Яхмос‑«адмирал» был скорее (если говорить современным языком) морской пехотинец, чем моряк; он описывает битвы на суше и на воде. В момент своей первой битвы он был так молод, что еще не взял себе жену. Его отец служил Секненре, и странно, что в тексте нет упоминания о Камосе, который, без сомнения, использовал царскую морскую пехоту. Возможно, молодой Яхмос был еще слишком юн, чтобы идти на войну сразу же после смерти отца. Вскоре он показал себя; он женился и был переведен на северный флот, в опасное место, ибо царь собирался осуществить неоконченный план своего брата и осадить еще не покоренную гиксосскую столицу. Для взятия города потребовалось несколько сражений; в одном из них «адмирал» Яхмос выиграл себе руку – непривлекательный египетский обычай, который надо понимать буквально: руку отрубали у мертвого врага. В позднейших батальных рельефах мы видим горы ампутированных рук, наваленных перед величественной фигурой фараона, предположительно они служили для счета, помимо награды за личную доблесть.
Аварис наконец пал; вместо мертвых рук «адмирал» Яхмос взял себе нескольких живых людей, которых ему было позволено удержать в качестве рабов. Аварис был последней опорой гиксосов в Египте, но царь Яхмос не довольствовался тем, что изгнал их из страны. Он хотел сломать их власть навсегда и не допустить, чтобы они когда‑нибудь вновь вернулись позорить Египет. Он преследовал бегущее гиксосское войско до Шарухена в Южной Палестине и там дал другую великую битву после осады, которая, согласно «адмиралу» Яхмосу, продолжалась три долгих года.
Битва при Шарухене покончила с опасностью, грозившей с севера, но была еще опасность с юга, со стороны Нубии, союзной гиксосам. Яхмос отправился со своим царем на юг и устроил великую резню среди нубийцев. В те дни его, очевидно, хорошо обслуживали, ибо он получил целых десять рабов.
Враги на юге не были раздавлены за одну кампанию. Они вновь и вновь поднимали восстания. Вождь последнего при царе Яхмосе восстания назван по имени; его звали Тети‑ен, что мы можем перевести в романтическом духе, как Тети‑красавчик. Вероятно, он был особенно докучным противником, ибо египтяне обычно обозначали своих врагов только оскорбительными эпитетами – «этот падший» или «тот враг». Магическое значение ясно; имя было частью всей индивидуальности человека, и не дать ему имени означало частично уничтожить его. Быть может, «адмирал» втихомолку восхищался «этим падшим Тети‑красавчиком», который был со временем казнен царем. Мы тоже можем уделить ему немного симпатии: он был бунтовщиком только потому, что потерпел неудачу. Если бы он преуспел, он стал бы освободителем, как фараон Яхмос и генерал Джордж Вашингтон.
Гиксосы ушли. Но они не были забыты. Они оставили в мыслях египтян отметину, которая никогда полностью не исчезла, и посеяли в политическом обществе зерно, впоследствии принесшее странные плоды. Нравилось это ему или нет, Египет стал теперь военной державой. Армия еще не стала отточенным, профессиональным оружием государства, каким должна была стать несколько поколений спустя, но она приобрела обширный практический опыт и новые виды вооружения. Лошади, до гиксосов неизвестные в Египте, использовались только для колесниц. Маленькие модели, которые их показывают, должны бы включать и конюхов, тренирующих лошадей или выводящих их из конюшен. Каким ужасающим оружием была, очевидно, колесница с ее храпом коней и грохотом копыт при атаке на ничем не защищенных пехотинцев! В каждой колеснице ехали по два человека, боец и возничий, который также прикрывал своего товарища тяжелым длинным щитом. Составной лук, другой вклад гиксосов, был значительно более мощным, чем простой старый лук, которым египтяне всегда пользовались прежде.
Кроме этих военных нововведений и военного опыта за рубежом, приобретенного многими египтянами, гиксосы добавили к египетской жизни один более важный и менее ощутимый фактор. «Подлые азиаты» перестали быть предметом презрительных насмешек. Египтяне больше не могли чувствовать себя в безопасности на своем зеленом «острове», изолированном от мира морем и песками. Стены были проломлены, и никогда больше Египет не мог ощущать то абсолютное превосходство, которым он наслаждался во времена Древнего и Среднего царств.
По крайней мере, так интерпретируют ситуацию некоторые ученые. Психоанализ целой нации – дело деликатное, особенно когда все представители этой нации обратились в прах тысячелетия назад. И очень трудно найти видимые следы «комплекса преследования» в блестящих столетиях, которые последовали за гиксосами. В материальном смысле вершина египетской культуры была еще впереди. В духовном и интеллектуальном – это другой вопрос, и достаточно сложный.
Основатель XVIII династии, которая начинает так называемое Новое царство, или период Империи, был скромно упокоен среди своих предков на древнем кладбище фараонов XI династии в Фивах, позже почти полностью разрушенном. От Яхмоса не осталось почти ничего, кроме мумии, которая была найдена в великом секретном хранилище царских мумий в конце XIX столетия. Теперь она в Каирском музее.
Что особенно поражает нас в новом фиванском царском семействе, так это необычно важная роль женщин. Яхмос был необыкновенно предан своим близким женщинам; он не только чтил жену и мать, но среди множества войн находил время для трогательных воспоминаний о своей бабушке. На стеле из Абидоса изображены Яхмос и его царица в большой приемной палате, они говорят о способах почитания мертвых. «Я помню мать моей матери и мать моего отца, – задумчиво произносит царь, – супругу великого царя и мать царя, Тети‑шери». Хотя у нее уже были гробница и часовня, он решает построить другие, больше и лучше, «ибо он так сильно любил ее, больше всего на свете».
Она была очаровательной юной девушкой, эта Тетишери, прежде чем стала бабушкой. В Британском музее есть ее маленькая статуэтка, которая показывает тонкое задумчивое лицо в обрамлении одного из самых красивых женских головных уборов в мире. Это, высокомерно утверждают художественные критики, пример нового элегантного художественного стиля периода Нового царства, но, когда смотришь на нее, не думаешь об ученых критериях, ее очарование кажется универсальным.
Генеалогии этого периода остаются довольно запутанными, так что мы не знаем, кто из фараонов наслаждался обладанием такой прелестной женой. Кто бы он ни был, Тети‑шери пережила его; она видела, как ее дочь выходила замуж за Секненру Храброго. Ее внучка, Яхмос‑Нефертари, вышла замуж за собственного брата Яхмоса. (Период насчитывал массу Яхмосов, я отметила только нескольких.) Супруга Яхмоса была красивой женщиной и настоящей царицей, которую позже обожествили.
Поскольку Тети‑шери стала родоначальницей этой линии царственных дам, мы можем допустить, что они унаследовали ее красоту и очарование. Но вероятно, не за одно очарование их помнили так долго и чтили так высоко. Была ли причиной их важная роль в наследовании трона? Такова общепринятая теория. Я лично ее не принимаю; другие царицы в других династиях имели бы такую же важность, если бы наследие через женщин существовало на деле (этого я тоже не принимаю). Я подозреваю, что качество, отличавшее цариц и принцесс ранней XVIII династии, – это то, что мы называем индивидуальностью. В следующей главе мы увидим, что произошло, когда праправнучка Тети‑шери решила применить на деле свою долю семейного характера. Кажущаяся хрупкость и мечтательность этих женщин обманчивы. Они были супругами царей и солдат; Тети‑шери, будучи еще молодой женщиной, могла видеть изуродованное тело сына, принесенное домой с поля битвы, и наблюдать из дворцового окна, как ее внуки, в свою очередь, уходят на войну. Быть может, она разжигала их пыл, как делали это такие же хрупкие и кровожадные дамы американской Конфедерации. Согласно тексту стелы, найденной в Карнаке, царице Аахотеп, супруге Секненры Храброго и матери двух великих воинов, пришлось однажды возглавить войска, чтобы положить конец мятежу. Хотелось бы больше знать об этом событии; вероятно, это было любопытное зрелище.
Сын Яхмоса носил имя, которое XVIII династия сделала знаменитым, – Аменхотеп. Как подобное династическое имя Среднего царства – Аменемхет, оно воздавало честь богу‑покровителю Фив. Но в отличие от фараонов XII династии новые правители Фив не стали переносить столицу на север. С этого времени и начинается подъем Фив, памятники которых до сих пор повергают в трепет посетителей.
Яхмос оставил сыну объединенный Египет, впервые за столетия свободный от иностранного господства. Он также оставил ему – и нам – двух своих тезок, солдат из Эль‑Каба. Мы благодарны за это наследство, ибо надписи в гробницах этих людей дали нам много полезной информации. «Генерал» Яхмос и «адмирал» Яхмос последовательно служили шести египетским царям. Оба сражались в Нубии под водительством Аменхотепа I в военной кампании, которая возвратила всю территорию, принадлежавшую фараонам XII династии, и, может быть, расширила ее. «Я сражался невероятно», – скромно написал о себе Яхмос‑«адмирал». Он также срочно вернул царя в Египет при известии об угрозе вторжения ливийцев, покрыв расстояние в 200 миль за два дня. Мы можем немногое сказать об Аменхотепе I: он сражался в Нубии, вероятно, сражался в Азии, он строил памятники. Потом он умер.
Его наследник был несколько более интересным персонажем хотя бы только потому, что он был отцом одной из самых сказочных личностей, когда‑либо восседавших на троне Египта. Но он и сам достиг немалых успехов, фараон по имени Тутмос, первый обладатель второго знаменитого царского семейного имени XVIII династии.
«От Рогов Земли до болот Азии» – таковы были границы империи при Тутмосе I. Азиатские болота – это низменности на Евфрате. Притязания грандиозны, но мы имеем обширные свидетельства их правдивости. Автобиографии господ из Эль‑Каба описывают их подвиги в азиатских войнах, и стела Тутмоса I на берегах Евфрата была найдена его внуком, когда он туда явился. «Рога Земли» должны, очевидно, стоять на юге. Как далеко, мы не можем знать: Нубия еще мало затронута археологами. Старая граница Среднего царства у второго порога была отодвинута, торговый пост в Керме оказался в тылу. Не очень давно надпись Тутмоса I была обнаружена еще дальше на юг, близ пятого порога. Но в регионе нет выдающихся топографических образований, которые можно было бы назвать рогами, что предполагает высокие холмы. Некоторые ученые думают, что Тутмос I дошел до Мероэ, за впадением в Нил его первого (считая с севера) притока Атбары. «Адмирал» Яхмос командовал флотилией, которая плыла вверх по течению к какому‑то пункту в Нубии, и действовал, как всегда, с удивительной храбростью. Военные успехи царя на юге оказались достаточно существенными. Князь или царский сын, правивший в Куше (Нубия), стал с тех пор правой рукой царя в регионе к югу от Элефантины.
Территория от дальних порогов Нила до Евфрата была богатой землей. Несметная дань начала притекать в Фивы. Тутмос использовал ее, чтобы украсить город и почтить богов; а также позаботился о своем добром имени в потомстве. Царский архитектор Инени был одним из вельмож, оставивших богатые гробницы, полные хвастливых надписей. Инени рассказывает о своей работе в великом храме Амона в Карнаке и в уединенной долине, где Тутмос приказал построить себе гробницу. Это было нечто новое. Пирамиды были сооружениями прочными и внушительными, но стало очевидно, что как «дома вечности» они имеют некоторые недостатки. Тутмос I решил пожертвовать славой ради безопасности. Его гробница была высечена в скале в отдаленной долине, далеко от реки; она состояла из множества камер и коридоров, прекрасно украшенных и богато обставленных внутри, но полностью скрытых из виду. «Я один надзирал за высечением гробницы его величества, – говорит Инени. – Я был один, никто этого не видел, никто не слышал».
Конечно, Инени не орудовал киркой и лопатой сам, но он нес ответственность за всю стройку. Он выбрал место в семи милях от реки, на западном берегу; теперь оно известно как Долина царей. Сомнительно, что операция могла быть абсолютно секретной. Нет свидетельств, что царь приказал казнить всех своих работников после окончания работ, как полагают некоторые кровожадные авторы. Талантливые скульпторы и художники, которые расписывали стены, были слишком ценными, чтобы их губить, и, вероятно, только раба можно было казнить без суда. Тот факт, что все царские гробницы в Долине – с одним знаменитым исключением – были ограблены еще в древности, хороший показатель того, что некоторые из работников выжили. А раз точное местоположение гробницы становилось известно, она была, считайте, уже ограблена; скрытые проходы и массивные барьеры беспокоили воров не больше, чем аналогичные средства в пирамидах. И неудивительно, если вспомнить величину ожидаемой награды.
Фараон упокоился в гробнице, которую он построил с такими надеждами на секретность. В конце жизни он мог рассматривать свои достижения с гордостью, а будущее почти без опасений. Его главная жена родила ему четверых детей. Трое из них умерли раньше его, но четвертая, Хатшепсут, была красивой гордой девушкой чистой царской крови. Выдав ее замуж за ее единокровного брата Тутмоса II, старый царь решал вопрос о престолонаследии и давал Египту нового Гора, чтобы занять место на троне. Империя процветала, Верхний и Нижний Египет наслаждались миром и благополучием. Если и был человек, который мог испустить дух с сознанием того, что оставил все свои дела в порядке, этим человеком был Тутмос I. Никоим образом не мог он знать, что вскоре в стране появится феномен, подобного которому не было за все 15 столетий истекшей истории Египта.
Глава 5