Как видно из изложенного выше, эсхатологический проект по мгновенному пресуществлению мира и скачку в трансцендентное должное возникает как завершающий элемент целостной системы мировоззрения. Осознание ключевой истины мир «трагически несовершенен» было огромным потрясением, запустившим движение историософской и религиозной мысли. Из этого исключительно важного экзистенциально и нагруженного мощнейшими переживаниями открытия логически возможны два вывода. Один - мир несовершенен изначала и вовеки. Боги создали мир и забыли о его обитателях. Они злы, индифферентны к страданиям человека и т. д. Это чувство абсолютной безнадежности не имело шансов развернуться в массовую религиозную доктрину и осталось достоянием отдельных мыслителей и ересиархов; оно окрашивает в той или иной мере ряд маргинальных религиозных движений. Человеческая природа требует надежды и перспективы, хотя бы и самой отдаленной. Человек нуждается в убеждении относительно того, что Отец небесный знает о его страданиях, любит его и в конечном счете выведет людей к свету должного. По этому, второму пути пошло ставшее мировой религией христианство.
Эсхатология питается чувством «преходящести» бытия и вырастает из идеи возвращения в вечное, ибо должное онтологично и подлинно в некотором высшем смысле. Сущее же по своей природе преходяще. Оно торжествует временно в поле эмпирической реальности. Само торжество сущего есть испытание, ниспосланное человеку, испытание, заслуженное «по грехом нашим». Поэтому конечное торжество должного неизбежно. Чем более мир уклоняется от должного, тем сильнее эсхатологическое брожение, тем ближе начало эсхатологической истерии.
Эсхатологическая истерия - особое состояние традиционного общества, заданное резким всплеском эсхатологических переживаний. Идея того, что конец привычного уже «при дверях», что погрязший в пороках, нестерпимо уклонившийся от должного мир рухнет не сегодня-завтра, охватывает по временам традиционное общество Оно пассионаризуется, энергия системы резко возрастает и начинает разрушать структурные связи, механизмы социального управления дестабилизируются. События, обозначаемые в исторической литературе как крестьянские войны, смуты, революционные ситуации и собственно революции, сплошь и рядом происходят на фоне разворачивания эсхатологической истерии.
Это эпохи массовых погромов, террора, экстенсивного движения пассионаризовавшейся культуры вширь. Особое значение имеет следующее обстоятельство - эсхатологическая истерия охватывает традиционное средневековое общество на сломе эпох, когда традиционный мир начинает рушиться, а на смену ему приходят новые отношения [З]. Заметим, что последний эпизод всплеска массовой эсхатологической истерии в СССР падает на памятные старшему поколению похороны И. Сталина. Вслед за этим событием начинается медленный, но неотвратимый процесс выхода российского общества из средневековья, разрушавший глубинные основания эсхатологического сознания. События августа 1991 года лишь оформили и закрепили политически угасание средневековой ментальности.
В своих глубинных основаниях эсхатологизм сознания связан с доминированием в рамках рассматриваемой нами (восточноевропейской) локальной цивилизации определенного механизма мышления. Речь идет о способе оперирования дуальными оппозициями, блокирующем медиацию и базирующемся на инверсии как базовом механизме формирования новых культурных смыслов. Истоки рассматриваемого типа сознания лежат в православной ментальности [4]. Самым сильным выражением тенденции к блокированию диалога и взаимопроникновению смыслов является образ, рожденный воображением Плотина («О природе зла»). Согласно Плотину, Дьявол утаскивает душу, бросившую взор в преисподнюю, ухватившись за ее взгляд. Все, что противостоит «нам», - от Дьявола. Об этом нельзя не только спокойно размышлять, пытаться осознать или спорить. Даже взгляд, брошенный в силу губительного любопытства на Врага, несет неминуемую погибель!
Блокирование диалога, мифология Вечного боя, презумпция трактовки противостоящего тебе (в войне, в полемике, в обыденном конфликте) как Врага с большой буквы, а Врага как оборотня тормозит любое взаимопроникновение смыслов, перекрывает возможности рождения третьего и ведет к вечному движению по кругу в рамках инверсионных перекодировок социального и культурного космоса. Доминирование инверсии относится к сущностным чертам российской цивилизации. С этих позиций эсхатологизм - атрибут инверсионного типа мышления.