Литературное кафе.
Гости рассаживаются за столами, на каждом – свеча. В центре зала на высокой тумбе установлен освещенным пламенем свечи портрет А. Ахматовой, возле которого лежит раскрытая книга её стихов.
В зал влетают окололитературные сплетники (все в элегантных костюмах с портфелями и папками в руках). Их беседа идет в быстром темпе под музыку Прокофьева (начало VII симфонии) или Стравинского («Петрушка»)
- 
Вы слышали? Ахматова и Зощенко исключены из союза писателей?
- Правильно, они давно исписались.
- Да, вы правы, коллега, соцреализмом там и не пахнет.
- А в войну из блокадного Ленинграда сбежала. И ни одного стихотворения о наших воинах не написала.
- Вся страна на грани великих событий. Восстановление хозяйства, в колхозах работы невпроворот, а она про любовь…
- Правильно, правильно. Ахматова, что-то фамилия знакомая…
- Какая-то странная фамилия.
- Почему же странная? Впрочем, это псевдоним Анны Горенко. Ахматова – фамилия прабабки Анны Андреевны, татарки.
Толпа сплетников застывает в луче прожектора.
Голос из темноты:
Я родилась, 11 июня 1889 года под Одессой. Мой отец был в то время отставной инженер-механик флота. Годовалым ребёнком я была переведена на Север – в Царское Село. Там прожила до 16 лет.
(Стихотворение)
Училась я в Царскосельской женской гимназии. Сначала плохо, потом гораздо лучше, но всегда неохотно.
В 1905 году мои родители расстались, и мама с детьми уехала на юг. Отзвуки революции 1905 году глухо доходили до отрезанной от мира Евпатории. Последний класс проходила в Киеве, в Фундуклеевской гимназии, которую я окончила в 1907 году.
Я поступила на Юридический факультет Высших женских курсов в Киеве. Пока приходилось изучать историю права и особенно латынь, я была довольна; когда же пошли чисто юридические предметы, я к курсам охладела.
Разговор за один из столиков (№1):
- 
Позвольте, говорят, Ахматова не приняла революцию.
- Конечно, декадентские настроения сказались…
Голос из темноты (на фоне музыки Шуберта «Ave Maria»)
Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.
Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключенный, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой.
А здесь, в глухом чаду пожара
Остаток юности губя,
Мы ни единого удара
Не отклонили от себя.
И знаем, что в оценке поздней
Оправдан будет каждый час;
Но в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.
Июль 1922
Петербург
Толпа окололитературных сплетников вновь оживает
- 
К вашему сведению, у нас возникла поэтическая Академия символизма. Её возглавил Иванов, Блок, Мандельштам, Гумилев, Ахматова вначале были с ним, а затем создали свой «Цех поэтов», свое поэтическое течение – акмеизм.
- А. Ахматова вчера выступила в Академии. Успех полный.
- Да что она вообще собой представляет?!! Видел как-то: вся в чёрном, туфли столетней давности, но держится, я вам скажу…
Продолжая разговор, рассаживаются на свободные места у столика.
- Простите, а что она читала?
- «Русалку». Ну, помните, «У пруда русалку кликаю…».
Голос из темноты:
Я пришла сюда, бездельница,
Все равно мне, где скучать!
На пригорке дремлет мельница.
Годы можно здесь молчать.
Над засохшей повиликою
Мягко плавает пчела;
У пруда русалку кликаю,
А русалка умерла.
Затянулся ржавой тиною
Пруд широкий, обмелел,
Над трепещущей осиною
Легкий месяц заблестел.
Замечаю все как новое.
Влажно пахнут тополя.
Я молчу. Молчу, готовая
Снова стать тобой, земля.
Разговор возобновляется
- 
Я давно наблюдаю за ней: очень стройная, очень юная, патрицианский профиль…
- Да что вы всё: Ахматова. Кто она вообще?