В эту ночь Спаса Спасовича не ввели, но внесли в зал суда. От тяжких побоев руки и ноги отказывались ему служить. Поэтому конвоиры внесли его в гробу. Гроб был мелкий из-за экономии дерева, в соответствии с приказом Командования. Отекшие неподвижные руки Спаса были раскинуты в стороны, и он выглядел, как распятый. Председатель (изумленно спрашивает конвоиров): Почему вы принесли его в гробу? Конвоир: Господин полковник, мы принесли его в гробу, потому что не нашли никаких носилок, а сам он не может идти. А гроб случайно оказался свободен, вот мы и… Председатель (в смятении повернувшись к судьям): Господа, здесь самовольно хозяйничает какая-то таинственная рука и, используя недозволенные грубые способы, препятствует законному ходу судебного расследования. Я не могу так. Прошу вас, господа судьи, задавайте вопросы обвиняемому. Первый судья: Жив ли ты, Спас Спасович? Спас: И жив, и мертв, как посмотреть, господин подполковник. Первый судья: Как это? Спас: Просто. Я мертв как ваш раб, но жив как слуга Христа. Скоро я перешагну через смерть, как через кротовый холмик, и перейду в царство, где не знают ни о рабстве, ни о смерти. Первый судья: Ты бредишь, капитан Спасович? Спас: Может быть, но мой бред умнее и полезнее для всего вашего народа, чем немецкая философия Фейербаха, Маркса, Гегеля и Ницше. Первый судья: Что же ты думаешь о нас? Спас: Поскольку вы придерживаетесь упомянутых философов, я думаю, что вы тоже мертвецы, которых зароют в землю чуть позже меня. Только моя душа перескочит через могильный холм, а ваши души, без крыльев Господних, сорвутся с могильного холма в глубины царства сатаны. Председатель: Довольно об этом. Разве вы не видите, что Спасович лучше вас разбирается в вопросах философии? Пусть обвинитель зачитает обвинение и свои предложения. Обвинитель: Господа судьи, обвиняемый Спасович своими словами и действиями показал себя непримиримым врагом немецкого национал–социализма. Об этом свидетельствуют откровенные высказывания в Белграде и здесь, в лагере, и, наконец, его рукопись, которую мы частично заслушали и в которой наш немецкий военный идеал в войне за территории назван Землей Недостижимой. Кроме того, узники барака N99 называют его главным зачинщиком мятежа во время покушения на Вождя немецкого народа. Поэтому обвиняемый заслуживает смертной казни. Смягчить наказание могло бы только покаяние обвиняемого и его согласие на деле доказать готовность сотрудничать с немецкими военными и полицейскими властями в Сербии. Первый судья: Ты слышал, Спасович? Спас: Так же, как и вы, господин подполковник. Первый судья: Ты все понял? Спас: Как и мой обвинитель. Второй судья: Ты понял, Спасович, что будешь неизбежно приговорен к смерти, если не раскаешься и не станешь сотрудничать с нами? Спас: Все люди приговорены к смерти, и я, да и вы, господин майор. Мы называем смерть естественной, когда человека убивают микробы, и неестественной, когда роль микробов выполняют какие-то люди. Гестаповец: Всякая наглость имеет предел! Чего вы ждете, почему не расстреляете его? Председатель: Да разве вы не видите, что он как раз хочет, чтобы мы, немцы, взяли на себя роль микробов? А я бы не спешил это его желание исполнить. Второй судья: Спасович, будь реалистом и не фантазируй больше. Пустыми словами ты не сможешь оправдаться и избежать смерти, но только делами можешь спасти свою жизнь. Поэтому… Спас: Так говорится в Священном Писании, что человек спасет жизнь свою делами. Но каких дел вы ждете от меня? Второй судья: Мы ждем, что ты покоришься нам и поможешь усмирить Сербию, подобно вашим лидерам в Белграде. Тем самым ты облегчил бы нам дальнейшее осуществление наших мировых целей. А мы достойно наградим тебя. Спас: Я искренне уважаю тех сербских патриотов, которых вы упомянули. Я считаю, что они покорились вам не ради наживы или наслаждения изменой Родине — они подневольные рабы, как и я, — но по принуждению, пытаясь спасти хотя бы часть сербского народа, который вы и ваши союзники обрекли на верную смерть. Но это их судьба, их путь, а не мой. Второй судья: Не будь дураком, Спасович. Люди меняются в соответствии с ситуацией. Не упрямься. Вспомни, что речь идет о твоей жизни. Мы от тебя многого не требуем, а предлагаем многое. Прежде всего заяви через белградские газеты, что твоя борьба с немцами — безумие, а затем призови сербов сложить оружие и покориться законным немецким властям. В этом случае мы отпустим тебя на свободу и поможем занять высокое положение на твоей родине, соответствующее твоему уму и характеру. Спас: Другими словами, вы требуете от меня, чтобы я погубил душу, спасая тело. Кто-то из присутствующих: Браво! Всех охватило какое-то беспокойство. Председатель приказал нарушителю покинуть зал суда. Второй судья: Видишь, Спасович, ты ослеп от ненависти к немцам. Спас: Бог отцов моих и ваших Свидетель, что у меня нет ненависти к немецкому народу. Я не знаю, как это доказать на деле, но я могу отдать свою кровь любому больному немцу, которому это нужно. Снова кто-то из присутствующих: Браво! И снова по рядам пробежало какое-то волнение, но понять, кто это крикнул, было невозможно. Гестаповец (сердито): Ты, ничтожество, не стоящее и тридцати грошей, отдай свою мерзкую славянскую кровь больным псам, а не немцам! Спас: Вы дали мне высокую цену, господин оберштурмбанфюрер, по сравнению с ценой, которую дали евреи Господу моему. Вы меня переоценили, но благодарю вас… Председатель: Вернемся к делу, господа! Обвинитель: Господа судьи, если обвиняемый отвергает наше благородное предложение спасти его жизнь, тогда необходимо устроить очную ставку с остальными узниками барака N99, чтобы смертный приговор имел полностью законную форму. Председатель: Хорошо. Предлагаю завтра допросить здесь всех свидетелей. После очной ставки зачитаем последние страницы его рукописи, а потом вынесем приговор. Гестаповец: На основе Закона о военных преступниках выражаю протест. Очная ставка ни к чему. Требую закончить судебное расследование, вынести приговор и привести его в исполнение. Председатель: К сожалению, я должен отклонить ваше предложение. Если бы мы собирались так поступить, мы не стали бы терять столько времени на судебное расследование проступков этого человека. Приказываю завтра вечером устроить очную ставку обвиняемого со свидетелями из того же барака. Гестаповец: Но эта очная ставки невозможна! Председатель: Почему невозможна? Гестаповец: Я повторяю, что это невозможно. Председатель: Заседание закрыто. В ту ночь было расстреляно еще 25 узников из барака N99.
|
|
|
|
|
|
ЗЕМЛЯ НЕДОСТИЖИМАЯ. Глава пятая Новое состязание
Что нового, — спрашиваю себя. — Что нового на этом старом свете, Спас Спасович? Только Христос. Все другое устарело и из-за частого обновления истерлось, как старый ремень на колесе. Еще немного, и ремень оборвался бы, и колесо мира остановилось бы, когда явился Христос. Что появилось на свете вместе с Христом? Новая логика, новая сила, новые горизонты, да и новые состязания. Но насколько важно, что от основания все обновилось, настолько важно, что от основания все стало добрым — все, что пришло в мир с Ним и через Него. Ибо многое из того, что люди называют новым, не доброе. К тому же оно и не новое, а перекрашенное или перелатанное старое. Спаситель сошел с небес, чтобы обновить ветхого человека, чтобы переродить его изнутри, чтобы претворить его в нечто совсем новое, подобно тому, как Он претворил хлеб и вино в тело и кровь Свою. И еще, чтобы старое состязание во зле заменить новым состязанием в добре. Новый человек есть начало нового человечества, и новое состязание есть начало нового общества. Ибо пока люди остаются прежними, все старо; и калейдоскоп истории показывает только новые отблески старого испорченного содержания. А именно старое испорченное содержание души человеческой принуждает людей состязаться во зле. Дирижером этого древнего состязания во зле является тот имярек, отец всякой лжи, который манит людей ложным счастьем, обещая им земной рай, а это есть не что иное, как Земля Недостижимая. Обманутые им завоеватели мира умирали, как преступники; богачи, как нищие; тираны, как презренные рабы; гордые сулители счастья, как несчастные; презирающие святыни, как самоубийцы, обольстители и обольстительницы, как сумасшедшие. В чем состоит новое состязание? Если кто-то набожен и весь отдается молитве, а ты стараешься быть еще праведнее и порядочнее него, вот это и называется новым состязанием. Или если есть кто-то смиренный и кроткий, и миролюбивый, и чист сердцем, а ты стремишься во всем этом быть ему равным или его превзойти, то разве это не состязание в добре? Если ты милосерден и помогаешь, великодушен и прощаешь, храбр и защищаешь, тогда ты участник этого состязания святых людей. Если ты поступаешь с людьми так, как бы ты хотел, чтобы они поступали с тобой, тогда ты среди самых достойных. Если ты воспылал любовью ко Христу, распятому за тебя, и волен жизнь свою принести Ему в дар, как ответный подарок, и готов умереть за Него, тогда ты превзошел самого себя во времени и пространстве и обеспечил себе место среди апостолов и мучеников в бессмертном царстве небесном. Если ты праведностью, молитвой и подражанием лучшим христианам уничтожишь в себе всякое зло, а увеличишь всякое добро в мыслях, чувствах и делах, тогда ты станешь примером нового человека и учителем новоначальных. Если назвать дело Христово революцией, тогда это совершенно выдающаяся революция в истории мира. Ибо Вождь этой революции желал пролить Свою кровь, а не чужую, за воплощение в жизнь Своего идеала, Своего царства. Это и было засвидетельствовано на Голгофе. Тогда двенадцать миллионов ангелов были готовы избавить Его от смерти и победить Его врагов, видимых и невидимых. Это все ново для старого мира. Александр Македонский и Цезарь, Байязит и Тамерлан, и, к сожалению, крещеные Филипп II, и Елизавета, и Фридрих, и Бонапарт, как и многие другие, создавали свои царства на чужой крови, стараясь не пролить своей. Так же пытаются поступать и некоторые нынешние диктаторы, которые, не усвоив уроков истории, стараются переиграть других во зле… Поэтому их зло и находит, и они будут записаны в синодик врагов Христа. А созданные ими царства будут вскоре опрокинуты одним мизинцем Господним. И будут они сметены с пути, по которому Христос ведет человечество, и будут превращены в развалины, как и все прежние царства, основанные на силе. Революция Христа создала братское общество: братство новых людей, ради которых умер Христос. Идея христианского братства включает в себя и свободу, и равенство.
***
Давайте перевернем две–три страницы современной истории. За последних триста лет в Европе произошли две кровавые революции: французская и русская. Французская революция свою программу выразила тремя словами: свобода, равенство и братство. Следовательно, братство у нее было на последнем месте. С тех пор французская революция мучается, пытаясь осуществить лишь идею свободы, а идеи равенства и братства и не стоят еще на повестке дня. Русская революция преуспела в осуществлении другой идеи французской революции, в равенстве, а идеи свободы и братства замолчала. Революция равенства не только не добилась до сегодняшнего дня равенства, но поделила русский народ на три касты: пресытых, несытых и голодных, или: полноправных, малоправных и бесправных. Почему обе эти революции, свершившиеся в христианском мире, ставили идею братства на последнее место или совсем ее презирали, как некую Золушку среди идей? Ответ ясен. Потому, что обе эти революции были атеистические, обе отрицали существование Бога. А когда отвергается Бог, тогда нелогично говорить и о братстве людей. Где нет общего Отца, там нет и братства. Смешно было говорить людям: мы все братья, хотя не имеем единого отца! Следовательно, где не признается единый Отец всех людей, там нет и братства. Где нет братства, там непрерывная злоба, неудовлетворенность и древнее роковое состязание во зле. Поэтому я считаю, что обе эти европейские революции начались не с того края, ставя то, что должно быть в начале, на последнее место. И когда революционеры атеисты время от времени произносили слово братство, они имели в виду не истинное братство, но братство утилитарное, подразумевая под братством объединение людей на паях, организованное по их методу. А если бы вожди революционеров обеих европейских революций поставили бы идею истинного братства на первое место, они не опозорили бы свои имена столькими злодеяниями. Что же делать? Нужно переставить слова и говорить так: братство, свобода и равенство. Или просто — братство, и достаточно. Ибо где есть братство, там будут и свобода, и равенство. Но изменить последовательность этих слов нелегко. Это могло бы быть целью некой третьей революции. Эта третья революция, по правде говоря, начата гораздо раньше двух этих европейских революций, она началась задолго до двадцатого столетия. И она еще идет и будет идти. Логика этой революции такова: Единый Отец на небесах, единое братство людей на земле, одно лишь состязание между людьми — состязание в добре.
ШЕСТАЯ НОЧЬ СУДА