III. СОЦИАЛЬНЫЕ ПРОЦЕССЫ В БЛОКЕ РОССИЯ (СССР) 14 глава

Средствами платежа в настоящее время являются: деньги, ценные бумаги, ювелирные изделия и прочие сокровища, цифры на счетах банков и сберегательных касс. Это всё является технологической средой, обеспечивающей функционирование кредитно-финансовой системы. Поскольку необходимость перехода к «рыночной» экономике обосновывается заботой об общественном благе, а кредитно-финансовая система принадлежит всему обществу, то и прибыль, в ней возникающая, изначально принадлежит всему обществу, а только потом разпределяется по его составляющим: нациям, предприятиям, классам, семьям и т.п. Правило Кирхгофа, гласящее, что «сколько куда втекает, ровно столько оттуда того же самого и вытекает», по отношению ко всем сетям является законом сохранения количества технологической среды. По отношению к кредитно-финансовой системе общества это означает, что общественная прибыль в точности равна разнице между эмиссией средств платежа, осуществлённой государством, банками, акционерными обществами, ювелирной промышленностью, фальшивомонетчиками, и естественной убылью средств платежа в результате изъятия изношенных денег, утраты стоимости ценными бумагами, утраты средств платежа при несчастных случаях, безвозвратных потерях, контрабандном их вывозе за границу и т.п.

Из тех же правил Кирхгофа следует, что любая частная прибыль складывается из чьих-то убытков и некоторой доли от эмиссии. По этой же причине статистически предопределена эпизодическая или постоянная убыточность производств. Если нет убыточных производств, то прибыль любого из них — доля от эмиссии, но безубыточность всех — мечта многих рыночников — кратковременный эпизод в функционировании кредитно-финансо­вой системы.

Как это связано с благосостоянием общества? — Никак! Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к уже приводившейся в Историко-философском очерке таблице роста такой прибыли — денежных сбережений граждан и сопутствующей ей инфляции[152].

Причиной которой является, если разсуждать здраво, не печатание лишних денег, а неспособность управлять общественным производством и разпределением; поскольку, даже если новых денег не печатать, а просто прекратить выпуск продукции, то немедленно возникнет инфляция. Корень инфляции — не в кредитно-финансовой системе, не в эмиссии средств платежа, а в управлении общественным производством и разпределением [153]: директивно-адресном или «рыно­чном».

Субъективизм управления не позволяет сказать, что рост инфляции это — плохо потому, что с точки зрения гешефтмахеров[154], совершающих инфляционную кражу, рост инфляции — ХОРОШО! Денежный поток — всего лишь тень потоков реального продуктообмена. Между потоками продуктообмена и встречными денежными потоками нет объективной связи: их связывает субъективный фактор — человек, через мысли и руки которого одновременно (или последовательно) проходят и продукты, и деньги, и одно на другое меняется по субъективному произволу. КРЕДИТНО-ФИНАНСОВАЯ СИСТЕМА — лишь одно из средств управления, а не самодовлеющий идол; это УСКОРИТЕЛЬ ТЕМПОВ продуктообмена по сравнению с максимально достижимыми в торговле на основе непосредственного (бартерного) обмена «шила на мыло» между их производителями, не подчинёнными друг другу директивно-адресным способом. И ДЕНЬГИ — не «отчуждённая сущность труда и бытия», как сказал К.Маркс, а ОБЩЕСТВЕННОЕ ПОРОЖДЕНИЕ, ОТЧУЖДАЮЩЕЕ ЧЕЛОВЕКА ОТ СУЩНОСТИ ТРУДА И БЫТИЯ, разорвавшее единство обязанности созидать и права потреблять и даже противопоставившее их друг другу: потребление стало возможно без созидания, ибо «деньги не пахнут». Именно по этой причине, когда интенсивность гешефтмахерства превышает меру терпения производителей продукции, они возвращаются к прямому продуктообмену между собой.

Продуктообмен обеспечивает созидание в общественном объединении труда, а кредитно-финансовая система лишь разпределяет право потребления производимого.

Как известно, рыночники именно в этом «грехе» — разпределении потребления — обвиняют «командно-администра­тив­ную» систему, а у самих — не то, что «рыльце в пушку», но просто за “пухом” их рыла не видно, да и им самим из-за того “пуха” ничего не видать: обзор закрыт — “пух” глаза застит.

Ошибочность управления как формированием потребностей, так и производством продукции вызывает конкуренцию потребителей и при «рыночном», и при директивно-адресном управлении производством. Этот вид конкуренции носит название дефицита товаров [155]. И пирамида богатства, личных доходов членов общества, просто скрывает конкуренцию потребителей, придаёт ей узаконенные («законом стоимости») формы: по одежке протягивай ножки. Когда говорят: «у них всё есть», то забывают, что у Рокфеллера и простого рабочего “всё есть”, но несколько по-разному. И это различие — вовсе не результат их свободной воли потреблять по потребности. Остаётся же видимой только конкуренция производств за денежную прибыль, о которой рыночники прожужжали уши, утверждая, что она якобы «двигатель прогресса».

Если прейскурант текущих цен является финансовым выражением вектора ошибки управления общественным производством, то кредитно-финансовая система является средством, способным обеспечить устойчивость процессов продуктообмена и потребления при ОШИБОЧНОМ САМО-U-правлении общества. Общество может возпользоваться этим свойством кредитно-финансовой системы толь­ко в одном случае: если обеспечит устойчивую платёжеспособность всех без изключения отраслей, производящих необходимую ему качественно разнородную продукцию.

Не могут конкурировать друг с другом сельское хозяйство, точное приборостроение, транспорт и другие отрасли производящие продукцию, отвечающую различным целевым функциям, один вид которой не может заменить другой. То есть конкуренция производства терпима (но не необходима) только внутри отраслей, производящих продукцию, один вид которой способен заменить другой.

Если “наши” рыночные реформаторы ОРГАНИЗОВАЛИ в СССР взаимно отраслевую конкуренцию, то это потому, что они настолько слабоумны, что не в состоянии осознать свою некомпетентность в вопросах теории и практики управления народным хозяйством и они функционируют в СССР как биороботы и сознательные агенты межрегионального центра управления, поскольку разорить сельское хозяйство СССР и создать полувековую отсталость многих отраслей его промышленности можно было только в интересах упрочения позиций Евро-Американского конгломерата на мировой арене: чтобы процветало американское фермерство, советский колхозник должен быть нищим, а достигается это регуляцией глобального “рынка”. Так внутригосударственная взаимно отраслевая конкуренция перетекает во внутриотраслевую в глобальном объединении труда в силу взаимной вложенности суперсистем. Наше якобы «выпадение» из Евро-Американской региональной цивилизации — весьма прибыльный миф советских гешефтмахеров. Понятия же об этом наши благонамеренные «рыночники» не имеют, иначе бы не было развала экономики СССР.

Возможно, что кто-то обижен обвинением в слабоумии и уже жаждет материальной компенсации за нанесённый моральный ущерб. Пусть соотнесёт свои личные доходы с учётом фондов общественного потребления с доходами пенсионерки-колхозницы, посмотрит на соотношение научно-технического уровня продукции СССР и Японии. После этого ему должно быть понятно, что выплата материальной компенсации уже предшествовала нанесённому ему “моральному” ущербу. Речь идёт не о бытовом слабоумии, являющемся личной бедой слабоумного, а о социальном, когда человек не в состоянии осознать своё несоответствие занимаемой должности и не в силах ни обрести необходимый для неё профессионализм, ни покинуть её по своей воле. СЛАБОумие — не абсолютная категория, а всегда по отношению к роду деятельности и кругу необходимой ответственности перед обществом.

Переход к «рынку», если смотреть на него с точки зрения достаточно общей теории управления, — это освоение аппаратом [156] и Госпланом методов управления статистическими характеристиками процессов производства и разпределения продукции в дополнение к директивно-адресному управлению. Такой переход может опираться только на точные расчёты и решение задачи обеспечения устойчивой платёжеспособности отраслей: это удел науки, способной показать возможные варианты, из коих “парламент” может выбрать только один, и проводить в жизнь который должен аппарат. Многолетняя говорильня здесь неуместна. Голосование по статьям госбюджета — явная глупость, аналогичная голосованию о значении вектора-столбца решения системы линейных алгебраических уравнений: если бы парламентарии так попробовали бы в школе решать задачки по алгебре, то ни один из них не получил бы аттестата зрелости, но справку о тихом помешательстве — вполне возможно.

Налоговая политика государства, опирающегося на рыночный механизм, должна быть подчинена целевой функции управления общественным производством, поэтому не может быть единых налогов для регионов страны и всех отраслей её народного хозяйства.

Налоги, дотации и субсидии, прямые государственные инвестиции — средства подчинения взаимно-отраслевой конкуренции целевой функции управления общественным производством.

Их сочетание позволяет обеспечить устойчивую платёжеспособность отраслей при их продуктообмене друг с другом. Это средства безструктурного управления статистическими характеристиками производства слабыми манёврами. Средства чрезвычайного упра­в­ления — сильные манёвры — прямое вмешательство государства в ценообразование производств негосударственного сектора экономики, но это уже директивно-адресное управление. При этом необходимо помнить, что изправляемая государством свободная цена рынка — элемент прейскуранта, а сам прейскурант — финансовое выражение вектора ошибки управления обществом. То есть коррекция цены допустима, но необходимо устранение ошибки управления, вызвавшей необходимость прямого вмешательства в ценообразование. При этом ошибка управления может быть даже вне сферы экономической жизни общества; в экономике она просто проявляется. Но и это чрезвычайное средство не может не быть подчинено обеспечению устойчивой платёжеспособности отраслей. “Наши” же рыночные реформаторы негодуют по поводу “нерентабельности” отраслей в целом, государственных дотаций, «командно-административной» (по-рус­ски командно-командной, по-латински административно-админи­стратив­ной) системы; создали взаимно-отраслевую конкуренцию; не в силах отказаться от вмешательства в ценообразование даже на продукцию колхозов (хотя бы юридически являющихся кооперативной собственностью), которые худо-бедно, а кормили до 1990 г. всю страну; предоставили свободу ценообразования кооперативам воров в законе, занятым посредническими операциями и навешиванием своих “фирменных знаков” на чужую продукцию. «Рыночники» сами отказались от директивно-адресного управления плановой экономикой, но и к «рынку» перейти не могут без развала, похлеще застойного. Поскольку с точки зрения признающего “стихию рынка” «политика есть концентрированное выражение экономики», то даже в этом миропонимании рыночной экономике может соответствовать только “стихийная” рыночная политика, что наряду со слабоумием, может объяснить деятельность “наших” рыночников.

Итак, получается:

· что прибыль кредитно-финансовой системы в целом безсмысленна;

· что качественно разнородные отрасли должны быть устойчиво платёжеспособны, а для этого — вне зависимости от их финансовых успехов — государство обязано обеспечить покрытие убытков одних отраслей за счёт прибыли других, сообразно целевой функции управления общественным производством, иначе будет нарушен продуктообмен в общественном объединении труда и, если его не возстановить вовремя «рыночно» или директивно, то лебеду жрать придётся работающим и в ранее прибыльных отраслях вслед за убыточными.

Если же убыточны все отрасли, то это означает, что процветает самое обыкновенное воровство и этим должны заниматься МВД и КГБ, а не Госплан и Минфин, ПОДЧИНЁННЫЙ Госплану. Так видится процесс функционирования кредитно-финансовой системы, обслуживающей «рыночную» экономику, с позиции общесуперсистемного уровня значимости.

Теперь посмотрим на частную прибыль в кредитно-финансовой системе общества. Терминологический аппарат политэкономии скла­ды­вался во времена, когда личность предпринимателя определяла и лицо фирмы. Частная прибыль была личной прибылью предпринимателя. Политэкономия сделала упор на личную форму присвоения произведённого продукта и доходов от его продажи, выйдя тем самым из сферы продуктообмена в ОБЩЕСТВЕННОМ объединении труда. Если же нас интересует продуктообмен в его связи с кредитно-финансовой системой, то частная прибыль — это прибыль структурно обособленного производства, директивно-адресная подчинённость которого не простирается далее:

· платёжей государственных налогов;

· платёжей мафии по рэкету (и в частности шекеля с евреев-предпринимателей);

· приёма дотаций государственных и мафиозных.

Рэкет — это те налоги, которые забыло или не догадалось снять государство; один крадёт в отчуждённой форме, извлекая сверхприбыль, другой (мафия или государство) налогообложением снимает излишки сверхприбыли.

Здесь важно ограничение подчинённости структурно обособленного производства директивно-адресным способом, т.е. структурное обособление производства изключает обращение его в управляемый изключительно (или преимущественно) директивно-адресно элемент более обширной структуры.

Налогово-дотационная связь с государственными и мафиозными структурами обращает “независимую” частную собственность в корпоративную “частную” собственность. Личная форма присвоения частной прибыли получила название «частная собственность» — не вполне точное, но уже въевшееся. И вся так называемая «частная собственность» уже давно — корпоративная. Если корпорация управленцев замкнута по отношению к обществу, то корпоративная собственность не является общественной. Несколько корпораций могут одновременно владеть одной и той же собственностью, конкурируя за дележ доходов с неё. Далее под термином «частная» и производными от него понимается одно: частное — часть общего; частное производство, предприятие — часть общественного объединения труда, имеющее свой расчётный счёт или сейф.

А форма присвоения произведённого продукта может быть не частная или общественная[157], а личная, семейная, плановая, корпоративная и общественная разной широты (от членов кооператива до всего народа).

В структурно обособленном производстве правом заключения сделок обладает центральное правление и его представительства в пределах прав, предоставленных им центральным правлением. Центральное правление, главная контора, безусловно, заинтересовано в том, чтобы все его представительства в результате сделок получали прибыль, но для реального участия в общественном объединении труда должна быть платёжеспособной фирма в целом. Поэтому “убыточные” производства, необходимые для осуществления всего производственного цикла фирмы[158], могут получать дотации за счёт переразпределения прибыли фирмы в целом. Фирма может избавиться от убыточного производства, если сможет найти поставщика аналогичной продукции по ценам ниже её собственной себестоимости производства. В противном случае она вынуждена терпеть убыточность этого производства и самостоятельно заниматься его совершенствованием. Положение точно такое же, как и в общегосударственном объединении труда: убыточность одних своих производств фирма вынуждена покрывать из общей прибыли или же согласиться со своей технологической зависимостью от других фирм (аналог внутриотраслевой конкуренции в глобальном объединении труда при допущении взаимно-отраслевой конкуренции внутри государства).

Фирма в целом (структура) участвует в общественном объединении труда, и это участие сопровождается внутриструктурным продуктообменом. Если фирма не производит фальшивые деньги, то её частная прибыль возникает только за счёт внеструктурного продуктообмена фирмы в целом. Управленческий корпус фирмы решает задачи ВНЕШНЕГО и ВНУТРЕННЕГО управления продуктообменом, НЕПОСРЕДСТВЕННО подчинённым целевой функции управления: получению денежной прибыли фирмой в целом. Управленческий корпус по отношению к продуктообмену решает две задачи: во-первых, купить подешевле достаточно высококачественные сырье, энергию, комплектующие, технологии, оборудование и рабочее время достаточно квалифицированного персонала; во-вторых, продать по максимально возможной цене весь объём произведённой продукции в кратчайшее время. Фактор времени приводит к тому, что самые неблагоприятные для фирмы условия — работа на рынок массовой продукции, открытый многим конкурентам. Самые благоприятные — работа на заказ: в этом случае превышение доходов над разходами гарантировано до начала производства, по крайней мере в периоды устойчивого продуктообмена в общественном объединении труда и сопутствующего ему устойчивого функционирования кредитно-финансо­вой системы.

Наши же «рыночники» ведут дело к первому варианту — жесточайшей конкурентной борьбе за внутриотраслевую прибыль, как минимум, или же плюс к ней борьбе за прибыль во взаимной конкуренции отраслей, как максимум. Это соответствует периоду “дикого капитализма”, когда выживание фирмы в конкуренции обеспечивалось не культурой технологий и производства в целом, а прямым и косвенным сокращением трудозатрат на экологическую и технологическую безопасность производственных процессов и потогонной организацией работ в условиях рынка дешевой рабочей силы и массовой безработицы: скрытой и явной. То есть ведут ко всему тому, в чем они же обвиняют «командно-админи­стра­тивную» систему.

Управление внутриструктурным продуктообменом основано на произволе, вытекающем из мировоззрения народа. Именно по этой причине любая американская фирма может торговать с японской, осуществляя свой внешний продуктообмен, но не может скопировать японский стиль организации внутриструктурного продуктообмена и управления фирмой. И развитие любого капитализма — “окульту­ри­ва­ние” произвола управленческого корпуса фирм в направлении к человечности за счёт, ВО-ПЕРВЫХ, его мировоззренческого роста и осознанной нравственной определённости и выражающей её самодисциплины, ВО-ВТОРЫХ, обуздание их же произвола законодательством и высшим, по отношению к фирменному, произволом корпораций, включая и транснациональную иудейскую в странах Евро-Американского конгломерата.

Управление внутриструктурным продуктообменом и производственными процессами в фирме носит директивно-адресный характер и может быть осуществлено при полной ликвидации внутрифирменной бухгалтерии. Во внутрифирменном продуктообмене учёт ведётся в натуральной форме продукции. Внутриструктурные цены во внутрифирменном продуктообмене позволяют лишь косвенно соотнести эффективность производственных процессов, применяемых фирмой, по отношению к эффективности производственных процессов конкурентов, находящихся в той же кредитно-финансовой системе, подчинённых одному и тому же прейскуранту цен на продукцию и услуги, включая и прейскурант цен на рабочее время наёмного персонала различной квалификации.

Если же кредитно-финансовая система конкурента, обслуживающего его внутренний продуктообмен, замкнута, то ценовые характеристики его продукции в его кредитно-финансовой системе абсолютно безполезны для сравнения эффективности производства, поскольку в иной кредитно-финансовой системе, подчинённой иной системе управления и имеющей иное разпределение схемы продуктообмена в общественном объединении труда по общественным структурам, царит иной произвол ценообразования, налогообложения, дотационной и инвестиционной политики, не говоря уж о влиянии на ценообразование и эффективность производств государственных и фирменных систем информационной безопасности, различных в разных фирмах, отраслях, государствах. По этой причине одно из наиболее безсмысленных занятий — сравнивать военные бюджеты СССР и США, имеющих разные системы управления общественным объединением труда, взаимозамкнутые кредитно-финансовые системы; по-разному участвующих в глобальном продуктообмене и глобальном гешефтмахерстве. США — 5% населения планеты — потребляют 40% мировой добычи нефти, покупаемой ими по монопольно бросовым ценам, и дают более половины мирового объема промышленных отходов; в СССР всё иначе.

Но понятие «эффективность» всегда подчинено целевой функции, построение которой всегда субъективно. В векторе целей управления фирмы первым приоритетом стоит получение прибыли. Именно под этот первый приоритет вектора целей и идёт подстройка эффективности технологий и производственных процессов. Поэтому, например, если вы имеете экологически чистую, но “дорогую” технологию и не в состоянии убедить конкурентов и правительство в необходимости вытеснения этой технологией, “несовершенной” по критерию «прибыльность на единицу затрат» и, всех остальных, то и вам придётся изпользовать экологически вредную технологию, дабы не вылететь в трубу. Перейти на неё вы сможете только, если будет налоговый пресс на старые технологии и дотации и льготы правительства для фирм, переходящих на более совершенные, с общественной, а не фирменной точки зрения, технологии.

По этой же причине пресловутый критерий «стоимость — эффективность» также оказывается подчинённым системе общественного управления и особенностям кредитно-финансовой системы. Поэтому, если что-то по этому критерию хорошо в условиях США, то это не значит, что по тому же критерию это же самое будет хорошо в Японии или СССР. Но даже в одних и тех условиях соотнесение меры эффективности к стоимости всегда произходит на каком-то интервале времени. Об этом в большинстве случаев в СССР забывают и по этой причине ограничиваются анализом «стоимости» производства чего-либо, забыв обо всём остальном в жизненном цикле продукции: эксплуатации, ресурсных характеристиках, ликвидации и утилизации. Чем более продолжительным жизненным циклом обладает продукция, тем более непонятным оказывается критерий «стоимость — эффективность», поскольку за этот период произойдут изменения в системе управления, изменится прейскурант (вектор ошибки) и то, что казалось в момент создания эффективным, станет абсолютно ненужным, не изчерпав и половины своего ресурса, или же выяснится, что то, что посчитали разточительством, — насущная необходимость. Это опять наводит на мысль о целесообразности организации САМО-U-правления общества в целом по схеме предиктор-корректор, произвол которого стоит над кредитно-финансовой системой этого общества.

Таким образом, оказывается, что частная прибыль и критерий «стоимость — эффективность» подчинены кредитно-финансовой системе и отражают ОШИБКИ КОНКУРЕНТОВ, прежде всего в их адаптации к функционированию кредитно-финансовой системы; и только через её посредничество отражают способность адаптации фирмы к общественным потребностям в производстве той или иной продукции определённого уровня качества и культуры производства. Но именно к самооценке эффективности производства по номинальной прибыли на единицу затрат призывают переходить рыночники.

Причём, необходимо отметить, что в условиях «рыночной» экономики современного и прошлого капитализма с прибылью имеют дело изключительно директораты фирм. Весь наёмный персонал имеет дело только с заработной платой и прейскурантом цен «рын­ка» сферы потребления и объемом продукции на этом рынке. Но формы получения заработной платы наёмным персоналом могут быть самые различные. Один из вариантов — выплатить персоналу зарплату, под которую не произведено продукции, и тут же продать им акции фирмы на соответствующую сумму. Когда это принимает характер социального явления, то уровень потребления общества в целом не вырастет ни на единую ватрушку, зато почти все станут “капиталистами”, “инвесторами”, участниками разпределения прибыли, хотя впоследствии и произойдёт переразпределение акций по мелким “капиталистам” с десятком акций и более крупным. На этот путь стали перестроечники. Социальная функция “ценных” бумаг — изъятие из сферы производственного (внутри блока 18 РСП) и личного потребления денег, не обеспеченных продукцией. Появится после этого продукция или нет, зависит не от акций, а от “стихии рынка” и произвола директоратов компаний, получивших деньги за акции.

Прибыль и убытки во внутриструктурном продуктообмене, с точки зрения её центральной конторы, — условные прибыль и убытки, и ещё ни разу не приходилось слышать, чтобы какой-нибудь из заводов любого концерна в мире капитала возмутился по причине того, что центральная контора концерна занята переразпределением «прибыли», возникающей во внутриструктурном продуктообмене концерна.

В СССР в условиях господства государственной собственности весь денежный оборот сферы производства до 1985 г. был именно отражением этого внутрифирменного, внутриструктурного продуктообмена в государстве-суперконцерне со всеми его УСЛОВНЫМИ «прибылями» и «убытками», и именно эти «прибыли» и «убытки» начали делить после 1985 г. Народное хозяйство СССР в целом, государство-монополия, не может иметь прибылей и убытков на внутреннем рынке. Государство может только потерять управление народно-хозяйственным комплексом в целом, в результате оборотные средства предприятий, весь фонд заработной платы и сбережения граждан потеряют покупательную способность; или повысить качество управления, что приведёт и к росту покупательной способности населения, и к росту фондов общественного потребления. Но ни в «рыночной», ни в плановой экономике любой из этих результатов не связан ни с общей, ни с отраслевой, ни с частной прибылью, а отражает вектора целей управления общественным объединением труда и информационную безопасность контуров управления центра, несущего эти вектора целей.

Термины политэкономии «необходимый продукт», «прибавоч­ный продукт», которому соответствует «прибавочная стоимость», якобы присваиваемая капиталистами, — пустые термины[159]. В реальном общественном объединении труда не удаётся отличить «необхо­ди­мый продукт» от «прибавочного», не говоря о том, что термин «приба­воч­ная стоимость» при взгляде с общесуперсистемного уровня в терминах теории управления просто означает — прибавочная ошибка управления общественным производством. Сочетание понятий «при­ба­вочная» к «ошибка», да к тому же ещё и присваиваемая частным предпринимателем, — это глупость, тем более, что и «приба­воч­ную ошибку» не удаётся выделить в составе полной величины ошибки управления, т.е. цены. И, как уже говорилось ранее, средством эксплуатации человека человеком является монополия на Знание, позволяющая её обладателям установить монопольно высокую цену на продукт своего труда, прежде всего на продукт управленческого труда, а не присвоение кем-либо реально прибавочной ошибки упра­вления, то бишь «стоимости». Естественно, что в обществе монополия на Знание — это не монополия одного на всё Знание, а неравновозможность обретения знания представителями разных социальных слоёв, что, трансформируясь через «закон стоимости» рабочей силы, предстаёт перед обществом как неравенство потребления в разных социальных слоях произведённого во всём общественном объединении труда продукта.

С точки зрения центральной конторы структурно обособленной фирмы, при рыночной экономике всё общество делится на два класса лиц: поставщики и покупатели. Фирма производит продукцию, покупая у поставщиков сырье, комплектующие, энергию, технологическое оборудование, информационное обеспечение производства, рабочее время наёмного персонала. По завершению производственного цикла она продаёт свою продукцию и отходы — те, что не выбрасывает и не перерабатывает сама в какие-то иные виды не основной для неё продукции. За продукцию фирма получает цену. В структуре цены политэкономия выделяет:

· долю, соответствующую издержкам на покупку продукции других фирм, — постоянный капитал, обозначаемый «С»;

· долю, соответствующую зарплате наёмного персонала, — переменный капитал, обозначаемый «V»;

· валовой доход, «грязную прибыль», обозначаемую «М», из которой платят налоги и которая идёт на личное потребление владельцев фирмы и инвестируется в производство: либо в этой же отрасли, либо в иных, где конъюнктура рынка лучше, т.е. произходит в некотором смысле изправление ошибки в производстве в соответствии с особенностями кредитно-финансовой системы. Эта «М» и является той самой «прибавочной стоимостью», которую якобы присваивает предприниматель.

Из дохода фирма платит налоги, необходимые государству для оплаты персонала госаппарата, вооружённых сил, фондов общественного потребления — той инфраструктуры, которой безплатно пользуется всё общество в любой общественно-экономической фор­мации; государственные инвестиции, субсидии и дотации производству, науке, здравоохранению, образованию также общественно необходимы.

В результате вложений в собственное производство и выплат в фонды иерархически высших структур от прибыли остаётся только фонд личного потребления владельцев фирмы и членов их семей. При этом, если владельцы и члены их семей участвуют в общественном объединении труда в качестве управленцев, деятелей науки, искусства и т.п., то это — оплата их труда, хотя возможно, что косвенная[160] и по монопольно высоким ценам; если не участвуют, то это один из видов гешефтмахерства несозидающего люмпена, который есть во всех классах и нациях любого толпо-“элитарного” общества. Соответственно и степень эксплуатации — отношение стоимости управленческого труда к стоимости производительного с учётом доступа к фондам общественного потребления.

Постоянный капитал присутствует в структуре любого частного капитала, но его нет в структуре совокупного общественного капитала, который весь разпадется на фонд личного потребления предпри­нимателей и фонд заработной платы (личного потребления) наёмного персонала, практически не участвующего в инвестиционных операциях общества. Такой точки зрения придерживается Адам Смит. Это воззрение получило название «догма Смита ». По А.Смиту, весь общественный капитал идёт на оплату человеческого труда: прошлого, настоящего, будущего. К.Маркс “попра­вил” А.Смита, В.И.Ленин согласился с К.Марксом, и в результате в марксистско-ленинской политэкономии постоянный капитал присутствует в структуре общественного капитала, поскольку якобы существует неделимый остаток постоянного частного капитала.