Доктор Адлер созвал лагерный военный суд, пригласил представителя Тайной государственной полиции (который, по правде говоря, сам напросился) и открыл судебное заседание по делу старшего по бараку N99. — Как тебя зовут? — Спас Спасович. — Что значит это имя? — Оно означает Иисус Иисусович. — А не еврейское ли это имя? — Когда-то было еврейское, а теперь христианское. — Кто ты по национальности и какой веры? — Я серб православного вероисповедания. — Образование у тебя университетское? — Да. — В какой области науки ты специалист? — Я богослов и историк. — Почему же в двух, а не в одной? — Я считаю, что эти две науки неразделимы, одна без другой не имеет смысла. — Членом какой политической партии являешься? — Никакой. — Почему? — Потому, что убежден: любая политическая партия обещает больше, чем может дать, и поэтому ведет народ в 3емлю недостижимую. — Ч то это за страна такая? - 3емля недостижимая — это своего рода рай земной для избранного народа, призрачная страна счастья, которую политические вожди всегда обещают народу но, покуда не умрут, никогда не увидят. — Думаешь ли ты так же и о политических партиях и теориях всей Европы? — Да, во всей Европе все партии сейчас такие же. — И о коммунистах? — Конечно. — И о национал–социализме? — Да. — Еще раз: ты считаешь, что наша немецкая национал–социалистическая партия ведет немецкий народ в призрачную 3емлю недостижимую, откуда нет возврата? — Совершенно верно. — Может, это в тебе говорит ненависть к немцам? — Если бы я судил немцев по их преступлениями против моего народа, моя ненависть была бы оправданна. Однако я знал и других немцев, поэтому у меня нет ненависти к немецкому народу вообще. Услышав это, гестаповец стукнул кулаком по столу и воскликнул: — Господин председатель, расстреляйте его немедленно и не теряйте время! Доктор Адлер дотронулся до его руки и спокойно сказал: — Будьте терпеливы, у нас в распоряжении целых семь дней. Он, как старший по бараку, должен отвечать больше всех, поэтому мы должны задержаться на нем дольше других. — Потом он повернулся к узнику и довольно резко сказал: — Полегче, Спасович, думай, что говоришь. Голова твоя на ниточке висит. — Нет, господин полковник. Я вижу, что моя голова не на ниточке висит, а я держу ее, отсеченную, в своих руках, как святой Иоанн на иконе. Перекрестный допрос был продолжен. Первый судья: Для Сербии война закончилась в 1941 году, почему же ты сразу же не сдался, но, как бунтовщик, подался в горы? Спас Война и сегодня не закончена. А я и в регулярной армии, как офицер, и в горах, как «бунтовщик», как вы меня называете, был одним и тем же — сербским солдатом против немецких солдат. Первый судья: Кто заставил тебя уйти в горы? Спас: Немцы. Гестаповец: Как это? Спас: А вот как. В сорок первом я видел, как немцы расстреляли три тысячи невинных сербов за 30 немцев, которых патриоты генерала Драже Михайловича убили в стычке на дороге Крагуевац — Горни Милановац. Я содрогнулся от такой бесчеловечности и ушел в горы, чтобы, живя со зверями, защищать свой народ и погибнуть в честной борьбе за Честной Крест. Я поступил по примеру моих крестоносных предков, из которых один говорил княгине Милице: «Мы идем с братьями на поле Косово за крест честной погибнуть». Второй судья: А разве наш Вождь не пошел на Россию в крестовый поход против безбожников? Спас: Да, пошел, но не во имя Честного Креста, а во имя свастики — сломанного нехристианского креста, который этически стоит даже ниже, чем полумесяц. Из-за этого никто в Европе не отозвался на его призыв отправиться в так называемый «крестовый поход». — Это неправда! — крикнул гестаповец и со всей силы грохнул кулаком по столу. — Это ложь, что никто не отозвался. Многие отозвались. Спас: Никто не отозвался по совести и доброй воле, но присоединились или из страха, или с расчетом на материальную выгоду. Поэтому те, что отозвались, были скорее обузой для немецкой армии, чем помощниками. Разве не так? — Правильно! — решился воскликнуть один из нижних чинов. Гестаповец посмотрел на него убийственным взглядом, и тот испуганно опустил голову и проглотил язык. Последовало много других вопросов, после чего явился один из следователей, который делал обыск в бараке №99, и показал связку листов бумаги. — Эту рукопись, господа, я нашел в соломенном тюфяке капитана Спасовича. Кладу ее на всеобщее обозрение. Написана сербской кириллицей, но так непонятно и сокращенно, что никто из наших переводчиков не смог прочитать. Будто зашифровано. Председатель: Это твой дневник, Спасович? Спас: Нет, не дневник, господин полковник, а так, некоторые мои мысли и наблюдения общей природы. Председатель: Ты должен переписать его начисто, чтобы мы смогли понять, что это. Даю тебе два дня, понял? Спас: Понял. 3атем Спаса отвели в одиночку. А когда дверь за Спасом закрылась, гестаповец крикнул: — Расстрелять его сегодня же ночью! — Его нетрудно расстрелять, — ответил полковник Адлер, — он в наших руках. Приговор ему и всем остальным будет вынесен в следующую субботу. Однако без ведома доктора Адлера в ту ночь было расстреляно 25 узников из барака N99.
|
|
|
|
|
|
ЗЕМЛЯ НЕДОСТИЖИМАЯ.
Глава первая
Путники, странники и гости
Рукопись Спаса Спасовича
В Священном Писании Божием много раз говорится, что мы странники и гости на этом свете. Но даже если об этом и не было бы сказано в Священном Писании, каждый разумный человек вскоре понимает это. Размышляя о жизни на этом свете и посещая кладбища, и старые и новые, каждый разумный человек неминуемо доходит до осознания этого. А как только он дойдет до осознания этого очевидного факта, разумный человек мучительно ищет ответы на три вопроса: Если мы путники, то где цель нашего путешествия? Если мы чужие на этом свете, то где наше отечество? Если мы гости, то у кого мы в гостях? На Балканах, всегда и всюду, можно услышать ответы на эти три главных вопроса жизни. Причем ответы дают простые люди, самые простые мужчины и женщины, ибо привилегия простого христианского народа в том, что, не зная многого, он знает главное. И поэтому на первый вопрос: «Если мы путники, то где цель нашего путешествия?», народ отвечает: Мы не от мира сего, но с того света. Или отвечает так: Мы от неба, а не от земли. А на второй вопрос: «Если мы чужие на этом свете, то где наше отечество?», народ отвечает: Отечество наше там, где Отец наш. Или отвечает иначе: На этом свете мы чужаки, а на том мы дома. И на третий вопрос: «Если мы гости, то у кого мы в гостях?», народ отвечает: Слава Богу, мы Его гости на земле. Многомиллионные массы народные на наших святых Балканах на протяжении веков и из поколения в поколение давали именно такие типичные ответы. Итак, Мы не от мира сего, но с того света. Отечество наше там, где Отец наш. На этом свете мы чужаки, а на том мы дома. Слава Богу, мы Его гости на земле. В этих простых недвусмысленных ответах выражено наше позитивное понимание жизни. В этом целиком вся жизненная философия, которая никого не довела до разочарования и самоубийства. В ней из века в век легко сочетались и упорядочивались личная жизнь человека и общественная жизнь людей. Разочарование постоянно сопровождает тех, кто, стремясь возвыситься над людьми, попадают в тень людскую. В первую очередь это материалисты и агностики, два типа людей, рассадник которых в Европе. Материалисты отвечают на эти три вопроса по–своему. На первый вопрос они дают такой ответ: Мы не согласны, что все мы на земле лишь путники, но считаем, что мы продукт земли, подобно личинкам и моллюскам. Земля нас создает и принимает. На земле все человеческое начинается и все заканчивается. На второй вопрос они отвечают так: Мы не странники на земле, но хозяева и повелители. Земля наша единственная родина. На третий вопрос они категорически заявляют: Мы не гости на этом свете, но хозяева. Если мы и гостим, то гостим сами у себя, на земле. Материалисты, на основе своей теории, полагают, что душа человека — то же, что и ногти на руках. Куда идут отстриженные ногти, туда же и душа. Агностики на эти вопросы отвечают по–своему: На первый вопрос они отвечают так: Мы чувствуем, что мы путники, но не знаем ни начала нашего пути, ни цели нашего путешествия. На второй вопрос они в сомнении отвечают: Мы замечаем, что мы странники на этом свете, но не знаем, где наше настоящее отечество. На третий вопрос: Мы догадываемся, что мы чьи-то гости на земле, но не знаем, у кого мы в гостях. Более тысячи лет назад христианская Европа знала, как ясно и правильно отвечать на эти вопросы. Поистине она отвечала яснее и логичнее, чем языческие Эллада, Египет, Персия или Индия, ибо она руководствовалась Логосом Божественным, который сошел с неба, чтобы правильной логикой небесной заменить ошибочную логику земную. И, кроме того: чтобы явиться на земле и объявить людям истину Своей Сущностью и в Своей Сущности; чтобы дать отдохнуть человечеству, уставшему от поисков истины в вещах и от поклонения вещам, ибо в чем люди видели истину, тому они и поклонялись, будь то вещи или личности; чтобы вывести разум человеческий из тени природы и направить его на поклонение истине в Сущности единого Бога; чтобы помочь людям отличать истину от символов истины, которыми являются вещи и факты; чтобы научить людей ценить и любить личность человека из-за Личности Творца, Который над миром и над всем в мире. Так было в старой христианской Европе, где философы, ученые и властители были единодушны с массами простого крещеного народа в ответах на эти три вопроса и не обособлялись от народа. Однако за последние несколько столетий народы Западной Европы вовлеклись в ярые споры и лютую борьбу со своей Церковью или, вернее, со своей церковной иерархией. И в этой борьбе народы захлебнулись кровью больше, чем в войнах с гуннами и сарацинами. Ужасы братской крови затмили дотоле ясные духовные горизонты европейцев и отвратили многих умных, но озлобленных сынов Церкви от Божественного Логоса и от небесной правильной логики, вернув их к ошибочной земной логике языческих времен. И было все именно так, как в сильных выражениях описывал апостол Петр (2 Пет. 1 — 22). То есть, познав истину в едином личностном Боге, они повернулись к немощным стихиям мира и бессловесным предметам природы, чтобы спрашивать у них об истине, и, наконец, собрание всех вещей в природе провозгласили божеством. Ибо в чем они видели истину, тому и поклонялись. Жесткие церковные иерархи и озлобленная интеллигенция превратили христианскую Европу в «жилище, разделенное в самом себе». Как можно жить в таком доме? Кровля и стены духовной Европы рухнули еще во времена ранних поколений, раскидав дрова в очаге. А на глазах нашего поколения, во время Первой мировой и Второй мировой войны (фактически, не мировой, а европейской) и фундамент лопнул. Как страшно слово апостольское, сказанное о древних язычниках: когда помыслили, что мудры, обезумели. Еще страшнее пророчество одного святого и прозорливого человека о нео–язычниках: «Наступят времена, — предсказал Антоний Великий, — когда миром овладеет такое безумие, что сумасшедшие будут считать разумных безумными, а себя разумными». Если бы европейские материалисты и идеалисты скрывали свое безумие в себе и держали бы свою беду при себе, они были бы малыми вредителями. Однако характерная особенность сумасшедших, охваченных манией величия, учить других, поэтому беда разрастается. Гонимые духом беспокойства, они навязываются обществу в учители и вожди, принося народам большой вред. Обычно искусные на перо и пламенные в речах, они очаровывают простой народ видениями некой земли обетованной, или рая на земле, которая манит их, как фата–Моргана в пустыне. Когда лжеучители достигают власти, волшебные видения призрачной страны счастья отдаляются, бледнеют и исчезают. И тогда грубая реальность пустыни еще страшнее печет и ранит. А разочарованные люди и народы проклинают болезненную мечту своих вождей, которая привела их не в землю обетованную, не в земной рай, но туда, откуда нет возврата, — в Землю недостижимую.
ВТОРАЯ НОЧЬ СУДА