ГЛАВА I. ЗАСТАВА ФОНТЕНБЛО




Жюльетта Бенцони

Язон четырех морей

 

Марианна – 3

 

Жюльетта Бенцони

Язон четырех морей

 

ЦАРСКИЙ КУРЬЕР

 

ГЛАВА I. ЗАСТАВА ФОНТЕНБЛО

 

Карета вихрем пронеслась под аркой Экских ворот и углубилась в лабиринт узких и темных улиц старого Авиньона.

Заходящее солнце золотило крепостные стены, четко вычеканивая на светлом небе их зубцы и квадратные башни, и вспыхивало молниями на спокойной глади реки, неторопливо несущей свои желтоватые воды под полуразрушенными сводами древнего моста Святого Бенезета. На самой высокой башне величественного папского дворца статуя Святой Девы сверкала, как утренняя звезда. Чтобы лучше видеть, Марианна опустила запыленное стекло и с наслаждением вдыхала тепловатый воздух Прованса, напоенный ароматом тмина, розмарина и оливок.

Шел пятнадцатый день, как она покинула Лукку. Сначала ехали по побережью, затем по долине Роны, небольшими переходами и из-за того, что состояние Марианны на четвертом месяце беременности требовало некоторой осторожности, и чтобы не переутомлять лошадей. Теперь в карету были впряжены не обычные почтовые лошади, а четыре превосходных скакуна из конюшен Сант'Анна. В день проезжали не больше десяти лье и каждый вечер останавливались на ночлег в какой-нибудь гостинице или постоялом дворе.

Это путешествие дало Марианне возможность убедиться, насколько изменилось ее положение. Красота лошадей, гербы на дверцах берлины и короны над ними обеспечивали ей повсюду прием не только предупредительный, но и очень почтительный. Она открыла, что быть знатной дамой довольно приятно. Что же касается Гракха и Агаты, то их буквально распирало от гордости находиться на службе у княгини, и при любом случае они старались это показать. Стоило увидеть Гракха, когда каждое утро он входил в зал гостиницы, где они ночевали, и торжественно возглашал: «Карета ее сиятельства подана!..» Бывший рассыльный с улицы Монторгей явно считал себя без пяти минут императорским кучером.

Со своей стороны, Марианна находила в этом неторопливом путешествии особую прелесть. Возвращение в Париж не сулило ей большой радости, ибо, если перспектива вновь увидеть дорогого Аркадиуса воодушевляла, ее в столице также ждали всевозможные неприятности, среди которых угрожающая тень Франсиса Кранмера была, естественно, одной из главных, так же как и прием, безусловно, уже приготовленный императором. Собственно, и в пути она рисковала встретиться с разбойниками, но пока, к счастью, ни одна угрожающая фигура не возникала перед ее каретой. В конце концов обсаженная кустарником дорога начала изгонять из памяти Марианны призраки и туманы виллы Сант'Анна, ибо молодая женщина изо всех сил старалась не вспоминать зловещее лицо Маттео Дамиани и фантастический силуэт всадника в белой маске, который навеки стал ее супругом. Позже она обдумает все это, позже, когда определит новую линию поведения в той жизни, которая будет ее собственной и которую она сейчас никак не могла представить себе,:ибо полностью зависела от Наполеона. Он недавно открыл дорогу певице по имени Мария-Стэлла, но что должна будет делать княгиня Сант'Анна? Откровенно говоря, вышеупомянутая княгиня толком не знала, чем займется ее благородная особа. Снова она оказалась замужем… замужем, но без мужа!

Панорама Авиньона очаровала Марианну. Возможно, из-за солнца или ленивого течения реки, из-за теплой окраски старых камней или цветущей на всех балконах герани, если не из — за шелковистого шороха серебристых олив или певучего говора болтающих кумушек в пестрых юбках, но ей захотелось остаться здесь на несколько дней, перед тем как направиться наконец в Париж. Она выглянула в окошко.

— Смотри, Гракх, не попадется ли приличная гостиница.

Я хочу остановиться на два-три дня. Эта местность просто очаровательна!

— Дело нехитрое. Я уже заметил там большой постоялый двор с красивой вывеской, тем более что нам все равно пора уже дать отдых лошадям…

Действительно, недалеко от Ульских ворот гостиница «Дворцовая», одна из самых старинных и комфортабельных в городе, вздымала свои высокие желтые, увитые виноградом стены под круглой римской черепицей. Здесь же была и почтовая станция, что подтверждал только что остановившийся большой запыленный дилижанс, выпустивший усталых пассажиров под звон колокольчика, крики почтальонов и радостные восклицания встречающих, южный акцент которых напоминал шум перекатываемой рекой гальки.

Стоя на крыше дилижанса, один из почтальонов раскрыл большой брезент и передавал чемоданы, ковровые мешки и другие вещи пассажиров конюху из гостиницы. Когда он покончил с багажом, он стал сбрасывать пакеты с газетами. Это были свежие номера «Монитора», которые пересекли всю страну, чтобы принести провансальцам последние парижские новости. Один пакет упал боком, веревка лопнула, и газеты рассыпались по земле.

Слуга поспешил собрать их, но при этом случайно взглянул на первую страницу и тут же закричал:

— Святая Дева! Наполеон сместил своего Фуше! Вот это да, вот это новость!

Сразу поднялся невероятный шум. Слуги из гостиницы и ее клиенты бросились к упавшим газетам, чтобы захватить их и обсудить невероятное событие.

— Фуше смещен! Но это невозможно!

— Ба, император решил, что с него хватит!

— Дело не в этом! Император решил доставить удовольствие молодой императрице! Для нее невыносимо ежедневно встречаться с бывшим цареубийцей, участником Революции, которая приговорила к смерти ее дядю, Людовика XVI!

— Не значит ли это, что начнут прижимать всех санкюлотов, которые стали важными персонами? Это было бы слишком хорошо!

Каждый высказывал свое мнение, и все говорили одновременно, одни с удивлением, другие с радостью. Прованс никогда не был искренним приверженцем нового режима. Он оставался глубоко роялистским, и конец Фуше больше радовал, чем пугал.

Тем временем Марианна снова позвала Гракха; который, поднявшись с сиденья, глазел на эту сцену.

— Пойди принеси мне газету! — крикнула она. — Только быстро!

— Сию минуту, сударыня, Я только закажу вам номер…

— Нет, немедленно! Если эти люди не ошибаются, мы, возможно, не останемся тут.

Новость действительно была для нее очень важной. Фуше, ее старый преследователь, человек, который посмел под угрозой внедрить ее осведомительницей к Талейрану, который оказался неспособным избавить ее от лап Фапшон — Королевской Лилии или не захотел это сделать, по милости которого, наконец, Франсис Кранмер смог безнаказанно разгуливать по Парижу, шантажировать ее, похитить Аделаиду д'Ассельна, ее кузину, в конце концов бежать из Венсена и вернуться в Англию, чтобы возобновить там свою отвратительную деятельность, вот такой человек утратил внезапно свое опасное могущество, делавшее его тайным хозяином страны! Это было слишком хорошо, в это трудно поверить…

Однако когда в ее руках оказался уже пожелтевший и запыленный после долгой дороги листок, она не могла не поверить своим глазам. «Монитор» не только сообщал о замене министра полиции, герцога Отрантского, герцогом де Ровиго Савари, но и публиковал полный текст официального письма, которое император послал Фуше.

«Услуги, оказанные нам при различных обстоятельствах Вами, — писал император, — позволяют доверить Вам пост посла в Риме, где власть Ваша будет определена статьей восьмой конституционного акта от 17 февраля 1810 года. Мы надеемся, что и на этом новом посту Вы явите доказательства Вашего рвения к службе и привязанности к нашей особе…»

Нервным движением Марианна скомкала газету и дала волю охватившей ее радости. Это было гораздо больше того, о чем она только могла мечтать. Изгнание! Фуше в изгнании!

Ибо сомнений не было в подлинной значимости поста посла в Риме, почетного, но не более. Наполеон решил сплавить Фуше подальше от Парижа. Что же касается причины такого решения, газета, конечно, ничего не сообщала, но внутренний голос говорил Марианне, что здесь замешаны тайные переговоры с Англией…

Другая новость, впрочем, совершенно не связанная с увольнением Фуше и помещенная достаточно далеко, чтобы читателям не пришло в голову сопоставить оба события, подтвердила ее предположение. В тот же день, когда Фуше был «облагодетельствован», в салоне известной преданностью императору блестящей парижанки арестовали за лихоимство и посягательство на безопасность государства банкира Уврара. Марианна сразу подумала о Фортюнэ, о ее угрозах в адрес любовника из-за неприличного предложения, которое он осмелился сделать Марианне. Не по ее ли наущению арестован Уврар? В таком случае не от нее ли узнал Наполеон об английском деле? Прекрасная креолка, такая же преданная друзьям, как и непримиримая к врагам, вполне способна была на это…

— Что решила госпожа княгиня?

Обеспокоенный голос Гракха оторвал Марианну от ее размышлений. После подобной новости не могло быть и речи о беззаботном, неторопливом путешествии. Необходимо ехать в Париж, и побыстрей! Лишенный поддержки, Франсис не представлял опасности. Она послала юному кучеру сияющую улыбку, первую такую радостную после отъезда из Лукки.

— Вперед, Гракх! И как можно быстрей! Надо без промедления добраться до Парижа.

— Разве госпожа не помнит, что для ее кареты больше нет почтовых лошадей?.. Если мы поедем без остановок, наши падут, прежде чем мы доберемся до Лиона, а это уж, если госпожа позволит, будет очень жаль!

— Я ничуть не желаю загнать моих лошадей, но я хочу, чтобы перегоны были по возможности длинней. Итак, сегодня мы переночуем в другом месте. Вперед!

С тяжелым вздохом Гракх-Ганнибал Пьош поднялся на козлы, развернул берлину под разочарованным взглядом хозяина гостиницы, который уже подбежал к элегантному экипажу с такой хорошей упряжкой, и, щелкнув кнутом, направил карету на дорогу в Оранж. После того как лошади Марианны подтвердили их исключительное достоинство, а Гракх такое же умение, дорожная берлина, настолько покрытая пылью и грязью, что нельзя было разобрать, какого она цвета и какие на ней гербы, подъехала поздно вечером к заставе Фонтенбло. И молодая женщина не могла удержать вздох облегчения, увидев загоревшиеся над портиками созданных гением Леду благородных павильонов фонари таможни. Наконец-то она приехала!

Радость, охватившая ее в Авиньоне и заставившая мчаться во весь опор по дороге к Парижу, по мере того как она приближалась к столице, немного поубавилась, похоже, так же, как и у всех французов. Проезжая по городам и останавливаясь в гостиницах, Марианна вскоре открыла, что почти везде ссылку Фуше рассматривали как катастрофу, не столько из симпатии к его личности, сколько из-за большой антипатии к его преемнику. Слухи ходили разные, но большинство считало, что Наполеон выслал своего министра, чтобы угодить жене, и сразу же все, кто более или менее был причастен к Великой Революции, стали опасаться и за свое благополучие, и за безопасность. Наполеон, похоже, хотел позволить «племяннице Людовика XVI» подчинить себе генерала Бонапарта. И кроме того, опасались Савари, преданного слепо своему хозяину, человека ограниченного, безжалостного и бесчестного, способного неукоснительно исполнить любой приказ, каким бы чудовищным он ни был. Особенно роялисты с ужасом вспоминали о том, что Савари практически был палачом герцога Энгиенского. Одним словом, Марианна с изумлением обнаружила, что растерянные и напуганные французы были недалеки от того, чтобы присудить Фуше диплом святого или, во всяком случае, единодушно пожалеть о нем.

«Я-то уж не пожалею о нем никогда! — решила она, со злобой вспоминая обо всем, что ей пришлось вынести из-за него. — К тому же с этим Савари я никогда не имела дела, мы даже не знакомы! Следовательно, я действительно не вижу причин бояться его назначения».

Но несмотря на эти успокаивающие мысли, она не смогла сдержать беспокойства при виде таможенников, с особой тщательностью осматривавших ее карету.

— Могу ли я узнать, что вы, собственно, ищете? — нетерпеливо бросила она. — Не думаете же вы, что я прячу под подушками бочку водки?

— Приказ есть приказ, сударыня! — ответил жандарм, только что вышедший из здания таможни. — Все приезжающие в Париж кареты должны быть осмотрены, особенно если они прибыли издалека. Откуда вы едете?

— Из Италии! — ответила Марианна. — И я клянусь, что не везу в моей карете ни контрабанды, ни заговорщиков.

Я возвращаюсь домой, вот и все!

— У вас должен быть при себе паспорт, — сказал жандарм с лукавой улыбкой, открывшей великолепные белые зубы под большими пушистыми усами, — и, может быть, паспорт, который подписал господин герцог Отрантский?

Очевидно, такие паспорта вызывали подозрения, и она благословила судьбу, сделавшую ее теперь подданной великой герцогини Тосканской. Она с гордостью показала паспорт, который ей учтиво вручил через три дня после свадьбы граф Жерардеска.

— Этот носит подпись ее императорского высочества принцессы Элизы, великой герцогини Тосканы, принцессы Лукки и Пьомбино… и сестры его величества императора и короля, как вы, возможно, знаете? — добавила она с иронией, «ощущая язвительное удовольствие при перечислении всех этих пышных титулов.

Но жандарм был, видимо, непроницаем для любой иронии. При свете фонаря он с трудом читал по слогам имя, написанное на официальной бумаге.

— Мари-анна Елиза-вета д'Ассель-на де Вилленев, княгиня Сарта… нет, Сан-та Анна…

— Сант'Анна! — нетерпеливо поправила Марианна. — Могу я продолжать путь? Я сильно устала… и к тому же начинается дождь.

Действительно, большие капли, тяжелые, как монеты, начали падать, оставляя глубокие следы в покрывавшей карету пыли. Но жандарма в треуголке это, по-видимому, ничуть не обеспокоило. Он с подозрением взглянул на Марианну.

— Вы можете сесть в карету, но не двигайтесь с места!

Надо кое-что проверить.

— Хотела бы я знать что? — возмутилась Марианна, придя в ярость, увидев, что он уходит к дому с ее паспортом. — Неужели этот тупица решил, что мои документы фальшивые?

Ей ответил старый зеленщик, остановивший свою полную капусты повозку рядом с берлиной.

— Не надо волноваться, м'дам! Так делают со всеми, и эти паразиты не дают покоя ни днем ни ночью. Придираются страшно! Вот увидите, они перепотрошат всю мою капусту, шпиона будут искать какого-нибудь!

— Но что же, в конце концов, произошло? Было покушение? Сбежал преступник? Ищут бандитов?

Марианна готова была даже допустить, что Наполеон приказал подвергнуть ее обыску в виде наказания за ее замужество без высочайшего разрешения.

— Наплюйте на все, м'дам! Вся закавыка в том, что этот проклятый Савари вообразил, будто он один — верный подданный императора! И вот тебя обшаривают, и вот тебя допрашивают. И кто его такого высидел? И откуда он такой вылупился? Все хочет он знать…

Зеленщик, безусловно, еще долго продолжал бы свои излияния, если бы не появился усатый жандарм, но на этот раз сопровождая юного лейтенанта, безусого, но подтянутого, который подошел к карете, небрежно поздоровался и, окинув Марианну наглым оценивающим взглядом, спросил:

— Судя по всему, вы госпожа Сант'Анна?

Возмущенная тоном этого молокососа, Марианна ощутила, как в ней закипает гнев.

— Я действительно княгиня Сант'Анна, — по слогам выговорила она, — и мне следует говорить ваша светлость… или ваше сиятельство, лейтенант! Похоже, что в жандармерии вас не утруждают изучением правил хорошего тона?

— Для исполнения своего долга мы достаточно обучены, — заметил юноша, ничуть не смущенный высокомерным тоном молодой женщины. — И мой долг — немедленно препроводить вас к министру полиции, ваша светлость, если… вы соизволите приказать вашей горничной уступить мне место!

Прежде чем задохнувшаяся от гнева Марианна успела ответить, лейтенант открыл дверцу и забрался в карету, где Агата непроизвольно встала, чтобы освободить место рядом с хозяйкой.

Но молодая женщина решительно удержала ее за руку.

— Останьтесь здесь. Агата! Я не приказывала вам встать и не привыкла позволять садиться кому попало рядом с собой. Что касается вас, сударь, то я, без сомнения, плохо поняла, о чем идет речь. Повторите, что вы хотели мне сказать.

Вынужденный стоять в неудобном положении, согнувшись, лейтенант пробурчал:

— Я сказал, что должен без промедления проводить вас к министру полиции. Ваше имя уже неделю назад сообщили на все заставы. Такой приказ…

— Чей приказ?

— А чей же может быть? Министра полиции, господина герцога де Ровиго, а следовательно, приказ императора!

— Это еще надо проверить! — воскликнула Марианна. — Что ж, раз вы так настаиваете, едем к герцогу де Ровиго.

Однако я не премину высказать ему все, что думаю о нем и его подчиненных. Но пока я остаюсь хозяйкой у себя, будьте добры отправиться на сиденье к кучеру, молодой человек! И потрудитесь указывать ему дорогу! Иначе вы не заставите меня тронуться отсюда.

— Хорошо! Иду!

Разочарованный жандарм неохотно вылез и взобрался к Гракху, встретившему его насмешливой улыбкой.

— Очень любезно с вашей стороны составить мне компанию, лейтенант! Вы увидите, как здесь хорошо! Правда, немного сыровато, но зато столько воздуха, не то что внутри!

И куда нам ехать?

— Давай двигай! И без фокусов, милейший, если не хочешь, чтоб тебе влетело!.. Вперед, — проворчал жандарм.

Гракх, не отвечая, тронул с места и, забыв на время о достоинстве княжеского кучера, во все горло запел с акцентом гамена из предместья старый марш солдатов Аустерлица:

Пробьемся по флангу, пробьемся.

Тарам-тарарам-там-там…

И весело мы посмеемся.

Тарам-тарарам-там-там…

Посмеемся? Съежившаяся в глубине кареты Марианна не имела ни малейшего желания смеяться, но этот воинственный марш, распеваемый звонким голосом юного кучера, очень подходил к ее настроению… Она была слишком разгневана, чтобы хоть на минуту ощутить страх перед этим Савари и причинами, из-за которых он приказал всем заставам караулить ее. Когда подъехали к особняку Жюинье, Марианна заметила, что тут тоже кое-что изменилось. Шел ремонт.

Повсюду виднелись леса, бочки с гипсом, банки с красками, оставленные рабочими, закончившими трудовой день. Несмотря на это и на поздний час (на колокольне Сен-Жермен — де — Пре как раз пробило десять), — множество слуг в сияющих ливреях и других особ сновало во дворе и в прихожих. К тому же, вместо того чтобы проводить Марианну на второй этаж в пыльную приемную, за которой находился небольшой, скудно обставленный кабинет герцога Отрантского, лейтенант жандармерии передал ее высоченному мажордому в красной ливрее и напудренном парике, который величественным жестом открыл перед ней салон первого этажа, салон, где все объявляло об абсолютной верности вкусам хозяина. Массивная мебель красного дерева на позолоченных бронзовых львиных лапах, темно-зеленые обои, тканные золотыми пчелами, помпейская люстра и лепные военные аллегории, повторяющиеся на многочисленных панно. Завершающим штрихом был громадный бюст императора в лавровом венке на высоком мраморном постаменте, напомнившем Марианне траурную стелу, Посреди этого великолепия какая — то дама в сиреневое платье и украшенной малинскими кружевами лиловой накидке взволнованно ходила взад-вперед, шурша своими шелками. Это была дама среднего возраста, чье благородное лицо и высокий лоб являли смесь мягкости и строгости. Марианне знала ее, часто встречая у Талейрана: канониса де Шатеней, дама высокого ранга и высокого ума, о которой поговаривали, что она когда-то питала слабость к молодому и тощему генералу Бонапарту.

Когда Марианна вошла, она прекратила свою лихорадочную прогулку и с удивлением посмотрела на вошедшую, затем, с радостным восклицанием протянув руки, поспешила к ней.

— О, дорогая великая актриса!.. Ах, простите! Я хочу сказать: дорогая княгиня, какое счастье и какое облегчение встретить вас здесь!..

Наступила очередь Марианны удивиться. Каким образом г-жа де Шатеней могла узнать о перемене в ее положении? Канониса нервно усмехнулась и увлекла молодую женщину к стоявшему между двух неприветливых бронзовых» Побед» канапе.

— Но ведь Париж только и обсуждает ваш столь романтический брак! О нем говорят почти столько же, сколько о немилости бедного герцога Отрантского! Вы знаете, что нет больше речи о его миссии посла в Риме? Император, как говорят, был в страшном гневе на него из-за великого аутодафе, которое он совершил со всеми тайными досье и другими документами своего министерства. Он изгнан, самым настоящим образом изгнан!.. В это трудно поверить! Но… а на чем я остановилась?

— Вы сказали, что много говорят о моей свадьбе, сударыня, — проговорила ошеломленная этим потоком слов Марианна.

— Ах да! О… это так необычно! Знаете, дорогая, ведь вы самая Настоящая конспираторша! Скрыть под псевдонимом одно из самых знатных имен Франции! Как романтично!.. Поверьте, однако, что я никогда не принимала это за чистую монету. Я давно догадывалась, что вы настоящая аристократка, и когда мы узнали эту новость…

— Простите, но как вы узнали? — прервала ее Марианна.

Канониса несколько мгновений помолчала, раздумывая, затем продолжала еще стремительнее:

— Как это произошло? Ах да… великая княгиня Тосканы написала об этом императору, как о событии совершенно невероятном! И таком трогательном! Молодая, прекрасная певица соглашается выйти замуж за несчастного, настолько обиженного природой, что он никогда не смеет показаться кому бы то ни было! И самое главное, обнаруживается, что эта красавица принадлежит к старинному роду! Моя дорогая, ваша история сейчас облетает всю Европу. Госпожа де Жанлис хочет написать о вас роман, а что касается госпожи де Сталь, говорят, что она мечтает о встрече с вами.

— А… император? Что сказал император? — настаивала Марианна, одновременно ошеломленная и обеспокоенная всем этим шумом вокруг союза, который она надеялась сохранить в тайне, поскольку он тайно заключался.

Очевидно, у сплетников тосканского двора были очень длинные языки, если их болтовня смогла добраться уже сюда…

— Право, я не много могу вам сказать, — ответила канониса. — Я знаю только, что его величество разговаривал с Талейраном и издевательски насмехался над бедным князем за то, что он принял лектрисой к своей жене родную дочь маркиза д'Ассельна.

Это так похоже на Наполеона! Он должен был прийти в ярость из-за этой свадьбы и не нашел ничего лучшего, как излить свой гнев на голову Талейрана, без сомнения, в ожидании сделать то же с самой Марианной, откуда и это настоятельное приглашение нового министра полиции. Она спросила, чтобы сменить тему разговора:

— Но каким образом, сударыня, мы встретились здесь, да еще в такое позднее время?

Г-жа де Шатеней мгновенно утратила светскую оживленность, и ее вновь охватило волнение, от которого ее избавил приход Марианны.

— Ах, не говорите! Меня это ужасно беспокоит! Представьте себе, я была в Бовези у моих добрых друзей, которые имеют там очаровательное поместье и которые… Ладно! Представьте себе, что сегодня утром появляется жандарм, разыскивающий меня от имени герцога де Ровиго, срочно требующего меня к себе! И хуже всего то, что я совершенно не знаю почему и за что! Я оставила моих бедных друзей в состоянии сильного беспокойства и проделала ужасное путешествие, непрерывно спрашивая себя, почему меня в некотором роде арестовывают. Я была так расстроена, что заехала на минутку к советнику Реалю, чтобы спросить, что он об этом думает, а он буквально вынудил меня поспешить, чтобы не опоздать, ибо опоздание может привести к неприятным последствиям! Ax, моя дорогая, я в таком состоянии… И я уверена, что с вами произошло то же самое.

Нет, это не было тем же самым. Несмотря на то что Марианна старалась сохранить полное хладнокровие, она имела достаточные основания считать, что касающийся ее приказ вызван другими причинами, хотя она и не могла себе представить, что Наполеон зайдет так далеко и арестует ее за то, что она осмелилась без его разрешения вступить в брак. Но у нее не оказалось времени, чтобы разделить свою тревогу с собеседницей. Появился величественный привратник и сообщил г-же де Шатеней, что министр ждет ее.

— Господи! — простонала канониса. — Что будет со мной? Помолитесь за меня, дорогая княгиня!

И сиреневое платье исчезло в кабинете министра, оставив Марианну в одиночестве. Было тепло в этой комнате, где окна стояли наглухо закрытыми, а пятна краски и гипса, покрывавшие стекла, ясно говорили, что для сохранности мебели лучше их не открывать, пока идет ремонт. Чтобы легче дышалось, Марианна распахнула просторный плащ, который она носила поверх легкого платья из зеленого шелка, и распустила атласные завязки шляпы. Она чувствовала себя утомленной и грязной, в состоянии малоприятном для стычки с министром полиции. Она отдала бы что угодно за ванну… но когда у нее появится возможность выкупаться? Позволят ли ей вернуться к себе? Какие обвинения ей предъявят? У императора вошло в привычку проявлять недобросовестность, когда он находил причины для злобы, и Марианна перебирала в памяти некоторые сцены их прошлой любви, полные жаркой страсти, но также полные и предчувствия грозы, возбуждавшей тревогу. Дверь снова отворилась.

— Пусть госпожа изволит следовать…

Появившийся привратник широко открыл перед ней большой, богато обставленный рабочий кабинет, ни в чем не походивший на кабинет Фуше. Там, под громадным, в рост, портретом императора, за столом красного дерева сидел приятной внешности брюнет с бархатными глазами, но немного вялыми чертами лица, работая, или делая вид, что работает, над каким-то досье. При виде его Марианна вспомнила, что уже встречалась с герцогом де Ровиго, но он тогда не показался ей симпатичным. Выражение его лица, одновременно самодовольное, высокомерное и полное тайного удовлетворения, было из тех, что всегда действовали ей на нервы. То, что он даже не поднял глаз при ее появлении, еще усугубило антипатию и плохое настроение Марианны. Пусть это неучтивое поведение не предвещало ничего хорошего, но молодая женщина решила, что надо заставить его уважать если не личность, то хотя бы ее положение и имя, которое она носит.

В той мере, в какой она заслуживает…

Уверенным шагом она пересекла комнату, села в стоявшее против бюро кресло и елейным голосом спросила:

— Особенно не беспокойтесь из-за меня, но… когда у вас появится свободная минутка, господин министр, может быть, вы согласитесь сообщить мне, по какому поводу я имею честь находиться здесь?

Савари вздрогнул, бросил перо И посмотрел на Марианну с изумлением, если не искренним, то делающим честь его актерскому искусству.

— Мой Бог!.. Дорогая княгиня! Вы здесь!

Он вскочил с кресла, обежал бюро, схватил руку, которую ему и не думали предложить, и почтительно прижал ее к губам.

— Мои извинения! Но какая радость увидеть вас наконец вернувшейся в Париж! Вы не представляете себе, с каким нетерпением вас ждали!

— Но… наоборот, я отлично это представляю, — сказала полушутя, полусерьезно Марианна, — если принять во внимание то рвение, с каким ваши жандармы осматривали мою карету на заставе Фонтенбло! А теперь, если вам угодно, перестанем играть в кошки-мышки. Я освобождаю вас от многословной учтивости, ибо я проделала долгое путешествие и сильно устала. Итак, скажите поскорей, в какую тюрьму вы пошлете меня и, вдобавок, на каком основании!

Глаза Савари округлились, и на этот раз Марианна могла бы присягнуть, что это изумление не было притворным.

— В тюрьму? Вас?.. Дорогая княгиня, но почему же?

Это очень странно, но сегодня вечером я слышу разговоры только об этом; Вот и госпожа Шатеней…

— Была уверена, что вы собираетесь упрятать ее за решетку. Еще бы! Такие мысли невольно приходят в голову, когда арестовывают!..

— Но вы не арестованы, ни она, ни вы! Просто я поручил моим агентам известить о вашем приезде и сообщить, что я непременно хотел бы видеть вас по возвращении в Париж, так же, как я выразил желание встретиться с канонисой де Шатеней… Поймите меня: покидая этот дом, мой предшественник… гм, уничтожил все досье и регистрационные карточки. Из-за этого я оказался на голом месте.

— Уничтожил? — спросила Марианна, ощущая комизм положения. — Вы хотите сказать, что он…

— Все сжег! — жалобно вымолвил Савари. — По наивности я доверился ему. Он предложил мне, что останется здесь еще на несколько дней, чтобы «навести порядок», и за три дня, целых три дня, проведенных тут взаперти, он предал огню свои тайные досье, регистрационные карточки агентов, корреспонденцию, которую он вел, все, вплоть до писем императора! Именно это вызвало такой гнев его величества. И теперь господин Фуше изгнан в Экс и должен думать о том, как спасти свою голову от справедливой мести императора. И я пытаюсь с той доставшейся мне малостью восстановить по колесику сломанную им машину. Поэтому я решил войти в контакт с теми, кто когда-либо имел связь с этим домом.

Красные пятна, гнев и стыд смешались на лице Марианны. Теперь она все поняла. Этот человек, попав в стесненные обстоятельства из-за тяжелого наследства, готов на все, что угодно, чтобы доказать своему хозяину, что он по меньшей мере равен Лису-Фуше! Но поскольку он далеко не обладал ловкостью и умением предшественника, он совершал оплошность за оплошностью. И он воображает, что она снова подчинится приказаниям полицейского, даже министра… Тем не менее, чтобы окончательно прояснить свое собственное положение, она осторожно спросила:

— Вы уверены, что император не причастен к… приглашению, сделанному мне на заставе Фонтенбло?

— Никоим образом, дорогая княгиня! Единственное мое желание поближе познакомиться со знаменитой особой, о которой весь Париж говорит уже две недели, побудило меня дать распоряжение, как я вижу — неверно истолкованное, за что, я надеюсь, вы меня простите.

Он придвинул свое кресло к креслу Марианны и взял ее за руку. В то же время его бархатистые глаза подернулись сладостной истомой, не предвещавшей молодой женщине ничего хорошего. Савари, она это знала, имел большой успех у женщин, но он был не в ее вкусе. Не следовало позволять ему зайти далеко в бесплодной попытке. Осторожно освободив руку, она спросила:

— Итак, все говорят обо мне?

— Абсолютно все! Вы героиня всех салонов.

— Слишком большая честь! Следует ли понимать, что император тоже входит в число «всех»?

Савари смущенно отодвинулся.

— О, сударыня, его величество никоим образом не может быть включен в их число.

— Пусть будет так! — раздраженно заметила Марианна. — Следовательно, император ничего не говорил вам относительно меня?

— Право… нет! А вы думаете иначе? Я не поверю, что найдется в мире женщина, способная привлечь внимание его величества. Император бесконечно влюблен в свою молодую жену и посвящает ей каждое свободное мгновение! Никогда еще не было супружеской пары, соединенной подобной нежностью. Это действительно…

Неспособная больше выслушивать это, Марианна резко встала. Пожалуй, беседа слишком уж затянулась. И если этот тупица вызвал ее только для того, чтобы рассказать о любви императорской четы, значит, он еще глупее, чем она себе представляла. Неужели до него не доходили слухи о ней и Наполеоне? Фуше никогда не допустил бы подобную бестактность… если только это не было бы ему выгодно…

— Если вы позволите, господин министр, я уеду. Как я уже говорила вам, я ужасно устала…

— Конечно же, конечно! Это так естественно! Я усажу вас в карету! Дорогая княгиня, вы не представляете себе, какую я испытал радость…

Он рассыпался во всевозможных уверениях, очень лестных, безусловно, но только усиливших раздражение Марианны. Она сделала для себя один-единственный вывод: она больше не интересует Наполеона, иначе Савари не позволил бы себе ухаживать за ней. Она придумывала, как избежать его гнева, она считала, что он постарается ужасно отомстить ей, что он будет преследовать ее, бросит в тюрьму… и вместо этого пустота! Он удовольствовался тем, что выслушал, рассеянно, без сомнения, касающиеся ее сплетни. И ее привезли сюда, только чтобы удовлетворить любопытство нового министра, ищущего новые знакомства… или темы для разговора. Гнев и разочарование закипели в ее сердце, в ушах появился шум, сквозь который она едва слышала Савари, говорившего, что герцогиня, его жена, принимает по понедельникам и что она будет счастлива встретить княгиню Сант'Анна к обеду в ближайшее время. Ну вот, только этого не хватало.

— Я надеюсь, что вы также пригласили госпожу де Шатеней? — насмешливо спросила она, когда он предложил ей руку, чтобы помочь подняться в карету.

Министр взглянул на нее с простодушным изумлением.

— Естественно!.. Но почему вы об этом спросили?

— Так… из простого любопытства! Вы думали, что подошла и моя очередь? До скорой встречи, дорогой герцог. Я тоже была восхищена знакомством с вами.

Когда карета тронулась, Марианна распростерлась на подушках, не зная, то ли ей кричать от злости, то ли плакать, то ли смеяться. Видели ли когда-нибудь нечто более смешное? Трагедия завершилась фарсом! Она думала, что ее постигнет драматическая судьба героини романа, а… получила приглашение на обед! А разве возможен этот министр полиции, который, желая встретиться с кем-нибудь, посылал жандармов?.. И после этого уверял несчастного, ошеломленного в своей нерушимой дружбе?..

— Я так рада увидеть вас снова, госпожа, — сказала Агата. — Я так боялась, когда этот жандарм привез нас сюда!..

Посмотрев на свою горничную, Марианна увидела, что ее щеки еще блестели от слез, а глаза припухли.

— И ты решила, что я выйду оттуда только между двумя жандармами, в цепях, направляясь в Венсен? Нет, моя бедная Агата! Я не являюсь столь важной персоной! Меня заставили приехать сюда только для того, чтобы посмотреть, какая у меня фигура! Надо покориться, дорогое дитя, я больше не возлюбленная императора! Я только княгиня…

И, словно желая показать, до какой степени она унижена, Марианна залилась горючими слезами, приведя в отчаяние несчастную Агату. Она еще плакала, когда карета въехала во двор особняка д'Ассельна, но слезы мгновенно высохли перед открывшимся ее глазам зрелищем: старое жилище было иллюминовано от фундамента до благородного абриса крыши.

Свет свечей струился изо всех, большей частью открытых, окон, позволявших видеть салоны, заполненные цветами и элегантной публикой, увлеченной голосами скрипок. Звуки музыки Моцарта долетели до ошеломленной молодой женщины, которая смотрела, не понимая и спрашивая себя, не ошиблась ли она адресом. Но нет, это был действительно ее дом, ее дом, где отмечалось какое-то торжество, и это были ее лакеи, в парадных ливреях, с канделябрами в руках стоявшие на крыльце.

Такой же изумленный, как и его хозяйка, Гракх остановил лошадей посреди двора и, вытаращив глаза, оглядывался, вовсе не собираясь подъехать ближе или хотя бы спуститься на землю. Но стук окованных железом колес по камням двора оказался сильнее звуков скрипок. Кто — то в доме закричал:

— Она здесь!

За несколько мгновений крыльцо и ступени усыпали женщины в вечерних туалетах и мужчины во фраках, среди которых выделялась остроконечная фигура с бородкой и сияющими черными глазами Аркадиуса де Жоливаля… Но не он первый подошел к карете. От группы мужчин отделился очень высокий человек, исключительно элегантный, из-за легкой хромоты опирающийся на трость с золотым: набалдашником. На его надменном лице холодные синие глаза осветились приветливой улыбкой, и онемевшая от удивления Марианна следила, как монсеньор де Талейран, одним жестом убрав с дороги лакеев, подошел к карете, сам открыл дверцу и, протянув ей затянутую в перчатку руку, громко объявил:

— Добро пожаловать в жилище ваших предков, Марианна д'Ассельна де Вилленев! Добро пожаловать к вашим друзьям-единомышленникам! Вы вернулись из очень долгого путешествия, и мы все собрались здесь этим вечером, чтобы сказать вам, наско



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-07-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: