В последние десятилетия XV в. стремительно образовалось мощное суверенное государство - Россия. Этапным шагом в ее централизации явилось присоединение Иваном III Великого Новгорода к своей державе в феврале 1478 г. Еще через два года, в 1480 г., Москва освободилась от вассальной зависимости Золотой Орде. Карелия оказалась в сфере внимания общероссийской внутренней и внешней политики. Как и вся страна, край подвергся воздействию главных политических и социально-экономических тенденций, изменивших его прежнее историческое бытие.
Примерно к середине XVI в. в России произошел переход от порядков феодальной раздробленности к сословно-представительской монархии, а в дальнейшем, со второй трети XVII в., утверждался абсолютизм. Поэтому в центре и на местах постоянно видоизменялись приемы и сам характер властвования. На Севере утверждалась система государственного феодализма. Кроме того, в условиях возобновления русско-шведского соперничества Карелия оказалась важной в стратегическом отношении пограничной территорией. Внешнеполитическая конъюнктура заставляла центральное правительство в Москве внимательно учитывать местные особенности.
Кремль ценил северные земли и по экономическим причинам. Уже в середине XVI в. обширный и богатый регион Поморья - от Карелии до северного Урала - давал около половины всех государственных доходов, в основном - в виде различных налогов с черносошного крестьянства (в будущем - сословной группы государственных крестьян) и горожан-посадских. Товарно-денежные отношения поворачивали северян в сторону рынка в большей степени, нежели население частновладельческих вотчин. Довольно высокий местный производственный потенциал дополнялся немалыми выгодами от заграничной торговли России на Севере.
Все это ставило Карелию в ряд значимых для центра земель. Стремление Ивана III (1462-1505 гг.) и последующих русских монархов укрепить в них свою власть осуществлялось в первую очередь с помощью реформирования административно-территориального устройства и управления. Теперь властные институты на местах соблюдали интересы и обслуживали потребности внутренней, внешней и военной политики России.
Послевоенная политика "успокоения"
Годы "Смуты" и иностранной интервенции принесли "Великое разорение". Перед русским правительством стояла сложная задача успокоения страны, воссоздания ее экономического потенциала. Основной же внешнеполитической проблемой выступил переход к мирным международным связям для преодоления разрухи.
В российской части Карелии относительное спокойствие наступило в 1620-х гг. Предпосылкой тому послужило завершение 3 августа 1621 г. маркировки новой линии русско-шведской границы. Ее проведение осложнялось претензиями Швеции на земли северной Карелии. Шведы надеялись получить Поросозерскую волость и вести далее пограничную черту к Белому морю, на Княжую губу, где намеревались построить порт и взять под контроль северную торговлю России. Москва же сознательно затягивала дело с размежеванием, в 1618г. занятая отражением вторжения польских войск, а затем - наблюдая за втягиванием Стокгольма в общеевропейскую Тридцатилетнюю войну (1618-1648 гг.). Наконец, боевые действия между Речью Посполитой и Шведским королевством развернулись в Прибалтике. В этих условиях в сентябре 1620 г. шведский король Густав II Адольф (1611-1632 гг.) указал главе своей делегации по разграничению Якобу Делагарди предложить русским решить спорные вопросы о принадлежности северокарельских волостей путем жребия (процедуры, предусмотренной на отдельных московских переговорах о размежевании 1617 г.). Кремль согласился.
Реболы с Кимасозером по жребию достались России, российская же принадлежность Поросозерской волости была доказана документально, и граница пошла к Печенге и Ледовитому океану. Главой русской пограничной администрации в южной Карелии стал приказной Олонецкого стана Дома св. Софии. При его участии происходило регулирование взаимоотношений приграничных жителей со шведскими подданными. Он же контролировал торговые связи кексгольмцев с Россией, шедшие через Олонец47.
"Успокаивая" страну, в частности в Карелии московское правительство успешно проводило политику поощрения производства сельхозпродукции, особенно последовательно в сфере фиска. Для этого в 1614-1619 гг. московские писцы провели подробную перепись ("письмо" и "дозоры") Заонежских погостов. Москва получила достаточно полное представление о масштабах бедствия и поэтому назначила необременительные для жителей размеры налогообложения. Известно, что именно Заонежская половина Обонежской пятины в первой половине XVII в. испытывала наименьший налоговый пресс среди всех областей европейской части России.
Тщательный учет податных возможностей дворцового округа вызывался тем, что налоги из Заонежских погостов продолжали идти целиком на содержание государственной администрации и гарнизона Новгорода. В конечном счете они позволяли поддерживать на должном уровне управляемость всей обширной Новгородской землей. В условиях всеобщего разорения и сложной внешнеполитической обстановки правительство всеми способами стремилось сохранить твердость власти над сравнительно богатым и стратегически важным Севером.
Фискальная политика правительства продолжила линию льготного налогообложения в Заонежских погостах. Основные налоги "четвертные доходы" начислялись из расчета 10 рублей с "выти" (единицы налогообложения), то есть по 0,3 рубля со старой обжи; с 1631/32 г. (после восстановления местного хозяйства) бралось уже по 12 рублей с выти. Подати собирались частью деньгами, частью зерном ржи по твердым ставкам. При этом власти строго следили за возобновлением работ на пахотных землях и повышали общую сумму налогов только в строгом соответствии с размерами увеличения запашки.
Заранее известные (окладные) сборы шли и с доходных заонежских кабаков, таможен и торговых рядков в Повенце, Шуньге, Толвуе и Важинах. Их держала на прибыльном откупе у казны зажиточная верхушка заонежан. К 1645 г. в недоимке за этими откупщиками числилось 5,5 тыс. рублей. После экстренных мер правительства по возвращению долгов в 1647 г. старосты и другие "крестьяне добрые" вернули казне 3 тыс. рублей. Не обременительной для дворцовых крестьян оказалась и повинность по содержанию государственных дорог, ямов и ямщиков. В 1619 г. это важнейшее "дело всей земли" в Новгородском уезде по царскому указу обсуждалось населением, помещиками и монастырями. После споров они приняли такую раскладку налога, что с заонежской дворцовой выти стало поступать по 4 рубля в год, а с вотчинно-поместных земель - по 8 рублей. С 1621/22 г. ямская подать с дворцовой выти снизилась до 2 рублей 21 алтына на год, а с 1627/28 г. - до 1 рубля 30 алтын 2 денег48. В целом к 1640-м гг. с дворцового Заонежья собиралось налогов на сумму в 6355 рублей в год, что в среднем соответствовало 0,7-0,8 руб. на одну семью.
Необходимые для властей средства Заонежье могло дать через восстановление прежде всего земледельческого потенциала. А первые после интервенции "дозоры" 1614-1615 гг. Тимофея Свиблова и Сутормы Коротнева установили, что в государевых дворцовых погостах в "живущем" остались около 92 вытей, а "в пусте" лежало 1340 вытей. К 1618 г. в "живущем" находилось уже 158 вытей. Семидесятидвухпроцентный рост полностью восстановленной налогообложенной пашни не смягчал ужасающую картину разорения. Новое "письмо" 1629-1632 гг. оказалось более обнадеживающим: доля "живущего" дворцового (черносошного) земледелия выросла до 45 %, монастырского - до 53 %, митрополичьего (на Олонце) - до 39 %, и поместного - до 14 %. Таким образом, почти половина всех пахотных земель вновь обрабатывалась, но большинство пашни все еще лежало "в пусте"49. Именно тяжесть и длительность процесса восстановления столь необходимого царскому правительству хозяйства стояла за политикой льготного налогообложения.
Другая важная линия во внутренней политике Москвы в отношении Карелии - усиление ее административного присутствия в крае. Дворцовое Заонежье оставалось особым округом в составе Новгородского уезда. Но правительство принялось упорно насаждать тут воеводскую форму местного управления. В 1624-1630/31 и с 1635/36 по 1647 гг. население находилось под властью воевод, резиденция которых располагалась в Оште.
Воеводы дворцовых Заонежских погостов ведали оперативным государственным управлением ("управой" по царским указам), следили за использованием земли, вершили суд над жителями и контролировали сбор налогов, то есть исполняли функции бывших дворцовых приказчиков. Официально полномочия старост в системе самоуправления также не изменились. Воеводы Новгорода и подчиненное им дворцовое ведомство по-прежнему надзирали за работой заонежских воевод и властей самоуправления. Вместе с тем родовитые воеводы, в отличие от незнатных приказчиков, пользовались неизжитым в России обычаем взимать "корм" с подвластного населения, сообразный своему положению. Особой корыстью прославился воевода князь Петр Хилков, который потребовал выплатить лично ему по 4 рубля с каждой "живущей выти". В челобитных царю жители протестовали именно против такого способа обогащения.
При введении поста воеводы, очевидно, первостепенную роль сыграл и фактор приграничного положения дворцовых погостов. По мысли Москвы, воеводская власть ставила под надежный контроль эту важную приграничную территорию. Заонежцы оставались тесно связанными с жителями бывшего Корельского уезда, которые стремились к переселению в Россию. Бегство карелов из лена мешало налаживанию мирных русско-шведских отношений. Но к 1630 г. выяснилось, что заонежские воеводы не справлялись с возложенными на них обязанностями по задержанию беглецов и лишь мешали новгородским властям разыскивать перебежчиков в своих погостах. Поэтому пост воеводы на время упразднили. Видимо, его место заняли дворцовые приказчики.
Серьезной причиной для восстановления воеводской власти в середине 1630-х гг. послужило обострение социальных противоречий между богатой верхушкой и беднейшими слоями крестьянских миров. К тому времени заметно возросло количество населения, что вело к неизбежному малоземелью части жителей. К тому же в руках деревенских богатеев сосредоточивались доходы от многочисленных промыслов, торговли и откупов, а вместе с деньгами - и власть на уровне местного самоуправления. Все это приводило к постоянным конфликтам на селе. Московское правительство вновь почувствовало необходимость усилить надзор за неспокойным Заонежьем с помощью своего представителя. И пост воеводы был восстановлен в 1635/36 г. Но в 1640-х гг. выяснилось, что корыстные воеводы и деревенские "заправилы", прикрывая друг друга, изображали в донесениях и челобитьях благоприятную обстановку на местах.
На самом же деле "письмо" 1646-1648 гг. показало со всей определенностью, что погосты потеряли несколько тысяч жителей, ушедших за лучшей долей в другие районы страны50.
Значительное уменьшение численности населения Заонежских погостов заставило правительство срочно развернуть работу по сыску и возвращению на старые земли сбежавших крестьян. На место отправилась комиссия во главе со "свозщиком" В.Д. Золотаревым для их размещения и земельного обеспечения. Ее полномочия включали поиск и конфискацию у деревенских богатеев сельхозугодий, проданных им за бесценок беглецами по кабальным сделкам. Одновременно московские посланцы преследовали и другую, политическую цель - переподчинить дворцовый округ прямой власти московского приказа Новгородской четверти. Именно ее инструкции В.Д. Золотарев и выполнял, не отчитываясь перед воеводами и дьяками Новгорода. Москва также стремилась выяснить отношение жителей к задуманной правительством военной реформе.
Дело в том, что к середине XVII в., в царствование Алексея Михайловича (1645- 1676 гг.), положение в Новгородской земле стабилизировалось после разрухи. Новгородчина окрепла и могла взять на себя заботу о материальном обеспечении властей и гарнизона Новгорода. Отпала необходимость в дальнейшем существовании дворцового округа с льготным налогообложением в отдаленном Заонежье. И его людской и хозяйственный потенциал было решено использовать для создания из местных крестьян полков пашенных солдат (пехотинцев) и драгун (кавалеристов). Выяснив с помощью комиссии, что зажиточные и середняки согласны перейти в солдаты, и лишь часть беднейших жителей противится нововведению, Москва и провела в 1648-1649 гг. намеченную военную реформу в Заонежских и Лопских погостах31.
Вообще создание полков нового строя осуществлялось в общероссийском масштабе и являлось попыткой государства создать регулярную армию по примеру Западной Европы. В соответствии с реформой крестьяне Карелии (кроме бедняков и увечных) в возрасте от 20 до 50 лет поступали на военную службу, в счет которой они освобождались от выплат всех основных налогов, а обеспечивались продуктами и доходами с собственного хозяйства. Реформу начали на землях бывшего кормления Дома св. Софии на Олонце, упраздненного в 1648 г. Местных крестьян записали в драгуны, и они приступили к охране русско-шведской границы. В 1649 г. в солдаты перевели крестьян Заонежских и Лопских погостов.
Конечно, у местного населения имелся богатый опыт проживания в неспокойном приграничье. "Новому строю" же их обучали нанятые правительством за границей военные специалисты - офицеры и сержанты. На их содержание в Карелию с 1649 г. казна распорядилась отпускать от 5 до 15 тыс. рублей в год (в основном деньги шли из местных кабацких сборов, а недостача присылалась из Москвы и Новгорода). Иноземцы проводили постоянные смотры и учения. За "государеву службу" (участие в боях, в осадах городов и "осадном сидении" по своим городам, нахождение в приграничных крепостях и ранения) солдатам и драгунам выдавалось жалованье из тех же источников, что и офицерам32.
Первоначально в Карелии было развернуто два полка - полковников Александра Гамалтона и Мартина Кармихеля (позже - Вальтера Кармихеля). В 1657/58 г. появился полк Томаса Краферта. С 1659/60 г. командирами первых двух полков являлись Яган Трейден и Томас Гейс. Со временем "учительными и начальными людьми" на должности майоров, капитанов, поручиков и прапорщиков в полки стали назначать не только иностранцев, но и русских; звания подполковников давались только иностранным военным. За выслугу лет полагалось продвижение по службе и повышение жалованья. Таким образом проводилось обучение не только солдат, но и представителей русского дворянства премудростям западной военной науки. Недостаток данной системы заключался в отвлечении солдат на повседневный труд в своем хозяйстве. Кроме того, в 1648-1649 гг. жителей края мобилизовывали на строительство новой Олонецкой крепости. И все же в 1655/56-1661/62 гг. олонецкие полки, участвуя в русско-польской и русско-шведской войнах, показали неплохую выучку53.