Сентябрь ознаменовался долгожданной в театральном мире премьерой музыкальной драмы Рихарда Штрауса «Саломея», поставленной в московском театре «Новая опера» им. Евгения Колобова. Опера была написана в 1904 по одноименной одноактной трагедии Оскара Уайльда, в основу которой легла история из Нового Завета.
«Саломея» после своего появления многие годы подвергалась жесткой критике и цензурированию. На театральных подмостках России этот спектакль - редкий гость. Дело не только в контроле над постановками, но и в сложнейшей партитуре, рассчитанной на 103 человека. Важным является тот факт, что, несмотря на столь большой оркестр, именно вокальное исполнение занимает ведущее место в опере. Не многие дирижеры берутся за столь непростые произведения. Главный дирижер театра, Ян Латам-Кёниг, потрясающе справился с поставленной задачей. Свое мастерство талантливый музыкант много раз доказывал, виртуозно управляясь со сложнейшими произведениями Р. Вагнера, Дж. Верди, Р. Штрауса. Партитура «Саломеи», рассчитанная на час пятьдесят звучит на одном дыхании. Музыка с первой секунды захватывает зрителя и уносит далеко за пределы зала, ни на секунду не отпуская, электрическим током пробегает по жилам даже после аплодисментов, раздающихся в финале. Латам-Кёниг использовал вторую редакцию произведения, рассчитанную на 80 музыкантов.
В качестве постановщика на большой сцене дебютировала выпускница ГИТИСа Екатерина Одегова, а над костюмами и сценографией поработала Этель Иошпа, оформлявшая спектакли в «Школе драматического искусства» и МАМТ им. Станиславского и Немировича-Данченко. Часть спектакля черный занавес открывает лишь половину сцены, оставляя таинственное и вместе с этим пугающее послевкусие. Напряжение усиливает фон, который становится то желтым, как золотые убранства дворца, то красным, как вино, а позже-пролившаяся кровь. Скрученные корни на сцене напоминают волосы Иоканаана, сплетенные в косу. Этими волосами юная Саломея будет восхищаться, пытаясь получить поцелуй крестителя; обезумевшая, она будет любовно обвивать ими голову пророка, когда он будет казнен и ими же Иродиада задушит собственную дочь. Полукруглый стол, задник, неровные полы дворца тетрарха напоминают луну, образ которой проходит лейтмотивом через всю оперу.
Главные исполнители потрясающе передают сложный психологизм произведения. Очень сильно впечатлил тенор Андрей Попов, воплотивший на сцене образ тетрарха. В его исполнении Ирод предстал истеричным человеком, с неровно трясущимися руками и стремительно растущим внутренним страхом. Каждая деталь характера Ирода была замечательно воплощена и «присвоена» исполнителем. Сложнейшие голосовые пассажи подчеркивали неумение правителя совладать со своими желаниями и эмоциями: вкрадчивый шепот, нисходивший до al niente (до тишины) вдруг взрывался мощными фортиссимо. Голосовые данные и актерское мастерство вывели всю постановку на более высокий качественный уровень.
В виде Иродиады предстала обладательница богатого меццо-сопрано Маргарита Некрасова. В изображении певицы жена тетрарха предстает величественной самодостаточной дамой, которая сама может управлять государством. Она привыкла к беспрекословному исполнению своих приказов и прихотей. Возможно, именно мать, не уделяющая должного внимания дочери, стала причиной психологического страдания Саломеи. Черные бархатные одежды, расшитые золотом, массивные браслеты из драгоценных металлов на руках, блюдо с яствами как нельзя лучше отражают характер и положение Иродиады.
Юная Саломея в исполнении Таисии Ермолаевой предстает одинокой девушкой, тем самым черным деревом, растущим на сцене. Брошенная матерью, она сама должна справляться с жизнью. Внутреннюю ранимость она закрывает самодостаточностью и самоуверенностью в общении с людьми, но любовная искра раскрывает ее сущность. Страстное чувство, разгорающееся в душе этого нежного создания, может опалить все вокруг.
Нельзя без внимания оставить сцену пира во дворце Ирода. Иудеи и назаретяне в исполнении хора театра разбавляют повисшее напряжение небольшой долей юмора и харизмы.
Центральная сцена произведения - «Танец семи покрывал», отраженная Уайльдом в одной строке у Штрауса превратилась в девятиминутный музыкальный шедевр. В постановке Екатерины Одеговой нет символизма или самого танца, которым юная Саломея соблазняла Ирода, режиссер решила прямо показать наполненный эротизмом и напряжением момент обладания тетрархом племянницы. Меня, зрителя, повидавшего различные сценические эксперименты, этот момент немного смутил и оставил странные, даже неприятные ощущения (Хотя, возможно, именно этого и добивался режиссер. Если так, то это удалось).
К сожалению, не все замыслы были точно раскрыты. Например, неясной осталась линия взаимоотношений Иоканаана и Саломеи, двух одиноких людей, двух разных полюсов.
В завершение хотелось бы сказать, что это сильная постановка, в которой некоторые недочеты заметны, но их перекрывает обилие плюсов и замечательных режиссерских и художественных находок.
Ирод-Андрей Попов, Иродиада-Маргарита Некрасова, Саломея-Наталья Креслина. «Новая Опера», 2015г.