Перевод фольклора. Техники перевода фольклора.

Фольклорный текст - это противоречивое явление: это письменная версия устной истории, статус которой впоследствии изменен. То, что предназначалось для воспроизведения в звуковой форме, приобрело форму графического документа, тогда как его грамматика, стиль и образность основаны на устных принципах, а его мнемонический характер вступает в конфликт с самим собой. Как только записывается народная история, она становится чем-то новым, но при этом сохраняет некоторые свои устные особенности. Эти особенности очень важны, когда мы приходим к переводу таких текстов. Их можно назвать фольклорными мнемоническими формулами, они включают в себя:

• маркеры времени и пространства

• имена мифических или магических сказочных персонажей

• священные символы

• формулы фольклорной логики

• стихи в фольклорной сказке.

Эти особенности делают фольклорный текст опознаваемым как таковой и их необходимо воспроизводить в переводе. Но для того чтобы адекватно воспроизводить на другом языке, каждая из них требует специальных методов перевода. Таким образом, фольклорные формулы, такие как Once upon a time или Долго ли, коротко ли, отличаются от поколения к поколению и должны быть переведены согласно их мнемоническим временным или пространственным функциям, опираясь на целевое фольклорное наследие, и в то же время, экономя часть их оригинальной формы. Имена в фольклоре чаще всего рассматриваются с помощью имитационных приемов (Баба-Яга, гоблин, Кухулин). В целом, они заслуживают более тщательного рассмотрения.

Маркеры времени и пространства. Фольклор - это форма коллективной памяти, основанная на частом повторении одного и того же текста. При таком принципе текст должен включать в себя функции, удобные для воспроизведения. Они должны быть простыми, устойчивыми, информативными и функциональными, чтобы их можно было легко вспомнить и воспроизвести. Такие черты, узнаваемые как для рассказчиков, так и для слушателей, устоявшиеся в мнемонических формулах подсказывают, как начать рассказ, как его развить, как заинтересовать аудиторию, поддержать идею священного знания, и обратиться к какой-то другой истории, чтобы закончить сказку, и так далее. Каждая национальная народная культура разработала свои собственные формулы. Английская (кельтская) народная сказка начиналась бы со специальной «временной формулы сказки»: once; once upon a time; long, long ago; in the far-off times; in the days gone by, when the world was young и т.д. В таких формулах основной временной особенностью является неопределенность времени и пространства и их принадлежность к какой-либо другой шкале измерений. Чтобы выразить это, в таких формулах once обычно передаётся пространственным маркером there (there once lived, once there was, there once stood, и т. д.). There можно заменить конкретным местом, например, горой, деревней или озером. Вот типичный мнемонический образец в валлийском рассказе о феях: Once upon a time, in the days gone by, there were green rings in which Tylwyth Teg, the fairies, used to meet to sing and dance all night.

Чтобы перевести его на русский язык, мы должны вспомнить похожие формулы, которые выполняют те же функции, но могут отличаться по их форме. Иногда приходится придумывать формулу, потому что она может ввести мифическую особенность, неизвестную целевому фольклору: Некогда, в давние-предавние времена, волшебницы Тилвит Тег собирались вместе, водили хороводы и пели. На таких местах трава зеленела особенно ярко и образовывала круглые площадки, «ведьмины кольца». Исходный текст использует пространственную формулу «ведьмины кольца», которая не широко известна в русском фольклоре совместно с феями.

Имена мифических или волшебных сказочных персонажей. Другой фольклорной особенностью, которая идёт от текста к тексту в национальной традиции, являются имена. Сказочных персонажей обычно называют или по старой мифической традиции или по нынешней привычке. Главная проблема перевода - это первый принцип, мифическая традиция. Появляясь во многих сказках и ситуациях, образное существо обретает тело, характер, ряд дел и отношений. Следовательно, его имя становится настоящим словом, обладающим мастерством и изобретательностью. Когда русская Баба-Яга становится Baba-Yaga на английском, то она теряет своё происхождение, большую часть языковых и культурных связей, и фактически становится выдумкой, просто именем без плоти и крови. Некоторые переводчики ощутили это и попытались изменить название на другое, более или менее знакомое целевой культуре. Обычно, это была ведьма. Но затем персонаж превратился соответственно во что-то другое. На неё обрушилась плоть и кровь английской ведьмы, одетой в черный плащ, с острой шляпой и метлой в руке. Такие детали как летающая ступка или костяная нога не будут соответствовать такому превращению, и другим характерным особенностям и функциям Бабы-Яги.

На первый взгляд, русское название Леший легче обработать в переводе, поскольку оно имеет семантический фон, соединяющий его с такими словами, как «лес», «лесной» и «лесовик». Но истинного английского аналога к изображению не существует: эльф более ловкий и справедливый, домовой более солидный, ни один не включает компонент «лес» в названии. Поэтому мы можем предпочесть что-то вроде Forest Spirit, Forest-being, но оба эти названия скорее являются описанием, и они не такие естественные, каким должно быть мифическое имя. Если бы мы использовали технику создания нового слова, то оно могло бы стать Woodster (Wood + Monster), или Woodle (Wood + Boggle), который может казаться немного необычным, но в его самой странности есть признак источника мифического умения.

Некоторые названия довольно сложны для переводчика, такие как the Hedley Kow, хитрый дух на северо-востоке Англии, который может стать коровьей головой, горшком, камнем или чем-то еще, Hedley - это название мифического места, пространственной формулы. Существует реальный Холм Хедли вдали от Ньюкасл-апон-Тайн, хотя в сказке оно приобретает волшебную функцию места с приведениями. Если мы будем подражать семантике этого названия на русском языке, то получится нечто вроде Корова из Хедли, где идея коровы не совсем понятна, что является лишь одной из возможных форм страха в истории. Переводчик нашел промежуточный путь, добавив идею домового к этому названию: Коровий Оборотень. В сказке происходит превращение, и в ней есть что-то вроде коровы. Но, тем не менее, местная связь с Хедли, имитация действительности, теряется с таким названием на русском языке.

Священные символы. Символ - важная часть мнемонических приемов в тексте фольклора, и он варьируется от народа к народу. Проблема перевода может заключаться не в самом символе, а в символической функции как таковой. Одно и то же слово может играть символическую роль в одной культуре и не иметь символической силы в другой. В отличие от таких простых символов, как a ring, a flower, a tree, a mountain и т. д., существуют символы, которые известны исходной культуре и звучат бессмысленно или странно для целевой культуры, например, на русском языке «избушка на курьих ножках», жилище Бабы-Яги, на самом деле любое жилище в темном волшебном лесу это символ сверхъестественных сил зла. Это мнемоническая формула на русском языке относится к миру темной лесной силы, переходу в царство мертвых. Никто в действительности не узнает такой символ страха в «избушке на курьих ножках», который кажется очень странным на английском языке, и многие переводчики пытаются использовать что-то другое, например, «a cabin on rooster legs» или «a small hut on hen's legs» и т.д. Недаром в английских изданиях русских сказок можно найти много странных картин "избушки на курьих ножках", которые значительно отличаются от этого символа в восприятии русского читателяа. Таким образом, российский символ ворот к потустороннему миру становится загадочным на английском языке, в то время как он теряет свою силовую символическую функцию. На самом деле, это в основном воспринимается как «ворота в русскую сказку». В попытках превратить российскую формулу обитания Бабы Яги в европейский символ, «курьи ножки» обычно исчезают и просто уступают место «странной маленькой избушке». Слово «странный» играет роль символа в этой формуле. Но тогда русская сказка неизбежно заменяется английской сказкой.

Одной из самых частых ритуальных особенностей в фольклоре является уродство: монстры, карлики, калеки и горбуны, существа с хромыми ногами, изогнутыми ногтями, кривыми носами, и т.д. Такое существо не обязательно является злом, напротив, оно может быть весьма полезным и доброжелательным для людей, но так или иначе оно принадлежит миру сакральной магии или связано с ней. Уродство может выполнять различные функции, такие как проникновение в потусторонний мир, или быть злым от природы, или проходить через испытание перерождения, чтобы быть рожденным заново, и т.д. В сказках многие герои превращаются в какую-то уродливую маскировку, такую как лягушка, монстр, змея или страшное животное, чтобы в конце вернутся к лучшему и более красивому образу. Это преображение от уродливого к красивому является одним из самых распространенных мотивов во многих фольклорных традициях во всем мире.

Формулы фольклорной и этической логики. Мифический или сказочный текст часто включают некоторые конкретные мнемонические формулы, которые помогают идентифицировать историю как принадлежащую полностью или частично к потустороннему миру, с его особой логикой, этикой, нравами и рассуждением. Это такие слова и фразы как «грянул он оземь и тут же обернулся серым волком», в котором мы можем сразу найти какую-то противоречивую логику, например, «оборотень». Существо, которое меняет свою форму, является, предположительно, мифическим или магическим существом.

Еще одна мифическая логическая формула найдена в сказочных предписаниях типа «you will go there four times four days» или «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Такие формулы могут представлять собой нелогичное табу, порядок или заклинание, а также знакомы исходной культуре, легко определяемые и используемые во многих других контекстах, чтобы придать некоторую мифическую аллюзию обычной ситуации. При переводе на целевой язык такие формулы подвергаются серьезным или тонким преобразованиям, которые влияют на их мнемонический статус. Число «четыре» является священным среди коренных американцев, и когда используется такая формула, становится ясно, что ситуация имеет дело с каким-то сверхъестественным явлением, о котором никто даже не упоминал. При переводе на русский язык, эта фраза может даться с трудом переводчику, поскольку обычно её можно перевести как «Ходу туда четырежды четыре дня» или «Добираться туда тебе придется шестнадцать дней». Первое воспринимается как мифическое, в то время как последнее звучит обыденно, без какой-либо связи со сверхъестественным. Математически, оба имеют одну и ту же ссылку, но язык фольклора имеет свою собственную семантику, в которой числа могут изменять полностью свои функции. Чаще всего такие случаи требуют комментария переводчика.

Другой пример, описывающий задачу в русской сказке, оставляет более узкую область для семантического маневра. Если мы переведем его буквально, он даст «go there I don 't know where, and bring that I don't know what». Такая фраза не считается правильной формулировкой, ей не хватает ритмического расположения, и ее ассоциативная сила, таким образом, неустойчива. Чтобы быть более оригинальным, можно придумать какую-нибудь игру слов, например: «Go wherever to bring whatever!" Или это может быть «Go I know not where, bring I know not what».

Стихи в фольклорной сказке. Так как народная сказка якобы является языческой версией священного мифа, который, как правило, писался стихами в той или иной форме и был скорее псалмом, чем рассказом. Стихи разбросаны по всем рассказам, как остатки их мифического происхождения. Они могут выполнять разные функции, но большинство из них как бы указывают на связь между рассказом и потусторонним миром. Эти стихи или, вернее, рифмы могут находиться в начале и в конце, в диалоге между этим миром и тем и так далее.

Рифма, особенно в обрамляющем положении, то есть, вначале или конце рассказа, может быть абсолютно отделена от содержания рассказа. Английская сказка об уловках Хедли Коу заканчивается рифмой о кошке:

Whenever the cat o' the house is black,

The lasses o' lovers will have no lack.

Kiss the black cat,

An' 'twill make ye fat;

Kiss the white ane,

'Twill make ye lean.

Кошка обычно является символом домашней стабильности, семейной жизни, но в то же время она может быть символом черной магии или уловкой ведьмы. Эта рифма связана с рассказом косвенным способом, как будто заклинание перевернутого мира. В переводе это должно звучать естественно, смешно и легко запоминаться:

Когда в вашем доме живет черный кот,

Влюбленным доставит он много хлопот.

Черного погладь кота —

Одолеет полнота;

Если хочешь стройным стать —

Лучше белого погладь.

Очень часто причитания в фольклорном тексте имеют особый характер и наделяют текст лиризмом или некоторой напряженностью рассказа. Правильно перевести такую причитающуюся рифму означает восстановить ее функцию в тексте, что в основном связано с особенным ритмом.

Рифмование и ритмические элементы фольклорного текста могут представлять проблему для перевода, когда мы имеем дело с фольклорной песней, будь то ритуальная или эпическая, или просто фрагмент народной лирики. Что-то происходит с текстом, когда он подразумевается, как песня или, по крайней мере, песнопение, исполняемое под музыку, он превращается в прозу в переводе. Такая прозаическая версия может представить суть истории, но быть недостаточно эмоциональной и выразительной. Сравните начало русской эпической поэмы «Слово о полку Игореве» и его английскую версию «The Host of Prince Igor».

Текст на русском языке взят из версии Ивана Новикова:

He ладно ли было бы,

Братия,

Песню нам начать Ратных повестей Словесами старинными

О полку Игореве, Игоря Святославича?

Не начаться ли песне той

По былинам нашего времени,

По замышлению ли Боянову,

Если вещий Боян Кому хотел песнь творить,

То носилася мысль его — Летягою-векшей по дереву,

Серым волком по-земи, Сизым орлом под облаки!

Английская версия взята из перевода Норма Луары Гудрич, которая, в свою очередь, перевела ее из французской версии Альфреда Рамбо (1876):

"How shall we begin this story, brothers? In new words or in old? In what fashion shall we sing of the deeds of Prince Igor? Shall we mimic the verses of Boyan, the olden bard?

Boyan was a poet who knew how to stir the heart. When he consented to celebrate the deeds of a hero, his words ran as swift and as footless as a field mouse to the top of fancy's tree. Or like a lean, grey wolf he could slink, belly to the ground, across the deep ravines of poetry] Then in our listening ears he transformed himself into the blue and lone­ly eagle that soars over our heads until it has merged into the blue-grey thunderheads of autumn, that drive northward from the sea. Such was the wizardry of that poet