкое в торце, по бокам поднимаются широкие ступени, на которых в несколько ярусов стоят сенаторские кресла. Они из дерева, украшены тонкой резьбой. В целом получается нечто среднее между "певческой капеллой" (schola cantorum) и залом королевских аудиенций… Огромные мраморные плиты на стенах сияют в солнечных лучах. Сколько торжественных речей здесь держалось, все не перечесть! Здесь, всего на нескольких десятках квадратных метров, было принято столько знаменательных решений, вошедших затем в наши учебники истории… Какие еще места на планете оказали такое влияние на судьбы человечества?
Многие сенаторы уже на местах и беседуют с коллегами. Кто-то шепчется, кто-то смеется.
Кое-где собрались кучки людей, что-то негромко обсуждающих. Скоро начнутся прения. В эти дни на повестке дня были разные темы, вчера, например, обсуждали монументальную триумфальную арку в Беневенте (от которой отходит Траянова дорога), сооружение которой близится к концу. Но сегодня на повестке дня более серьезный вопрос. Траян очень далеко от Рима: в январе он торжественно вошел в Антиохию, а сейчас сражается в Месопотамии. В Рим дошли прекрасные известия: он завершил завоевательную кампанию, взяв такие важные города, как Батна, Нисиба, Ктесифон. Легионы наградили его почетным титулом Parthicus (то есть "Победитель парфян"). Теперь сенат должен решить, как формализовать этот титул… На самом деле с тех пор, как канула в Лету республика, роль сената изменилась: вместе с Юлием Цезарем отошло в прошлое славное время крупных столкновений и диспутов, теперь здесь рассматриваются вопросы гораздо более скромные, что уподобляет сенат обычному административному органу…
В открытые двери входит сенатор, кивнув вытянувшейся по стойке "смирно" охране у высокого бронзового портала (последний по времени портал римского сената будет демонтирован в эпоху Возрождения и перенесен в базилику Сан-Джованни-ин-Латерано, где его можно лицезреть и по сей день).
Пожилой сенатор делает несколько шагов, ему навстречу кидаются молодые коллеги, возможно чтобы спросить совета и "стратегических" рекомендаций на сегодняшнее обсуждение…
Караульные закрывают вход, с усилием толкая тяжелые ворота. Зал заседаний сената постепенно скрывается от нас, словно над ним опускается занавес. Мы успеваем увидеть, как сенатор усаживается, поправляет складки тоги и обращает из-под седых бровей суровый взгляд на своих оппонентов… Стража занимает место на посту, положив одну руку на щит, другую на короткое копье-пилум (pilum).
Тем временем в Колизее…
Его небесно-голубые глаза кажутся драгоценными камнями в темной оправе загорелого лица. Они ни на мгновение не отрываются от мощного корпуса противника. Даже теперь, когда оба ходят по кругу, изучая друг друга… На них направлены взгляды тысяч людей, с самого
утра занимающих трибуны и с азартом наблюдающих за происходящим на арене. В колизее начались игры. Открывают программу venationes, то есть "звериные травли". Следовательно, первыми идут не поединки между гладиаторами, а схватки между людьми и зверями. В Колизее, как и во всех амфитеатрах империи, сложился следующий распорядок мероприятий: "травли" в начале программы, за ними публичные казни преступников, наконец, после обеда долгожданные гладиаторские бои. Когда в Колизее идут представления, жизнь в городе практически замирает, все отправляются наблюдать разворачивающиеся на арене жестокие поединки — как этот, недавно начавшийся, — благо размеры амфитеатра (он вмещает от 50 до 70 тысяч зрителей) это позволяют.
Зрители на трибунах прекрасно понимают, что в считаные секунды все закончится. На светлых кудрях охотника блестят капли пота. Его зовут Спиттара, но напряжение в этот момент настолько наросло, что народ перестал скандировать его имя. Напротив могучий и уверенный в себе противник, один из "хозяев арены". Имя его Виктор, но это не человек, хотя мог бы быть им по уровню интеллекта, который он демонстрирует во время боя. Он победил уже многих охотников, чаще хитростью и ловкостью, нежели силой, заключенной в лапах с острыми когтями. Его имя означает "победитель", этот леопард необычайно больших размеров завоевал любовь публики во многих поединках. Однажды он сумел опрокинуть на землю одного охотника, потом толкнул его напарника, тот запнулся о ноги упавшего — и Виктор в то же мгновение впился зубами ему в горло. Виктор, как и все дикие звери Колизея, нападает не потому, что голоден, как обычно считают; его поймали совсем детенышем и вырастили в специальном питомнике, научив атаковать, как бойцового пса. Его научили, куда метить и как нападать. У леопардов есть одна жуткая особенность: нападая на человека, они целят прямо в шею, вгрызаются в нее клыками, а когти вонзают в грудь, раздирая ее на куски. Так было во времена древних, так остается и сейчас. На палеонтологических раскопках в Африке мне довелось беседовать с одним врачом. Он говорил, что, когда ему привозят раненного львом (который, как правило, "лишь" хватает зубами и трясет в воздухе жертву), иногда ему удается спасти несчастного. А вот жертв нападения леопарда привозят уже бездыханными…
Зверь не виноват, ведь он хищник и делает то, что в нем заложено от природы… Но дрессировщики гипертрофированно развили эту естественную агрессию, превратив животное в настоящую "машину смерти". На счету Виктора не только победы на арене, но и убийство множества рабов, использованных как "чучела" во время дрессировок.
Спиттара — прекрасный охотник и горячо любим женщинами за привлекательную внешность, но он не так знаменит, как Виктор. "Букмекеры" ставят три к одному, что он проиграет. Спиттара знает это, но знает и то, что именно это и может стать ключом к победе — поразить всех, включая леопарда, неожиданным быстрым маневром. Охотник сжимает в руке толстое наточенное копье. Больше ничего — ни доспехов, ни шлема, ни меча. Единственная защита — стеганые поножи.
Арену оглашает рык: это выпустили льва для единоборства с другим охотником. Спиттара именно этого и ждал. Виктора прекрасно научили не отвлекаться на крики толпы или противников. Но неожиданный зов льва пробуждает в нем первобытный инстинкт. Леопард машинально поворачивает голову в сторону льва. Ведь в условиях дикой природы взрослый лев убивает леопарда. Лишь миг потери бдительности — и, едва успев найти взглядом другого хищника, Виктор чувствует укол под шеей, где начинаются ребра. За долю мгновения он отчетливо ощущает, как широкое острие вонзается в грудную клетку, вызывая жгучую боль. Он даже не услышал неистового боевого клича, который издал Спиттара. Охотник атаковал, пригнувшись и сделав длинный выпад, чтобы придать большую силу удару, в точности как делают фехтовальщики, нанося укол рапирой.
Реакция зверя неистова. Леопард выгибает могучую шею, пытаясь ухватить зубами копье, но безуспешно. Тогда он лапой бьет по древку, почти переломив его. Теперь ему удается закусить копье и размолоть его зубами. Но слишком поздно, силы его слабеют. Виктор видит силуэт Спиттары, тот стоит, словно ожидая "вердикт". Если животное придет в себя, охотнику будет несладко, ведь он остался без копья. Может, ему дадут другое, а может, и нет. Но сейчас оно не потребуется. В желтоватых, лишенных выражения глазах леопарда силуэт Спиттары постепенно расплывается. Кровь хлещет из раны, вокруг зверя растекается кровавое пятно. Удар был безупречен. Последний рык, затем хрип и клокотание крови в горле. Тело животного оседает и валится на землю, бессильно разомкнув челюсти.
Толпа взрывается. С трибун поднимается гул голосов, скандирующих имя победителя: "Спиттара, Спиттара". Колизей обрел нового героя.
Любопытные факты Животные в Колизее
На арене Колизея и других амфитеатров империи погибло огромное количество животных. Иногда охотники, вооруженные луком и стрелами, отстреливали оленей и газелей. Иногда жертвами становились экзотические животные, такие как страусы (известно, что император Коммод любил рубить им головы ударами меча). В некоторых случаях поединки проходили "почти" на равных: люди, вооруженные как гладиаторы, в шлеме, со щитом и мечом, должны были биться со львами, леопардами и медведями. Судя по барельефам, сражались все вместе, с переменным исходом. Наконец, можно было наблюдать и поединки между животными: например, цепью приковывали друг к другу быка и слона или других крупных животных и заставляли сражаться, коля обоих длинными шестами. Эксплуатация во всех основных амфитеатрах империи диких, часто экзотических (таких, как тигры) животных со временем привела к обеднению фауны Европы, Северной Африки и Ближнего Востока. Многие виды исчезли, в том числе и потому, что из отлавливаемых в массовом порядке животных (включая крокодилов и носорогов) лишь немногие выдерживали длительные переезды в повозках или на кораблях и доезжали живыми.