8 июня 1945.
1 Ясный рассвет покрывает жемчужным блеском озеро и окутывает холмы, словно кисейным покрывалом, легким туманом, из которого появляются облагороженные оливковые и ореховые деревья, а также дома и задворки приозерных селений. Лодки спокойно и беззвучно скользят в направлении Капернаума. Но в какой-то момент Петр так резко поворачивает рулевой рычаг, что лодка наклоняется набок.
«Что ты делаешь?» – спрашивает Андрей.
«Там лодка пустынного филина[a]. Прямо сейчас вышла из Капернаума. У меня хорошее зрение, а со вчерашнего вечера еще и чутье ищейки. Не хочу, чтобы нас увидели. Вернусь к реке. Мы пойдем пешком».
Вторая лодка также повторила этот маневр, однако Иаков, сидящий у руля, задает Петру вопрос: «Зачем ты это делаешь?»
«Я тебе объясню. Держись за мной».
Иисус, сидящий на корме, приходит в себя, когда они почти что около Иордана. «Что ты такое делаешь, Симон?» – спрашивает Он.
«Высадимся здесь. Шакал рыщет. Нельзя сегодня идти в Капернаум. Сначала схожу я и немного разведаю. Я с Симоном и Нафанаилом. Трое достойных мужей против трех недостойных… даже если недостойных оказалось бы больше».
«Не стоит теперь везде видеть ловушки! Разве та лодка – не фарисея Симона?»
«Именно она».
«Его не было при задержании Иоанна».
«Ничего не знаю».
«Он всегда уважителен по отношению ко Мне».
«Ничего не знаю».
Ты выставляешь Меня трусом».
«Ничего не знаю».
Хотя Иисусу не до смеха, Ему приходится улыбнуться на это святое упрямство Петра.
«Но в Капернаум мы все равно должны будем пойти. Не сегодня, так позже…»
«Я сказал Тебе, что сначала схожу сам и разведаю… и если понадобится… я сделаю даже и это… эту кость будет нелегко проглотить… но я сделаю это ради любви к Тебе… Пойду… пойду к центуриону и попрошу защиты…»
«Ну нет! Не надо!»
Лодка останавливается у пустынного бережка напротив Вифсаиды. Все высаживаются.
«Идемте вы двое. И ты с нами, Филипп. Вы, молодые, оставайтесь тут. Мы обернемся быстро».
Новый ученик Илия просит: «Учитель, зайди ко мне в дом. Я был бы так счастлив Тебя принять…»
«Зайду. Симон, найдешь Меня в доме Илии. До свидания, Симон. Ступай. Но будь добр, осторожен и милосерден. Подойди, чтобы Я поцеловал тебя и благословил».
Петр не может гарантировать ни свою доброту, ни терпеливость, ни милосердие. Он молча обменивается поцелуями со своим Учителем. Зелот, Варфоломей и Филипп также целуются на прощание, и две компании разделяются, расходясь в противоположных направлениях.
2 Они вступают в Хоразин, когда рассвет уже перешел в полноценный день. Нет такого стебелька, который бы не сверкал жемчугами росы. Повсюду поют птицы. Воздух чист и свеж, и кажется даже, что он пахнет молоком, каким-то скорее растительным, чем животным, молоком. Это запах созревающего в колосьях хлеба, увешанных плодами миндальных деревьев… запах, который я ощущала в свежие утренние часы на плодородных полях Паданской равнины[b].
Они быстро достигли дома Илии. Но в Хоразине уже многие знают, что прибыл Учитель, и – пока Иисус собирается ступить на порог – какая-то мать подбегает и кричит: «Иисус, Сын Давида, сжалься над моим дитем!» На руках у нее девочка лет десяти, бледная и очень худая. Не просто бледная, а желтоватая.
«Что с твоей дочерью?»
«Лихорадка. Схватила ее на пастбище, что вдоль Иордана. Мы ведь пастухи у одного богатого. К заболевшей девочке меня вызвал ее отец. Он теперь вернулся в горы. Но Ты же знаешь, что с такой болезнью нельзя ходить по возвышенностям. Как я могу здесь оставаться? Хозяин до сих пор позволял мне. Но я занимаюсь шерстью и приплодом. Для нас, пастухов, настает рабочая пора. Нас уволят или разъединят, если я останусь. А если я отправлюсь к Ермону, то переживу смерть моей дочери».
«Ты веришь, что Я могу это?»
«Я разговаривала с Даниилом, пастухом Елисея. Он сказал мне: „Наш Младенец исцеляет любую болезнь. Иди к Мессии“. Я пришла с той стороны Мерона с нею на руках, ища Тебя. Я так бы и ходила, пока Тебя не встречу…»
«Тебе больше не нужно никуда ходить, разве что вернуться домой, к своей спокойной работе. Твоя дочь исцелена, поскольку Я этого желаю. Иди с миром».
Женщина смотрит на дочь, смотрит на Иисуса. Возможно, надеется увидеть, как девочка мгновенно становится упитанной и румяной. Девочка тоже впивается своими усталыми глазами, что прежде держала закрытыми, в лицо Иисуса и улыбается.
«Не бойся, женщина. Я тебя не обманываю. Лихорадка исчезла навсегда. День ото дня она будет хорошеть и хорошеть. Дай ей самой пойти. Ее больше не будет шатать, и она не будет испытывать усталость».
Мать опускает девочку на землю, та держится прямо и улыбается все веселее. Наконец она звенит своим серебристым голоском: «Благослови Господа, мама! Я совсем исцелена! Я это чувствую», – и с простотой пастушки и маленькой девочки бросается Иисусу на шею и целует Его. Ее мать с подобающей ее летам сдержанностью падает ниц и целует Его одежду, благословляя Господа.
«Ступайте. Помните о благодеянии, полученном от Бога, и будьте добрыми. Мир да пребудет с вами».
3 Но в садике у дома Илии уже собирается толпа и требует от Учителя произнести слово. И хотя Иисус не горит таким желанием, будучи опечален как самим задержанием Крестителя, так и тем, каким образом оно случилось, Он все же уступает и начинает говорить в тени деревьев.
«В эту прекрасную пору, когда хлеба еще колосятся, Я хочу предложить вам притчу, заимствованную у пшеничных зерен. Слушайте.
Небесное Царство подобно человеку, который посеял на своем поле хорошее семя. Но, пока этот человек и его слуги спали, пришел его недруг и разбросал на пашне семена плевел, а потом ушел. Сначала никто ничего не заметил. Пришла зима с ее дождями и инеем, наступил конец месяца Тевет, и зерно проросло. Едва показалась нежная зелень листочков. В их юном возрасте все они казались одинаковыми. Пришел месяц Шеват, а затем Адар – и растения сформировались, а потом созрел колос. Тогда увидели, что зеленые насаждения не все оказались пшеницей, но были и плевелы, крепко обвившиеся своими тонким и цепкими усиками вокруг стеблей пшеницы.
Слуги пошли в дом своего хозяина и сказали: „Господин, что за семя ты посеял? Разве оно не было отборным, очищенным от всяких других семян, не относящихся к пшенице?“
„Конечно, оно таким и было. Все зерна я отбирал одинаковыми по виду. И если бы там оказались другие семена, я бы заметил“.
„А откуда же тогда среди твоей пшеницы выросло столько плевел?“
Хозяин подумал, а потом сказал: „Какой-нибудь мой недруг сделал это, чтобы причинить мне вред“.
Тогда слуги спросили: „Хочешь, мы пройдем по бороздам и терпеливо высвободим колосья от плевел, выдергивая эти последние? Прикажи – и мы это сделаем“.
Однако хозяин ответил: „Нет. Сделай вы это, вы могли бы вырвать с корнем также и пшеницу, и почти наверняка повредили бы пока еще нежные колоски. Пусть и те, и другие останутся вместе до самой жатвы. Тогда я скажу жнецам: ‚Скосите все вместе; после же, прежде чем вязать снопы, когда сушь уже сделает усики плевел хрупкими, при том что плотные колосья – крепче и тверже, отделите плевелы от пшеницы и соберите их в охапки отдельно. Потом сожжете их, и они сгодятся на удобрение для почвы. А хорошее зерно отнесете в амбары, и из него испекут прекрасный хлеб к стыду недруга, который добьется только того, что станет Богу мерзок из-за своей злобы‘“.
Теперь поразмышляйте про себя, как обильно сеет Враг в ваших сердцах, и насколько часто это случается. И осознайте, с каким тщанием и постоянством нужно следить за тем, чтобы как можно меньше плевел примешивалось бы к отборной пшенице. Участь плевел – сгореть. Вы хотите сгореть или стать гражданами Царства? Вы утверждаете, что хотите быть гражданами Царства. Ну что ж, научитесь быть ими. Благой Бог дарует вам Слово. Враг не дремлет, пытаясь сделать его неполезным, потому как мука из зерна, смешанная с мукой из плевел, дает горький и неполезный для живота хлеб. Если в вашей душе есть плевелы, сумейте с помощью своей благой воли отсеять их, чтобы выбросить вон, дабы не быть недостойными Бога.
Ступайте, чада. Мир да пребудет с вами».
4 Народ медленно расходится. В саду остаются восемь апостолов, а также Илия, его брат, их мать и старый Исаак, который душевно насыщается, глядя на своего Спасителя.
«Подойдите ко Мне поближе и слушайте. Я объясню вам полный смысл этой притчи, у которой есть еще две стороны, помимо того, что было сказано народу.
В смысле всеобщем притча имеет следующее приложение: поле – это мир. Хорошее семя – это сыны Божьего Царства, рассеянные Богом по миру и ожидающие своей кончины, когда они будут срезаны Жницей и отнесены к Хозяину мира, чтобы Тот поместил их в Свои амбары. Плевелы – это сыны Лукавого, разбросанные, в свою очередь, на Божьем поле с намерением доставить огорчение Хозяину мира, а также повредить Божьи колосья. Враг Бога посеял их нарочно, при помощи чародейства, поскольку Дьявол поистине извращает природу человека, пока не превратит его в своего ставленника, и тогда сеет его, чтобы сбить с пути других, которых не сумел поработить иным образом. Жатва, вернее, формирование снопов и перенесение их в амбары, – это завершение мира сего, а завершающие – это ангелы. Им приказано собрать все, что скошено, и отделить зерно от плевел, и подобно тому, как плевелы в притче сжигаются, так будут сожжены в вечном пламени те, кто был проклят на Последнем Суде.
Сын Человеческий пошлет убрать из Своего Царства всех виновников раздоров и беззаконий. Потому что тогда Его Царство будет и на Земле, и на Небе, и с гражданами Царства на Земле смешаются многие сыны Врага. Эти, как и у Пророков сказано, достигнут совершенства в безобразиях и мерзостях во всякой земной деятельности и будут причинять ужасное беспокойство сынам духа[c]. На Небесах же из Царства Божьего развращенные уже будут изгнаны, поскольку развращение на Небо не попадает. Итак, ангелы Господни, пройдясь серпом по рядам в этом последнем сборе урожая, пожнут и отделят пшеницу от плевел, и бросят этих последних в горящую печь, где плач и скрежет зубов, а праведных, отборную пшеницу, наоборот, доставят в вечный Иерусалим, где они воссияют как солнце в Царстве Отца, Моего и вашего.
5 Это что касается всеобщего смысла. Но для вас есть еще один смысл, отвечающий на вопросы, которые вы многократно, и особенно со вчерашнего вечера, себе задаете. Вы спрашиваете себя: „Так значит, среди множества учеников некоторые могут быть предателями?“ – и содрогаетесь в своих сердцах от страха и ужаса. Несомненно, они есть.
Сеятель разбрасывает хорошие семена. В этом случае можно было бы сказать, что он не разбрасывает, а „собирает“. Потому что учитель, будь то Я, будь то Креститель, выбирал себе учеников. Как же тогда они оказываются заблудшими? Нет, иначе. Я неверно сказал, назвав учеников „семенами“. Вы можете неправильно понять. Скажу тогда: „поле“. Сколько учеников, столько полей, выбранных учителем, чтобы образовать территорию Божьего Царства, Божьего достояния. Учитель прикладывает к ним свои усилия, возделывая их, дабы они могли принести сто из ста. Все свои старания. Все. Терпеливо. С любовью. Мудро. С усердием. С постоянством. Видит также их опасные устремления. Их черствость и их жадность. Видит их упрямство и их слабости. Однако надеется, все время надеется и подкрепляет свою надежду молитвой и покаянием, ибо хочет привести их к совершенству.
Но поля эти открыты. Это не какой-нибудь огороженный сад, обнесенный прочной стеной, которым владеет лишь один учитель, и в который только он один может проникнуть. Они открыты, расположены посреди мира сего, в миру. Все могут к ним приблизиться, все могут туда проникнуть. Все и всё. О, сорные посеянные семя – это не только плевелы! Плевелы[d] могут быть символом прискорбного легкомыслия духа мира сего. Но, брошенные Врагом, прорастают и все остальные семена. Вот крапива. Вот пырей. Вот повилика. Вот вьюн. Вот, наконец, цикута и ядовитые травы. Зачем? Зачем? Что они такое?
Крапива: души колючие, неукротимые, которые ранят избытком желчи и приносят много затруднений. Пырей: паразиты, которые изводят своего учителя, умея лишь ползать и сосать, пользуясь его трудом и принося вред тем жаждущим, что на самом деле извлекли бы бóльшую пользу, будь учитель не так отвлечен и обеспокоен заботами, что требует от него этот пырей. Бездеятельные вьюны, которые отрываются от земли лишь за чужой счет. Стебли повилики: мучение на пути учителя, и без того тяжелом, и мучение ученикам, что следуют за ним. Они навязываются, вцепляются, терзают, царапают, вызывают недоверие и страдание. Ядовитые травы: преступники среди учеников, те что могут предать и отнять жизнь, подобно цикуте и другим ядовитым растениям. Видели вы когда-нибудь, как они красивы со своими цветочками, что потом превращаются в белые, красные и небесно-фиолетовые шарики? Кто бы мог сказать, что тот белоснежный или чуть розоватый звездчатый венчик с его золотым сердечком, что те разноцветные кораллы, так похожие на другие ягодки, являющиеся лакомством для птиц и малышей, могут, созрев, вызвать смерть? Никто. И невинные на этом попадаются. Верят, что все хороши, как они сами… срывают их и умирают.
Верят, что все хороши, как они сами! О, какая истина, что возвышает учителя и осуждает его предателя! Как? Разве доброта не обезоруживает? Разве не обезвреживает злонамеренного? Нет. Она не делает его таким, поскольку человек, павший жертвой Врага, нечувствителен ко всему высшему. И все возвышенное выглядит для него искаженным. Доброта становится слабостью, которую допустимо попрать, и обостряет его ненависть так же, как у дикого зверя обостряется желание загрызть, когда он чувствует запах крови. Так и учитель – всегда существо невинное… и позволяет своему предателю травить себя, потому что не хочет и не может допустить о других мысль, что какой-нибудь человек готов стать губителем того, кто невинен.
6 К ученикам, в эти поля учителя, приходят недруги. Их много. Первый – Сатана. Другие – его слуги, то есть люди, страсти, мир и плоть. Вот этого ученика им легче поразить, потому что он не пребывает всецело рядом с учителем, а гарцует между учителем и миром. Он не умеет, не хочет совсем отделиться от того, чтó есть мир, плоть, страсти и бесы, чтобы совершенно принадлежать Тому, кто приведет его к Богу. В такого и всевают свои семена и мир, и плоть, и страсти, и бесы. Золото, власть, гордость, страх перед дурным судом мира сего и дух утилитаризма. „Влиятельные люди – самые сильные. Вот я и служу им, чтобы с ними дружить“. И из-за таких ничтожных вещей становятся преступниками и отверженными!..[e]
Почему же учитель, видящий несовершенство ученика, пусть и не желая допустить мысль: „Этот станет моим убийцей“, не удалит его сразу из своих рядов? Об этом вы спрашиваете себя.
Потому что это бесполезно. Сделай он так – это не воспрепятствовало бы тому, что в его лице он будет иметь врага, врага вдвойне и еще более решительного благодаря его ярости и боли оттого, что он обнаружен, или оттого что изгнан. Боли. Да. Потому что иногда плохой ученик не догадывается, что он такой. Дьявольская работа настолько тонка, что он о ней не догадывается. И делается одержимым, не подозревая, что стал предметом такого воздействия. Ярость. Да. Ярость из-за того, что в нем узнали того, кто он есть, в случае если он отдавал себе отчет в деятельности Сатаны и его приспешников: тех людей, что искушают слабого в его слабостях, дабы устранить из мира святого человека, который уязвляет их, будучи добрым на фоне их злодейства.
И тогда святой молится и предает себя Богу. „Чему Ты попускаешь быть, пусть то и будет“, – говорит он. Лишь добавляет следующую оговорку: „только бы это послужило Твоей цели“. Святой знает, что настанет час, когда зловредные плевелы будут удалены с его нив. Кем? Самим Богом, который не попустит ничего, кроме того, что пойдет на пользу торжеству Его любящей воли»[f].
7 «Но раз Ты признаешь, что это всегда Сатана и его приспешники… то мне кажется, ответственность ученика уменьшается», – говорит Матфей.
«Не рассуждай так. Если Зло существует, существует также и Добро, и человеку присуще их различение, а с ним и свобода».
«Ты говоришь, что Бог не попустит ничего, кроме того, что пойдет на пользу торжеству Его любящей воли. Следовательно, даже это заблуждение пойдет на пользу, раз уж Бог его попускает, и послужит торжеству любящей воли», – говорит Искариот.
«Ты тоже, как и Матфей, делаешь вывод, что это оправдывает преступление ученика. Бог когда-то сотворил льва без свирепости и змею без яда. Сейчас один свиреп, а другая ядовита. Но поэтому Бог и отделил их от человека. Поразмышляй над этим и примени к себе. Пойдемте в дом. Солнце уже слишком сильное. Как перед началом ненастья. А вы устали от бессонной ночи».
«В доме есть верхняя комната, просторная и прохладная. Вы сможете отдохнуть», – говорит Илия.
Они поднимаются по внешней лестнице. Но только одни апостолы вытягиваются на циновках, чтобы отдохнуть. Иисус выходит на террасу, угол которой находится в тени высочайшего дуба, и погружается в Свои раздумья.
[a] Эту хищную птицу Петру напоминает «охотящийся» за Иисусом фарисей.
[b] Так называется низменность в бассейне реки По.
[c] См., например, (Дан. 9:27), (Дан. 11:31, 36), (Дан. 12:11).
[d] Тут речь уже о конкретном виде сорной травы
[e] Dannati – проклятыми, осужденными на муки.
[f] По этому поводу МВ написала замечание на листке (позже вставленном в машинопись), заканчивающееся так: хотя Бог и позволяет человеку совершать то, что тот добровольно избирает, и это для того, чтобы взвесить его и утвердить в благодати, или признать его заслуживающим наказания, его [человека] вина никоим образом не может быть преуменьшена. Поскольку если верно, что человек, по Божьему ли побуждению или же подстрекаемый Сатаной, может творить добро или зло, не менее верно и то, что только Богу, Его любовным призывам, был бы должен следовать человек, именно от Него получивший все те природные, нравственные и сверхъестественные дары, что предназначены сделать из него Божьего сына, наследника Неба.