В июне 1945 года после Широклага Пермской области по совету русского летчика, заключенного из соседнего лагеря, я приехал в Семипалатинск. Зашел в областной краеведческий музей. У входа в музей на вывеске прочитал, что город этот основан калмыками, которые в ХV веке, установили семь палаток на восточном берегу Иртыша в тихом затоне. Я долго перечитывал текст, радуясь тому, что попал в город, основанный моими предками. Потом я узнал, что здесь проходила трасса перехода калмыков через Зюнгарские ворота, вдоль озера Зайсан и реки Иртыш, далее на Волгу. Когда в 1947 году снова пришел в музей, та вывеска была снята - началась кампания борьбы с космополитами.
Устроился я на работу по специальности в Облземотделе и уже в августе меня послали в трехмесячную командировку в Кокпектинский район для подготовки агрономических обоснований землеустроительных работ по вовлечению целинных земель в севооборот. В этом районе я начал работу в колхозе имени Кирова в селе Большая Буконь.
В один из теплых солнечных дней увидел, что люди идут в небольшой дом сельского Совета. Шли в основном женщины, а мужчины еще не вернулись после окончания войны. Я спросил, что там будет? И женщины мне ответили, что там идет суд и скоро будет выступать адвокат Аширов. Через несколько дней я узнал, что так казахи произносили фамилию Очирова
... Помещение было переполнено. Судили трех женщин-колхозниц, которые для своих детей с колхозного тока взяли домой по 2 - 3 килограмма пшеницы нового урожая. Я стоял у наружных дверей и слушал адвоката Аширова. Он на чистом русском языке, в стиле песни Джангара, произнес речь, по содержанию густую, как речь знаменитого Плевако. Я передам смысл его речи так, как это сохранилось в моей памяти: «Граждане судьи! Только что окончилась тяжелая война. Великую победу одержал наш народ. Эти женщины, работая в колхозе всю войну бесплатно, своим горбом выращивали эту пшеницу, они впрягались в борону вместе с коровами, чтобы снабдить воинов-победителей хлебом. Сегодня, после завершения войны победой их мужей и сыновей, они хотели покормить своих маленьких голодных детей вареной и дробленой пшеницей, чтобы сохранить им жизнь до возвращения их отцов и братьев с полей жестокой войны. Если сегодня жен и вдов солдат-победителей Великой Отечественной войны осудим и отправим в заключение за ничтожные крохи зерна, что же нам скажут их осиротевшие голодные дети, их мужья - защитники Отечества, живые и погибшие за Родину...».
Он закончил свою речь, и в зале раздались взрыв аплодисментов и возгласы: «правильно!», «молодец!». Судьи побледнели. Недолго посовещавшись, они вынесли приговор – оправдать.
Из помещения женщины выходили со слезами и очень благодарили Аширова (Номто Очирова). Сам он вышел радостный и счастливый от того, что спас трех бедных простых колхозниц. Когда он садился на тележку, чтобы уехать в райцентр Кокпекты, его окружили сельчане, желали ему доброго здоровья, звали домой в гости. А я стоял в стороне и думал, какой умный интеллигент оказался в этой глубинке. После войны в 1945 - 1946 годах таких процессов было много. На этих процессах он защищал простых людей, и в подавляющей части он их выигрывал или намного облегчал участь подзащитных. Это было известно и народу, и руководителям района, которые поддерживали суд, прокуратуру.
То, что я слышал и видел в селе Большая Буконь, я рассказал начальнику Кокпектинского райземотдела Мухтару Смыкову. А он мне и говорит: «Знаешь ли ты, что этот адвокат – твой земляк, калмык, и живет он на улице Береговая, 1, на берегу речки Кокпектинка». Я был поражен.
Вечером, после работы, я нашел этот дом. Встретил меня сам Очиров – подвижный, интеллигентный человек, чисто и опрятно одетый, возрастом под 60 лет. Спросил меня, откуда и как я попал в район. Пока мы разговаривали, был приготовлен калмыцкий чай. Он расспросил меня обо всем и записал мой адрес в Семипалатинске и сказал, что часто бывает в Семипалатинске, так что будет заходить к нам. Так и было, по делам службы он приезжал на коллегию адвокатов и ночевал у нас.
Так мы прожили довольно-таки спокойно до 1949 года. Мимо нас прошла шумная кампания по «разоблачению» космополитов, потом пошли аресты в среде интеллигентов. Процесс этот усугубился появлением совершенно секретного объекта – Семипалатинского атомного полигона, когда нас стали облучать наземными и воздушными взрывами атомных и водородных бомб. Воздушные волны выбивали стекла в окнах домов. Но говорить, что это от взрыва атомной бомбы, нельзя было даже среди товарищей дома.
И вдруг осенью 1950 года Номто Очиров под конвоем милиционера забежал к нам домой. Он был очень встревожен и подавлен. Быстро вытащил из кармана записку и вручил мне, чтобы я срочно отправил ее в Усть-Каменогорск его сыну Мергену Кичикову. В тот же день я отправил записку. Я спросил у Н.Очирова: «Куда Вас ведут?» Он сказал: «Меня привезли из Кокпекты, здесь будет следствие в Управлении безопасности». Через несколько дней он прислал письмо из Семипалатинской тюрьмы. Пока он находился там, мы по воскресеньям носили ему его любимый напиток – калмыцкий чай, хлеб и другие продукты по его просьбе. Он радовался встречам и говорил, что на его счастье в городе есть калмыки. После заседания тройки его этапировали, и никто не сказал нам, куда...
За годы общения с Номто Очировым я утвердился в мысли, что он был очень скромным, порядочным и высокоинтеллигентным человеком. В те годы никогда он не говорил о себе. Не говорил, что он закончил еще до революции Петербургский университет, что им впервые записан «Джангар», что у него есть многие другие заслуги перед калмыцким народом.
Об этом и многом другом я хотел рассказать в Элисте на праздновании 105-й годовщины со дня рождения Н. Очирова, тем более, что меня просил выступить с воспоминаниями его сын, Мерген Кичиков. Но до меня очередь не дошла, организаторы почему то давали слово подвыпившим иностранным туристам, не имеющим никакого отношения к памяти Номто Очирова...
Очень больно вспоминать о том, как пытались сломить несгибаемого просветителя нашего народа – четыре раза его арестовывали! После четвертого ареста, когда ему было 65 лет, его заставляли пилить толстые сибирские бревна на дрова. Какой деспотизм, какая жестокость!..
Поддерживаю публикацию в газете «Известия Калмыкии» №12, 22 января 1993 года. Считаю, что Номто Очиров и фонд его имени более, чем кто-либо, заслуживают внимания и поддержки правительства республики и всех тех, кому дорога память о выдающемся деятеле калмыцкого народа.
***
Вот такое письмо пришлo в редакцию, письмо-резонанс, письмо-отклик на статью о фонде Номто Очирова. Я показала его Нине Санжарыковне Улановой, племяннице Н. Очирова. Растрогавшись до слез, она сказала, что в годы проживания Номто Очирова в Кетченерах многие руководители и деятели республики обходили - объезжали дом Н. Очирова, лишь бы их не заподозрили в симпатиях к опальному деятелю. Многие, но не Григорий Бадмаевич, который несколько раз навещал Н.Очирова в Кетченерах. Номто Очиров очень тепло отзывался о Г. Б. Бембинове. Видимо, протянулась прочная нить между людьми, встретившимися в чужом краю, оценившими друг друга не по клятвам дружбы, а по делам.
Прав Григорий Бадмаевич в том, что фонд имени просветителя нуждается в поддержке государственной, потому что ставит перед собой он широкие цели. Увековечение имени ученого - это одна из задач фонда, но не главная, и единственная. Есть наследие, труды, есть наследство всей плеяды первой волны калмыцкой интеллигенции - сегодня нам это необходимо, а фонд намерен заниматься именно этим. Не должен фонд имени Н.Очирова затеряться среди множества созданных и создаваемых организаций, фондов. Практически все новообразованные организации ставят перед собой благие цели, главной из которых полагая духовное возрождение народа. Разные пути для осуществления этой цели избраны ими, и это хорошо. Но фонд имени Номто Очирова будет заниматься научной работой. Отдачи сиюминутной быть не может, но как трудно объяснить что деньги имеющим и могущим помочь. Или не помочь...
Несколько строк об авторе письма. Григорий Бадмаевич, с отличием закончив Алма-Атинский сельхозинститут, остался верен избранной профессии до конца. Он - Заслуженный агроном КАССР. В 1959—1962 годах занимал пост министра сельского хозяйства, затем работал Председателей Совмина. В 1967 году вынужден был уехать в Москву, не сработавшись с тогдашним окружением. Работал там в Совмине РСФСР. Сейчас на пенсии.
Сегодня многие с уважением отзываются о Г.Б Бембинове, потому что этот человек сделал немало в деле организации сельского хозяйство Калмыкии. Бембинов, к примеру, был против создания совхозов на передвижных песках Черных земель, совершенно справедливо, как жизнь показали, полагая, что это будет способствовать опустыниванию Черных земель.
Григории Бадмаевич приезжал на 105-летие со дня рождения Номто Очирова, но не смог выступить. Уверена в том, что следующий юбилей великого просветителя будет организован подобающим образом - уважаемыми гостями будут люди, действительно уважающие память Номто Очирова.
М. Ланцынова