314-й разведывательный авиационный полк начал получать самолеты ЯК-2 и ЯК-4 в апреле месяце и к началу войны имел лишь шесть экипажей, только что вылетавших на ЯК-4 (экипаж два человека. – М.А.)» (Приложение 2).
Из «Доклада о боевых действиях военно-воздушных сил Юго-Западного фронта за период с 22.6 по 10.8.41 г. (за пятьдесят дней войны)»:
«… 1. В состав Военно-воздушных сил Юго-Западного фронта к началу войны входили:
…
и) 315-й и 316-й разведывательные авиационные полки.
2. Укомплектованность авиационных полков, входивших в состав Военно-воздушных сил Юго-Западного фронта, самолетами, летным составом и их боевая готовность по состоянию на 22.6.41 г. (данные приведены в табличной форме: авиационные полки/наличие самолетов (тип; количество)/наличие летного состава: летчиков; наблюдателей; /экипажей, подготовленных к боевым действиям. – М.А.).
…
315 авиационный разведывательный полк/наличие самолетов СБ – 20)/ летчиков -66, наблюдателей – 85/экипажей – 40.
316-й разведывательный авиационный полк/наличие самолетов ЯК–2–1 – 31/летчики, наблюдатели, отсутствуют; СБ – 2/летчиков – 45, наблюдателей – 82; экипажей – 20.
3. Всего по Военно-воздушным силам Юго-Западного фронта к 22.6.41 г. по видам авиации имелось:
…
г) Разведывательная авиация:
Самолетов: ЯК-4 31
СБ 22
Итого 53 (тип самолета Як отличается от вышеприведенных данных в п. 2.; кроме того, ошибочно указана несуществующая модификация самолета ЯК-2-1 – М.А.)» (Приложение 3).
60 экипажей разведывательной авиации ВВС Юго-Западного фронта исключительно на самолетах типа СБ были подготовлены к боевым действиям только днем и только в простых метеорологических условиях. Ни один экипаж из состава разведывательной авиации не был подготовлен к боевым действиям днем в сложных метеорологических условиях, к боевым действиям ночью. Экипажи не были готовы и к боевым действиям на высотах более 6000 м. (Приложение 3).
Начальник аэрофото-службы ВВС КА полковник Баньковский, оценивая уровень подготовки экипажей для ведения воздушной разведки в начальный период войны, докладывал: «Из боевого опыта установлено, что лётный состав разведывательных частей не умеет производить разведку. Танковые колонны путают с мотомеханизированными, а иногда и с артиллерийскими, и наоборот. Лётный состав не знает демаскирующих признаков военной техники…».
«Вот как сложилась, например, судьба 317-го рап. 22 июня 1941 г часть встретила на аэродроме Вормс, что в ста км севернее Одессы. В тот же день 36 машин (четыре девятки) приняли участие в бомбардировочном налёте на Яссы. И в дальнейшем из-за катастрофической нехватки бомбардировщиков полк чаще использовался в качестве ударной силы, а вовсе не для ведения разведки. До конца июля 1941 г только в 172 из 603 боевых вылетов экипажам ставились разведывательные задачи. Боевые потери полка составили 16 СБ и 2 Пе-2 (последние прибыли в середине июля из 5-го сбап), кроме того, произошло несколько аварий и катастроф. Часть неисправных самолётов пришлось уничтожить при отступлении. Нередко интерпретация результатов разведывательных полётов оказывалась весьма далёкой от действительности. Так, 2 июля группировка противника в районе Стефанешты оценивалась в 9-10 дивизий с 900–960 танками, на самом же деле там было всего 5 дивизий, 5 бригад и лишь 60 танков! Командование Южного фронта, опираясь на эту информацию, приняло решение об отводе войск, хотя реальная угроза отсутствовала. Как отмечалось позднее в аналитических материалах штаба Южфронта, «разведка не проясняла, а искажала реальную обстановку».
В начале августа из-за больших потерь 317-й рап пришлось вывести из боев и отправить на переформирование. К этому времени полк имел всего 6 боеспособных экипажей и 9 СБ, которые он передал в 5-й сбап». /Медведь А.
Неожиданно высокие темпы наступления германских войск в сочетании с частыми случаями нарушения связи во всех звеньях армейской цепочки с первых дней войны поставили высшее командование Красной Армии в исключительно тяжёлое положение «информационного голода».
25 июня 1941 г генерал-лейтенант Ф.И. Голиков, начальник Главного разведывательного управления Красной Армии, обратился к начальнику ГУ ВВС (в июле эта должность стала называться по-новому – командующий ВВС КА) генерал-лейтенанту авиации П.Ф. Жигареву с предложением «организовать воздушную разведку средствами, имеющимися в Вашем распоряжении… и установить, производится ли подход новых сил противника, каких именно и какими средствами (жел/дор, авто, походом)…» на ряде направлений[150]. Достаточно общая формулировка.
Спустя неделю Генштаб КА конкретизировал задачу по организации воздушной разведки:
«Начальнику 2 отдела штаба ВВС КА генерал-майору авиации тов. Грендаль
Распоряжение по разведке № 2
1. В интересах Главного Командования КА с утра 3 июля с.г. организовать воздушную разведку с фотографированием на следующих направлениях:
а). Эльбинг – Кенигсберг – Ковно – Двинск;
б). Варшава – Седлец – Брест – Барановичи – Минск – Борисов;
в). Демблин – Люблин – Владимир-Волынский – Ровно;
г). Краков – Жешув – Львов.
2. Задача разведки – установить наличие и интенсивность подвоза резервов по железным дорогам и шоссейным путям на указанных направлениях.
3. Результаты разведки сообщить мне к 16.00 3.7.1941 г.
4. Ставлю Вас в известность о низких результатах предыдущих разведывательных полётов.
Заместитель начальника Генштаба КА
1.7.1941 г генерал-лейтенант Голиков»[151].
Выводы
Состояние отечественной разведывательной авиации накануне войны было крайне неудовлетворительно.
Как следует из приведенных документов, ЗапОВО разведывательной авиации вообще не имел, а там, где она была (КОВО) – ни один экипаж из состава разведывательной авиации не был подготовлен к боевым действиям днем в сложных метеорологических условиях и к боевым действиям ночью. Что же касается ПрибОВО, то там «разведывательная авиация была совсем не подготовлена».
Ведение воздушной разведки накануне войны ограничивалось визуальным наблюдением за противником. Воздушное фотографирование (по современным взглядам, инструментальные средства разведки) было реализовано только в ходе «зимней войны» 1939–1940 годов.
В последующем организация и проведение воздушного фотографирования, равно как и дешифровка полученного материала в разведывательных авиационных полках накануне войны не отрабатывались.
Подготовка фотолаборантов и фотограмметристов-дешифровщиков была прекращена после очередной реорганизации «Высшей аэрофотограмметрической школы Красного воздушного флота» в 1938 г. Младших авиационных специалистов – механиков и техников по фотооборудованию, фотолаборантов и фотограмметристов-дешифровщиков стали готовить только с созданием Военного аэрофотограмметрического училища в Гомеле (по Директиве НГШ от 12 августа 1940 г.), что было явно недостаточно, тем более, что формирование училища не произошло одномоментно.
Подготовка же начальников аэрофотослужбы и инженеров по фотооборудованию в Военных академиях Красной армии в довоенный период предусмотрены не были.
Лишь небольшая часть имевшихся самолётов-разведчиков была оборудована аэрофотоаппаратами, так как основные надежды возлагались на визуальное обнаружение объектов противника.
В первые месяцы войны фототехника использовалась только в одном вылете советского разведывательного самолёта из десяти. Далеко не все отечественные разведчики были оснащены радиостанциями, а передача по радио сведений о противнике с борта самолета-разведчика появилась позже, только после вторжения Германии на территорию СССР. В ряде случаев написанные от руки донесения приходилось сбрасывать в районе штаба в специальных кассетах с вымпелами.
Среди самолётов, состоявших на вооружении отечественных разведполков, относительно современными могли считаться только Як-2 и Як-4, которые были сняты с производства в начале 1941 г. и могли считаться современными только по отношению к уже стоявшем на вооружении СБ, Р-5 и P-Z. Яки обладали сравнительно неплохой скоростью и имели малые размеры, что способствовало скрытности действий. Однако эти машины отличались низкой надёжностью ряда агрегатов и слабым оборонительным вооружением (всего один пулемёт ШКАС на верхней турели у штурмана и ещё один неподвижный ШКАС в носу фюзеляжа). Тихоходные СБ, не говоря уж о совсем древних Р-5 и P-Z, с первых дней боёв оказались непригодными для ведения разведки днём, особенно при ясной погоде, поскольку они немедленно уничтожались истребителями противника
Проведение воздушной разведки вдоль границы должно было проводиться ежедневно и ни одним экипажем (возможно было вскрыть развертывание пехотных дивизий на границе), но до 16–18 июня такая разведка была неэффективна в части обнаружения подвижных соединений вермахта.
Перед авиацией и, в первую очередь перед разведывательной должна была быть поставлена основная и первостепенная задача – повседневное наблюдение с воздуха за противником в ходе полетов вдоль границы с целью вскрыть развертывание группировки сухопутных войск вермахта на границе. В случае нехватки материальной части или отсутствия требуемого количества подготовленных экипажей разведывательной авиации, к организации воздушной разведки следовало широко привлекать и самолеты из состава истребительных и бомбардировочных авиационных полков.
Устаревшая материальная часть в совокупности с неудовлетворительной подготовкой личного состава привели к тому, что разведывательная авиация в первые недели войны понесла тяжёлые потери и уже к середине июля – началу августа оказалась небоеспособной. В немалой мере причиной тому было отсутствие современных самолетов-разведчиков.
Следовало более внимательно отнестись к предложению начальника ВВС РККА А. Д. Локтионова и члена Военного совета ВВС РККА В. Г. Кольцова, сделанному ими еще в феврале 1938 г. – отказаться от создания универсальных типов самолетов и идти по линии специализации (по крайней мере, в части создания самолетов-разведчиков). Предлагалось отказаться от вооружения самолета и, в первую очередь, от бомбовой нагрузки, и не продолжать создавать и использовать легкие бомбардировщики, в качестве самолетов разведывательной авиации.
2
Агентурная и радиоразведка штабов особых военных округов
2.1 «Вот, обзавелись чудом техники … “Омега” именуется… одна на весь разведпункт, а надо по одной на каждого агента»
(из воспоминаний М.В. Березкина)
Приказом НКО СССР № 0184 «О реорганизации управлений военных округов и новая структура окружного аппарата»[152] от 13 августа 1940 г., устанавливалась структура управления для приграничных и внутренних округов. Структура управления приграничного округа (Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского, Забайкальского военных округов) и Дальневосточного фронта выглядела следующим образом:
1. Военный совет (военный совет стоял во главе округа и подчинялся непосредственного Народному комиссару обороны СССР; в состав военного совета входил командующий войсками округа, председательствовавший на заседаниях, и два члена совета)[153];
2. Штаб округа, состоявший из отделов («1) Оперативного; 2) Разведывательного (здесь и далее выделено мной. – М.А.); 3) Организационно-мобилизационного; 4) Военных сообщений; 5) Тыла, снабжения и дорожной службы; 6) По укомплектованию; 7) Топографической службы; 8) Укрепленных районов»);
3. Окружное управление политической пропаганды.
4. Окружное управление военно-воздушных сил.
5. Окружное артиллерийское управление.
6. Окружное автобронетанковое управление.
7. Окружное инженерное управление.
8. Окружное управление ПВО.
9. Окружное интендантское управление»:
10. Отделы (боевой подготовки, кадров, связи, химической защиты, санитарный, ветеринарный, снабжения горючим, финансовый, фондового имущества);
11. Инспекции (пехоты, артиллерии, военно-воздушных сил, автобронетанковых войск).
В мирное время (накануне войны) начальники штабов приграничных военных округов организовывали и вели оперативную разведку через разведывательные отделы штабов – агентурная разведка и радиоразведка.
Оперативная разведка с началом боевых действий, согласно представлениям того времени, велась «авиацией, танковыми и механизированными соединениями, соединениями конницы, авиадесантными частями, средствами связи, агентурой … Танковые и механизированные соединения, соединения конницы и авиадесантные части, как правило, выполняют оперативную разведку одновременно с выполнением боевых задач всем соединением»[154]. Когда речь идет о «танковых и механизированных соединениях, соединениях конницы» имелось в виду «глубокое» проникновение в тыл противника вышеперечисленных соединений.
Глубина ведения оперативной разведки определялась глубиной наступательной операции фронта. В своем докладе «Характер современной наступательной операции» на совещании высшего руководящего состава РККА в декабре 1940 г. командующий войсками Киевского особого военного округа генерал армии Г.К. Жуков обозначил: «В среднем глубина фронтовой операции, видимо, доходить будет до 200–300 км, а в отдельных случаях значительно глубже [от линии государственной границы СССР]»[155]. Глубина первой наступательной операции фронта была определена Жуковым в 150–200 км.
Главная задача оперативной разведки по представлениям кануна войны – вскрытие плана действий и намерений противника. Частными задачами являлись:
установление передвижения войск;
вскрытие характера перегруппировки войск противника;
вскрытие группировки противника во всей глубине его расположения;
установление районов сосредоточения мотомехсоединений и базирования авиационных сил противника;
определение материальной обеспеченности противника всеми видами довольствия;
определение мест оборонительных рубежей и укреплений противника в глубине.
В результате оперативной разведке следовало установить, как, где и чем противник угрожает или может угрожать войскам Красной Армии, а также где и в чём заключаются слабые и сильные стороны плана действий противника[156].
Разведывательный отдел штаба приграничного военного округа в предвоенные годы состоял из начальника РО, двух заместителей, помощника начальника РО по кадрам, начальника связи и шести отделений: агентурного, активной (диверсионной) разведки, информационного, радиоразведки, специальной службы, специальной службы по обработке метеошифроперехвата (приказ № 0041 от 3 августа 1940 г. предписывал сформировать при разведывательных органах отделения и группы по перехвату и обработке зашифрованных метеорологических сводок). В состав РО штаба округа входили курсы переводчиков, формирование отделения войсковой разведки предусматривалось только с началом военных действий[157].
Предвоенный штат РО штаба приграничного военного округа насчитывал 85 человек[158].
Разведотделы штабов военных округов вели разведку через подчиненные им оперативные пункты на границе, «замыкаясь», в свою очередь, на 7-й отдел (приграничная разведка) Разведывательного управления Генерального штаба РККА. Однако, оперативное руководство отделами – постановка задач по добыванию и изучению сведений о вероятном противнике и районе предполагаемых военных действий в целях подготовки к успешному ведению операции войсками округа, а также контроль за выполнением поставленных задач – осуществляли начальники штабов округов и командующие войсками округа. Полномочия 7-го отдела Разведуправления были не маловажными, но вместе с тем имели и весьма существенные границы.
Именно об этом говорил в своем выступлении на совещания высшего руководящего состава РККА в конце декабря 1940 г. начальник Разведывательного управления Ф.И. Голиков, отстаивая тезис о решающей роли войсковой и приграничной агентурной разведки: «На опыте последних немецких операций (и французских), – мы видим всю решающую роль войсковой и пограничной агентурной разведки. Если немцам удалось с большим успехом решить свои операции, так они это делали при помощи войсковой и пограничной разведки, они при помощи этой разведки выявляли все до тонкости у противника. Но судьбы войсковой и пограничной разведки находятся не в Москве, а прежде всего – в руках присутствующих здесь начальников, начиная от каждого командира дивизии, вплоть до каждого командующего войсками округа (выделено мной. – М.А.)»[159].
Из воспоминаний генерал-майора Никольского В.А., к моменту описываемых событий старшего помощника начальника 1-го отделения 7-го отдела РУ ГШ РККА:
«С начала 1939 года мне довелось работать в центральном аппарате военной разведки на западном направлении в должности старшего помощника начальника отделения. До 1940 года отделение входило в состав отдела военно-технической разведки, которым руководил инженер 2-го ранга А.А. Коновалов. Отдел имел задачу подбирать, готовить, направлять за рубеж в официальный заграничный аппарат и на нелегальную работу советских разведчиков и осуществлять весь комплекс мероприятий, связанных с получением информации о планах и намерениях наших вероятных противников в области развития военной техники.
В 1940 году, в связи с реорганизацией технического отдела, меня перевели в отдел приграничной разведки в отделение, ведавшее деятельностью разведорганов приграничных западных, особых, как их тогда называли, военных округов. Отдел занимался укомплектованием кадрами, техникой, материальными средствами приграничных разведорганов и разработкой мобилизационных мероприятий для указанных структур. На него возлагалась также инспекция боевой готовности этих органов и анализ информации, поступающей от добывающего аппарата за рубежом (выделено мной. – М.А.). Отделом руководил полковник И.В. Виноградов, а мое отделение возглавлял майор Н.В. Шерстнев[160]. …
Весной 1941 года (зимой – с 23 января по 22 февраля 1941 г. – М.А.) в разведуправлении было созвано совещание начальников разведотделов штабов приграничных военных округов, на котором была вскрыта вопиющая беспечность в подготовке к действиям в условиях войны. Участники выступали с дельными конкретными предложениями по повышению боевой готовности разведки в грядущем вооруженном столкновении с немцами. В том, что это произойдет, ни у кого из присутствующих не было сомнений. Предлагалось развернуть отделы по штатам военного времени, обеспечить техникой, экипировкой, подготовить соответствующие базы на своей территории на глубину до 400 километров на случай вынужденного отхода от границы и ряд других. Руководство разведуправления и Генштаба отнеслось к этому сбору, как к обычному плановому мероприятию. На таком важном совещании никто из руководства НКО и Генштаба не присутствовал, а начальник управления генерал-лейтенант Голиков прибыл лишь на заключительное заседание, на котором зачитал стандартную речь о повышении бдительности. И ни слова о серьезности предвоенной обстановки. Более того, нас, участников совещания, предупредили, чтобы мы не поддавались паническим слухам, поскольку воевать в соответствии с советской военной доктриной будем только на территории противника»[161].
Подготовка «соответствующих баз на своей территории на глубину до 400 километров» – явное преувеличение, результат послезнания Никольского отступления советских армий в первые месяцы войны.
В это же время РУ ГШ были подготовлены ряд важнейших документов, таких как «Положение о Разведывательном отделе штаба приграничного военного округа», «Положение о разведывательном отделе не отдельной армии», «Положение об Оперативном разведывательном пункте». В этих документах, в том числе и на основе предложений участников сборов руководящего состава военной разведки, основное внимание было уделено вопросам организации и ведения разведки в условиях военного времени. В марте 1941 г. эти документы военной разведки были утверждены начальником Генерального штаба генералом армии Г. К. Жуковым[162].
Вероятнее всего, по результатам совещания, 15 мая 1941 года начальникам штабов ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО и ОдВО была направлена подготовленная Разведупром директива за подписью начальника Генерального штаба (не имея возможности, напрямую руководить РО штабов округов, Разведупр действовал окольными путями через НГШ, заместителем которого являлся Ф.И. Голиков):
«Для освещения агентурой в военное время важнейших направлений на нашей собственной территории на случай необходимости освещения неприятельских войск создать запасную сеть осведомителей в глубине 100–150 км от границы…
Практическое осуществление данных мероприятий возложить лично на начальников РО округов с одним из их заместителей и начальником связи, а в армиях на начальников РО армии, строго соблюдая меры конспирации…
План создания запасной сети по утверждению его Военным Советом округа представить мне 10 июня…»[163].
Директивой также предусматривалось следующее:
включение РО штабов приграничных армий в систему агентурной разведки в зоне их ответственности;
подготовка РО мобилизационных планов с целью использования существующих агентурных сетей в условиях военного времени, создание запасных – как за рубежом в своих зонах ответственности, так и резервной агентуры на своей территории;
выделение аппаратуры связи, вооружения, формы одежды и снаряжения иностранных образцов для работы агентурных сетей;
повышение мобилизационной готовности частей радиоразведки окружного подчинения, в т. ч. и по подготовке к развертыванию радиодивизионов по штатам военного времени, обеспечение их специальной техникой и автотранспортом.
Планы так и не были представлены до начала войны, равно как и не были проведены вышеперечисленные мероприятия.
Разведотделу штаба округа было подчинено от 3 до 10 оперативных пунктов.
29 апреля 1941 года была принята «Инструкция о взаимоотношениях разведывательных органов НКГБ[164], погранвойск НКВД, НКО и НК ВМФ по агентурно-оперативной работе». Документ подписали народный комиссар государственной безопасности СССР В. Меркулов, заместитель наркома внутренних дел Союза ССР И. Масленников, начальник Разведуправления Генштаба НКО Ф. Голиков и начальник Разведуправления наркомата ВМФ Н. Зуйков.
В Инструкции определялись основные направления взаимодействия, закреплявшие определенную зависимость органов военной разведки от НКВД и НКГБ:
– разведорганы НКГБ, РУ НКО, РУ НК ВМФ и пограничных войск НКВД обязаны оказывать друг другу помощь в практической работе;
– все разведведомства должны информировать Разведуправление пограничных войск НКВД о дислокации своих периферийных разведывательных органов в пограничной полосе;
– все разведведомства должны проверять и согласовывать в органах НКВД кандидатов на вербовку для разведывательной работы (выделено мной. – М.А.);
– разведывательные органы НКО, НК ВМФ, НКВД и НКГБ как в Центре, так и на местах должны в целях наиболее полного и своевременного использования разведывательных материалов осуществлять взаимный обмен этими материалами.
Был разработан также строгий порядок взаимоотношений по всем вопросам агентурно-оперативной работы:
– обмен важной политической, военной и военно-технической информацией о противнике;
– взаимосогласованная передача из ведомства в ведомство источников разведывательных сведений;
– объединение усилий двух разведывательных служб при проведении ответственных разведывательно-диверсионных операций;
– концентрация лучших сил внешней разведки на решение проблем, представлявших особую важность для безопасности государства[165].
Организация разведки оперативными пунктами через границу требовала неизбежного тесного сотрудничества с разведывательными отделениями погранотрядов ПВ НКВД, как информационного, так и организационного (что имело и свои отрицательные стороны, так как организация агентурной работы военной разведки находилась, по сути, под контролем разведки погранвойск). Это взаимодействие не могло быть иным, так как оперативные пункты размещались в расположении штабов погранотрядов в соответствии с достигнутыми соглашениями между двумя ведомствами: НКВД и НКО.
Об особенностях обстановки в приграничной зоне собых военных округов СССР вспоминал Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский, к моменту описываемых событий генерал-майор, командующий 9-м механизированным корпусом:
«Для приграничных районов существовал и особый режим, ограничивавший посещение этих районов не проживавшими здесь лицами.
В приграничном районе КОВО в то время происходили невероятные вещи. Через границу проходили граждане туда и обратно. К нам шли желающие перейти на жительство в СССР. От нас уходили не желающие оставаться в пределах Советского Союза. Правда, для прохождения через границу были определены пропускные пункты, но передвижение в приграничной полосе таило в себе много неприятностей для нас.
В этой же полосе свободно разъезжали на автомашинах переодетые в штатскую одежду немецкие офицеры, получившие разрешение нашего правительства на розыск и эксгумацию захороненных якобы здесь немецких военнослужащих»[166].
Эти особенности обстановки в приграничной зоне широко использовали не только немецкие офицеры с разведывательными целями, но и сотрудники оперативных пунктов разведотделов штабов особых военных округов.
Разведка штабов округов носила «массовый характер» и в большинстве своем проводилась простыми людьми, имевшими низкое социальное происхождение и отличную от немецкой национальность (за редкими исключениями), что предопределяло в связи с этим их ограниченные возможности по добыванию разведывательной информации.
Большинство агентов оперативных пунктов (в первую очередь, речь идет о разведке штабов Западного и Киевского Особых военных округов) вербовалось из числа местных жителей, имевших родственников и знакомых на сопредельной территории, что могло оправдать нахождение на территории противника в случае задержания. Привлекались к сотрудничеству также задержанные на границе жители приграничных районов в полосе против соответствующего оперативного пункта.
Некоторые из агентов, оказавшись на сопредельной территории, сами выступали в качестве вербовщиков.
Весьма распространенным было направление агентов по заранее определенному маршруту – «маршагенты» (маршрутные агенты, агенты-маршрутники), который завершался на границе, где их встречал отправлявший на задание офицер оперативного пункта.
Значительно реже, на сопредельной территории вербовались отдельные агенты-источники и создавались резидентуры. К сотрудничеству с разведкой привлекались поездные машинисты, стрелочники, продавцы, работники предприятий, обыватели приграничных городков… Уровень вербуемых соответствовал уровню вербовщиков. В этом случае информация передавалась связниками, которые чаще всего посылались с советской стороны. Нередко информацию доставляли сами агенты-источники или резиденты.
Вышеперечисленные категории агентов собирали информацию путем наблюдения, опроса и подслушивания.
Чаще всего сведения поступали в незначительных количествах, но, собранные воедино, они должны были дать объективную картину происходившего.
В своих воспоминаниях «Судьба разведчика»[167] генерал-майор М.В. Березкин[168] достаточно подробно освещает специфику и особенности агентурной работы молодого сотрудника разведки, получившего после окончания разведшколы в 1940 г. назначение в оперативный пункт в Рава-Русской Киевского Особого военного округа.
«У каждого разведпункта был свой начальник, сотрудники, а подчинялись мы напрямую начальнику разведки Киевского особого военного округа полковнику Бондареву. – Рассказывает Березкин. – субординационно никак не связанные с погранвойсками, мы тем не менее внешне ничем не отличались от пограничников: носили ту же форму, жили в тех же зданиях. И это было удачное решение: с одной стороны, обеспечивало нам легенду и прикрытие, с другой – позволяло моментально реагировать на любую информацию, поскольку наш офицер обязательно присутствовал при допросе всех пойманных при переходе границы контрабандистов и перебежчиков, поток которых хлынул после начатых немцами репрессий против евреев.
Я попал в 91-й погранотряд в г. Рава-Русская (корректнее сказать: в оперативный пункт в расположении штаба 91-го погранотряда. – М.А.), возглавлял разведпункт подполковник Копылов. Почти во всех соседних городках стояли погранотряды: 90-й – в Новоград— Волынском (начальник РП капитан Шпак); 92-й – под Перемышлем (возглавлял РП майор Зайцев), 94-й – в Сколе (начальник РП полковник Долгополов). В нашу задачу входила разведка генерал-губернаторства в своих полосах. Полоса 91-го погранотряда (оперативного пункта РО штаба КОВО – М.А.) простиралась до Варшавы включительно. … В Рава-Русской я встретил настоящего разведчика, необыкновенной судьбы человека. Звали его Григорий Онуфриевич Пастух[169]. Он был зам. начальника разведпункта и ходил в капитанах (“вечный капитан”, как шутил он). Со временем Пастух рассказал мне свою историю. … В 36-м его нелегально заслали на территорию Польши. Проданный провокатором-связником, он был приговорен к смертной казни[170] …
– Нам против немцев в разведке тягаться трудно, – как-то объяснял мне Пастух по пути домой. – У них сейчас на руках все козыри. И не подкопаешься: предлог к нам сунуться всегда найдется. То рыскают по проселкам, якобы разыскивая для перезахоронения могилы немецких солдат. То нагрянут с комиссией по уточнению границ. А глазами “зырк” во все стороны, да исподтишка значки на карту в планшетке наносят. Я уж не говорю о том, какую агентурную базу они, уходя, за собою оставили. Здесь же у каждого пятого за кордоном брат-сват из числа оуновцев [ОУН – организация украинских националистов]. А у нас в Польше ни резидентур, ни толковой агентурной базы. Все это, Миша нам предстоит с тобой наладить. Лишь бы времени хватило…
В помещении разведпункта двое ребят, майор Луканкин и старлей Журавлев, завороженно разглядывали портативную радиостанцию – такие нам показывали в разведшколе (здесь и далее выделено мной. – М.А.).
– Вот, обзавелись чудом техники, откликнулся на наш приход Журавлев. – “Омега” именуется. – Она же и альфа, – невесело сострил Луканкин, – за неимением других. Одна на весь разведпункт, а надо по одной на каждого агента. Вот у нас маршрутники и отстукивают каблуками морзянку – через границу и обратно. Только скорость передачи отстает – в среднем на неделю.
– А работать кто на ней будет? – поинтересовался Пастух.
Офицера прислали, радиста»[171].
Коротковолновая радиостанция «Омега» была создана еще в 1939-40 гг. в Научно-исследовательском институте по технике связи Красной Армии (НИИТС КА) Б. А. Михалиным, В. Покровским и И. Мухачевым под руководством главного инженера НИИТС КА Б. П. Асеева[172]. К началу войны институт успел изготовить несколько десятков радиостанций и разослал их в военные округа для проверки технических характеристик в реальных условиях эксплуатации[173]. Серийное производство радиостанции было начато только в октябре 1941 года. НИИТС КА входил в структуру Разведупра ГШ КА[174].
Из рассказанного следует, что речь шла об опытных образцах радиостанции в количестве нескольких десятков, которые были «разбросаны» по оперативным пунктам разведотделов в единичных экземплярах и об удовлетворении нужд разведки в средствах агентурной связи речи не шло. Если бы и поступили в оперативный пункт не одна, а несколько радиостанций – то следовало бы сначала приступить к обучению самих сотрудников, а потом уже браться за агентов. Не понятно также предназначение поступившей в оперативный пункт радиостанции – принимать радиопередачи от агентуры, у которой не было станций.
До войны и в ходе ее разведывательная информация передавалась в телеграфном режиме при помощи азбуки Морзе исключительно в режимах ручной передачи на ключе и слухового приема в пункте назначения. Скорость передачи в зависимости от квалификации радистов была невысокой – 100–120 знаков в минуту.
М.В. Березкин описывает и вербовочную беседу, которая произошла на его глазах:
«Ну и ладно, даст Бог – не последняя [радиостанция], подытожил Григорий Онуфриевич. – Как у погранцов – есть улов сегодня?
– Пара контрабандистов, – махнул рукой Журавлев.
– Пойдем, Миша, посмотрим?
В небольшом кабинете перед присевшим на край стола капитаном-пограничником переминались с ноги на ногу двое дюжих мужиков.
– Ну что, Богдан, – офицер взял наугад пару из лежащих горкой зажигалок, подбросил их на ладони. – Опять за старое взялся. Гляди-ка, и ассортимент обновил. Что тут у нас? Часы. Шикарные. Хотя нет, штамповка. Парфюм. Ну, конечно, французский, разлито не дальше Познани. Сорочки мужские… А это, пардон, уже дамское… Будем изымать, граждане. Контрабанда карается законами нашего государства, впрочем, как и других тоже. Вам ли не знать?
Тот, кого он называл Богданом, – востроносый, вертлявый, с бегающими глазками, весь какой-то бесцветный и ускользающий – угодливо затараторил:
– Пан начальник, ну зачем же все и сразу? У пан, наверное, жинка дома – молодая и красивая. Я ей такой модный фасон в следующий раз привезу – закачаешься! Весь Париж сейчас так ходит.
– Ты, Богдан, не впервой нам попадаешься, а все старую песню заводишь, – нахмурился капитан. – Ты, выражаясь официальным языком, мелкий преступник-рецидивист, предлагаешь взятку должностному, что вину твою безмерно утяжеляет. Поэтому незаконно переправленное через границу имущество подлежит конфискации, а сам ты ближайший месяц посидишь в кутузке, поразмыслишь над своей непутевой жизнью. А с подельником твоим сейчас разберемся, что-то я его не припомню.
Капитан кликнул конвойных, и Богдана увели, Тут державшийся прежде в тени Пастух, перехватив взгляд пограничника, сделал ему незаметный жест, и тот, пожав плечами, откинулся на спинку стула. Пастух подошел к оставшемуся контрабандисту и остановился в трех шагах от него. Лысоватый, с обвислыми черными усами мужик нервно сжал в пальцах картуз, но взгляд выдержал. Казалось, разведчику это понравилось.
– Капитан Овечкин, – представился он. – А вас как величать?
– Микола, – сказал тот, недоверчиво поглядывая на седого капитана.
– Микола, Богдан тебе кто будет?
– Кума моего, Михася сват.
– Которую ходку за кордон с ним делал?
– Первый раз, пан начальник, хотите верьте, хотите нет. Денег до зарезу надо было. Жинка хворает. Кабанчика прикончили, чтоб денег на товар хватило, – и он с глубокой тоской взглянул на кучу разбросанного на столе барахла.
– Вот что, Микола, – сказал Пастух. – Дело, за которое ты взялся, понятно, недостойное и даже преступное. Но, с другой стороны, мы люди, можем войти в твое положение. Предположим, выпустим тебя сейчас, и даже в следующий раз попадешься – отпустим, товар отбирать не станем. Но и ты окажи нам услугу. В тех местах, где в Польше бываешь, примечай, какие немецкие части там останавливаются, и нам передавай.
– Как же, пан офицер, я от немцев выведаю? Я ихнего говора не разумею…
– Ничего выспрашивать не надо. Просто запоминай, какие у них на форме нашивки, да на технике какие обозначения. Вот гляди сюда, – Пастух, достал из сумки альбом, в который мы заносили опознавательные знаки немецких дивизий: голубь, скворец, волк, лев. А эти обозначения они ставят на танках: желтый круг, ромб, треугольник. Все, что требуется, – прояви любопытство, запомни обозначения и нам в точности передай.
– Вам – это вам лично?
– Вижу, голова у тебя работает. О нашем разговоре никому ни слова. От Богдана рот на замок в перв