- 2-3 предложениями, дублирующими вступление.
Гриш, а Гриш! Гляди-ка, поросенок-то… Смеется… Да-а. А во рту-то у него!.. Смотри, смотри… травка во рту, ей-богу, травка!.. Вот штука-то! И двое мальчуганов, стоящих перед огромным, из цельного стекла, окном гастрономического магазина, принялись неудержимо хохотать, толкая друг друга в бок локтями, но невольно приплясывая от жестокой стужи. Они уже более пяти минут торчали перед этой великолепной выставкой, возбуждавшей в одинаковой степени их умы и желудки. Здесь, освещенные ярким светом висящих ламп, возвышались целые горы красных крепких яблоков и апельсинов; стояли правильные пирамиды мандаринов, нежно золотившихся сквозь окутывающую их папиросную бумагу; протянулись на блюдах, уродливо разинув рты и выпучив глаза, огромные копченые и маринованные рыбы; ниже, окруженные гирляндами колбас, красовались сочные разрезанные окорока с толстым слоем розоватого сала… Бесчисленное множество баночек и коробочек с солеными, вареными и копчеными закусками довершало эту эффектную картину, глядя на которую оба мальчика на минуту забыли о двенадцатиградусном морозе и о важном поручении, возложенном на них матерью, – поручении, окончившемся так неожиданно и так плачевно. Старший мальчик первый оторвался от созерцания очаровательного зрелища. Он дернул брата за рукав и произнес сурово: - Ну, Володя, идем, идем… Нечего тут… Одновременно подавив тяжелый вздох (старшему из них было только десять лет, и к тому же оба с утра ничего не ели, кроме пустых щей) и кинув последний влюбленно-жадный взгляд на гастрономическую выставку, мальчуганы торопливо побежали по улице. Иногда сквозь запотевшие окна какого-нибудь дома они видели елку, которая издали казалась громадной гроздью ярких, сияющих пятен, иногда они слышали даже звуки веселой польки… Но они мужественно гнали от себя прочь соблазнительную мысль: остановиться на несколько секунд и прильнуть глазком к стеклу. По мере того как шли мальчики, все малолюднее и темнее становились улицы. Прекрасные магазины, сияющие елки, рысаки, мчавшиеся под своими синими и красными сетками, визг полозьев, праздничное оживление толпы, веселый гул окриков и разговоров, разрумяненные морозом смеющиеся лица нарядных дам – все осталось позади. Потянулись пустыри, кривые, узкие переулки, мрачные, неосвещенные косогоры… Наконец они достигли покосившегося ветхого дома, стоявшего особняком; низ его – собственно подвал – был каменный, а верх – деревянный. Обойдя тесным, обледенелым и грязным двором, служившим для всех жильцов естественной помойной ямой, они спустились вниз, в подвал, прошли в темноте общим коридором, отыскали ощупью свою дверь и отворили ее. Уже более года жили Мерцаловы в этом подземелье. Оба мальчугана давно успели привыкнуть и к этим закоптелым, плачущим от сырости стенам, и к мокрым отрепкам, сушившимся на протянутой через комнату веревке, и к этому ужасному запаху керосинового чада, детского грязного белья и крыс - настоящему запаху нищеты. Но сегодня, после всего, что они видели на улице, после этого праздничного ликования, которое они чувствовали повсюду, их маленькие детские сердца сжались от острого, недетского страдания. (Куприн)
|
|
|
|
(1)На дворе метель бушевала, с ожесточением рвала ставни и разыгрывалась во всё степное раздолье. (2)Наступила глухая полночь. (3)Все заснули, кроме офицера, который шёпотом разговаривал со своей соседкой. - (4)Я виноват перед вами, – говорил офицер, – я сказал глупость. (5)Вы, кажется, на меня рассердились. - (6)Нет, я не рассердилась. (7)Только я женщина несветская, я не привыкла к подобным любезностям. (8)Я знаю, вы смеётесь над уездными дамами, и Пушкин над ними смеялся… (9)И подлинно, есть много в них смешного, но, может быть, в то же время много и грустного. (10)Подумайте, – продолжала она, как будто говоря сама с собой, – что такое судьба женщины молодой, знающей только по книгам, что есть хорошего в жизни? (11)Муж её в отъезжем поле. (12)Он, может быть, человек хороший… (13)Да всё не то: скучно в деревне… и не то что скучно, а досадно, обидно как-то. (14)Все жалеют об узнике в темнице; никто не пожалеет о женщине, с детства приговорённой к вечной ссылке, к вечному заточению. (15) А вам весело в Петербурге? - (16)Весело, – сказал, вздохнув, офицер, – да, мне там очень весело, слишком весело… (17)Я человек светский. (18)Только что странно: я от излишества, вы от … – мы оба дожили до одного, то есть до тяжкой скуки. (19)Вы жалуетесь, что в вашей одинокой ссылке вам негде развернуть души и сердца; мы же, вечно ищущие недосягаемого, мы чувствуем, что душа и сердце подавлены в нас. (20)Вы знаете холод одиночества, но вы, слава богу, не знаете еще холода общественной жизни. (21)Вы знаете, что любить надо, а мы знаем, что любить некого. (22)В вас кипят надежда и сила, нас давит бессилие и немощь. - (23)Вы были влюблены? – спросила она едва внятно … -(24)Ещё бы! (25)Да и как! (26)Да что в том толку… (27)В свете идти на любовь – значит идти на верный обман. (28)Любовь – душа вселенной; но этой душе куда как тесно в свете, и знаете ли почему? (29)Потому, что за ней выглядывает тщеславие. (30)Я тоже иногда думал, что меня любили, а вышло что же? (31)Любили не меня, а бального кавалера, светского франта, и я не знал, как совладать со своими соперниками. - (32)Неужели? – сказала она невольно. – (33)Да кто ж они могли быть? - (34)Да мало ли их… (35)Бальное платье, мелочная досада, глупая сплетня, завидное приглашение, маскарадный наряд и тьма подробностей, составляющих, так сказать, всю сущность светских женщин. - (36)Так вы не верите в любовь? - (37)Сохрани бог! (38)В любовь нельзя не верить; но я говорю только, что любить-то некого. (39)Для любви нужно столько условий, столько счастливой случайности, столько душевной свежести и неиспорченности. (40)Он замолчал. (Соллогуб)
|
|
(1)Я полюбил читать потому, что первая моя книга оказалась счастливой: она была интересной, я поверил ей, и мне очень, очень нравилась та жизнь, о которой писал её автор. (2)Было это в годы войны, телевизоров в ту пору не было, каждый кинофильм показывали подряд несколько месяцев, и мы, ребята военного времени, любили читать. (3)…А новая книжка! (4)В военные и первые послевоенные годы новая книжка была редкостью, праздником – и я начитал в те юные свои годы такое множество книг, такой набрал багаж, что он до сих пор мне помогает. (5)Для меня лично книга гораздо выше телевидения и кино, и прежде всего потому, что телевидение и кино не даёт простора фантазии, самотворчеству: и обстановку, и образы героев тебе преподносят в готовом, абсолютно материализованном виде, в то же время как, скажем, Наташа Ростова в воображении каждого человека -разная. (6)И эта множественность воображения, возникающая индивидуально, в зависимости от индивидуального опыта и знания каждого читателя, создаёт тот мир самотворчества, который столь дорог и для развития всего мира. (7)Наташу Ростову в кино мы все воспринимаем в целом одинаково, а в книге всегда по-разному. (8)Но Наташа – персонаж всем известный, в какой-то мере захрестоматизированный. (9)А как велика сила воображения, как она важна, когда речь идёт о других героях великого мира литературы! (10)Каждый читатель, на мой взгляд, это созидатель, соавтор писателя; каждый зритель, как правило, потребитель тех или иных категорий, созданных режиссёром или актёром. (11)Было бы бессмысленно отрицать кино, театр, телевидение, они несут человеку много важного; в том числе, как и книга, воспитывают чувства, мысль, но мне кажется: первым этапом в судьбе художественного воспитания должна быть всё-таки книга. (12)В нынешние времена ребёнок ещё не может читать, а он уже постоянный теле- и кинозритель. (13)Не облегчает ли такое «перепрыгивание» через книгу, через литературу становление личноста в новые времена? (14)В этих словах моих боль, идущая от того, что дети сейчас смотрят гораздо больше, чем читают… (15)А я по-прежнему преданно верен книге, и жизнь без книг» для меня невозможна.
(По А. Лиханову)
(1)Возвращаясь к своему детству, я вспоминаю маленькую, ныне уже не существующую библиотеку имени Достоевского, неподалёку от Чистых прудов.(2)Заведующая этой библиотекой, не имевшая учительского диплома, была истинным педагогом по душевной, нравственной своей сути. (3)Радистка, прошедшая войну, тяжело раненная под Кёнигсбергом,потерявшая в войну близких, знающая цену одиночеству людскому и горю, немногословная, угловатая… (4)В ней было живое любопытство к нам, нескладным подросткам послевоенного времени, «огольцам»,топтавшимся по Чистым прудам, обменивавшим марки на трофейные немецкие ножички или пробки, роскошные альбомы с дрезденскими Венерами на зачитанный, без начала и конца драгоценный томик «Графа Монте-Кристо».(5)Дети дотелевизионной эпохи, мы были читателями книг.(6)В тёмных сыроватых закутках библиотек жили наши герои –наши знаменитые капитаны. (7)Часами простаивали мы у «Колизея»,чтобы посмотреть замечательный боевик того времени – фильм «Два бойца».(8)А она скликала нас в библиотеку, мы сидели в тёмном зальчике, и к нам приходил неведомый нам ещё тогда, непрочитанный, но завораживающий необычными, как бы с трудом, из глубины добытыми словами Андрей Платонов и другой писатель, которого мы знали в основном как друга Аркадия Гайдара, – Константин Паустовский. (9)И слава его, и книги дошли до нас позже, а тогда мы читали, пожалуй,только маленькую повесть со странным названием «Кара-Бугаз».(10)О чём они говорили в те далёкие вечера, казавшиеся нам тогда обычными, само собой разумеющимися и видящиеся сегодня как сон,который ни вспомнить, ни забыть?(11)Что они рассказывали? (12)Чему учили?(13)А скорее всего, и не учили. (14)А просто говорили о самых обыкновенных случаях из самой обыкновенной жизни, о том, что, может,не всегда было так уж и интересно нам, так как ничего чрезвычайного и сверхъестественного в этих рассказах не было. (15)Никаких драк,приключений, выстрелов, погонь… (16)Простая жизнь, человеческие отношения, человеческие судьбы, но что-то западало навсегда, как зерно,брошенное в благодатную землю, и прорастало много позже, и обретало бескрайнюю, бесконечную уже теперь жизнь.(17)«Случайно на ноже карманном найти пылинку дальних стран», – глуховато читал Паустовский, и мир, ещё не оттаявший и полуразрушенный, просыпался в цветном тумане обещанием будущего.(18)Как важно, чтобы была на пути такая вот библиотека имени Достоевского или другое учреждение, где работают взрослые, которые постараются понять тебя и принять не только благополучного,успевающего, чистенького, но и блуждающего впотьмах, ищущего,туманно представляющего, что тебе в жизни надо. (19)Такие люди оставляют в формирующейся юношеской душе след навсегда.
(По В. Амлинскому)