Алан вздохнул. Теперь его желание исполнилось, Мариса наконец‑то решилась уйти от мужа, а он способен думать только об Изабель и терзаться чувством вины перед ней из‑за своего увлечения Марисой. Хотя вряд ли Изабель стала бы переживать по этому поводу. Между ним и Изабель ничего не было, и в ближайшем будущем вряд ли что‑то возникнет.
«Вот так всегда случается со мной, – подумал Алан. – Я постоянно оказываюсь не в том месте и не в то время».
Он еще немного посидел за столом, бессмысленно перебирая бумаги. Наконец поднялся и прошел в спальню, чтобы не разбудить Марису телефонными переговорами с Нью‑Йорком.
IV
Машина Изабель еще не успела остановиться, а Джилли уже выбежала из своей квартирки на Йор‑стрит и остановилась на тротуаре. Как обычно, на ней были любимые джинсы и потертые коричневые ботинки, но этого свободного свитера Изабель не помнила; яркий желто‑оранжевый цвет шерсти выгодно оттенял голубые глаза.
Джилли дождалась, пока Изабель наконец выберется из своего джипа, и заключила ее в объятия:
– Я так рада тебя видеть!
– И я тоже, – ответила Изабель, в свою очередь обнимая подругу.
Джилли отпустила Изабель и заглянула в машину. Всё заднее сиденье и багажное отделение занимали коробки, чемоданы и сумки, а на переднем сиденье стояла плетеная соломенная клетка для перевозки животных. Оттуда мрачно наблюдал за суетой рыжий Рубенс. Джилли обошла машину вокруг и открыла дверцу.
– Ах ты бедолага, – сказала она и, нагнувшись к клетке, просунула палец сквозь прутья, чтобы прикоснуться к кошачьему носу.
Успокоив таким образом единственного пассажира, Джилли снова переключила внимание на багаж:
|
|
– А ты, оказывается, не шутила, говоря, что проживешь некоторое время в городе.
– Ты меня знаешь, я всегда беру с собой слишком много вещей.
– Я бы назвала это предусмотрительностью.
– Или еще как‑нибудь, – засмеялась Изабель.
– Как мы поступим: поднимемся и выпьем чаю или сразу отправимся осматривать твою новую студию?
– В «Joli Cceur» нашлось свободное помещение?
– На третьем этаже, – кивнула Джилли. – С громадным эркером, выходящим на реку.
– Кого тебе пришлось убить, чтобы заполучить такое чудо?
– Всё гораздо проще. Ремонт верхнего этажа закончился только на прошлой неделе, и эти помещения еще не сдавались. Объявление появится в газете не раньше завтрашнего утра.
Известие о том, что у нее будет собственная студия, очень порадовало Изабель. Всю дорогу она нервничала, не зная, чем встретит ее город. Ей была неприятна мысль зависеть от чьей‑то доброты и ночевать в гостях. Но теперь, когда студия была найдена, энтузиазм Джилли заразил и ее.
– Давай поедем и осмотрим помещение, – предложила Изабель. – Мы сможем выпить чаю в кафе на нижнем этаже.
– Я так и знала, что ты предпочтешь осмотр, – ухмыльнулась Джилли. – Поэтому оделась и заперла дверь, прежде чем спуститься. – С этими словами она подняла клетку с Рубенсом и скользнула на переднее сиденье. – Я готова.
Изабель только восхищенно покачала головой. Она уже успела забыть, насколько непосредственной могла быть Джилли. В миниатюрной художнице кипела дьявольская смесь неиссякаемой энергии и разностороннего любопытства, временами это зелье выплескивалось через край и доставляло немало хлопот окружающим. Имея дело с Джилли, приходилось быть готовым ко всему: обыкновенные вещи и поступки вдруг приобретали невероятные свойства, а нечто странное или необычное становилось совершенно таинственным.
|
|
– У них есть стоянка? – спросила Изабель, садясь за руль.
– Боюсь, что нет. Тебе придется оставить машину на улице. Но на это еще необходимо получить разрешение, для чего тебе предстоит провести полдня в мэрии.
– Что? Неужели у тебя там нет никаких знакомых?
– Ну, если уж ты об этом спросила, я вспомнила, что на втором этаже живет Сью, она может нам помочь.
– Я же пошутила, – призналась Изабель.
– Знаю, – улыбнулась Джилли. – Но всё равно лучше на всякий случай позвонить Сью. Ты не забыла дорогу? – спросила она, как только Изабель завела машину.
– Я покинула город не настолько давно.
Джилли пожала плечами и откинулась на спинку сиденья, держа клетку с Рубенсом на коленях и почесывая его пушистую шерсть сквозь прутья.
– Тебе понравится жить в городе, старина, – заговорила она с котом. – Сотни хорошеньких кошечек только и ждут ухаживаний такого красавца.
– О, Джилли!
– Должен же он быть хоть как‑то вознагражден за то, что ему пришлось покинуть дом, да еще в клетке.
– Только на несколько месяцев.
– Это для людей несколько месяцев, – поправила ее Джилли. – А каким долгим будет этот срок для кота?
– Ты права, – согласилась Изабель.
V
Помещение Детского фонда Ньюфорда ни в коей мере не соответствовало внушительному названию учреждения. Оно занимало всего лишь нижний этаж здания, построенного в стиле времен короля Эдуарда. Снаружи дом претерпел заметные изменения и теперь мало соответствовал первоначальному проекту. Архитектурные линии особняка были искажены поздними пристройками, такими как, например, разнообразные балконы или солярий вдоль одной из стен. Другая стена скрывалась за зарослями дикого винограда. Внутри тоже многое изменилось с момента постройки. За холлом располагалась комната ожидания, ранее служившая гостиной, а остальные помещения первого этажа были отданы под кабинеты. Без изменений осталась только кухня в дальней части дома, выходившая окнами на задний дворик размером с почтовую открытку.
|
|
Роланда Гамильтон, занимавшая квартиру на верхнем этаже, нередко задерживалась в помещении фонда сверх положенного времени, пытаясь справиться с непрекращающимся потоком бумаг. Это была привлекательная женщина лет двадцати пяти, с приплюснутым носом, полными губами и копной коротко стриженных черных волос. В неурочные часы она предпочитала неофициальный костюм; белый спортивный свитер подчеркивал ее темную кожу, а потрепанные джинсы удобно облегали длинные стройные ноги. Темно‑красные кроссовки сочетались с большими пластмассовыми кольцами, качавшимися в ее ушах.
Начав работать в фонде, она сразу же узнала, что, поскольку бюджет учреждения не предусматривал конкретных служащих, ей, как и четверым другим сотрудникам, придется выполнять двойную работу. В течение дня они общались с детьми, а потом пытались выкроить время для канцелярской рутины – надо было привести в порядок картотеку, отослать письма с просьбами о пожертвованиях, подсчитать расходы, и еще оставалась уйма дел, на которые постоянно не хватало времени. Эти занятия казались бесконечными, но Роланда, как и многие другие, относилась к ним добросовестно.
У нее была особая причина поддерживать идеи Кэти Малли. Мать Роланды с детства внушала дочери уважение к труду и закону. Ее младший брат, не достигнув двенадцатилетнего возраста, был ранен во время стычки между двумя уличными бандами и умер по дороге в больницу. Старший брат Роланды был приговорен к семи годам лишения свободы за вооруженное ограбление. Две кузины тоже сидели в тюрьмах. Соседский мальчик, с которым она дружила в детстве, был осужден на пожизненное заключение за убийство. Мать неустанно повторяла об этом каждый раз, когда Роланда попадала в беду, например после того, как ее отослали домой из пятого класса школы за драку с белокожей ученицей во время большой перемены.
– Но мама, – заныла Роланда после материнской пощечины. – Она назвала меня глупой негритянкой.
– А ты и есть глупая негритянка, если вместо учебы в школе слушаешь болтовню дрянной белой девчонки.
– Это нечестно. Она первая начала.
– А ты продолжила.
– Но...
– Послушай, дочка. Нам не остается ничего другого, как только прилагать вдвое больше усилий, чтобы чего‑то добиться. Но будь я проклята, если хоть один из моих детей не выйдет в люди. Слышишь? Надеюсь, я буду тобой гордиться, или ты предпочитаешь опозорить свою мать, как и твой брат?
Обычно бедствия сгибают человека, поэтому Роланда так и не смогла понять, как ее мать сумела вынести этот непосильный груз на своих хрупких плечах. Ростом в пять футов и один дюйм, при весе едва ли в сотню фунтов, Джанет Гамильтон была крепче и жизнерадостнее многих мужчин, вдвое крупнее ее. После того как сбежал муж, она подняла на ноги троих детей. Она работала в двух местах, но успевала убираться в доме и ежедневно готовить горячие обеды. И у нее всегда находилось время для детей. Даже потеряв двоих сыновей, она не лишилась присутствия духа.
– Ради чего ты так стараешься? – как‑то спросила Роланду одноклассница при виде высшей отметки, украшавшей ее письменную работу. – Ты всё еще боишься, что мать тебя побьет?
Роланда отрицательно замотала головой.
«Нет, – подумала она. – Я просто боюсь, что мама не сможет мной гордиться». Но вслух она этого не сказала. Роланда давно поняла, как следует вести себя в этом мире, где отношение к людям зависит от цвета кожи. Она замкнулась в себе и старалась изо всех сил. И больше никогда не дралась с другими детьми. Не бегала по улицам. Мать научила ее уважать законы, как официальные, так и неписаные, и Роланда старалась не выходить за рамки правил, даже когда нестерпимо хотелось ответить на несправедливость, подстерегавшую ее на каждом шагу. Даже после смерти матери, погибшей от случайной пули, выпущенной из проезжавшего автомобиля, Роланда пыталась изменить жизнь, но она предпочитала мирно перестраивать ее, а не разрушать.
Проведя за компьютером не менее часа, Роланда вдруг почувствовала, что в помещении фонда она не одна. Оторвавшись от монитора, она подняла голову и перед картиной Изабель Коплей «Дикарка» увидела рыжеволосую девочку. Некоторое время Роланда в немом изумлении рассматривала незнакомку. Но не потому, что девочка разгуливала босой, в джинсах и фланелевой рубашке, что само по себе было несколько странным для конца сентября; ей показалось, что незнакомка появилась из ниоткуда. Роланда не слышала, как открывалась дверь, как входила эта посетительница. Мгновением раньше Роланда сидела совершенно одна за своим рабочим столом, и комната ожидания была пуста, а в следующую секунду на ковре перед картиной появилась эта босоногая девочка. Похоже, она не на шутку заинтересовалась полотном.
– Вы с ней могли бы быть двойняшками, – произнесла Роланда.
– Вы так думаете? – Девушка отвернулась от картины и улыбнулась.
– Определенно.
До сих пор Роланда считала, что перед ней девочка‑подросток, но теперь изменила свое мнение, хотя и не могла понять, что ее заставило это сделать. Возможно, тень абсолютно взрослой иронии в ее улыбке. Или искушенность в ее взгляде. Но это было обычным делом. У детей, обращавшихся в ДФН, чаще всего встречалось одно из двух выражений: опыт, совершенно не сочетавшийся с их юным возрастом, или страх. Роланда одинаково ненавидела и то, и другое. Оба эти выражения означали потерянное детство.
– Сейчас слишком холодно для прогулок босиком, – заметила Роланда.
Девушка посмотрела вниз и переступила с ноги на ногу.
– Да, наверно.
– Как тебя зовут?
– Козетта.
«Ну конечно, – подумала Роланда. – У них никогда не бывает фамилий. По крайней мере сначала».
– Я думаю, мы сможем подобрать тебе подходящую обувь и носки, – предложила она. – И еще куртку или свитер, если захочешь.
– Это было бы чудесно.
– Тогда пойдем посмотрим, что можно отыскать, – сказала Роланда, поднимаясь из‑за стола.
Девушка послушно следовала за ней по пятам через весь холл к кабинету Шауны Дали. Там, в самом просторном из служебных помещений, были сложены пожертвованные горожанами предметы одежды и игрушки. То, что не помещалось здесь, упаковывали в коробки и относили в подвал, откуда вещи можно было брать по мере необходимости.
– Выбери, что тебе нравится, – обратилась Роланда к незнакомке.
Козетта с восторгом посмотрела на ворох одежды, целиком занимавший один угол кабинета. На длинном столе и в коробках на полу были разложены джинсы, рубашки, свитера, куртки и даже белье. Распределенная по размерам обувь, от самых маленьких, младенческих башмачков, до почти взрослых, рядами стояла под столом.
– Козетта, а тебе есть где жить? – спросила Роланда, пока девушка перебирала куртки и свитера.
– Да, конечно. У меня есть приятель, и я собираюсь поселиться у него.
«О‑хо‑хо, – молча вздохнула Роланда. – Какой же это приятель, если он позволил своей подружке разгуливать по улицам босиком и в такой неподходящей одежде».
– А как его имя? – спросила она как можно более непринужденно.
Девушка отвернулась от стола с одеждой и обратила взгляд на Роланду, заставив ее при этом испытать странное ощущение. Казалось, ковер под ногами дрогнул и опустился на несколько дюймов, словно эскалатор. В глазах Козетты светился даже не взрослый жизненный опыт, а какое‑то совершенно непонятное выражение. Что‑то от потустороннего мира.
– Его имя? – переспросила девушка. – Алан. Алан Грант.
Роланда восстановила равновесие и пристально посмотрела на незнакомку:
– Алан Грант? Издатель?
– Да, верно, – радостно улыбнулась Козетта. – Он делает книги, не так ли?
Известие несколько шокировало Роланду. Она была знакома с Аланом, да и все остальные в Детском фонде хорошо его знали. Он являлся одним из самых известных попечителей фонда. И по возрасту вполне годился этой девочке в отцы.
– Он твой приятель?
– Что‑то вроде этого, – ответила Козетта. – Я встретила его только вчера вечером и знаю, что Изабель ему нравится больше, чем я, но она совершенно не увлечена им.
Роланда вздохнула с облегчением. Это была всего лишь детская влюбленность, и ничего больше.
– Я думаю, он считает меня слишком молодой, – добавила Козетта.
– Может, это и так, с точки зрения Алана, я имею в виду.
– Я намного старше, чем выгляжу, – заверила ее девушка.
С этими словами она уселась на пол и стала примерять обувь.
– Ты голодна? – снова задала вопрос Роланда.
– Мне не требуется еда, – покачала головой Козетта.
В голове Роланды появилось смутное ощущение тревоги. Она воспользовалась тем, что девушка сидит к ней спиной, и внимательно присмотрелась к стройной фигурке. В ней не было заметно признаков истощения вследствие нерегулярного питания, но впечатление могло быть обманчивым.
– Почему же? – спросила она, сохраняя видимость безразличия, как обычно бывало в тех случаях, когда она боялась насторожить своих подопечных.
– Я не знаю, – пожала плечами Козетта. – Мы все такие. Кроме того, мы не нуждаемся в отдыхе и не можем видеть сны.
– Мы?
Некоторое время Козетта игнорировала последний вопрос. Выбрав тяжелые кожаные ботинки, она надела их на ноги, и теперь всё внимание переключила на свитера. Наконец остановилась на одном из них, натянула его через голову и только тогда ответила:
– Мы... я и мои родные.
– Они живут в городе?
– Да, они повсюду. Я даже не всегда знаю, где они находятся.
– Но почему? – удивилась Роланда.
Странный взгляд Козетты снова поразил ее. Девушка сняла свитер, прижала его к груди и, усевшись на край стола, стала болтать ногами.
– Почему вы хотите так много обо мне узнать? – спросила она.
– Мне это интересно. – Козетта понимающе кивнула:
– На самом деле всё не так. Вы считаете, что я похожа на обычных детей, которые приходят сюда, не так ли? Что я попала в беду и нуждаюсь в помощи?
– А разве нет? Я думаю, тебе тоже нужна помощь.
– Нет, совсем нет, – весело рассмеялась Козетта. Роланду очень удивило это веселье; настоящий жизнерадостный смех в этом заведении звучал крайне редко. Дети, приходившие в фонд, вообще мало смеялись, да и то не от радости и веселья, а от облегчения после нервного напряжения.
– Спасибо вам за ботинки и свитер, – произнесла Козетта, спрыгнув со стола. – На самом деле они мне не очень‑то нужны, но я люблю подарки, – бросила она через плечо, направляясь к двери.
– Мы всегда рады тебя видеть, – несколько растерянно начала Роланда.
Внезапный уход Козетты застал ее врасплох, и Роланда направилась следом за ней, но, когда она вышла из кабинета, девушка уже миновала холл и открывала входную дверь.
– Постой! – окликнула она Козетту.
Девушка оглянулась, помахала рукой и вышла. Роланда бросилась через холл и подбежала к двери, еще до того, как она закрылась. Но Козетты уже не было видно. Ни на этой стороне улицы, ни на противоположной.
Странное чувство вновь охватило Роланду, возникло легкое головокружение, пол под ногами на мгновение то ли прогнулся, то ли стал рыхлым, и ей пришлось даже ухватиться за дверной косяк. Козетта исчезла так же загадочно, как и появилась в помещении фонда.
– Кто же ты? – спросила Роланда безлюдную улицу.
Она и не ожидала ответа, но на секунду ей показалось, что где‑то вдалеке раздался заливистый смех Козетты, словно зазвенели крошечные колокольчики, но не в ушах, а в голове. Роланда еще долго стояла прислонившись спиной к косяку, потом наконец вернулась в помещение и закрыла за собой дверь.
VI
– Кажется, на этот раз я все испортила? – спросила Мариса.
Алан сидел на кухне и бездумно смотрел в окно на пестрые прямоугольники задних двориков. Он не слышал шагов Марисы и при звуке ее голоса подскочил от неожиданности, чуть не опрокинув стул. Увидев в дверном проеме свою гостью, все еще одетую в его рубашку, он снова опустился на сиденье. Определенно, на ней его одежда выглядела значительно привлекательнее. Мариса казалась еще более растрепанной, чем накануне, веки припухли, а круги под глазами стали отчетливее. У Алана защемило сердце.
– Присаживайся, – сказал он. – Хочешь чего‑нибудь выпить? Кофе или чаю?
– Лучше чаю. От кофе я совсем потеряю способность соображать.
Алан наполнил чайник и поставил его на плиту. Потом пошарил на полке и обнаружил коробку из‑под индийского чая, в которой осталось как раз два пакетика. Мариса села за стол, обхватив себя руками за плечи; длинные рукава почти полностью скрывали ее пальцы. Никто из них не произносил ни слова до тех пор, пока Алан не поставил на стол две дымящиеся чашки. Он чувствовал, что должен как‑то поддержать Марису в ее несчастье, но со вчерашнего вечера ничего не изменилось, и он не в силах был пообещать, что ее жизнь скоро наладится. Алан совершенно искренне оказал ей гостеприимство, но не мог предложить ничего, кроме дружеского участия. Даже если не думать об Изабель, он настолько привык смотреть на Марису как на товарища по работе, что совершенно не испытывал желания изменить их отношения. По крайней мере, ему так казалось. Вид сидящей перед ним женщины – босой и безо всякого макияжа – разбудил что‑то в его душе, но Алан не считал себя вправе поддаваться порыву. Хотя бы до тех пор, пока сам не будет уверен в своих чувствах.
Мариса первой нарушила молчание.
– Как Изабель отнеслась к твоему проекту? – спросила она.
– Она примет в нем участие.
– Это здорово. А ты позвонил Гарри, чтобы сообщить эту новость?
Гарри Познер был главным редактором издательства, заинтересованного в приобретении прав на сборник Кэти. Упоминание его имени переключило внимание Алана на деловые вопросы.
– Я ему позвонил, пока ты спала, но его это не очень обрадовало.
– Как такое возможно?
– Ему определенно понравилось, что Изабель будет принимать участие в проекте, – пояснил Алан, – но он беспокоится насчет Маргарет Малли. Гарри опасается, что ее вмешательство поставит проект под угрозу. Он не считает возможным заключать контракт до тех пор, пока у нас на руках не будет ее письменного согласия, желательно заверенного нотариусом.
– Но тебе никогда не удастся получить от нее такой документ.
– Я и сам так думаю, – мрачно подтвердил Алан.
– И что теперь будет?
– Мы сами выпустим первый тираж.
– Но ты же рассчитывал на их деньги...
– Только для фонда, – сказал Алан. – Состояние банковского счета позволяет «Ист‑стрит пресс» осилить этот проект, тем более что Изабель тоже жертвует свой гонорар фонду.
– И всё же ты... расстроен.
Алан кивнул. Разговоры о бизнесе несколько ободрили Марису. Ему совершенно не хотелось напоминать ей о ее проблемах, но у него не было выбора.
– Мариса, мы должны поговорить.
Как только прозвучали эти слова, недолгое оживление Марисы мгновенно исчезло. Она выпрямилась на стуле и прикусила губу, но казалась достаточно уверенной, чтобы выдержать нелегкий разговор.
– Я не стану долго обременять тебя своим присутствием, – произнесла Мариса. – Но мне больше некуда пойти. Я немного осмотрюсь... Может быть, вернусь на восток. Там у меня остались друзья...
Мариса замолчала, увидев, что Алан отрицательно качает головой.
– Разговор вовсе не об этом, – сказал он. – Я только хотел сказать, что ты можешь оставаться здесь сколько угодно. Мы перенесем коробки и книги из второй спальни и освободим ее для тебя.
«Ну вот», – подумал Алан. Несмотря на отсутствие такого намерения, он фактически обусловил их будущие взаимоотношения. Отдельные спальни, отдельные постели...
– Я не могу на это согласиться. Твоя квартира нужна тебе самому.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Алан, пристально глядя ей в лицо.
– Я всегда знала, что ты предпочитаешь уединение, – пояснила Мариса. – Тебе требуется что‑то вроде убежища. Как ты думаешь, почему я столько времени тебя дразнила? Это был самый надежный способ пробудить в тебе интерес.
Алан не мог объяснить, почему он так долго ее сторонился. Скорее это было обусловлено не ее поведением, а ее замужеством. Теперь такой образ жизни превратился в привычку.
– Но я хочу, чтобы ты осталась, – возразил Алан. – И давай больше не будем спорить по этому поводу. Я просто собирался выяснить, что ты хочешь забрать со старой квартиры и каким образом намереваешься это сделать?
– О Господи! Я не знаю. Если бы я могла себе это позволить, то бросила бы там всё и купила бы новые вещи.
– Ты просто слишком расстроена, – покачал головой Алан.
– Я ничего не хочу от Джорджа.
– Прекрасно. Но тебе всё же надо забрать свои личные вещи.
Мариса беспомощно посмотрела на Алана:
– Я не представляю, как смогу с ним встретиться. Мой уход – он же совершенно не ожидал ничего подобного. Джорджу и в голову не приходило, что наш брак трещит по всем швам. Он никогда не слышал ни слова, сколько бы я с ним ни разговаривала на эту тему.
– Может, он просто предпочитал об этом не задумываться? Знаешь, многие считают, что, если на проблемы не обращать внимания, они исчезнут сами собой.
– Да, так оно и случилось. Я исчезла из его жизни.
– Не думаю, что он рассчитывал на такой вариант решения проблемы.
Мариса пожала плечами:
– Теперь уже поздно что‑либо менять.
Она выглядела такой растерянной и несчастной, что Алан внутренне содрогнулся.
– Скажи, пожалуйста, что я не совершила ошибки, – попросила его Мариса.
– Единственная твоя ошибка в том, что ты так долго с этим тянула, – постарался успокоить ее Алан.
На губах Марисы появилась печальная улыбка.
– Спасибо, – сказала она. – Мне очень надо было это услышать.
VII
– Это превосходно, – заявила Изабель, отходя от окна и восхищенно осматривая свою новую студию. – Здесь так просторно!
Джилли сидела прямо на полу в противоположном углу комнаты в окружении бесчисленных коробок и чемоданов, только что принесенных ими снизу. Сонный Рубенс растянулся у нее на коленях.
– Да, – подтвердила Джилли. – Я всегда подозревала в себе талант в выборе недвижимости. Это прирожденный дар.
– Еще мне потребуется кое‑какая мебель. Ничего особенного. Диван. Рабочий стол.
– Кухонный стол и стулья.
– Книжный шкаф.
– Мольберт.
– У меня есть один – он упакован в одной из коробок.
– Это не напоминает тебе наши студенческие дни? – спросила Джилли. – Как ты думаешь, тебе удастся здесь выжить?
Изабель еще раз осмотрела помещение. Новая студия была совершенно непохожа на ту, к которой она привыкла на острове. И не только сама комната; очень отличался вид из окон – река и город, раскинувшийся на противоположном берегу, шумное шоссе, проходящее сразу за улицей, на которой стоял дом, и еще сознание того, что рядом находится множество других людей. В воздухе стоял постоянный шум, который у Изабель ассоциировался с городской жизнью.
– На самом деле, я даже думаю, что мне это понравится, – ответила Изабель. – Страшное несчастье заставило меня искать уединения в простой жизни на острове. А здесь... с тех пор, как я приехала, меня не покидает чувство, что я оказалась в одной из сказок Кэти.
«Особенно если вспомнить о том, что недавно здесь видели Джона Свитграсса. Остановись, – приказала она себе. – Даже и не начинай вспоминать о том, что было».
– Что‑то случилось? – внезапно спросила Джилли.
– Почему ты так думаешь?
– На твоем лице только что появилось очень странное выражение. Я даже не смогла понять, довольна ты или страшно расстроена.
– Я счастлива, – заверила ее Изабель. – Но то, что предстоит сделать, немного пугает меня.
– Будет много работы? – Изабель кивнула.
– Это не повод обращаться к давним воспоминаниям, – добавила Джилли.
– Ну что ж, я знала, на что иду, когда давала согласие, – сказала Изабель, надеясь, что ее слабая улыбка успокоит Джилли. – Ты готова посетить какое‑нибудь кафе внизу?
– А что будет со всем этим? – спросила Джилли, обводя широким жестом множество нераспакованных коробок и сумок.
– С вещами я начну разбираться завтра утром, – покачала головой Изабель. – Сегодня вечером мне хочется отдохнуть.
– А Рубенс?
– Пусть пока осматривает свои новые владения. Мы сможем забрать его, когда соберемся к тебе на ночлег.
VIII
Козетте пришлось довольно долго разыскивать его дом. С Изабель всё было гораздо проще. Она всегда знала, где находится художница, но это только потому, что именно Изабель сделала возможным ее переход в этот мир из прошлого. Но выследить Алана оказалось непросто. А потом, когда Козетта забралась по пожарной лестнице к самым окнам его квартиры и заглянула внутрь, выяснилось, что какая‑то совершенно незнакомая женщина уже успела проникнуть в его жилище.
«Ну вот так всегда», – расстроенно подумала Козетта, усаживаясь на ступеньки лестницы. Всегда ее кто‑то опережает. Этой женщине, которая сидит сейчас рядом с Аланом, и так многое дано. В ее теле живет красная птица, женщина может спать и видеть сны, как все настоящие люди в этом мире, кроме самой Козетты и ей подобных, совершивших переход из прошлого.
Козетта поднялась на ноги, вплотную приблизилась к стеклу и сердито посмотрела на сидящую за столом парочку. Но ни Алан, ни женщина не обратили на нее никакого внимания. Она уже подняла руку, намереваясь постучать, но тут же передумала. Тяжело вздохнув, Козетта снова уселась на ступеньки. Но перед этим успела заметить, как Алан покраснел. Она и не знала, что взрослый мужчина может так легко заливаться румянцем. Но она еще очень многого не знала и может никогда не узнать. Интересно, как себя чувствуешь, когда видишь сон? И на что это похоже, когда красная птица взмахивает крыльями в груди, а ты даже не удивляешься собственной реальности? Какое счастье обладать подобным даром от рождения!
Козетта перевела взгляд на свои новые ботинки, но радость от полученных подарков уже испарилась.
Это несправедливо. И нечего рассчитывать на справедливость.
Ее взгляд переместился наверх, где над неоновыми вывесками, горящими фонарями и мерцающими огнями домов среди звезд повисла луна.
– Красная птица, красная птица, – зашептала Козетта. – Лети ко мне.
Она наклонила голову и прислушалась. Но единственный шелест крыльев принадлежал летучим мышам, вышедшим на последнюю в этом сезоне охоту. Они интересовались Козеттой не больше, чем этот глупый старый Алан. И она знала почему. Все из‑за того, что она...
– Не говори, не говори, не говори, – хрипло бормотала она, словно читая молитву, скорчившись на ступеньках и раскачиваясь взад и вперед.
– Не говори чего? – раздался голос снизу.
Козетта перестала раскачиваться и уставилась на темноволосого молодого человека, стоящего у подножия лестницы. Тени от ступенек странным образом разрисовали его лицо.
– Что ты здесь делаешь? – поинтересовалась она.
– Я мог бы сказать, что проходил мимо и случайно увидел, что ты сидишь наверху, – ответил он, пожимая плечами.
– Так и было?
– Еще я мог бы сказать, что следил за тобой.
– Почему тебе понадобилось за мной следить?
– Я этого не говорил.
Козетта рассмеялась. Она вскочила на ноги и понеслась вниз по лестнице, неслышно ступая обутыми в ботинки ногами. Она остановилась, когда их головы оказались на одном уровне.
– Но ведь ты всё‑таки здесь, – произнесла она.
– Что ты там делала?
Козетта пожала плечами. Она запрокинула голову; свет из кухонного окна падал к основанию лестницы. Вероятно, подружка Алана сейчас смеется над его рассказом о странной особе, утром посетившей его комнату в доме на острове. А может, они раздевают и ласкают друг друга. Или Алан положил голову на грудь своей подружки и прислушивается к биению красной птицы в ее теле.