Глава
Ceilidh1
Имена мужчин, убитых моим отцом, как заклинание переплетаются с ударами моего сердца, сопровождают его биение и каждый шаг, который я делаю по жизни. Сэм О’Брэйди. Джефферсон Кайл. Адам Брайт. Сэм О’Брэйди. Джефферсон Кайл. Адам Брайт.
Вдыхаю — это Сэм. Выдыхаю — это Джефферсон, или Джефф, смотря насколько близко вы с ним знакомы. Адам существует где-то в промежутке между вдохами, в тех моментах, когда я забываю, что нужно дышать. Я знала Адама. Он был отцом Мэгги, баскетбольным тренером в школе Брейквотера. Его брат — мэр города, и все знали его в лицо.
Моя мечта — однажды убежать из Брейквотера, чтобы все изменить, чтобы все эти события не были такими тяжелыми, но нет никаких шансов. Моя фамилия — синоним боли и убийства, и так будет везде, куда бы я ни направилась, поэтому я ее сменила. Именно по этой причине я оставила свое прошлое в маленьком городке Вайоминга и уехала в колледж, где стала Эвери Паттерсон.
— Эвери! Эй, Эвери! Постой! — Морган Кэплер толкает меня локтем в коридоре, когда я выхожу с занятия по английскому.
Она узнает меня по выделяющимся из толпы белокурым волосам и по папке, за которую я хватаюсь, прижимая к груди, как всегда низко опустив голову. Я улыбаюсь ей и торопливо ухожу подальше от класса международных и общественных отношений, одного из скандально известных мест в Колумбийском университете. Морган по каким-то своим причинам решила помогать мне. Она сумасбродная и откровенная, какой я никогда не была. Возможно, я была бы как она, если бы мой отец не застрелил трех человек, когда мне было четырнадцать. Но опять же, кто знает. Морган пахнет мятной жвачкой и духами Issey Miyake. Она сверкает улыбкой, появляясь откуда-то сбоку, и задевает меня плечом, пытаясь привлечь внимание:
— Ты идешь на celidh сегодня?
Слово — похожее на «Кейли»2 — мне не знакомо.
— Что это?
Она накручивает свои темно-рыжие волосы на указательный палец и усмехается.
— Ирландская вечеринка, видимо. Девчонки из Ипсилон выряжаются сексуальными лепреконами. Сучки.
Я стону, прячась за своей папкой:
— Ни за что, Кэплер. — Сексуальные лепреконы, мать их. Студенты сошли с ума. Я не буду тратить свой вечер, тусуясь с кучкой увлекающихся ксанаксом невротичек. Особенно в четверг, потому что с тех пор, как я последний раз проверяла, наши занятия не длились «до пятницы». — Я не собираюсь веселиться сегодня. У меня зачеты на следующей неделе.
— И у меня, — смеется Морган. — Но это не значит, что нельзя на один вечер на все забить.
Она оставляет в покое свои волосы и принимается за мои.
Я ловлю себя на мысли, что надо было уступить безрассудному порыву и постричь их пару дней назад. Если бы они были короткими вместо свободно лежащих и вьющихся гораздо ниже плеч, ей бы было нечего хватать. И, что более существенно, парни не пялились бы на меня, пока я проходила мимо по коридору, и не делали предположения, основываясь на стереотипах о внешности. Блондинка равно пустышка. Блондинка равно тупая. Большинство девушек из Колумбийского с таким же цветом волос часто выпивают и являются старожилами всех вечеринок. Я подумываю стать брюнеткой.
Шлепнув Морган по руке, я слегка улыбаюсь:
— Я не очень хороша в зубрежке. И должна работать усерднее, чем ты, чтобы получить степень. В таком случае я облажаюсь, и никто не наймет меня на работу. И тогда мне придется переехать и жить с тобой всю оставшуюся жизнь. А ты всегда будешь жалеть, что не оставила меня одну, чтобы я могла сосредоточиться.
— Пффф…— откинув голову назад, стонет она. — Я тебя умоляю! Мы все равно собираемся вместе жить после колледжа. И, кроме того, тебя вечно не бывает дома. Вот станешь большой шишкой в журналистике, тебя обязательно будут приглашать на все изнуряющие звездные вечеринки длиной в ночь, чтобы отслеживать изнутри распадающиеся браки и пластику груди звезд.
У Морган абсолютно неправильное представление о том, каким журналистом я хочу стать. Заметки об общественной жизни и колонка о знаменитостях — последнее, чем я хочу заниматься.
— Мдааа. Действительно, забавно.
— Эвери! — Морган хватает мою руку и тащит прямо к библиотеке, вместо кампуса, куда я шла, по направлению к Морнингсайд-Хайтс, где мы обе живем. — Тебе нужно начать наслаждаться собой.
Ну да, она оставляет за собой право напоминать мне, что я снова себя теряю. Как-то случайно я рассказала ей о своем отце; она единственный человек в Колумбийском, который знает об этом. Однажды вечером мы так напились, что меня вырвало в урну на Бродвее и я разболтала целую историю — как мой отец покончил с собой, убив троих членов Брейквотерского сообщества, как я превратилась в социального изгоя с того дня, и как все шпыняли, гнобили и запугивали меня в последние четыре школьных года.
Я едва знала Морган в то время. Мне реально повезло, что она оказалась верным другом с самого начала. Я почти убила себя, создавая новую личность, и не знаю, что бы делала, если бы не смогла стать кем-то другим здесь. Эвери Паттерсон — обычная девчонка из Айдахо. Ее большая семья не отрекалась от нее из-за ошибок ее отца, а ее мать, конечно, не выбрасывала ее на порог дома лучшего друга отца, чтобы забыть о своей старой жизни и стать хладнокровным прокурором в городе.
Морган сводит брови вместе, пронзительно смотря на меня серыми глазами.
— Мы должны пойти, — говорит она.
— Но зачем? — опять стону я.
— Потому что я рыжая. И убийственно выгляжу в зеленом. А тебе надо потрахаться.
Я стучу по ее руке, она тянет меня ко входу в наш дом на 125-й улице, направляя на лестничную площадку первого этажа.
— Это последнее, что мне нужно. У меня не…
— Если ты скажешь, что у тебя нет времени на секс, я буквально завизжу!
Группа девчонок, спускающихся по лестнице, перестает разговаривать и бросает на нас непристойные взгляды.
— Ты заставляешь людей думать, что я практически шлюха, Морган.
— Ну и что? Жизнь была гораздо веселее, если бы ты была более раскрепощенной.
Я не реагирую на это. Она открывает дверь в квартиру, и я направилась прямиком в ее комнату, усаживаясь на кровать. Я живу тремя этажами выше, поэтому мы обычно тусуемся у нее между занятиями, чтобы меньше ходить. К сожалению, мы были не настолько везучими, чтобы стать соседями при распределении, и ни одна из нас не была достаточно смелой, чтобы поменяться.
— Ты не была ни на одном свидании после поступления в колледж. Ты понимаешь, что первый курс именно для этого и существует? Для встреч с парнями? Все это знают.
Морган начинает рыться в шмотках. Она из тех людей, кто выглядит опрятно и организованно на первый взгляд, но в реальности это далеко не так. Этим, конечно, и объясняется ряд пустых вешалок и возвышающаяся куча шуршащего сатина и кружева в шкафу. И под кроватью. Мне нравится беззаботность Морган, но иногда ее беспорядок напрягает. Моя квартира? Там нет ни единого пятнышка — за этим следит моя соседка Лесли.
— Я думала, первый год нужен для определения специализации. Выбора направления для достижения ученой степени, — говорю я Морган.
Она игнорирует меня, швыряясь выбранными наугад тряпками из зеленой ткани.
— Да, но ты уже сделала обе эти вещи. Ох! — ее голова появляется из проема гардеробной. — Знаешь, я могу и тебе что-нибудь подобрать, если хочешь?
— Иисус, Морган, я никуда не собираюсь!
— Нет, собираешься. Эй, твоя мама до сих пор высылает тебе до смешного огромные суммы каждый месяц, чтобы прикрыть тот факт, что она стерва?
Я пожимаю плечами. О, мой Бог, девчонка такая откровенная. Это не первый раз, когда она использует «Американ Экспресс» моей матери, чтобы купить себе новый наряд.
— Мы не пойдем сейчас по магазинам.
***
Как обычно, дьявольскими и гнусными методами Морган добилась, чего хотела. Позже я обнаруживаю себя прижатой к рогатому лепрекону и парню без рубашки, чей торс выкрашен в зеленый цвет. От него несет виски. Когда они оба начинают заниматься чем-то, похожим на жесткий петтинг, я решаю, что с меня хватит. Морган разговаривает с Тейтом у бочонков с пивом и смеется, закрывая рот рукой, как обычно делает, когда флиртует. Она думает, что у нее некрасивая улыбка, так как нижние зубы немного кривые. Ей следует быть благодарной своей счастливой звезде, потому что ее не принуждали пройти через кошмары зубных скоб, как меня, когда я была ребенком, просто чтобы удовлетворить тщеславие матери в погоне за обладанием «идеальным» ребенком. Да, именно обладанием. Как будто я неодушевленный предмет или что-то типа того.
Морган и Тейт общаются около шести месяцев, и наблюдать за их плясками вокруг да около, притворством, что они слегка заинтересованы, становится реально скучно.
— Я ухожу, — заявляю я, протиснувшись к ним через толпу.
Морган убирает руку ото рта и хмурится.
— Ни за что, мы только пришли!
— Уже полвторого. Мы здесь три часа, и меня тошнит от случайных придурков с зелеными рожами, которые ухмыляются мне и называют «дорогушей». Ни один из них даже не может изобразить приличный ирландский акцент.
— Здесь есть пара ирландцев. Я уверен, они могут, — вставляет Тейт.
Я изгибаю бровь.
— Невзирая на подлинность присутствующих здесь ирландцев, мне все равно пора домой.
Морган тычет в меня пальцем, не слишком больно, но достаточно, чтобы я поняла, что рушу ее шансы окрутить Тейта.
— Ты настоящая обломщица, юная леди.
— Не кипятись, ты можешь остаться. Я все равно хочу прогуляться пешком.
— Ни в коем случае. Ты разве не читала брошюру о безопасности? Не гулять по ночам одной.
Морган бросает на Тейта извиняющийся взгляд.
— Может, встретимся лучше завтра вечером?
— Конечно. Мы можем взять кино в прокате. Спокойной ночи, дамы.
Он разворачивается и исчезает в толпе, зажигая под звуки Jump Around группы House of pain. Морган показывает мне язык:
— Иногда мне хочется тебя удавить.
Хотя она все равно улыбается, говоря это. Стерва непостоянна. Она простит меня еще до того, как мы придем домой. Хм, далеко мы не уходим. На полпути, спускаясь по лестнице из студенческого общежития, видим припаркованную у тротуара полицейскую машину, с красно-синими огнями, которые освещают улицу. Девчонки в крошечных зеленых мини-юбках и на высоких каблуках курят снаружи, когда слышится сирена, и начинают визжать как полоумные.
— Черт! — Морган крутит жакет в руках. — Мы можем пройти так, чтобы они не заговорили с нами?
— Не психуй. Наверное, кто-то просто пожаловался на шум.
— Нет, Эв. Я не хочу попадаться этим ребятам на глаза сегодня.
У Морган точно не было здорового уважения к закону, но это не причина, чтобы переживать о тридцатисекундном разговоре.
— Не психуй, все будет нормально.
Я тут же жалею о своих словах. Это слишком часто случается в последнее время. Когда двери полицейской машины открываются, мой желудок ухает вниз.
— О боже!
— Что? Что? — Морган сжимает мою руку, ее ногти вонзаются в кожу. Она в ужасе.
— Ничего, это просто…
Люк Рид.
Это Люк Рид. Я не видела его в форме почти четыре года, но это мало что изменило. Он в ней все такой же соблазнительный. Люк был главной звездой Брейквотерской школы.
Девчонки падали к его ногам, как обморочные барышни, в надежде, что он поймает и приведет их в чувство. Я была увлечена Люком так, как может быть увлечена четырнадцатилетка, покоренная богоподобным старшеклассником. Народ и правда был в отчаянии, когда он выпускался: и ученики, и преподаватели. Люк перешел в колледж на бесплатное отделение, получил футбольную стипендию и вступил в ряды полицейских. Была причина, по которой он поддерживал со мной связь после того, как уехал; всего одна причина. Та, о которой в данный момент я не хочу думать. Причина, которую я пытаюсь забыть последние три месяца, переехав в Нью-Йорк и успешно избегая его задницы.
Его темные волосы короче, чем обычно, но все-таки немного длиннее, чем должны быть у полицейского. Те же глубокие карие глаза. Та же мужественная линия подбородка. Шок отражается на его лице, когда он встречается со мной глазами. Обходя машину, Люк на секунду останавливается, пытаясь справиться с удивлением в виде меня, стоящей на ступеньках студенческого общежития в одном из невообразимо коротких платьев Морган. Я съеживаюсь, глядя в его лицо. Люк уже не выглядит слишком впечатленным.
— Айрис?
Все мое тело сжимается от ужаса при звуках этого имени. Я пялюсь на Морган и вижу удивление в ее глазах. Она знала мое настоящее имя, но никто не называл меня так при ней.
— Айрис? — шипит она. — Этот парень тебя знает?
— Объясню позже, — шепчу я. Сделав глубокий вдох, смотрю на Люка, пытаясь выглядеть трезвой. Конечно, это провал. От меня исходит запах выпитого «Бад Лайт» и стакана теплого виски, который я час назад нашла на липкой стойке в кухне.
— Привет! — я посылаю ему слабую улыбку. — Давно не виделись.
— Да-а-а… — он быстро переводит взгляд с меня на Морган и обратно, явно пытаясь выстроить цельную картинку происходящего в своей голове. Странно, но я сочувствую ему. Ирония судьбы, да? Из нас двоих именно я была бедным несчастным созданием в наших странных взаимоотношениях.
Люк криво улыбается:
— Я вернулся в Брейк пару месяцев назад. Заглянул к Брэндону, но он сказал, что мама отправила тебя в колледж. Пытался искать, куда ты поступила, но нигде не нашел.
Я мгновенно краснею. Не может быть, чтобы он правда предпринимал попытки поисков, когда сразу не обнаружил меня. Люди все время пытаются двигаться дальше. Уезжают из дома. Ищут новую работу и бегут от ужасного прошлого. Даже консерваторы так делают. Я как бы думала, что он пожмет плечам и спокойно будет жить дальше. Возможно, даже будет рад, что больше не надо за меня отвечать. Вместо этого он использовал полицейские базы данных, чтобы узнать, в какой колледж я поступила? Они содержат подобную информацию? Не знаю, что и думать об этом. Я дрожу и прижимаюсь ближе к подруге. Она стоит прямо, как доска, уставившись на Люка. Я киваю, облизывая губы:
— Да, все правильно. Я сменила имя. Не хотела, чтобы… Чтобы…
— Я понимаю, — избавляет он меня от необходимости продолжать.
Громкие крики и приветствия наполняют улицу, когда дверь неожиданно открывается, и три девчонки спускаются по лестнице мимо нас. Они резко застывают, их громкий смех обрывается, едва они замечают Люка и его напарника. Сначала я думаю, это из-за того, что они полицейские, но тут одна из них, самая высокая брюнетка с дымчатым и темным трахни-меня макияжем, пронзительно визжит и наклонившись вперед, укладывает свою наманикюренную руку на откровенное декольте:
— О боже, ты Люк Рид, да?
Кажется, Люку действительно неудобно. Как будто его застукали со спущенными штанами.
— Началось… — его напарник закатывает глаза.
Люк прочищает горло:
— Я на дежурстве, девушки. Вы пили сегодня что-нибудь?
Улыбка сходит с лица брюнетки. Блондинистые подружки с двух сторон хватают ее под руки и тащат вниз по лестнице:
— Нет! Нет, конечно, офицер! Мы просто здесь живем.
Судя по всему, девушка бы призналась в том, что пила, хотя является несовершеннолетнее, только бы поговорить с ним еще минутку. Она уже открыла рот, но пьяные подружки тащили ее назад, и пришлось идти.
Я не могла промолчать. Просто должна была знать. Мое сердце слишком любопытно.
— Что, черт возьми, это было?
— Я пару раз выступал в барах. Люди иногда меня узнают, — Люк потирает подбородок, глядя в сторону.
Не то чтобы я действительно узнала что-то новое. Люк всегда играл на гитаре. Когда мы были в школе, нам, влюбленным подросткам, было достаточно просто сидеть и издалека наблюдать за ним и его друзьями. Он всегда очень стеснялся играть. И делал это подальше от толпы. А сейчас играет в барах?
— Что, вроде как в группе?
Люк и рта не успевает открыть, когда его напарник отвечает:
— Да. Рид вроде как звезда. Они стали местными One Direction, черт возьми.
Люк стискивает зубы, его смущение вдруг прошло. Вообще-то он выглядит довольно озлобленно.
— Ты можешь, черт побери, просто заткнуться? Иди внутрь и вспугни пару подростков, хорошо? Твою мать!
Его напарник пожимает плечами, ни капли не задетый этими словами:
— Как скажешь, чувак.
И затем поднимается по лестнице, удерживая руку на дубинке, которую готов в любой момент использовать. Он входит внутрь, и снова слышатся громкие крики. Люк потирает затылок и смотрит на мои ступни.
— Ну, вы взорвали это место, знаете? Мы получили пять звонков о громкой музыке и нарушениях по этому адресу.
Я оглядываюсь на выкрашенный в зеленый цвет дом со всеми этими пьяными людьми, которые смеются и пьют пиво. Это не очень хорошо, что я задерживаюсь у здания, особенно потому, что те девчонки, которые ушли только что, были здесь не единственными, кому рано пить.
— На самом деле мы тоже уже уходили.
— Хм-м, — Люк с секунду смотрит на меня, потом его брови дергаются, будто он хочет нахмуриться. — Девочки, может, вы останетесь, пока мы здесь не закончим? Это не займет много времени. Я бы правда хотел поговорить с тобой, Айри… — он запинается, и я вижу что-то непонятное в его глазах. Боль? Определенно, он в замешательстве. И не знает, как меня назвать.
— Эвери, — спокойно произношу я.
— Эвери, — кивает он, — отлично, я запомню.
Я посылаю ему слабую примирительную улыбку и прочищаю горло:
— Мы спешим домой. Завтра рано вставать. Давай в другой раз?
Неожиданно в нагрудном кармане Люка срабатывает рация, заставив Морган подпрыгнуть. Секунду мы слышим только помехи, пока Люк не вытаскивает ее и начинает говорить:
— Двадцать третий, проверяем жалобу на шум. Прием, — кажется, он разрывается, позволяя еще паре девчонок быстро убежать по улице. Изнутри слышится звон бьющихся стаканов, и чем более буйными становятся крики, тем сильнее Люк хмурится. — Мне нужно разобраться со всем этим. Могу я позвонить тебе завтра?
Ногти Морган все еще впиваются в мою руку. Да что с ней такое, черт возьми?
— Завтра подходит. Мне нужно готовиться к экзаменам, но да…
— Хорошо, завтра. Напиши мне свой номер.
Он протягивает блокнот, в котором его номер полицейского и выбитый тисненый золотой значок на обороте. Я раскрываю его и пишу свой мобильный, пока Люк смотрит на меня. Отдаю его обратно, он поджимает губы:
— Спасибо.
Мы с Морган спускаемся по ступенькам, а Люк идет наверх. Заглянув ему в глаза, я вижу то, что всегда внушало мне страх. Жалость. Ненавижу, когда на меня так смотрят. Когда мы с Морган возвращаемся к себе в кампус, я жалею, что не сообразила сразу. Я жалею, что не была достаточно трезвой и умной, чтобы написать ему неправильный номер.
Глава
«У Розиты»
На следующее утро Морган будит меня для пробежки. Бег и я смутно знакомы, мы не стали лучшими друзьями. И только несколько серьезных угроз и обещанные шоколадные вафли заставляют меня выйти за дверь в шесть утра. На улице ужасно холодно, и утренний воздух решительно настроен заморозить мои легкие изнутри. Проходит двадцать минут, прежде чем температура повышается, и мы направляемся в «Завтрак и обед у Джеки».
— Ты отдаешь себе отчет, — говорю я, скользя в кабинку напротив Морган, — что из-за блинчиков с тонной кленового сиропа твоя задница станет более жирной?
— Да пошла ты.
— Сама пошла ты.
Женщина в кабинке напротив нашей свирепо на нас смотрит, но Морган не замечает.
— Ну, мы все еще откладываем это на потом?
Я искоса смотрю на нее, пытаясь определить, есть ли смысл притвориться, что я не понимаю, о чем она говорит. Она далеко не каждое утро появляется на моем пороге, требуя пойти побегать. Это предлог, и я знаю, что последует дальше. Ее челюсть напряжена, что означает — мне сильно не повезет. Люк. Она хочет знать о Люке.
— Он просто парень, которого я знала дома, — говорю я.
— И?
— И все.
— Айрис, нет, — едко говорит Морган. — Есть прекрасный источник сплетен, а ты собираешься все скрывать от меня?
Мое лицо бледнеет, когда она использует это имя. Я не слышала его месяцами. Сейчас только мама меня так называет. Хотя если она представит, что я не дочь Максвелла Бреслина, а кто-то другой, то, в свою очередь, сможет притвориться, что была замужем за другим парнем, Паттерсоном, который не был хладнокровным убийцей.
Я смотрю вниз и вижу, что мои руки крепко сжаты в кулаки. Морган замечает это. На ее лице отражается раскаяние.
— Черт. Прости, Эв. Временами я не слишком умна.
— Все нормально. Я просто… Я больше не она.
Иногда я сама все порчу. Пребывая в уверенности, что стала сильной, но когда кто-то говорит что-то подобное, становлюсь чертовски слабой и подумываю о самоубийстве. Не потому, что я грустная или устала от всего этого, а скорее потому, что стала озлобленной и опустошенной. Но я считаю самоубийство уделом слабаков.
— Я знаю, — произносит Морган. — И больше не буду тебя так называть, обещаю.
Я принимаю ее виноватую улыбку, но часть меня все еще находится в смятении. Кажется, что, несмотря на то, что Морган моя подруга, иногда ей нравится говорить неуместные вещи. От этого она чувствует себя лучше, сильнее или что-то в этом роде.
— Спасибо.
Подходит официантка и принимает наш заказ; мы обе выбираем бельгийские вафли с шоколадом. К тому времени, как приносят кофе, Морган переключается с мягкого притворного смущения оттого, что расстроила меня, в режим испанской инквизиции.
— Так откуда ты его знаешь?
Судя по блеску в глазах, она настроена на горячую историю про отношения. Да, придется ее разочаровать.
— Мы ходили в одну школу. Потом он был копом в моем родном городе пару лет, пока не переехал.
— Угу… — она кивает и делает глоток кофе, не отрывая от меня взгляда.
— Все.
— Все?
— Ага.
Она оглядывается вокруг, как будто не поверив в то, что только что услышала.
— Ты знала этого парня и не заявила на него права немедленно? Девочка, что с тобой не так? Ты понимаешь, что он чертовски офигителен?
Я делаю глубокий вдох и роняю голову на стол.
— Да, я знаю, насколько он горяч. Но ему было двадцать, когда он уехал, а мне шестнадцать. К тому же у него была девушка, Кейси Фишер. Они встречались все старшие классы. Вместе переехали и все прочее. Так что…
— Ничего из этого не должно быть проблемой.
Я просто пялюсь на нее. Если бы мы поменялись местами, и я сказала слишком неуместные вещи, Морган бы закатила глаза. Мама запрещала мне это делать в детстве, и я не делала, даже если сильно хотелось.
— Хорошо, это было довольно сложно. И незаконно. Кроме того, у меня были неприятности. Мой отец…
Ужас отражается на лице Морган:
— Блин… Этот парень не был… Он был в полиции, когда твой отец, когда…
Убил троих человек. У людей всегда возникают проблемы с тем, чтобы сказать это вслух. Я фокусируюсь на пейзаже за окном, пытаясь заблокировать воспоминания о Люке Риде, стоящем на пороге моего дома и рассказывающем матери о смерти отца. Мои щеки краснеют — это еще один из тех моментов, когда мне кажется, что Морган говорит неуместные вещи специально. Я не могу накричать на нее за это. Она подумает, что я сумасшедшая. Вместо этого я произношу:
— Люк и его напарник занимались этим делом. Тогда он был только четвертый день на службе. Ничего подобного раньше в Брейквотере не случалось. Его вырвало в розовые кусты моей мамы.
— Блин, извини, подружка. Иногда я безнадежна. Просто мне показалось, что между вами что-то было, и я подумала…
— В этом что-то есть. Люк всегда сочувствовал мне. Это он нашел моего отца, и это засело у него в голову, и он не может ничего изменить. Мы привыкли встречаться, когда Люк приезжал в город. В основном пили кофе, пока он мне что-нибудь рассказывал.
Мы прерываем разговор, когда подходит официантка с едой. Я пристально пялюсь на вафли, жалея, что не заказала что-то другое: я ведь пыталась стать Нью-Йоркской черный-кофе-и-рогалик девушкой и забыться. Поэтому, отставив тарелку, снова смотрю в окно.
Сэм О’Брэйди. Джефферсон Кайл. Адам Брайт. Сэм О’Брэйди. Джефферсон Кайл. Адам Брайт.
— Второй коп сказал, что он играет в группе. Интересно, где они выступают? Эй, если ты дашь мне трубку, когда он будет звонить, я могу у него спросить, чтобы ты не казалась слишком нетерпеливой.
Она точно ни слова не слышала из всего, что я сказала: последние пять лет Люк Рид для меня был связан со смертью отца. У девчонки очень избирательный слух. Взглядом я метаю в нее ножи, и Морган сникает на своем месте.
— Или я могу сказать, что у тебя птичий грипп. Ты никогда его больше не увидишь. Без проблем. Я мастер обмана.
Я позволяю себе небольшую улыбку и пинаю ее под столом. Может, немного сильнее, чем нужно.
— Все в порядке. Я возьму дело в свои руки.
Но, честно говоря, не знаю, смогу ли. Иметь Люка в моей здешней жизни — значит привнести частичку Брейквотера в мою тихую гавань, счастливый мир, выстраиваемый в Колумбии. Это может все разрушить. Я знаю, что скажу ему при разговоре. Правду. Он должен понять, что я хочу оставить прошлое позади. Потому что, и это естественно, ни один в мире человек не мог бы мне позавидовать.
***
Последнее занятие дня — «Право и этика СМИ», мой любимый предмет, но, как только профессор Лэнг нас отпускает, я выбегаю из здания. Обычно я остаюсь, чтобы подойти к нему после урока. Он не возражает, что у меня вечно есть нескончаемый список вопросов, на которые нужны ответы. Я как заноза в заднице, которая сидит за первой партой и никак не заткнется. Хотя сегодня я просто хочу вернуться домой и проверить телефон — узнать, звонил ли Люк. Нужно покончить с этим. Покой, который я обрела здесь, мое тихое неприметное существование рушится, и так будет продолжаться, пока я не скажу, что не хочу больше с ним встречаться. Что не хочу больше его видеть.
Медленно шагая, я захожу в подъезд, делаю рывок и в четыре шага взлетаю по лестнице в квартиру, надеясь, что Лесли там нет. Моя соседка льет на себя слишком много духов. Обычно она много занимается в библиотеке, особенно после уроков, поэтому, вполне возможно, я получу немного уединения. Сердце обрывается, когда я захлопываю за собой дверь. Лесли сидит на диване в наушниках, голыми ногами отбивая ритм, и печатает что-то на ноутбуке. Она поднимает глаза — темные короткие волосы, как обычно, повсюду — и посылает мне полуулыбку, вытаскивая один наушник. Лесли активный слушатель: из тех, кто улыбается и кивает, почти не слушая, что ей говорят. Это выводит меня из себя, правда не так, как Морган, которая просто постоянно ничего не слушает.
— Хорошо сегодня побегала?
Похоже, не меня одну Морган разбудила в шесть тридцать, грохнув входной дверью утром. Я делаю кислое лицо и кладу сумку на стол.
— Прости за это. Иногда она ужасно бесцеремонна.
Лесли пожимает плечами:
— Да все нормально. Я встала сразу после тебя и успела хорошо позаниматься. Все, что ни делается, делается к лучшему.
Лесли — жительница Нью-Йорка до мозга костей. Ее родители — гении интернет-бизнеса, основавшие интернет-компанию в девяностых. Пять лет назад они ее продали и живут с тех пор за счет заработанного состояния. Лесли учится, чтобы получить степень по бизнесу в надежде заработать свое собственное состояние, но сейчас прекрасно себя чувствует, получая существенные суммы наличными от мамы с папой. Иногда она похожа на меня: ее банковский счет внушителен, но родители едва знают, что она из себя представляет. По крайней мере, у нее оба родителя. И один из них не Макс Бреслин.
Сбрасываю туфли, плюхаюсь на диван и тянусь за телефоном, который оставила на кофейном столике перед уходом на занятия. Обычно беру его с собой, но сегодня проверяла бы каждые пять минут, если бы имела при себе. Не хотела отвлекаться.
Сердце начинает ускоренно биться, стоит мне нажать кнопку включения. Ничего. Ни эсэмэс. Ни звонков. Ничего. Держа телефон в руках, я выдыхаю и бросаю его на подушку позади себя.
— Ждёшь звонка? — спрашивает Лесли.
Я пялюсь в потолок. На нем липкие следы в виде точек — когда мы переезжали, он был обклеен светящимися звёздочками. Я собиралась их оставить, но Лесли предложила убрать.
— Скорее, боюсь, — бормочу я.
Она усмехается, будто знает, что я имею в виду, но не задает вопросов.
Я сажусь за стол, положив телефон рядом с клавиатурой, чтобы тут же ответить, если Люк все-таки позвонит. Наверное, он знает, что у меня занятия весь день, и ждет вечера. Эта мысль заставляет мой желудок сжаться. Полчаса я пытаюсь перепечатать конспект, нацарапанный на лекции, но это оказывается бесполезно. Наконец, сдаюсь. Вместо этого залезаю в свой электронный ящик и решаю почистить входящие. Меня ждут два новых сообщения.
Первое от Аманды Френч. Это моя мама. Она подала документы на возвращение девичьей фамилии в тот момент, когда яма для могилы моего отца ещё даже не полностью была вырыта. Она не пошла на похороны. Там были Брэндон и я. Священник двадцать минут распинался о грехах, совершенных людьми в этой жизни, и о необходимости покаяния, если мы хотим попасть в рай. Когда я была младше, это пугало меня. Мой отец не был верующим, и годами меня посещала мысль, что он горит в аду, так как не имел возможности покаяться. Потом долгое время я надеялась, что он действительно горит в аду из-за всего, что наделал. Что разрушил мою жизнь. Сейчас... Сейчас я не знаю, что и думать.
Содержание её е-мейла привычное, как под копирку. В начале месяца она всегда присылает подобное, написанное по одному и тому же сценарию, повествуя, что положила на мой счёт денег. При этом выставляет все так, будто я неблагодарная особа: мол, мне плевать на то, что она оплачивает колледж. Плевать, что она, в конце концов, помогла мне сбежать из Брейквотера раз и навсегда, хотя на самом деле была той, кто бросил меня здесь.
«Эвеари,
В приложении копия перевода твоего пособия. Убедись, что этого хватит на все счета. Я увеличила сумму в этом месяце в свете приближающихся праздников. Может, ты захочешь отметить Рождество с друзьями. Я собираюсь на Гавайи с сестрой. У неё какие-то проблемы с новым мужем, и она хочет заняться подводным плаванием, чтобы выбросить это из головы. Я полагаю, ты отправишься к Брэндону на День благодарения?
Надеюсь, ты в порядке.
Аманда».
Эвеари? Я подавляю смешок. Она даже не может правильно написать моё новое имя. Эту ошибку можно было бы простить, учитывая, что оно новое для нее, и она все ещё учится его использовать, если бы не другие ранящие душу вещи в письме, которые заставили мою кровь вскипеть. Напыщенная речь робота — звучит так, будто она разговаривает с совершенно посторонним человеком, а не с тем, кто вышел из её вагины. И она собирается на Гавайи с сестрой? О, у меня не было иллюзий на тот счёт, чтобы провести Рождество с матерью, несмотря на то, что сейчас мы живём в одном городе. Нет, я больше ошарашена тем, что она сказала «моя сестра», а не «твоя тётя Клэр». И собираюсь ли я к Брэндону на День благодарения? А гвоздь представления — в конце письма. Аманда. Раньше она, по крайней мере, признавала себя моей матерью. Теперь, оказывается, её сестра больше не моя тётя, и она с этого момента собирается быть для меня Амандой. Глаза щиплет от слез, пока я смотрю в монитор, отказываясь моргать до тех пор, пока текст не начинает расплываться. Я не часто плачу, но обычно это происходит из-за матери.
Прочищаю горло и на минуту закрываю глаза. Когда открываю, нажимаю клавишу «удалить». Я сильнее этого. И больше не позволю ей влиять на меня. Следующее письмо от Брэндона. Устало его открываю, и мой гнев оживает. Мама отправила ему копию письма, которое мне прислала, видимо, таким образом оповещая, что всучивает меня ему на очередные праздники.
Брэндон был лучшим другом отца с младших классов. Они вместе играли в футбол в колледже, вместе влюбились и женились на сестрах. Жена Брэндона, Мелани — младшая сестра матери, умерла от рака, когда мне было два года, и с тех пор мама не может общаться с Брэндоном. Говорит, что он напоминает ей о Мел, поэтому она держится от него подальше. Наверное, это повторяющийся шаблон для неё — аккуратно собирать вместе вещи, которые хотелось бы забыть.
«Привет, Эвери!
Похоже, твоя мама будет занята на праздники. Хочешь приехать и присоединиться ко мне в анти-праздники Ты же знаешь, я больше не увлекаюсь всем этим, но было бы здорово тебя повидать. Мы могли бы сжечь тыквенный пирог и покурить крэк, как в старые добрые времена. Дай мне знать, если тебе что-то нужно, малышка. Я всегда на другом конце провода.
С любовью, Брэндон».
Я никогда не курила крэк, оставаясь с дядей Брэндоном, но у него испорченный отцовский юмор. Он убежден, что администрация коллдежа следит за нашими переписками. И думает, что это забавно — отпускать такие шуточки о тревожных сигналах время от времени. Понятия не имею, следит ли колледж за нашей перепиской и является ли курение тревожным сигналом, но он опять заставляет меня улыбаться. А я не очень часто улыбаюсь, и Брэндон всегда является причиной моей улыбки. Я скучаю по нему. Но не так сильно, чтобы вернуться в Брейквотер, конечно. Я никогда туда не вернусь.
Я выключаю компьютер и обещаю себе завтра ответить Брэндону, когда в дверь стучат. Морган слишком ленива, чтобы подняться ко мне, другие же посетители обычно приходят к Лесли. Из-за наушников соседка ничего не слышит, и мне не остается иного, как пойти ответить. Правда, я совсем не ожидала увидеть того, кто стоит за дверью.
— Люк? Что ты здесь делаешь?
Люк не в форме, он одет в простую черную тенниску и выцветшие джинсы. Его внешний вид до сих пор немного напоминает стиль скейтера, которого он придерживался в школе, но сейчас более роковый и грубый. Всегда удивительно видеть его в такой модной одежде. Прямо сейчас я удивлена. Он вытаскивает руки из карманов, привлекая мое внимание к тому факту, что на них свежие татуировки. Черные кривые линии выглядывают из-под рукавов. Если он в форме, этого никогда не видно, но сейчас заметно, что он немного горбится.
— Извини. Нужно было позвонить, но вчера мне показалось, что ты хочешь от меня отделаться и…
Лесли дергает дверь, открывая ее шире передо мной, и вытаскивает наушники из ушей:
— Привет! — произносит она, слегка улыбаясь. — Ты друг Эвери?
Ответная улыбка Люка выглядит осторожной, выражение лица печальное.
— Да, я друг Эвери.
Это второй раз, когда он произнес мое имя. Из его уст оно звучит странно. Я смотрю на него, пытаясь понять, какого черта он делает в моей квартире.
— Ты собираешься пригласить своего друга войти, Эвери? — спрашивает Лесли. В ее голосе слышно предложение «если хочешь, я уйду».
Я вздыхаю и смотрю на Люка, надеясь, что по моему лицу нетрудно прочесть ответ. Морган всегда говорит, что я слишком явно выражаю свои эмоции, поэтому сейчас есть отличный шанс, что он поймет, что я злюсь.
— Нет. Мы собираемся пойти выпить кофе, — я направляюсь в комнату за пальто и кошельком, а когда возвращаюсь в гостиную, Лесли все еще стоит в дверном проеме, накручивая свои короткие волосы на палец. Это неловко — смотреть, как она пожирает его глазами. Хотя я привыкла к этому. В отличие от самого Люка, который не прекращает смущаться из-за того, что приковывает к себе хищные женские взгляды, несмотря на то, что это случается довольно часто.
Я несусь мимо него в прихожую и шагаю вперед, не проверяя, следует ли он за мной. После всех наших встреч и неуклюжих, странных разговоров я все еще недостаточно хорошо его знаю, чтобы открыто показывать раздражение перед ним. Ему стоит принять тот факт, что мне нужно немного свободного пространства, поэтому нам придется уйти отсюда, если он хочет мне что-то рассказать.
— Эй, извини, ладно? Знаю, я все испортил. Эвери? Эвери! — Он хватает меня за руку и разворачивает к себе. Я сжимаю челюсти, чтобы не сказать того, о чем потом пожалею.
— Послушай, насчет… Я бы не стал этого делать, но мне нужно рассказать. Тебе следует быть в ку<