Артикуляция/Длительность (1)

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Все в этой книге может оказаться неправильным.
Даже если и так, то это нормально!

Правда? Что такое правда?... И, между прочим,
если я буду говорить тебе правду, ты еще верить мне начнешь.
- Майкл

Нота форшлага

Я думаю, что Музыка, сама она, как-то причастна к тому, что вы держите эту книгу. Что же подразумевается под «самой Музыкой»? Когда-то я задал себе точно такой вопрос.
Я играю на бас гитаре с двух лет, но я начал играть Музыку раньше. Будучи самым младшим из пяти братьев музыкантов, я был приглашен в уникальный мир, редко видимым сторонними людьми. Это мистический музыкальный мир, который, как видно, всем позволено посещать, но только избранным позволено оставаться.
Играете ли вы на музыкальном инструменте, или нет, этот мир ждет вас. Как туда добраться - зависит от вас.
Туда нет указателей. Моя мама подсказывала мне, когда я был юным. Она говорила мне и моим братьям: «Вы уже успешны; в остальном мире просто об этом еще не знают.» Я выражусь в музыкальном смысле: «Вы уже музыкальны; вы просто пока этого не знаете.»
Когда я был маленьким, мои братья были дополнительными родителями для меня, советниками и учителями. Фактически, так оно и осталось. Но сейчас, когда я стал старше, я понимаю ценность того, что они не учили меня. Я также понимаю причины, по которым они иногда намеренно ничего не отвечали, когда я задавал вопрос. Под их руководством мне дозволялось, а иногда и требовалось, чтобы я доходил до чего-то сам. Так что уже в раннем возрасте я стал сам для себя учителем.
В свои сорок с хвостиком лет игры я пришел к нескольким своим собственным идеям относительно того, кто и что есть Музыка. В своих видео, мастер классах и учебных лагерях я начал делиться некоторыми из этих мыслей. Некоторые из них требуют смелости, чтобы о них говорить открыто. Мои друзья постоянно говорят мне, что эти идеи должны быть озвучены, и что люди готовы услышать их. Они настояли, чтобы я написал книгу. Я понимал, что они хотели учебник. Но именно его я не хотел писать.
Учебники часто стерильны и рассматриваются как исключительная точка зрения автора. Они ведут читателя по узкой дороге к цели назначения не самого читателя, а выбранной автором. Это не тот путь, по которому я хотел бы, чтобы путешествовали.
Также я хотел отделить информацию от самого себя. Другими словами, если информация вызывает вопрос, я хотел, чтобы читатель спрашивал информацию, а не меня. Это иной способ сказать, что я не хочу защищать то, что я написал. Например, как я могу объяснить кому-то, что Музыка реальна, женственна, и вы можете строить с ней отношения? Я не могу доказать этого – это то, что вы должны сами открыть для себя.
Подобно хлопанью одной рукой, односторонние чувства никогда не работают. Мне это сейчас ясно. Для того чтобы взаимоотношения были эффективны, должно быть равенство во всем. Обе стороны должны давать друг другу, брать от друг друга, уважать друг друга, любить друг друга и слушать друг друга. Только недавно я вступил в полную связь с Музыкой. До этого отношения были односторонними. Как только я позволил Музыке быть стороной во взаимоотношениях, ситуация изменилась разительно. Конечно, я брал от музыки, но я всегда отдавал Музыке свое лучшее. По крайней мере я так считал. Моя ошибка была в том, что я никогда по-настоящему не слушал, не по правде.
Вот что я имею в виду. Я слушал Музыку в прошлом, но только односторонним образом. Я слушал только то, что я хотел услышать, а не то, что хотела сказать Музыка. Это похоже на то, что я хотел бы слышать только свое мнение. Вам приходилось участвовать в разговоре, в котором вы на самом деле не слушали того, что хотел сказать другой человек? Конечно же вам приходилось. Мы постоянно так делаем. Нам обычно так не терпится сказать следующее слово или фразу, что мы не слышим полностью, что говорят другие. Нам нужно продвинуть свою точку зрения – желание победить. Это не культивирует хорошие взаимоотношения. И с Музыкой такое не работает.
Музыка существует внутри каждого из нас. Инструмент предлагает разные способы выражения и позволяет другим услышать, насколько вы музыкальны, но для вас нет необходимости сыграть ноту, чтобы быть музыкальными. Вы понимаете, что Музыку невозможно найти в моей бас гитаре. Её невозможно найти ни в одном инструменте. Мое осознание этого изменило мою Музыку и мои отношения с ней. Я больше не пытаюсь ее создавать. Я чувствую её и слушаю! Я знаю, что я должен слушать её, чтобы наши отношения были полными. Один мой друг как-то сказал мне: «Лежащий на земле инструмент не создает звук. Только музыкант должен продвигать Музыку вперед.» Заметьте, он не сказал, что мы должны создавать Музыку. Здесь есть разница.
Через несколько страниц вы встретитесь с человеком, который познакомил меня с совершенно новым способом взгляда на Жизнь. Многие мысли прорвались и стены пали под его обучением. Я мог бы никогда не встретиться с Музыкой без его руководства. Он помог мне стать тем музыкантом и человеком, кем я сегодня являюсь. Да, были другие, кто помогал мне по ходу, но я должен отдать должное этому одному человеку за то, что он помог мне найти снова то волшебное музыкальное место, которое я как-то забыл.
Моим друзьям: Вот та книга, которую вы ждали. Вероятно, вы не этого ожидали, но поверьте мне, то, чего вы хотели, все там. Вам остается только найти.
Помните, что я сказал, что сама Музыка имеет отношение к тому, что вы держите эту книгу. Да, она имеет непосредственное отношение к этому. Вы не понимаете, как себя вести в этом случае, не так ли? У вас сохраняются сомнения. Не беспокойтесь: я так же чувствовал. Поверьте мне и продолжайте чтение. Мы поможем вам: Музыка, я и Майкл.
Наслаждайтесь.

ПРЕЛЮДИЯ
Начало

«Эх, как многому предстоит научиться!»
Нет ничего нового в этой фразе, но история, которую я собираюсь вам рассказать, может заставить вас произнести то же самое в её конце. Вы можете сопротивляться, как было и со мной, но если не станете, то потребуется только мгновение, чтобы обнаружить ожидающий вас новый мир, о существовании которого вы не догадывались. К тому же, сопротивление не может его остановить.
Я давно являюсь музыкантом. Но давайте я сразу выскажусь по-другому: я играл на бас гитаре долгое время, около двадцати лет, до того, как я встретился с ним. Однако, только после встречи я понял разницу между игрой на басу и настоящей жизнью в качестве музыканта, а еще точнее, разницу между жизнью как музыканта и музыкальной жизнью. Мне казалось, что я уже многое знал о музыке. Я даже считал, что что-то понимаю о жизни, но то, что произошло за несколько последующих дней, доказало мне, что я лишь младенец в этом мире.
Я также думал, что никогда не расскажу эту историю из-за боязни быть осмеянным. По крайней мере, именно так я себе твердил, но на самом деле знал, что причиной было то, что я не был уверен, что эта история фактически произошла со мной. А если я не полностью верил в её реальность, то как я мог ожидать, что кто-то еще поверит? Кто мне, так или иначе, поверит? Я имею в виду, что я так и не узнал, что за человек это был на самом деле и откуда он появился. Чем больше проходит время, тем больше я начинаю думать, что может быть, лишь только может быть, что он появился в моем воображении, из какой-то неиспользованной части моего мозга, куда он впоследствии вернулся на место жительства. Я все еще слышу, как он там постукивает большую часть времени. Как будто он постоянно переставляет мебель. Я слышу его голос звучащим в моей голове, говорящим: «Реальность? Что такое реальность? И скажи мне, какой важностью обладает реальность, в конце концов? Ты научился чему-то от этого опыта? Вот это и важно!»
Это был странный человек, не похожий ни на одного учителя музыки, которые у меня были. Фактически ничего в нем не было обычного. Он был около метра девяносто роста с длинными прямыми черными волосами, которые свисали ниже плеч. Черты его лица были отчетливы, но отчасти из-за этого было трудно сказать, откуда он родом. Он выглядел частично коренным американцем, а частично… кем-то ещё.
Мне еще не доводилось встретиться с другим человеком с глазами как у него. Они были мощные. Они также были настолько кристально чистыми, как горная речка в Колорадо. Когда он что-то объяснял мне, стоя нос к носу, как мы часто любили делать, прозрачность его глаз позволяла мне заглядывать в них также глубоко, как он смотрел в мои.
Кроме того, в любой день его глаза, казалось, меняли цвет. В один день они были ярко голубые. В другой день они казались зелеными, а в третий день выглядели карими. Я так и не понял, чем это было обусловлено, но эта особенность служила отличным способом удержания моего внимания.
Я не только мог сказать по его глазам, что он был здоровым человеком, но также отметил, что его тело было невероятно сильно. Подобно точному инструменту, использующемуся для любой выбранной им задачи, его тело, казалось, никогда не подводило и не уставало. Хотя я часто наблюдал его бегущим, прыгающим, скачущим и взбирающимся, я никогда не замечал на нем пота. Как ему удавалось оставаться стройным и красивым, хотя он ел и пил все, что хотел, оставалось загадкой. Для него еда была едой, и не имело значения, что это и откуда.
Он также пользовался своими бровями как инструментом. Он мог управлять своими бровями лучше, чем большинство музыкантов могут управлять своим инструментом. Он мог выразить мнение, не произнося ни слова, лишь изогнув одну или обе свои брови.
Его манеры были непредсказуемо ушлыми, а его одежда всегда была тех сортов, которые привлекают внимание, но он, казалось, никогда не заботился о том, что другие люди думали о нем. Почти каждый раз, когда я его видел, он был в другом облачении. Его обувь, когда он ее носил, была либо парой ботинок неизвестного брэнда, либо парой старых изношенных сандалий.
Мне неловко признаться, но я реально скучаю по небольшим раздражающим качествам моего эксцентричного друга. Он был наиболее, как бы это сказать, «свободным» человеком из тех, кого я когда-либо встречал. Он мог без колебаний сбросит с себя всю одежду, перескочить через ограду и запрыгнуть в чей-нибудь частный, закрытый для посторонних плавательный бассейн, чтобы по быстрому освежиться. Хотя он был достаточно вежлив, чтобы спросит меня не хотел бы я присоединиться к нему. Прыганье голышом через ограду в середине ноября ради незаконного купания не казалось мне забавным. Он обладал многими качествами, которые я хотел бы иметь, и я завидовал, что он мог делать подобные вещи по-видимому без всяких опасений, размышлений или чувства неловкости.
Обладание мнением без оглядки на мнения других было его даром. Как такое достигается, остается для меня загадкой. Теперь я знаю, что он просто хотел, чтобы я думал, использовал свой собственный ум.
Ответ вопросом на мой вопрос составлял важную часть его метода обучения. Это раздражало меня много раз, но заставляло меня думать самостоятельно. Я уверен, что это всё, что ему и было нужно. Я не уверен, что он когда-либо врал мне напрямую, но знаю, что он часто растягивал понятие правды. Всякий раз, когда я спрашивал его об этом, он отвечал: «Правда? В чем правда? И скажи-ка мне, в любом случае, какую важность имеет правда? Опыт тебя научил? Вот это и важно. И, кстати, если я всегда буду говорить тебе правду, ты можешь, поди, начать верить мне.»
Это приводило меня в замешательство, так как я всегда считал, что мне следовало верить моим учителям. Наверное, я был неправ. Я все еще могу вспомнить его хитрую улыбку, всякий раз, когда он знал, что вверг меня в полное замешательство.
Замешательство, казалось, было моим естественным состоянием, когда я был с ним, особенно в начале. Я помню, как он говорил: «Музыка, подобно Жизни и подобно тебе, является одной сущностью, проявляющей себя через свои различия.» Мой озадаченный вид говорил ему, что я не понял. «Музыка – это нечто одно», продолжал он: «но оно не существовало бы без своих частей. Я не могу сыграть аккорд без разных нот. Сменяй ноту, сменяй аккорд. Жизнь такая же, и ты такой же. Ты выражаешь себя в Жизни через постоянный выбор разных нот. Научись осознавать выбор своих нот, и Жизнь отзовется тебе соответствующим аккордом, или, другими словами, Жизнь ответит соответственно.» Я не знал, что сказать. Он просто улыбался.
Он любил смеяться. Я помню, как рассказал ему об увиденном изобретенном приспособлении с названием «блокиратор ликов». Он представлял собой плоскую дощечку, которая прикреплялась к твоей кисти на время игры на гитаре. Предназначалась она для того, чтобы слушательская аудитория не могла видеть твою руку, тем самым предотвращая кражу твоих фирменных музыкальных оборотов (ликов). Он хохотал целых десять минут, когда я рассказал ему об этом приспособлении. «Я рад, что я не нормален», говорил он часто.
«Возможность делиться с другими – одно из самых важных и необходимых условий для личностного роста», как-то он сказал мне, упомянув также, что многие люди так никогда и не приходят к пониманию этой мысли. Он сказал, что многие из нас пытаются оседлать знания, чтобы выступить впереди всех остальных. Я прекрасно это понял, потому что применял точно такой подход. Мне кажется, что он знал об этом.
Не заняло долгого времени, чтобы я понял, что я обучался нечто большему, чем музыка. Мы редко говорили об этом, но за те несколько дней, когда мы были вместе, он преподал мне о жизни больше чем кто-либо. «Музыка, Жизнь, Жизнь, Музыка: какая разница?», снова слышу я его.
Я помню, как ругал его за то, что он не запер дверь моей машины. Он спросил меня, верил я своей матери, когда она говорила, что «все вещи происходят по какой-то причине». Я ответил, что верил. «Тогда слушай её», продолжил он. «Измени свои вибрации настроя. Прекрати создавать причины, чтобы твой автомобиль взломали.» Мне пришлось поразмыслить над этим какое-то время.
Вибрации были важным понятием для него. Думаю, что слово ‘понятие’ не лучшее для использования здесь. Я мог бы выразиться, что вибрации были важны для него, потому что он рассуждал о них, как если бы они были живыми. Его подход к музыке был таким же, и он оживлялся при разговоре о ней. Похоже, что он считал, что все вещи сделаны из вибраций, в особенности музыка.
«Всё находится в движении», как-то говорил он мне: «и, хотя вещь может казаться стационарной, она всегда движется. Движение может измениться, но никогда не прекратится. Вся когда-либо сыгранная Музыка все еще играет.» Я никогда не думал об этом подобным образом. Каждый раз, когда он использовал слово «Музыка», он произносил его с особой ясностью, которой я не обладал. Это было так, как будто я мог ощущать вибрирующую правду слова, когда он говорил его.
Он даже сказал мне, что мысли тоже вибрации. Мне также пришлось долго думать об этом. У меня не было способа опровергнуть его, и, поверьте мне, я бы сделал это, если бы мог, но, когда я думал о принципе работы детектора лжи, измеряющего слабые изменения вибраций от мозга и тела, я посчитал, что его точка зрения может иметь место.
Когда я спросил его откуда он все это знает, его моментальный ответ удивил меня. «Лучшим вопросом будет: Почему ты не знал об этом? Все знания, существовавшие когда-то, или которые будут существовать, уже здесь в воздухе. Все, что тебе необходимо сделать, это настроиться на то, что хочешь узнать.»
Он любил говорить о силе мышления. «Все вещи имеют сознание», часто утверждал он. Даже желудь держит в своем сознании картину всего дерева. Если это не так, то откуда бы дерево смогло появиться? Неужели ты считаешь, что твое сознание менее мощное, чем у желудя? Картины или Музыка, удерживаемые в сознании человека, просятся наружу. Им нужно! Это закон! Обучение использованию сознания – ключ ко всем этим возможностям.
Его смелые заявления заставляли мою голову постоянно кружиться. Я думаю, что он тайно учил меня, как пользоваться своим умом, потому что он никогда не просил меня ничего записать. Прошли годы прежде чем я спохватился, что у меня не осталось записей о том, что он говорил, и ни одной его фотографии. Нет ничего кроме моей памяти, чтобы изложить тот опыт, о котором я собираюсь рассказать. Говоря же о моей памяти – да, я забыл, что хотел сказать.
Единственным оставшимся физическим доказательством его посещения являются двенадцать написанных от руки музыкальных тактов. Он быстро написал их как-то вечером, когда мы вместе играли у меня дома. Он сказал, что это подарок от Музыки. Сначала я подумал, что он хотел сказать «музыкальный подарок», но он всегда говорил так, как хотел сказать. Предлагалось, что эти такты содержат все элементы, которые он мне демонстрировал. Мы играли эти несколько тактов вместе дуэтом, но он сказал, что однажды я смогу сыграть всю композицию один. Я все еще дожидаюсь этого дня. Я никогда никому не показывал эти ноты. Большинство людей сказали бы, что это я написал, что может быть и так.
Я не знаю, что случилось, но однажды я просто захотел записать всю эту историю для себя. И именно во время записи этих нот какая-то неведомая сила убедила меня поделиться этим опытом с вами. Он бы сказал, что я сам пришел к такому убеждению, но я уверен, что именно его голос продолжал вмешиваться в мои мысли, вопрошая: «Для кого ты это пишешь?» Я все еще не уверен в ответе на этот вопрос, но так как вы читаете эти строки, может быть я пишу их специально для вас.
Как и я, вы можете задаться вопросом, кто в действительности был этот человек, откуда он появился, и где он сейчас. Я не уверен, что способен точно ответить хоть на один из этих вопросов. Иногда я думаю, что он явился с другой планеты. Может быть это был странствующий, ушедший на пенсию профессор колледжа или даже мистик из Гималаев. Вероятно, он бродит где-то сейчас, подыскивая для себя свою следующую впечатлительную жертву, c чьим сознанием можно поиграть.
Может быть все вышеизложенное правда. Я научился не исключать любые возможности. В одном я твердо уверен – то, чему он меня научил, нет, показал мне в отношении Музыки и Жизни, также освежает меня сегодня, как и когда я услышал это в первый раз.
Так что, следуя его примеру, я поделюсь своим опытом с вами. Когда он проникнет к вам в мозг, вы сами решите, что делать дальше. Это целиком за вами. Я не обещаю вам полной точности или полной правды, и не тратьте свое время на попытки выяснить, что здесь правда, а что нет. Важно только то, что вы вынесите для себя из этого. «Правда – это ваше решение, так или иначе.» И как он повторял для меня снова и снова: «Я хочу, чтобы ты думал сам.»
«Эх, как многому предстоит научиться!»

ПЕРВЫЙ ТАКТ
Грув