Душа моя Павел,
Держись моих правил:
Люби то-то, то-то,
Не делай того-то.
Кажись, это ясно.
Прощай, мой прекрасный.
РЕФУТАЦИЯ г-на БЕРАНЖЕРА
Ты помнишь ли, ах, ваше благородье,
Мусье француз, капитан,
Как помнятся у нас в простонародье
Над нехристем победы россиян?
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи,?
Ты помнишь ли, как за горы Суворов
Перешагнув, напал на вас врасплох?
Как наш старик трепал вас, живодеров,
И вас давил на ноготке, как блох?
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи,?
Ты помнишь ли, как всю пригнал Европу
На нас одних ваш Бонапарт-буян?
Французов видели тогда мы многих,
Да и твою, капитан!
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи,?
Ты помнишь ли, как царь ваш от угара
Вдруг одурел, как бубен гол и лыс,
Как на огне московского пожара
Вы жарили московских наших крыс?
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так. сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи,?
Ты помнишь ли, фальшивый песнопевец,
Ты, наш мороз среди родных снегов
И батарей задорный подогревец,
Солдатской штык и петлю казаков?
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи,?
Ты помнишь ли, как были мы в Париже,
Где наш казак иль полковой наш поп
Морочил вас, к винцу подсев поближе,
И ваших жен похваливал?
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи,?
* * *
Сводня грустно за столом
Карты разлагает.
Смотрят барышни кругом,
Сводня им гадает:
"Три девятки, туз червей
И король бубновый -
Спор, досада от речей
И притом обновы...
А по картам – ждать гостей
Надобно сегодня".
Вдруг стучатся у дверей;
Барышни и сводня
Встали, отодвинув стол,
Все толкнули,
Шепчут: "Катя, кто пришел?
Посмотри хоть в щелку".
Что? Хороший человек...
Сводня с ним знакома,
Он целый век,
Он у них, как дома.
в кухню руки мыть
Кинулись прыжками,
Обуваться, пукли взбить,
Прыскаться духами.
Гостя сводня между тем
Ласково встречает,
Просит лечь его совсем.
Он же вопрошает:
"Что, как торг идет у вас?
Барышей довольно?"
Сводня за щеку взялась
И вздохнула больно:
"Хоть бывало худо мне,
Но такого горя
Не видала и во сне,
Хоть бежать за море.
Верите ль, с Петрова дня
Ровно до субботы
Все девицы у меня
Были без работы.
Четверых гостей, гляжу,
Бог мне посылает.
Я им вывожу,
Каждый выбирает.
Занимаются всю ночь,
Кончили, и что же?
Не платя, пошли все прочь,
Господи мой боже!"
Гость ей: "Право, мне вас жаль.
Здравствуй, друг Анета,
Что за шляпка! что за шаль,
Подойди, Жанета.
А, Луиза, – поцелуй,
Выбрать, так обидишь;
Так на всех и,
Только вас увидишь".
"Что же, – сводня говорит, -
Хочете ль Жанету?
В деле так у ней горит
Иль возьмете эту?"
Бедной сводне гость в ответ:
"Нет, не беспокойтесь,
Мне охоты что-то нет,
Девушки, не бойтесь".
Он ушел – все стихло вдруг,
Сводня приуныла,
Дремлют девушки вокруг,
Свечка
Сводня карты вновь берет,
Молча вновь гадает,
Но никто, никто нейдет -
Сводня засыпает.
ЭПИГРАММА НА ШАЛИКОВА
Князь Шаликов, газетчик наш печальный,
Элегию семье своей читал,
А казачок огарок свечки сальной
Перед певцом со трепетом держал.
Вдруг мальчик наш заплакал, запищал.
«Вот, вот с кого пример берите, дуры!» -
Он дочерям в восторге закричал. -
"Откройся мне, о милый сын натуры,
Ах! что слезой твой осребрило взор?"
А тот ему: «Мне хочется на двор».
* * *
Увы! Язык любви болтливой,
Язык и темный и простой,
Своею прозой нерадивой
Тебе докучен, ангел мой.
Но сладок уху милой девы
Честолюбивый Аполлон.
Ей милы мерные напевы,
Ей сладок рифмы гордый звон.
Тебя страшит любви признанье,
Письмо любви ты разорвешь,
Но стихотворное посланье
С улыбкой нежною прочтешь.
Благословен же будь отныне
Судьбою вверенный мне дар.
Доселе в жизненной пустыне,
Во мне питая сердца жар,
Мне навлекал одно гоненье,
Иль клевету, иль заточенье,
И редко хладную хвалу.
ИЗ АЛЬБОМА A. П. КЕРН
* * *
Если в жизни поднебесной
Существует дух прелестный,
То тебе подобен он;
Я скажу тебе резон:
Невозможно!
* * *
Amour, exil -
Какая гиль!
* * *
Не смею вам стихи Баркова
Благопристойно перевесть,
И даже имени такого
Не смею громко произнесть!
* * *
Когда, стройна и светлоока,
Передо мной стоит она...
Я мыслю: "В день Ильи-пророка
Она была разведена!"
* * *
Вези, вези, не жалей,
Со мной ехать веселей.
Мне изюм
Нейдет на ум,
Цуккерброд
Не лезет в рот,
Пастила нехороша
Без тебя, моя душа.
* * *
Уродился я, бедный недоносок,
С глупых лет брожу я сиротою;
Недорослем меня бедного женили;
Новая семья не полюбила;
Сударыня жена не приласкала.
* * *
Брадатый староста Авдей
С поклоном барыне своей
Заместо красного яичка
Поднес ученого скворца.
Известно вам: такая птичка
Умней иного мудреца.
Скворец, надувшись величаво,
Вздыхал о царствии небес
И приговаривал картаво:
«Христос воскрес! Христос воскрес!»
* * *
За Netty сердцем я летаю
В Твери, в Москве -
И R и О позабываю
Для N и W.
* * *
Как быстро в поле, вкруг открытом,
Подкован вновь, мой конь бежит!
Как звонко под его копытом
Земля промерзлая звучит!
Полезен русскому здоровью
Наш укрепительный мороз:
Ланиты, ярче вешних роз,
Играют холодом и кровью.
Печальны лес и дол завялый,
Проглянет день – и уж темно,
И, будто путник запоздалый,
Стучится буря к нам в окно...
* * *
Но ты забудь меня, мой друг,
Забудь меня, как забывают
Томительный печальный сон,
Когда по утру отлетают
И тень и...
* * *
Волненьем жизни утомленный,
Оставя заблуждений путь,
Я сердцем алчу отдохнуть,
И близ тебя, мой друг бесценный...
* * *
В рюмке светлой предо мною
Брызжет, пенится вино...
* * *
А в ненастные дни
Собирались они
Часто.
Гнули,!
От пятидесяти
На сто.
И выигрывали,
И отписывали
Мелом.
Так в ненастные дни
Занимались они
Делом.
В. Л. ПУШКИНУ
Любезнейший наш друг, о ты, Василий Львович!
Буянов в старину, а нынешний Храбров,
Меж проповедников Парнаса – Прокопович!
Пленительный толмач и граций и скотов,
Что делаешь в Москве, первопрестольном граде?
А мы печемся здесь о вечном винограде
И соком лоз его пьем здравие твое.
ФАЗИЛЬ-ХАНУ
Благословен твой подвиг новый,
Твой путь на север наш суровый,
Где кратко царствует весна,
Но где Гафиза и Саади
Знакомы имена.
Ты посетишь наш край полночный,
Оставь же след
Цветы фантазии восточной
Рассыпь на северных снегах.
* * *
Критон, роскошный гражданин
Очаровательных Афин,
Во цвете жизни предавался
Все упоеньям бытия.
Однажды, – слушайте, друзья, -
Он по Керамику скитался,
И вдруг из рощи вековой,
Красою девственной блистая,
В одежде легкой и простой
Явилась нимфа молодая.
Пред банею, между колонн,
Она на миг остановилась
И в дом вошла. Недвижим он
Глядит на дверь, куда как сон,
Его красавица сокрылась.