Повозки с огромными колесами и вращающимися лезвиями стремительно приближались, на флангах разворачивалась конница. Высокие борта колесниц приходились воинам по грудь; каждую тащила четверка крупных скакунов в кожаных попонах, густо усеянных бронзовыми бляхами, остриями и крючками наподобие звериных когтей. В экипаже — три человека, возничий и двое с луками. Настоящая крепость на колесах, решил Блейд, оценив мощную стать лошадей и толщину обитых металлом бортов, по которым беспомощно чиркали стрелы.
Завороженный видом этого сверкающего и грохочущего вала, он на миг забыл о том, что сейчас произойдет. Безусловно, эти повозки сумели бы преодолеть насыпь трехфутовой вышины, которая защищала его бойцов, но траншея и бруствер — это уже совсем другое дело! Он увидел, как кони, перед которыми внезапно разверзлась яма, рванули вперед, перемахнув через преграду, но рухнувшие вниз тяжелые колесницы тут же осадили их. В следующий миг заработали копья и секиры альбагов, воздух наполнился испуганным ржанием, диким визгом жеребцов, людскими криками и звоном оружия. Второй ряд атакующих колесниц ударил в первый, потом в них врезался третий, и перед его позициями образовалась баррикада из рухнувших на бок и перевернутых повозок, умирающих коней, судорожно молотивших копытами, и человеческих тел. Светловолосые лучники в упор расстреливали неванских колесничих, альбаги занимались лошадьми — их копья и секиры не позволяли дотянуться до вражеских воинов.
Блейд повернулся к сигнальщикам.
— Трубить атаку! Вы двое — на фланги! — он подтолкнул стоявших рядом посыльных. — Быстро, туда и обратно! Доложите мне, как там дела.
Два молодых воина умчались. Протяжные звуки труб поплыли над берегом, им ответили хриплые крики текадов и младших офицеров, повторявших команду. Странник увидел, как рослый альбаг — кажется, это был Лэрд — вращает, над головой боевым топором; в следующее мгновение секироносцы хлынули через бруствер, добивая экипажи колесниц. За ними торопились стрелки; их луки и колчаны висели за плечами, а длинные кинжалы мерно вздымались и опускались.
|
|
Все было кончено. Большая часть колесниц успела затормозить, но атака захлебнулась, драгоценные минуты были потеряны. Услышав звуки труб и рогов, Блейд взглянул на берег и мост. По переправе сплошным потоком двигались войска, а первые текады фалангитов уже обходили слева и справа его баррикаду. Они шли колонной, прикрывшись огромными щитами, выставив вперед длинные пики, и эти несокрушимые железные ежи напирали на неванцев, на их всадников и пехоту, с равнодушием асфальтных катков. Крепкоруким оставалось установить еще несколько секций второй переправы, и на левом берегу около нее уже стояли в ожидании тысячи катафрактов. Огненосцы снова начали палить, выжигая берег в полумиле вверх по течению, и к новому плацдарму уже потянулись баркасы и плоты с воинами в сверкающих кольчугах. Кажется, то были альбаги.
***
Ближе к вечеру Ричард Блейд и атар Хэмб стояли на краю своего нового лагеря, обозревая заваленную трупами людей и лошадей саванну. По полю закончившейся битвы бродили отряды гасильщиков, и то и дело протяжные стоны раненных неванцев обрывал глухой удар молотка. Трупы имперских воинов были уже вынесены; не меньше тысячи мертвых альбагов лежали ровными рядами у глубокого рва к югу от стана. Хэмб иногда косился в ту сторону, но в общем был доволен, ибо в текадах Блейда потери составили всего десять процентов. Вполне приемлемо для наступательного боя.
|
|
— Отлично ты придумал с этими ямами, — вождь альбагов махнул в сторону моста. — Без них я потерял бы треть своего войска.
— А если бы не придумал? — странник тоже повернулся туда, где высокие груды колесниц и мертвых тел указывали место утреннего побоища. — Если бы нас оттеснили к воде?
Хэмб пожал широкими плечами, достал флягу и, сделав добрый глоток, протянул ее Блейду.
— Тогда бы вас сожгли Огненосцы. Тебя, мои текады и этих бородатых свиней с их телегами. Для Гинны Пала жизнь десятка тысяч не стоит ничего ‑по сравнению с мостом.
— Сегодня он командовал?
— Да, он. И если бы ты погиб, на второй раз послали бы меня и еще одну рангару альбагов.
— И тебя это не волнует?
Блейд отхлебнул вина и протянул флягу атару.
— А почему это должно меня волновать? Альбагов всегда посылают вперед… Жаль, конечно, погибших: больше воинов, больше добычи. Но в наших северных горах есть еще немало молодцов, не разучившихся держать секиру. ‑Хэмб глубоко вздохнул, обвел взглядом бескрайнюю саванну и заметил: — Какие места! Ни льдов, ни скал, ни холода… И впереди — десятки богатых городов!
Ноздри его хищно раздувались, и Блейд, невольно дернув щекой, отвернулся.
— Эй, погляди‑ка! — он хлопнул агара по плечу, заметив, что по заваленному трупами полю пробирается десяток всадников. Похоже, они ехали к стану альбагов, и уже можно было различить черные перья, развевавшиеся над блестящими шлемами, и серебристые острия пик. Впереди, на крупном караковом жеребце, восседал тощий старик в сером.
|
|
— Так! — пробормотал Хэмб. — Наш грозный Гинна Пал… Сейчас или окажет милость, или стопчет с дерьмом.
— С дерьмом‑то за что? — поинтересовался Блейд.
— Он найдет…
Несомненно мудрое заключение, решил странник; всякий генерал обладает врожденным свойством мешать с дерьмом своих подчиненных. Без этого просто не становятся генералами! И в общем‑то правильно: армия — не приют для благородных девиц.
Гинна Пал подъехал, и они с Хэмбом, вытянувшись во фрунт, вскинули руки в воинском салюте.
Старик свесился с седла, скользнул взглядом по альбагу и задержал глаза на Блейде.
— Хорошая работа! — заметил он вместо приветствия, махнув рукой на груды трупов. — Теперь я вижу, касс, что ты умеешь не только кулаками махать. И где ты такому научился? В либоннских легионах, я полагаю? — Тон его был слегка насмешливым.
— Я получил приказ, и я его выполнил! — На лице Блейда не дрогнул ни единый мускул. В конце концов, он являлся полковником армии Ее Величества и отлично усвоил, как надо держаться с генералами, тем более — с фельдмаршалами. Взгляд его стал совершенно оловянным.
— Слишком хорошо выполнил, — старый спарпет усмехнулся. — Слишком хорошо для бывшего учителя фехтования! Ты уложил чуть ли не половину их войска, касс!
— Удача, мой господин!
— Удача? Сильно сомневаюсь. Ты умеешь предвидеть, считать и рассчитывать, что совершенно не свойственно варварам. Даже кассам!
С этими словами Гинна Пал пришпорил жеребца и неторопливо двинулся к реке. Охрана ехала за ним в плотном строю.
Атар Хэмб перевел дух и потянулся за флягой.
— Беда с этими большими начальниками, — сообщил он куда‑то в пространство. — Не всегда и догадаешься, то ли он тебя облаял, то ли похвалил.
— Он намекнул, — Блейд, обладавший гораздо более быстрым разумом, чем вождь альбагов, скривился. — Намекнул, что я умен не по чину.
— Это хорошо или плохо?
— Трудно сказать… Тут существуют два решения: или повысить в звании, или укоротить ум, — Блейд выразительно чиркнул себя по горлу. — Ну, поживем — увидим.
— Если поживем, — философски заметил Хэмб. — Тебе бы, приятель… ‑начал он, но странник прервал его, положив руку на локоть агара.
— Мастер Дик, а мастер Дик… — к ним приближался Джеф — невеселый, с опущенными глазами; казалось, даже две леди, вытатуированные на его бицепсах, поникли головами. Видно, рыжему финареоту не хотелось глядеть ни на трупы альбагов, ни на заваленное телами неванцев поле, ни на спорую работу гасильщиков. Сегодняшним утром Блейд его с собой не взял, в конце концов, Джеф нанимался к нему, а не к крабам, и кровавые воинские труды на благо империи не входили в его обязанности.
— Мастер Дик, палатка расставлена, вода готова. И я раздобыл кое‑что поесть…
— Хорошо, Джеф. Умыться и поужинать будет очень кстати.
— Еще тебе принесли письмо, — он протягивал свиток из плотной бумаги, с которого на золотистой ленточке свисала печать. Хэмб быстро перехватил его, поднес к носу и сильно втянул воздух.
— Ого! Клянусь Небом! Пахнет, как грудь женщины после ночных ласк! ‑Он перебросил свиток страннику, и тот ловко поймал ароматный рулончик. ‑Вот тебе и воздаяние за труды! Значит, повысить, а не укоротить! — Атар расхохотался, а потом поднял флягу в пародийном воинском салюте. — Вперед, мой касс! Когда станешь любимым спарпетом Победоносного, не забудь старину Хэмба!
— Не забуду, — пробормотал Блейд и сломал печать на письме.
Глава 8
Спустя месяц Ричард Блейд, контарран империи и спарпет нового воинского корпуса, объединявшего варварские и союзные дружины, сидел на террасе уютной виллы, выходившей к самому морю, Сир‑да, которое в этот вечерний час казалось зеркалом из расплавленного серебра. Он выбрал для своей ставки эту усадьбу, реквизированную у какого‑то бхиотского князя, по двум причинам: во‑первых, дом стоял в приятном уединении, милях в шести от Харса, крупнейшего из портов на западном берегу Моря Восхода; во‑вторых, место это напоминало страннику Сайл Ор, Гнездо Сокола, приют любви, в котором он провел столько незабываемых часов с Энной Кораной.
Путь от Моря Заката до Моря Восхода занял почти семь недель, и за это время многое переменилось для Ричарда Блейда. Прежде всего, прозвище! Вначале он был Ичем Блодамом, недоумком, наемником, грязным гасильщиком, последним из последних. К счастью, недолго! В рангарах альбагов к нему вернулось прежнее имя, а после ряда успешных операций Великий и Непобедимый соизволил даровать ему титул, род и почетное звание — Ричаос Блейтул Брит, Доблестный. Это очень обрадовало Энну — Энну Корану Линн, любимую фрейлину Светлейшей императрицы, — ибо теперь Блейд стал равен ей, что создавало предпосылки для заключения счастливого брака.
Звезда Блейда всходила стремительно и неудержимо — разумеется, не без стараний его возлюбленной. Возможно, Энна и шпионила за ним, но в то же время она тщательно следила, чтобы подвиги его не забывались и чтобы после каждого нового славного деяния он получал справедливую награду. Награды следовали неизменно, и это уже начинало смущать странника; он знал, что сильные мира сего вовсе не склонны проявлять справедливость к достойным. Может быть, на сей раз он попал в число недостойных? Или его магические таланты — предположительно, почти никому не ведомые — внушили императору, или светлейшей императрице, или грозному Гинне Палу должное почтение? Или же рекомендации прелестной Энны достаточно весомы, чтобы рядовой воин за месяц превратился в полководца? Блейд испытывал большие сомнения на этот счет, но пока еще не доискался до истины. Правда, ему и самому пришлось немало потрудиться ради славы и воинской карьеры!
После генерального сражения на восточном берегу Радды армия Победоносного двинулась к Аласку, неванской столице; в то же время второе войско, под командой Калатты Хара, почти без сопротивления оккупировало северные провинции страны. Аласк был большим городом, неплохо укрепленным и стоявшим на холмах посреди плодородной равнины Блейду — уже в качестве имперского рангара — выпала честь вести на приступ южных ворот пятнадцать тысяч альбагов, пока атар Хэмб штурмовал северные. Пробиться в город оказалось довольно легко, так как ворота, надвратные башни и сорок ярдов стен были разбиты из катапульт и сокрушены таранами. Альбаги перебрались через каменные руины и при содействии легковооруженной пехоты, стрелков и всадников ситалла устроили в городе резню, за которой последовал грабеж.
Взятие Аласка ознаменовалось для Блейда двумя событиями: его контракт был выкуплен у атара Хэмба имперским казначеем, а сам он удостоился первой аудиенции у Великого и Непобедимого. Император, которого странник до той поры видел лишь издалека, оказался человеком за сорок, темноволосым и носатым, с типичной для кантийцев квадратной физиономией и пронзительным взглядом черных глаз. В чертах монарха Блейд не уловил явственных признаков полководческого гения, но вид его вполне соответствовал и месту, и времени, и занимаемой должности. Впрочем, несмотря на представительную внешность, чувствовалась в нем какая‑то слабина; во время приема взгляд его слишком часто обращался то направо, к Светлейшей императрице, то налево, к Синтаде Гинне Палу, первому из его советников и полководцев. Блейд все еще не представлял себе, как реально делится власть между этими великими людьми; он только отметил, что Светлейшая Тения Фралла Куз исключительно красива и лет на десять моложе своего царственного супруга, а Синтада Гинна Пал как всегда немногословен, суров и грозен. Блейду даже показалось, что в тот раз спарпет чем‑то неуловимым напоминал Дж. — вероятно потому, что лицо его временами принимало настороженноподозрительное выражение, свойственное полицейским чинам и всем, кто имеет отношение к секретной службе.
Прием носил чисто формальный характер, и странник был на нем не один ‑там присутствовало еще с полсотни высших офицеров, удостоившихся императорской милости. Однако он заметил огоньки интереса, вспыхивавшие в прекрасных очах императрицы и в глазах старого коршуна Гинны Пала; вероятно, ему предстояло еще не раз встретиться и с той, и с другим в менее официальной обстановке.
В завершение приема были розданы награды. Блейду достался свиток — на этот раз пергаментный и с увесистыми печатями, — коим удостоверялись его вечные права на имение Сайл Ор и прилегающие к нему земли на расстоянии десяти нирратов. Усмотрев в этом щедром даре заботливую ручку Энны Кораны, странник был особенно нежен со своей возлюбленной в эту ночь. Они уснули после долгих и страстных объятий, и сон женщины казался спокойным и безмятежным; Блейд же метался по широкой постели, ибо ему мнились жуткие картины разграбляемого Аласка, груды мертвых воинов с ассирийскими бородами, окровавленных, в изрубленных доспехах, стройные черноволосые девушки, которых его альбаги вытаскивали из домов, толпы бегущих людей, преследуемых легкоконными ситалла. Всю ночь он ворочался и скрипел зубами, что, в общем‑то, было ему совсем не свойственно.
После захвата столицы армия разделилась. Около десяти рангар полного состава были направлены на юг, юго‑восток и в центральные области для окончательного покорения страны и карательных операций, а две мощные группировки двинулись к хребту Риг Найл, к Крепости Небес, с целью захвата горных проходов. Блейд командовал одной из этих частей, имея в своем подчинении рангару альбагов, пять текад тяжелой кантийской пехоты, четыре текады катафрактов, легкую пехоту, стрелков и конников ситалла — всего тридцать пять тысяч человек. Его отряду были приданы также саперы и артиллеристы с десятком катапульт.
Риг Найл, к которому продвигалось его войско, являлся уникальным природным образованием. Его центральная часть, протянувшаяся по меридиану, загораживала Неван от Сир‑да, Моря Восхода; на юге же и севере хребет образовывал по две огромные горные гряды широтного направления. Северовосточная шла вдоль морского побережья до самого Силангута, северозападная разделяла неванские земли и степи ситалла. Южные гряды были почти симметричны северным; одна из них, протянувшаяся до самой Кассны, защищала Финареот, Неван и страны Либонны от горячих, насыщенных влагой ветров, что дули с просторов Пагар‑да, Моря Зноя; другая упиралась в Грисский пролив.
Впрочем, в такой замысловатой и ветвистой форме Риг Найла не было ничего необычного, и уникальность хребта заключалась совсем в другом: его центральная часть выглядела абсолютно неприступной. Обледеневшие горные склоны вздымались на высоту пятнадцати‑двадцати тысяч футов и шли сплошной стеной — если не считать нескольких ущелий, промытых в скалах бурными реками. Эти узкие долины представляли собой единственные пути, которыми можно было попасть из Невана к благодатному побережью Сир‑да, и каждую из них контролировал какой‑нибудь бхиотский князь, взимавший обильные подати с торговых караванов.
Наиболее широкий и удобный из этих каньонов вел прямо к Харсу, самому богатому и обширному из торговых бхиотских городов на берегах Моря Восхода, и Блейду предстояло очистить ущелье от горцев, захватить или разрушить их цитадели, поставить сильные гарнизоны на протяжении пятидесяти миль пути и ждать подхода главных сил. Он справился с этой задачей, хотя крепости местных владетелей (которых насчитывалось не то пять, не то шесть) высились на крутых горных склонах и Огненосцам с саперами надо было разбирать и снова собирать боевые машины — иначе их не удавалось подтащить на расстояние выстрела.
Но когда катапульты оказывались хотя бы в полумиле от стен, результаты осады были предрешены. Все развивалось по хорошо отработанному сценарию: летели горшки, горючая жидкость заливала камень и дерево, пламя вздымалось стеной, защитники пытались бороться с пожаром, а тем временем чугунные ядра разбивали ворота. Затем альбаги лезли на стены и в проломы, лучники не давали горским стрелкам поднять головы, ситалла патрулировали окрестности и отлавливали бегущих, кантийские же текады стояли в молчаливом спокойствии ‑на всякий случай. Только один раз им пришлось принять участие в сражении, когда три тысячи озверевших полуголых горцев попытались пробиться на выручку гибнущей цитадели своего господина. Тогда катафракты перегородили ущелье от края до края, отбросили эту орду на клинки меченосцев и перемололи в кровавую кашу в течение двадцати минут.
Вслед за передовыми частями Блейда и второй войсковой группировкой, действовавшей южнее, кантийская армия вышла на берег Сир‑да и разлилась по богатым городам и пышным нивам. Вначале местные феодалы и простой люд приветствовали ее и покорялись имперской власти с полной охотой и искренним желанием. Хотя жители гор и побережья принадлежали к одному народу, отношения между ними были похожи на вечные распри шотландцев, хайлэндеров и лоулэндеров: прибрежные бхиоты работали и торговали, а воинственные горные князья со своими дружинами пользовались результатами их трудов, взимая налоги за проезд, за «защиту» и покровительство и даже за пресную воду, что струилась с гор. Теперь этот узаконенный грабеж прекратился, поскольку горцы, абсолютно бесполезные для империи, были вырезаны начисто, и местные лоулендеры возликовали.
Впрочем, через пару дней их восторги поутихли — когда Великий и Победоносный конфисковал все торговые и боевые корабли бхиотов вместе с корабелами и велел согнать на верфи всех плотников и кузнецов. Этим мастерам предстояло трудиться рядом с финареотскими мореходами, пришедшими с берегов Шер‑да, над строительством огромных галер для транспортировки войск в Конту Силангут.
Союзные и вспомогательные отряды снова намечались в застрельщики этой грандиозной десантной операции, и тут, вероятно, нежные уста Цветка Ночи шепнули пару фраз в изящное ушко императрицы, после чего и у Великого и Победоносного возник гениальный план: создать восьмидесятитысячный ударный корпус из варваров под командой нового спарпета. План и личность предполагаемого военачальника поступили на рассмотрение Гинне Палу и были обсуждены и согласованы с Калаттой Харом и Мантулом Скримом письменно, через соколиную почту. Насчет отзывов полководцев не смогла разведать даже Энна Корана, но мнение Светлейшей имело, очевидно, неоспоримый приоритет, так что Ричард Блейд — Ричаос Блейтул Брит Доблестный — получил командование над армией первого удара. Разумеется, кроме альбагов, финареотов, ситалла, кланибойнов, хастов, угхов, либоннцев и прочего пушечного мяса, к его войску было прикомандировано некоторое число Крепкоруких, Огненосцев, кантийских пехотинцев и катафрактов.
Итак, он мог быть вполне доволен своими успехами, но не испытывал абсолютно никакой гордости; скорее даже — настороженность. За десять лет странствий в мирах Измерения Икс Ричард Блейд принимал участие в десятках больших и малых войн, в пиратских рейдах, в штурмах и обороне крепостей, в морских и сухопутных походах. Но впервые ему пришлось обнажить оружие в столь неправедной, жестокой и откровенно грабительской войне, как эта; впервые он был на стороне сильных против слабых; впервые он не карал, не защищал, а завоевывал. К тому же за ним постоянно следили.
И сердце его не ведало покоя.
***
— Охлажденное вино, мастер Дик.
Перед ним стоял Джеф — в шикарной голубой тунике, при сабле на перевязи и с увесистым кошельком на поясе. Да, кошель у него стал куда толще — по сравнению с тем днем, когда он завернул со своим хозяином в скромную деревенскую харчевню! И водились в нем теперь не жалкие медяки с дельфином, а серебряные быки и даже пара золотых солнц! И сам Джеф выглядел куда представительней, чем раньше. Доверенный слуга, казначей, хозяйское ухо и глаз… Физиономия у него, однако, была скучной. Блейд покосился на рыжего финареота и кивнул на табурет.
— Присядь‑ка, парень.
Джеф налил ему вина в серебряный бокал — багряного, из лучших бхиотских лоз — и присел, но не на табурет, а прямо на теплые навощенные доски пола. Он был большим докой по части субординации, усвоив с юных лет, что капитан на корабле — первый после бога. Сейчас Блейд являлся его капитаном.
— Что‑то ты невесел, как я погляжу.
— С чего веселиться, хозяин? — Джеф пригладил рыжие вихры. — Был я сегодня на верфях, видел кормчего своего, почтенного Санкрайю, да приятелей из команды… Не сказать, чтоб им приходилось совсем уж худо, но и хорошего мало. Финареоты, из тех, что попроще, присматривают за бхиотскими плотниками, кормчие и мастера — за финареотами, а уж за ними следят крабы… из этих, из дуболомов, как зовет их Хэмб… Ну, построим мы, значит, корабли, сядем в них и отправимся через Сир‑да на силангутов… Вынем из них кишки, перережем глотки, втопчем в землю, смешаем с дерьмом, и будет полный порядок — такой, какой крабам нужен. Может, и нам кость бросят за верную службу…
Блейд задумчиво уставился на своего слугу. Не в первый раз выслушивал он подобные рассуждения, ибо характер у Джефа был независимый и мнений своих он не скрывал. Кроме него, Мака и Энны, иных ближних у странника не появилось, и в этом триумвирате Джефайа‑финареот олицетворял мир. Не то чтобы он являлся убежденным пацифистом и не мог выпустить пинтудругую крови из какой‑нибудь сухопутной крысы — просто массовые побоища и резня ему претили, как и сама идея о господстве от моря и до моря. Мак, занимавший теперь должность первого адъютанта Блейда, придерживался прямо противоположной точки зрения и был счастлив, что его господин, забравшись столь высоко по служебной лестнице, может теперь устраивать колоссальные бойни под звуки боевых труб и барабанов. Самое забавное заключалось в том, что кантиец по своей природе вовсе не был кровожадным — не больше и не меньше, чем финареот, — но вражеская кровь, проливаемая в битве, словно бы не рассматривалась им как человеческая. Блейд отлично понимал, что дело тут в профессиональном подходе: Мак — солдат, а Джеф — моряк и торговец; первый хочет выиграть все битвы в мире, а второй прикидывает, что после оных битв не с кем будет торговать.
Очаровательная Энна Корана занимала некую среднюю позицию между этими крайними полюсами, считая, что мир, конечно, должен быть завоеван Великим Кантом, но без особых жестокостей. Правда, она не пыталась объяснить, что понимается под словом «особые». К примеру, попадал ли в эту категорию Неван, где после оккупации Гинна Пал, по велению Великого и Победоносного, распорядился вырубить за непокорство все благородные фамилии и семьи из касты воинов? Крестьяне, ремесленники и купцы по большей части уцелели, чтобы приносить империи положенный доход, но то была лишь половина души прежнего Невана.
Блейд снова прислушался к тому, что бубнит его слуга. Насчет кормчего Санкрайи и прочих финареотов, которых, похоже, заставят тащиться через пустыни, что простираются за Силангутом до самого Бартама. Что пустыни те, конечно, преодолеть нелегко, но если крабам это удастся, то Бартам разделит судьбу Невана, бхиотских княжеств и Силангута. И что пора бы мастеру Дику, доблестному контаррану и великому магу, позаботиться кое о ком. К примеру, о Великом и Победоносном или о грозном Гинне Пале…
Странник кивнул. Такие мысли уже приходили ему в голову, возможно, Гесталион Фралла Куз был бы неплохим дополнением к кошке, хомяку, птицам и полудюжине ослов, которых он выслал Лейтону. Но это не решало проблемы, ибо местный Аттила, как представлялось теперь Блейду, являлся лишь правофланговым в длинной шеренге завоевателей мира. Вся его армия — во всяком случае, ее кантийская часть — состояла из множества больших и маленьких аттил, искренне веривших в великое предназначение своего племени, которому само Небо повелело властвовать над Ханнаром.
— Понимаешь, Джеф, — негромко произнес странник, — я думаю, что наш Великий не столь уж велик и победоносен… Вот армия у него велика и полководцы хороши, это уж точно. В этом я сам убедился.
— Ну, так отправь их всех подальше, мастер Дик! Так далеко, как позволяет твоя магическая сила!
Блейд взглянул на серебряный кубок, и тот исчез.
— Туда, Джеф?
— Туда, хозяин!
— Боюсь, что разочарую тебя, но мне это не под силу. Слишком уж их много, Джеф.
— Но чтобы защитить твой Бартам…
— Ш‑ш‑ш… Кто тут говорит о моем Бартаме? — странник притворно нахмурился. — Я — касс… касс из Кассны, с бесплодных гор, где пасется десяток коз… только один десяток, потому что все остальные уже сдохли от голода.
— К счастью для каснитов, их хозяев, ибо такие бедняки не интересуют крабов.
— А ты бы поменял свой цветущий Финареот на Кассну? Без моря, без фруктовых рощ, без вина — но и без кантийцев?
Джеф пожал плечами.
— Ах, хозяин, только в Финареоте ли дело? Куда бы я ни поплыл — в Шер‑да, в страны Либонны, в Альбаг, Хаст, Сеулг или Ханборд — всюду я попаду в имперские земли, и везде будут имперские порядки… И теперь то же самое в Неване, в бхиотских горах и на бхиотском побережье! Вот что мне не нравится!
Блейд усмехнулся.
— Ты анархист, Джеф… да, анархист, а вот Мак — сторонник авторитарного режима. Национал‑социалист, можно сказать… Все повторяется! Все, как в моем… гм‑м… Бартаме…
— Не знаю, господин, что ты обозначаешь такими мудреными словами. Я ‑не ан‑христ, а Мак — не… не… ну, как ты его там обозвал… Мы оба ‑правоверные найлатаги, ибо почитаем Найлага, нашего Небесного Отца, и его священное потомство. Но при этом я‑то вовсе не хочу, чтобы все страны и земли походили на Финареот, почему же Мак считает, что все и везде должно делаться на их крабий манер?
Посмотрев на быстро темневшую поверхность моря, Блейд поднял кувшин и отхлебнул прямо из горлышка. Вероятно, не стоило продолжать эту дискуссию; он не мог объяснить Джефу, почему некоторыми людьми — или целыми народами — вдруг овладевает своеобразная форма бешенства, именуемая жаждой власти. На Земле для этого уже два или три тысячелетия изобретались всевозможные теории, философские, экономические и психологические, что, однако, никак не сказывалось на практике. Стоило появиться очередной команде властолюбцев, как люди словно бы сходили с ума и начиналось новое побоище во имя мирового господства.
— Вот что, Джеф, — странник перевел взгляд на своего слугу, неподвижно сидевшего напротив, — устрой‑ка ты мне встречу с твоим кормчим, с почтенным Санкрайей. Скажем, завтра после обеда… Хочу я его расспросить о Море Восхода и землях за ним. Ты сбегай к нему с утра, предупреди, чтоб не пугался, скажи, что мастер Дик достоин доверия. А потом пошатайся по кабачкам да по базару, послушай, что люди говорят.
— Про все слушать, хозяин, или о чем‑то особо? — физиономия Джефайи оживилась. Он встал, и под солнечным лучом, упавшим на его лицо, веснушки блеснули, словно крохотные золотые монетки.
— Особо — про Силангут и пустыню за ним. Интересно мне знать, есть ли сейчас в городе силангутские купцы и случалось ли тем купцам ходить в бартамские пределы.
— Да, хозяин. Ты думаешь, в Силангуте ведают про дороги на Бартам? Через пустынные земли?
— И о дорогах мне тоже хотелось бы разузнать… Но главное — про пустыню, Джеф! Пустыня, видишь ли, такое место, где может случиться что угодно… Опасная штука — пустыня! — Блейд взглянул на слугу, подумав, что шпионы Гинны Пала наверняка уже рыщут в городе — и точно с таким же заданием. — Будь поосторожнее, парень. Никого не расспрашивай, только слушай да запоминай.
— Я понял, мастер Дик, — рыжий мореход поклонился. — Я буду ждать тебя у ворот верфи в конце четвертой стражи, если позволишь.
Пятый час пополудни, прикинул странник и кивнул.
***
На первую половину дня была назначена инспекция рангар ситалла, в лагере которых Блейд должен был появиться ровно в десять. Опоздание абсолютно исключалось, ибо смотр проводил сам Гинна Пал, чье недремлющее око странник по‑прежнему ощущал на своем затылке. Правда, на вилле, избранной им в качестве штаба и ставки, шпионы Пала его не беспокоили, тут за ним надзирала сама прелестная Энна.
Он поднялся довольно рано, в начале первой стражи, что примерно соответствовало восьми часам утра, и после завтрака отправился на собачью ферму. Назвать это заведение псарней было бы совершенно неправильно, так как обитавшие там крупные мохнатые псы предназначались вовсе не для охоты. Размером с доброго джерсийского барана — и такие же откормленные, — они служили любимым лакомством местной знати. Если не считать этого гастрономического предназначения, собаки нравились Блейду, у них были добродушные морды ньюфаундлендов, длинный золотистый пушистый мех, как у овчарок‑колли, и кроткие карие глаза. Псы оказались ласковыми и совершенно не агрессивными.