Изящное искусство Гондора и его эстетика.
Прежде, чем начать говорить об изящном искусстве как таковом, я думаю, следует определиться с четкой терминологией и сферами, которые включают в себя изящное искусство.
Википедия обозначает его следующим образом:
«Изя́щные иску́сства - общий термин для обозначения таких видов искусства, как живопись, скульптура, архитектура и музыка. Впервые был закреплён Шарлем Батё во второй половине XVIII века за жанрами и видами искусств, которые с эстетической точки зрения были ориентированы на создание красоты в отличие от декоративно-прикладных искусств». [1]
Таким образом, мы можем выделить четыре главных отрасли, и в рамках доклада добавить к нему пятую, которая касается эстетики. Думаю, для лучшего понимания следует начать именно с нее.
Эстетика.
Само понятие эстетики искусства включает в себя пять парных категорий. Категории были взяты (для базового понимания) из Википедии. [1]
· прекрасное — безобразное.
· возвышенное — низменное.
· трагическое — комическое
· поэтическое — прозаическое
· глубокое — поверхностное
К сожалению, когда мы говорим о конкретном регионе в мире Толкина, здесь сложно выделить что-то уникальное. Причина проста: свет и тьма в текстах Профессора обладают достаточно четкими чертами для одной и другой стороны, и если мы будем говорить о Валар, эльфах и непавших людях – понятия прекрасного, возвышенного и т.п. у них будут если не близки, то совпадать по «вектору движения».
По этой причине рассматривать эстетику в рамках общей терминологии невозможно, и необходимо рассматривать отдельные детали, характерные в текстах именно для Гондора. Я бы выделил два момента – во-первых, самый яркий – это цветовую гамму, а, во-вторых, отнес бы к этой категории другой интересную деталь, а именно: как изменяется ощущение от Минас-Тирита после некого «возвращения к истокам», то есть, к верности Эру.
А) Цветовая гамма
Первое, что вспоминается в отношении Гондора – это, конечно же, строгий черно-серебряный, который превалирует и в одежде стражников Цитадели [2], и в архитектуре, когда Гэндальф и Пиппин заходят в тронный зал [2], и даже в изделиях, которые относятся к церемониальным – например, ларец, в котором хранилась Корона («a great casket of black lebethron bound with silver»[2]).
Также можно отметить, что все украшения очень сдержанны – корона Гондора отделана серебром, перламутром и бриллиантами – то есть, цветовая гамма сохраняется даже когда речь идет о предметах, которые должны олицетворять величие.
«По виду она напоминала шлем гвардейцев Башни, но была выше и белого цвета; по бокам на ней блестели чаячьи крылья из серебра и перламутра, ибо таков был родовой герб Королей Из–за Моря. Семь бриллиантов сверкало на ободе короны, а на самой верхушке горел еще один, яркий как пламя».
«It was shaped like the helms of the Guards of the Citadel, save that it was loftier, and it was all white, and the wings at either side were wrought of pearl and silver in the likeness of the wings of a sea-bird, for it was the emblem of kings who came over the Sea; and seven gems of adamant were set in the circlet, and upon its summit was set a single jewel the light of which went up like a flame» [2]
Б) Возвращение к Эру как эстетическая составляющая описаний в текстах.
В данном случае я считаю справедливым связывать Нуменор и Гондор, поскольку последний всегда напоминал своего прародителя, о чем говорится, к примеру, в изданном Сильмариллионе.
«На юге выстояло королевство Гондор, и до поры росло его величие, пока богатством и великолепием не стал Гондор напоминать Нуменор до его падения».
«In the south the realm of Gondor endured, and for a time its splendour grew, until it recalled the wealth and majesty of Númenor ere it fell». [5]
Для лучшего понимания, о чем идет речь, я бы начал со следующей детали, упоминаемой в описании Нуменора из «Неоконченных преданий». Мы можем прочесть, каким образом происходило восславление Эру на Менельтарме.
«В эти дни государь поднимался на гору пешим, а за ним в молчании следовала огромная толпа людей — все в белом, в венках из цветов».
«At these times the King ascended the mountain on foot followed by a great concourse of the people, clad in white and garlanded, but silent». [4]
Важны два аспекта – белый цвет одежд и отсутствие упоминания иных украшений, кроме цветов.
Также мы помним, что Нуменор до его падения был во всех смыслах цветущим островом, поскольку «Йаванна одарила плодородием, эльдар же украсили остров фонтанами и цветами, привезенными с Тол Эрессеа » («it was established by Aulë and enriched by Yavanna; and the Eldar brought thither flowers and fountains out of Tol Eressëa» [5]), а также что эльфы «привозили в Нуменор бесчисленные дары: певчих птиц и благоуханные цветы, и травы с чудесными свойствами » («And they brought to Númenor many gifts: birds of song, and fragrant flowers, and herbs of great virtue» [5]).
А если мы заглянем в «Утраченный путь», то увидим, что сады и цветы являются как бы частью повседневной жизни нуменорцев (думаю, эта та категория информации о мире, которую можно считать неизменной вне зависимости от версии текста).
«Он вышел на плоскую площадку, которую нарочно разровняли на вершине уступа скалы. Там можно было полежать на солнце, или посидеть на широкой каменной скамье у скалы, по которой ниспадал водопад лиан с гирляндами синих и серебристых цветов».
«He came out upon a flat space smoothed and levelled on the top of the projecting spur of rock. Here there was room to lie in the sun, or sit upon a wide stone seat with its back against the cliff, down the face of which there fell a cascade of trailing stems rich with garlands of blue and silver flowers». [3]
В контексте этого очень символичным кажется то, что в Минас-Тирите на момент окончания осады почти не осталось зелени - он потерял яркие краски. Единственное место, где во всем городе остались деревья – это Чертоги Исцеления.
«Это были светлые и прекрасные здания, предназначенные для ухода за страждущими. Сейчас Обители готовились принять с поля боя раненых и умирающих. Стояли эти дома невдалеке от ворот Цитадели, у южной стены шестого яруса. Вокруг цвел сад и зеленели поросшие деревьями лужайки – это были единственные деревья на весь огромный город».
«Now at last they passed into the high circles of the City, and in the light of morning they went their way towards the Houses of Healing; and these were fair houses set apart, for the care of those who were grievously sick, but now they were prepared for the tending of men hurt in battle or dying. They stood not far from the Citadel-gate, in the sixth circle, nigh to its southward wall, and about them was a garden and a greensward with trees, the only such place in the City». [2]
Но еще во время коронации Арагорна мы видим, что в Минас-Тирит наконец-то возвращаются цветы.
«Город вновь наполнился женщинами и радостно щебечущими детьми, вернувшимися в свои дома с охапками цветов».
«And the City was filled again with women and fair children that returned to their homes laden with flowers» [2]
«Запели все трубы, и Король Элессар приблизился к Воротам. Хьюрин, Хранитель Ключей, отодвинул заграду – и, под звуки арф, скрипок, флейт и чистых, звонких голосов, поющих хвалу, Король вступил на выложенные цветами улицы »
«And in that moment all the trumpets were blown, and the King Elessar went forth and came to the barrier, and Húrin of the Keys thrust it back; and amid the music of harp and of viol and of flute and the singing of clear voices the King passed through the flower-laden streets » [2]
А впоследствии мы видим возрождение тех же предметов, которыми отличался Нуменор в период своего расцвета и которыми одарили этот остров эльдар – деревья и фонтаны.
«При Короле Город был отстроен заново, да так, что он сделался прекраснее, чем когда-либо, не исключая пору своего первого расцвета. На площадях забили новые фонтаны, вдоль улиц зазеленели деревья. Ворота для Столицы выковали из стали и мифрила, а мостовую устлали белым мрамором. Много потрудилось над украшением столицы Горное Племя; с радостью гостил здесь и Лесной Народ».
«In his time the City was made more fair than it had ever been, even in the days of its first glory; and it was filled with trees and with fountains, and its gates were wrought of mithril and steel, and its streets were paved with white marble; and the Folk of the Mountain laboured in it, and the Folk of the Wood rejoiced to come there». [2]
Живопись.
Относительно гондорской живописи информация не просто скудная, а, на мой взгляд, катастрофически отсутствующая. Единственное упоминание, которое мне удалось найти, содержится в Аккалабет – когда Верные отплывали с Нуменора, в числе прочих сокровищ, вывозимых с острова, упомянуты «скрижали знания, записанные алыми и черными буквами» («scrolls of lore written in scarlet and black» [5]).
Также мы помним о наличии в Гондоре обширной библиотеки. Кроме этого, Фарамир упоминает, что в Гондоре во времена его угасания была в почете геральдика («Childless lords sat in aged halls musing on heraldry» [2]).
Три данных факта позволяют выстроить предположение, что книги и свитки были в Гондоре в особом почете – и вполне возможно, что искусство живописи в Гондоре развивалось по достаточно прикладному пути украшения книг и гербов, поскольку в свитках, вывозимых с Нуменора, уже присутствовали цветные чернила. При этом мы не встречаем портретов погибших королей – исторические личности запечатлеваются в камне, о чем более подробно рассказывает следующий раздел.
Скульптура.
Примеров гондорских скульптур в текстах у нас достаточно много – эта часть в некоторых аспектах неразрывно связана с архитектурой, поскольку некоторые скульптуры и барельефы вписывались в обстановки залов. Из-за этого два последующих раздела могут частично перекликаться.
Первый же пример – и очень яркий! – ранней гондорской скульптуры мы видим еще в описании государства в изданном «Сильмариллионе», а именно, Осгилиатский мост.
«Главным городом Южного Королевства стал Осгилиат; через центр его протекала Великая Река: там нуменорцы возвели огромный мост, на котором красовались башни и каменные строения, изумляющие взор»
«The chief city of this southern realm was Osgiliath, through the midst of which the Great River flowed; and the Númenóreans built there a great bridge, upon which there were towers and houses of stone wonderful to behold» [5]
Я думаю, с учетом, что Минас-Тирит выстроен из белого камня, а Осгилиат долгое время был столицей, расположенной неподалеку – наиболее вероятно, что этот мост тоже строился из белого камня, поскольку его было много – а черный камень, из которого строили Ортханк и внешнюю стену Минас-Тирита, не смогли бы разрушить.
В поисках параллелей в нашей реальности «как это выглядело» неизбежно начинаешь обращаться к существующим образцам архитектуры, и я не был исключением. Поначалу я задумался о римских мостах – и отринул их, потому что Тибр достаточно узок, и на мостах нет упомянутых в тексте башен. Поэтому, на мой взгляд, источником вдохновения, как могла бы выглядеть эта конструкция, вполне в состоянии служить Карлов мост в Праге.
https://ic.pics.livejournal.com/alexeyosokin/55047576/522269/522269_original.jpg
В качестве другого образца монументальной скульптуры стоит вспомнить столпы Аргонат со всем их грозным величием и огромными размерами. Также стоит отметить, что скульптуры в тронном зале Денетора производят на Пиппина не меньшее впечатление – «Suddenly Pippin was reminded of the hewn rocks of Argonath, and awe fell on him, as he looked down that avenue of kings long dead». [2].
«Огромные, как башни, колонны […] действительно изведали резец и кирку. Здесь поработали искусные руки могучего древнего ваятеля–каменотеса, и […] ушедшие в забвение годы, не стерли сходства с прообразом. На исполинских постаментах, погруженных в глубокие воды, высились два каменных короля–гиганта. Выщербленные брови королей все еще были сурово сдвинуты, искрошившиеся глазницы хмуро взирали на стремнину. Левые руки изваяний протянулись ладонью наружу в жесте запрета или предупреждения; в правых еще можно было различить боевые топоры, на головах – треснувшие шлемы, а поверх них – короны. Непоколебимое величие и торжественная сила заключены были в безмолвных великанах, стоявших на страже давно исчезнувшего королевства».
«As Frodo was borne towards them the great pillars rose like towers to meet him. […] Then he saw that they were indeed shaped and fashioned: the craft and power of old had wrought upon them, and still they preserved through the suns and rains of forgotten years the mighty likenesses in which they had been hewn. Upon great pedestals founded in the deep waters stood two great kings of stone: still with blurred eyes and crannied brows they frowned upon the North. The left hand of each was raised palm outwards in gesture of warning; in each right hand there was an axe; upon each head there was a crumbling helm and crown. Great power and majesty they still wore, the silent wardens of a long-vanished kingdom». [2]
Также стоит вспомнить пострадавшую от рук орков, но все еще служащую примером скульптурного искусства, статую на перекрестке дорог, которую находят Фродо и Сэм. И вновь, точно так же, как Пиппин, они вспоминают статуи Аргоната.
«Луч на миг осветил водруженную в центре Перепутья огромную сидящую фигуру, спокойную и торжественную. При виде ее Фродо невольно вспомнились Аргонат и каменные изваяния древних королей. Памятник изгрызло время, изувечили руки вандалов. […]
Последний луч успел выхватить из мглы голову каменного короля, откатившуюся к обочине.
– Смотри, Сэм! – крикнул Фродо, от удивления позабыв об осторожности. – Смотри! Король опять обрел корону!
Пустые глазницы зияли, резная каменная борода наполовину искрошилась, но высокое суровое чело короля по–прежнему охватывала серебряная с золотом корона: его оплели, словно в знак почтения к падшему королю, мелкие белые звездочки неизвестных цветов, а в каменных кудрях желтели яркие чашечки очитка».
«The brief glow fell upon a huge sitting figure, still and solemn as the great stone kings of Argonath. The years had gnawed it, and violent hands had maimed it. […]
Suddenly, caught by the level beams, Frodo saw the old king's head: it was lying rolled away by the roadside. `Look, Sam!' he cried, startled into speech. `Look! The king has got a crown again!'
The eyes were hollow and the carven beard was broken, but about the high stern forehead there was a coronal of silver and gold. A trailing plant with flowers like small white stars had bound itself across the brows as if in reverence for the fallen king, and in the crevices of his stony hair yellow stonecrop gleamed». [2]
Также стоит вспомнить белый столп, воздвигнутый Ар-Фаразоном в Умбаре. Разумеется, он не относится к гондорским произведениям искусства, но на удивление точно соблюдает цветовую и лаконичную эстетику этого государства.
«На высоком холме, прямо над Гаванью, был установлен памятник в честь этого события – высокая белая колонна. Она была увенчана хрустальным шаром, отражавшим лунные и солнечные лучи и сверкавшим словно ярчайшая звезда, так что в ясную погоду его блеск можно было разглядеть даже с берегов Гондора или из–за дальних просторов западного моря».
«and on the highest hill of the headland above the Haven they had set a great white pillar as a monument. It was crowned with a globe of crystal that took the rays of the Sun and of the Moon and shone like a bright star that could be seen in clear weather even on the coasts of Gondor or far out upon the western sea». [2]
Подводя итог всему вышенайденному, можно сделать вывод, что искусство Гондора в области скульптуры представляется тесно связанным с некой исторической и памятной нагрузкой – я не смог найти описание, когда скульптура создана как простой объект любования ради самого любования, и это закономерно. Люди этого государства несут в себе память о судьбе павшего Нуменора и находятся на границе с Мордором, что не могло сказаться на восприятии прекрасного. В условиях, которые требуют быть начеку и хранить память, каждое упомянутое во «Властелине Колец» произведение искусства выглядит скорее способом рассказать об истории и сохранить эту память, создав нечто, способное пережить мастера на века, нежели окружить себя роскошью. Кроме того, это может быть и следствием нежелания повторить судьбу Нуменора, где многих привела к падению именно любовь к роскоши, и максимально отдалиться от него.
Архитектура.
Начиная разговор об архитектуре, я считаю, следует структурировать информацию по наиболее выдающимся строениям, которые относились к этому государству.
I. Минас-Тирит
Наиболее хорошо освещенным городом, пожалуй, был и остается Минас-Тирит. Я думаю, информация о нем настолько обширна, что привнести в нее что-то новое вряд ли удастся.
В первую очередь хотелось бы отметить, что изначальное назначение Минас-Тирита не было городским – столицей был Осгилиат, а Минас-Анор вместе с Минас-Итилем выполняли функцию крепостей, что накладывало определенные последствия на их планировку.
При прибытии в город Гэндальфа и Пиппина мы видим первое упоминание о железных воротах Гондора, но при этом в данном отрывке и последующих нет информации о том, были ли они украшены каким-то образом.
«Так на восходе солнца Гэндальф и Перегрин подъехали к Большим Воротам Гондора, и железные створки распахнулись перед ними».
«So Gandalf and Peregrin rode to the Great Gate of the Men of Gondor at the rising of the sun, and its iron doors rolled back before them». [2]
Также можно отметить, что мастера – точно так же, как в случае со столпами Аргонат – крайне умело использовали в свою пользу природный рельеф и, точно так же, как и со скульптурами, эстетика очень жестко подчинена практическому смыслу: поскольку с укреплений наверху просматривается весь город до его подножия, и в случае прорыва врага за ворота это давало возможность оборонять город до последнего, поскольку ворота располагались спиралью, а командиры могли видеть, как на карте, какова ситуация на поле боя. Высота скалы при этом составляет около 210-215 метров, если использовать современные меры длины.
«Древние мастера с великим искусством и трудолюбием довершили то, что было создано природой. Скала прорезáла город насквозь, напоминая форштевень гигантского корабля, и венчалась зубчатой стеной, с которой те, кто находился в Цитадели, могли, как матросы с вознесенного на гору корабля, озирать дальние подступы к Башне и с высоты семисот локтей наблюдать за тем, что делается у Ворот».
«For partly in the primeval shaping of the hill, partly by the mighty craft and labour of old, there stood up from the rear of the wide court behind the Gate a towering bastion of stone, its edge sharp as a ship-keel facing east. Up it rose, even to the level of the topmost circle, and there was crowned by a battlement; so that those in the Citadel might, like mariners in a mountainous ship, look from its peak sheer down upon the Gate seven hundred feet below». [2]
«Минас Тирит располагался на семи выдолбленных в скале ярусах. Каждый из ярусов был окружен стеной, и в каждой стене были ворота, обращенные на разные стороны света. Большие Ворота Городской Стены смотрели на восток, ворота второго яруса – на юго–восток, третьего – на северо–восток, четвертого – опять на юго–восток и так до самого верха. Мощная дорога, поднимавшаяся к Цитадели, шла зигзагами, поворачивая то в одну, то в другую сторону».
«For the fashion of Minas Tirith was such that it was built on seven levels, each delved into the hill, and about each was set a wall, and in each wall was a gate. But the gates were not set in a line: the Great Gate in the City Wall was at the east point of the circuit, but the next faced half south, and the third half north, and so to and fro upwards; so that the paved way that climbed towards the Citadel turned first this way and then that across the face of the hill». [2]
И последней интересной деталью является то, что когда Фродо надевает кольцо на Амон-Хен, он видит, что флаги на стенах Минас-Тирита – яркие и цветные.
«Далекой и прекрасной показалась ему легендарная крепость: белостенная, многобашенная, гордая и величественная на своем горном престоле. Укрепления ее сверкали сталью, на шпилях развевались яркие флаги».
«Far away it seemed. And beautiful: white-walled, many-towered, proud and fair upon its mountain-seat; its battlements glittered with steel, and its turrets were bright with many banners». [2]
Но при этом, когда в город въезжает Пиппин вместе с Гэндальфом – мы видим, что на деле флаги, которыми украшен город – белые.
«Над укреплениями развевались на утреннем ветру белые знамена, и Пиппин услышал дальний чистый звон – словно где–то высоко и ясно протрубили серебряные трубы».
«and white banners broke and fluttered from the battlements in the morning breeze’ and high and far he heard a clear ringing as of silver trumpets».[2]
«Туман, скрывавший равнину, рассеялся, и последние его обрывки плыли прочь, гонимые восточным ветром, который хлопал полотнищами стягов и развевал на Цитадели белые вымпелы».
«The sun was now climbing, and the mists in the vale below had been drawn up. The last of them were floating away, just overhead, as wisps of white cloud borne on the stiffening breeze from the East, that was now flapping and tugging the flags and white standards of the citadel».[2]
Отдельного внимания заслуживает сам камень крепости – читая описание Минас-Тирита, отчасти можно понять, почему раньше ему дали название Минас-Анор – «Крепость солнца», ведь белый камень крепости повсюду отражает солнечные лучи, заставляя светиться город целиком.
«Even as Pippin gazed in wonder the walls passed from looming grey to white, blushing faintly in the dawn; and suddenly the sun climbed over the eastern shadow and sent forth a shaft that smote the face of the City». [2]
Также мастера все еще не забывали о «черно-белой эстетике» - поскольку внешняя стена Минас-Тирита черная, и построена из того же камня, что и Ортханк.
«Внешняя стена города была очень высока и широка – ее построили еще до того, как нуменорцы–изгнанники утратили прежние искусство и силу. Наружная поверхность стены, твердая, темная, гладкая, вытесанная из того же камня, что и башня Орфанк, неподвластна была ни стали, ни огню; разрушить ее могло бы разве что землетрясение, достаточно сильное, чтобы повредить глубоко врытый в землю фундамент крепости…»
«At first men laughed and did not greatly fear such devices. For the main wall of the City was of great height and marvellous thickness, built ere the power and craft of Númenor waned in exile; and its outward face was like to the Tower of Orthanc, hard and dark and smooth, unconquerable by steel or fire, unbreakable except by some convulsion that would rend the very earth on which it stood». [2]
Отдельного внимания заслуживает башня Эктелиона, которая чем-то напоминает монумент, воздвигнутый Ар-Фаразоном – мы точно так же встречаем белый камень и искристую вершину – пусть и без хрусталя. Несмотря на то, что в русском переводе использованы слова «заискрился хрусталем», обращаясь к оригиналу, мы видим, что это всего лишь сравнение – «pinnacle glittered as if it were wrought of crystals» [2].
«Хоббит чуть не вскрикнул: прекрасная и высокая башня Эктелиона, высоко вознесшаяся над верхней стеной города, блеснула в небе, как стройная серебряная игла в жемчугах, а шпиль заискрился хрусталем».
«Then Pippin cried aloud, for the Tower of Ecthelion, standing high within the topmost walls’ shone out against the sky, glimmering like a spike of pearl and silver, tall and fair and shapely, and its pinnacle glittered as if it were wrought of crystals» [2]
«высокая и прекрасная, высотой в пятьдесят саженей от основания до кончика шпиля, на тысячу локтей вздымала она знамя Наместников.
«tall and shapely, fifty fathoms from its base to the pinnacle, where the banner of the Stewards floated a thousand feet above the plain».[2]
Зал Наместника и Короля полностью соблюдает максимально лаконичную традицию и черно-белую гамму – он не украшен ничем, кроме мрамора и резьбы.
«Через высокие окна, пробитые в стенах нефов, проникал свет. Черные цельномраморные колонны заканчивались огромными капителями–кронами, из листьев которых выглядывали причудливые каменные звери; высокие своды тускло поблескивали золотом и пестрели узорами.
Но в этом длинном торжественном зале не было ни драпировок, ни ковров, да и вообще ничего тканого или деревянного; только между колонн молчаливыми рядами высились изваяния из холодного камня.
Пиппину вспомнились искусно обтесанные скалы Аргоната, и, разглядывая каменные лики давно умерших королей, он исполнился благоговения. В глубине зала, на ступенчатом возвышении, под мраморным балдахином, представлявшим собой шлем с короной, стоял высокий трон, а за ним мерцало драгоценными камнями резное изображение цветущего дерева».
«Pippin looked into a great hall. It was lit by deep windows in the wide aisles at either side, beyond the rows of tall pillars that upheld the roof. Monoliths of black marble, they rose to great capitals carved in many strange figures of beasts and leaves; and far above in shadow the wide vaulting gleamed with dull gold, inset with flowing traceries of many colours. No hangings nor storied webs, nor any things of woven stuff or of wood, were to be seen in that long solemn hall; but between the pillars there stood a silent company of tall images graven in cold stone.
Suddenly Pippin was reminded of the hewn rocks of Argonath, and awe fell on him, as he looked down that avenue of kings long dead. At the far end upon a dais of many steps was set a high throne under a canopy of marble shaped like a crowned helm; behind it was carved upon the wall and set with gems an image of a tree in flower». [2]
Но потолок и трон в этом зале, пожалуй, единственное место, где мы встречаем в Гондоре описание работы с камнем, когда красота создавалась ради красоты (а кроме того, на потолке использованы яркие цвета и золото). Это объяснимо, поскольку башня строилась позже, чем создавался город – в 1900-м году, через год после битвы при Дагорладе: «Калимехтар, сын Нармакила II, при поддержке восставших рованионцев отомстил за отца, одержав крупную победу над восточными племенами в битве у Дагорлада в 1899 г.» [2]
Очевидно, что Гондор в этот момент уже приходил в упадок по сравнению с первоначальным состоянием (в 1856 г. Гондор теряет свои восточные провинции [2]), Осгилиат практически разрушен еще в 1640 г.
Вероятно, строительство башни могло быть символическим жестом, и отчасти пышность убранства по сравнению с лаконичностью прочих элементов города можно объяснить именно этим.
Однако, все вышеперечисленное относилось к «высокой» архитектуре – дворцам, башням и планировке целого города. То, что касается архитектуры более повседневного типа, не менее интересно.
Во-первых, мы встречаем, что старые дома обычно имеют арочные ворота, украшением которых служат буквенные обозначения, содержащие информацию о хозяевах: «In every street they passed some great house or court over whose doors and arched gates were carved many fair letters of strange and ancient shapes: names Pippin guessed of great men and kindreds that had once dwelt there» [2]
Еще более интересное описание нам встречается, когда речь идет о «Старом гостевом доме» (в переводе – «Старая Корчма») на Улице Фонарщиков – мы видим каменное здание с двумя крыльями, между которыми расположен маленький и узкий газон, ведущий к отдельному строению с множеством окон и колоннами по всей внешней стороне.
«In it he found the Old Guesthouse, a large building of grey weathered stone with two wings running back from the street, and between them a narrow greensward, behind which was the manywindowed house, fronted along its whole width by a pillared porch and a flight of steps down on to the grass» [2]