Смерть Милошевича: политическое убийство, в котором обвинили жертву
Сара Флаундерс
Летом 2004 г. я встречалась с бывшим президентом Югославии Слободаном Милошевичем в тюрьме Шевенинген, когда меня одобрили в качестве свидетеля защиты.
Прежде, чем попасть в тюрьму, мне пришлось пройти через четыре совершенно разных контрольных пункта, я не могла пронести с собой ничего, кроме бумаг. Каждый уровень безопасности был более строгим, чем предыдущий.
Никто из тех, кто встречался с президентом Милошевичем в последние 4 года, не поверит, что он рискнул бы убить себя, вместо того, чтобы завершить процесс.
И никто из тех, кто посещал Шевенинген в Гааге, не поверит в диковинные заявления о том, что каким-то образом он мог регулярно проносить в тюрьму не прописанные ему лекарства. Они, скорее, заподозрят, что власти отчаянно пытаются скрыть свои собственные преступления.
Моя роль, как свидетеля, основывалась на том, что я ездила в Югославию весной 1999-го года во время 78-дневных бомбёжек США-НАТО.
Я побывала в разбомбленных школах, больницах, теплоцентралях и на рынках, записывая ущерб, нанесённый гражданскому населению. В дополнение к этому, я, с 1993 года, писала о закулисной роли США в удушении и насильственном расчленении Югославии.
Но, даже после того, как моё имя было одобрено в качестве свидетеля защиты, посещение было сложной и длительной процедурой.
Хотя, всё было одобрено в день посещения, всё равно, потребовалось 4 часа, чтобы пройти контрольные пункты и попасть в специальный блок внутри тюрьмы, где содержались подсудимые Международного трибунала по бывшей Югославии (МТБЮ), совершенно отделённые от общего контингента тюрьмы и находившиеся под постоянным наблюдением.
Тюрьма Шевенинген является высокотехнологичным заведением особо строго режима. Милошевич и другие обвиняемые находятся в специальном блоке внутри самой тюрьмы. Этот блок расположен на 4-х этажах с 12 камерами на каждом из них.
Блок охраняется специальными силами ООН. Видеокамеры — повсюду. Каждое движение заключённых снимается и контролируется. Когда президента только поместили в его камеру, свет был включён 24 часа в сутки, и каждое движение снималось.
Откуда взялся рифампицин?
Теперь голландские власти утверждают, что Милошевич принимал редкий и труднодоступный антибиотик, применяемый для лечения проказы или туберкулёза, и который обладает уникальным свойством нейтрализации лекарства, которое он принимал для контроля над повышенным кровяным давлением.
Как же это средство — рифампицин — попало в организм Милошевича?
Его содержали в тюрьме особо строго режима за тремя замками в специальном внутреннем блоке внутри более крупной голландской тюрьмы, которую когда-то использовали нацисты для заключения голландских участников сопротивления.
Рифампицин был обнаружен в крови Милошевича 12 января с.г., но МТБЮ держал результаты анализа в тайне даже от Милошевича и его докторов, которые жаловались, что что-то непонятное наносило вред здоровью подсудимого.
И в то время, как подсудимый, его комитет защиты и его адвокаты-помощники требовали получения информации о его здоровье, чиновники МТБЮ её прятали.
Если чиновники МТБЮ, ответственные за здоровье Милошевича, действительно считали, что ему проносили в тюрьму токсичные средства, почему они не опубликовали эту информацию намного раньше?
Затягивание процесса вредило
Милошевичу
Так же диковинно звучат заявления о том, что Милошевич притворялся больным, чтобы затянуть процесс.
Обвинение затягивало процесс сначала тем, что добавило обвинения против президента в отношении Хорватии и Боснии, когда они поняли, что не смогут добиться приговора по военным преступлениям в рамках первоначального обвинения по Косово, затем, посредством привлечения сотен свидетелей, собрав 500 000 страниц показаний свидетелей обвинения с февраля 2002 г. по февраль 2004 г.
Каждый раз, когда Милошевич чувствовал себя слишком больным, чтобы продолжать процесс, обвинение навязывало ему адвоката и лишало его права осуществлять собственную защиту.
Милошевич был полон решимости использовать процесс, как трибуну для защиты не только себя, но народа Югославии, и предать суду США, Германию и страны НАТО за их роль в криминальном разрушении его страны.
Он приветствовал процесс, как единственную трибуну, благодаря которой, он мог оставить след в истории.
В своём обращении к суду он постоянно объяснял почему, несмотря на своё слабое здоровье, он был готов продолжать защиту.
Когда я встречалась с Милошевичем, это происходило в специальной комнате, в которой МТБЮ разрешал ему работать или иметь судебные документы для подготовки к защите.
Если у него поднималось давление и он больше не мог присутствовать на судебных заседаниях, его также не допускали к документам защиты.
Во время каждого этапа процесса, проблемы со здоровьем Милошевича, особенно его повышенное давление, вызывали несколько задержек в ходе суда.
И каждый раз чиновники МТБЮ пытались использовать его проблемы со здоровьем, чтобы не дать ему вести собственную защиту. Ни болезнь, ни задержки в процессе не помогали его самозащите.
МТБЮ заявляет, что Милошевич тайно принимал лекарства и не принимал предписанные ему средства. Милошевич сам ответил на это обвинение, отраженное в протоколе суда 1 сентября 2004 г.:
«Вы, вероятно, не в курсе того, как функционирует ваш собственный блок для заключённых. Я принимаю лекарства в присутствии охраны. Мне их дают. Я принимаю их в присутствии охранника, а охранник записывает в журнале точное время приёма мной этих лекарств».
Несмотря на это, при каждом споре с обвинением по поводу опасных для жизни сердечно-сосудистых проблем, чиновники трибунала отказывались даже разрешить проведение регулярных медицинских проверок здоровья президента.
Они также месяцами не допускали к нему специалистов, желавших приехать в Шевенинген, задерживая его медицинское обследование.
Объяснения самого президента в отношении его здоровья были более правдоподобными и убедительными, чем объяснения МТБЮ.
В своём письме в Российское посольство, написанное за два дня до его смерти, Милошевич писал, что он не принимал никаких антибиотиков в течение более 4 лет.
Он спрашивал, почему медицинский отчёт об обнаружении рифампицина держался от него в тайне в течение почти двух месяцев.
Он написал, что думает, что «предпринимаются активные меры для разрушения моего здоровья». Он предупреждал, что уверен, что его отравили и что его жизнь — в опасности.
Политический трибунал
Реакция МТБЮ на смерть Милошевича была такой же, как и его отношение ко всему процессу: он пытается обвинить жертву в преступлении.
МТБЮ не является настоящим международным судом, который может привлечь к суду любого военного преступника.
Это — политический трибунал, созданный Советом безопасности ООН по настоянию Госсекретаря Мадлен Олбрайт в 1993 году, в нарушение Устава ООН.
Его возможности ограничены предъявлением обвинений народам бывшей Югославии, и большую часть заключённых составляют сербы.
Это — инструмент пропаганды и лагерь для интернированных политических заключённых, замаскированный под непредвзятый суд.
Его целью является наказание жертв за преступления, совершённые против них самих, и оправдание империалистических держав, которые захватили, бомбили, расчленили и провели насильственную приватизацию социалистической федеративной Югославии.
Когда Милошевич обсуждал со мной процесс, его обширные исторические познания и его энергия, несмотря на болезнь, пробились сквозь мою усталость из-за многочасового перелёта и четырёхчасового бега с препятствиями перед посещением тюрьмы, и позволили нам завершить интервью с энтузиазмом в отношении следующего этапа суда.
А теперь мир должен поверить в то, что Милошевич — ответственен за свою собственную смерть.
Это — настолько невероятно сложный сценарий, такая тщательно продуманная история самоубийства, что она — так же неправдоподобна, как и выдвинутые против него обвинения.
Купленные и оплаченные корпоративные СМИ приняли и стали распространять историю его смерти тем же раболепным образом, каким они приняли само существование этого нелегального суда и оправдание разрушения Югославии.
Теперь Милошевича нет. Но его совокупные ответы в течение двух лет на обвинения против него и его вступительная речь в начале самозащиты продолжают жить.
Он оставил после себя громкий обвинительный акт в отношении вмешательства США и крупных европейских держав на Балканах в историческом документе формата «Я обвиняю».
Его речь, содержащая обширные задокументированные факты и подробности, опубликована на сербском, греческом, французском, русском и английском языках.
Его ответ — «The Defense Speaks — for History and Future» (IAC 2006), (на русском: «Говорят свидетели защиты», прим. перев.) — будет жить ещё долго после того, как рухнет дешёвая военная пропаганда.
Сара Флаундерс (Sara Flounders), 17 марта 2006. Global Research.
Автор перевода — читатель ИноСМИ.Ru — Инна Сысоева,
https://www.inosmi.ru/translation/226196.html
Источник: «Запрещённые новости »
https://subscribe.ru/archive/culture.people.podzapretom/200603/18154609.html
За что его убили
Сербы по-рыцарски защищали страну, НАТО творило грязные преступления
Выступление Слободана Милошевича на Гаагском судилище. Увы, произнесённая в 2002 году, эта речь стала широко доступной русскоязычным читателям лишь после его смерти, которую уже нельзя было замолчать.
Слободан Милошевич: Я бы не хотел, чтобы меня прерывали уже через полчаса, поскольку я два дня слушал выступления обвинения. Но я бы мог использовать... (судья прерывает).
Судья Мэй: Что бы вы хотели добавить?
Слободан Милошевич: Я несколько раз поднимал некоторые правовые вопросы, на которые вы не дали ответа. Вы знаете, что все международные и национальные документы и правила определяют, что судить может только такой суд, который установлен законом.
Я поднимал вопрос о законности данного суда. Вы на это не дали никакого ответа. Я оспорил законность данного суда на основе того факта, что он не был учреждён по закону, что Совет Безопасности ООН не мог передавать суду право, которого он сам не имеет. Поэтому, суд не может судить.
Я ожидаю, что вы ответите на эти правовые вопросы и что вы, как вам рекомендовал один из «друзей суда», запросите совещательное мнение Международного суда. Этого вы также не сделали.
Считаю, что этот вопрос имеет исключительно большое, принципиальное значение для международного права и для юстиции вообще. И он должен был бы быть разрешён.
Думаю, что я его достаточно мотивировал, когда, кроме устного объяснения, передал довольно объёмный текст, в котором по пунктам перечислены относящиеся к этому аргументы.
Второй вопрос, который я также хочу выяснить. Я уже поднимал вопрос о моём незаконном аресте, в котором участвовал представитель трибунала и который был совершён в Белграде с нарушением Конституции Сербии, с нарушением Конституции Югославии.
Из-за этого Союзное правительство подало в отставку. Из-за этого в Югославии возбуждены уголовные дела.
Любой суд обязан вопрос habeas corpus (неприкосновенности личности) рассмотреть до начала судебного процесса. Вы это не приняли во внимание и не назначили слушание по этому вопросу.
А, по закону, вы обязаны его назначить, ибо эти вопросы регулируются декларациями о правах человека и о политических правах — всеобщими, европейскими, американскими и другими, о которых вы, как юристы, очень хорошо знаете.
Наконец, они регулируются и вашей собственной практикой, ибо вы, по разным поводам, рассматривали вопросы незаконного ареста. Так что вы и здесь допустили большое упущение.
Вы были обязаны провести слушание по поводу моего незаконного ареста, ибо я доставлен сюда в результате преступления, которое трактуется, как таковое, не только в законодательстве моей страны, но и в законодательствах всех государств, во всех международных актах и конвенциях.
Далее я поставил вопрос, который вы также не захотели решать, — о том, что здесь вообще невозможно говорить ни о каком равноправном и честном судебном процессе, тем более, о беспристрастности обвинения.
Вы знаете, что в 1990 году сессия ООН приняла общую рекомендацию о прокуроре, в которой содержится требование о его беспристрастности.
Всё, что мы здесь слышали, убедительно подтверждает, что прокурор не только пристрастен, но и уже объявил мой приговор.
Из вашей прокуратуры дирижируется информационная кампания и организуется параллельный судебный процесс в средствах информации, который, наряду с данным незаконным судом, должен сыграть роль некоего параллельного линчевания, призванного заранее, без какого-либо рассмотрения фактов, доказать, что это... (судья прерывает).
Судья: Я вас прерву. Почему это вы думаете, что прокурор уже объявил ваш приговор?
Слободам Милошевич: И предыдущий обвинитель (Луиза Арбур. — Прим. перев.)на встрече с мадам Олбрайт заявила, что они совместно делают одно дело. А ведь, она представляла воюющую сторону.
Само обвинение предъявлено на базе данных британской разведки, полученных во время войны против Югославии. Известно, что разведки дают выборочные данные, те, которые они могут использовать, но не дают тех данных, которые расходятся с их трактовкой.
Думаю, что может быть приведено много других аргументов. Но вы их не обсуждали и не приняли какого-либо решения.
Вы не обсуждали и не запрашивали совещательное мнение Международного суда о своей законности.
Вы не назначили слушание, которое должны были назначить на основе habeas corpus и на основании того факта, что ваш представитель участвовал в совершении уголовного преступления... (судья прерывает).
Судья: Господин Милошевич, мы уже приняли решение по вопросам, о которых вы говорите. Ваша трактовка данного трибунала сейчас не имеет никакого отношения к делу. Мы приняли решение, и нет необходимости вновь говорить об этом на данных заседаниях.
Г.
Продолжение выступления Слободана Милошевича, после демонстрации им видеофильмов в его защиту:
То, что вы видели, — это, я бы сказал, только один атом, даже меньше, чем атом, истины в океане лжи и пропаганды, злоупотребления глобальными средствами массовой информации, в качестве инструмента войны против моей страны.
Мы намеренно выбрали не сербскую, а немецкую и английскую видеоплёнки. Мы не знаем этих людей. Вы слышали немецкого генерала, который говорит, что ему, как немцу, стыдно за действия своего правительства.
А, поскольку вы читаете всю мою почту (кстати сказать, я получаю много писем, и это доставляет вам много работы), то вы могли прочитать письма американских офицеров, которым стыдно за своё правительство, письма английских интеллектуалов и военных, которым стыдно за своё правительство, письма французских ветеранов, которым стыдно за своё правительство.
И на Западе, где в средствах информации господствует, я бы сказал, мрак, когда речь идёт о Югославии (ибо глобальные мировые информационные сети использовались в качестве орудия войны и лживо информировали общественность), — так вот, и на Западе появляется всё больше людей, которым истина всё-таки, дороже, чем комфорт, который приносит им унизительное выполнение приказов своих политических шефов.
И я уверен, что и там всё слышнее будут голоса правды, всё больший позор падет на тех, кто лгал о Югославии, кто превратил информационную войну в передовой отряд реальной войны, в которой гибли люди, произошли большие разрушения.
Но теперь перехожу к тому, что я хотел сказать при этой первой возможности публично выступить за семь месяцев.
В эти два дня все обвинители говорили, что они судят лишь отдельную личность. Они судят отдельную личность, а не народ. Это сказали все три обвинителя.
Но они обвиняют весь народ, начиная с сербской интеллигенции. Они обвинили сербскую интеллигенцию во главе с Сербской академией наук и искусств.
Мы слышали даже цитаты из меморандума Сербской академии наук и искусств, который, якобы, был идейной платформой «преступлений» против албанцев.
А речь идёт о меморандуме, в котором сербские академики честно обрисовали ситуацию, существовавшую 15, а теперь уж и больше лет назад, и ответственно говорили о положении в Косово.
Но то, что обвиняют Сербскую академию и сербскую интеллигенцию, — это лишь часть дела. Обвиняют и Косовскую битву.
Взять хотя бы ироническое замечание бедного обвинителя, что он не знает, что, собственно, мы праздновали, почему эти два миллиона человек собрались на этом Косовом поле праздновать 600-летие битвы, которую мы проиграли.
А он и не знает (хотя обвиняет и сербскую историю, и Косовскую битву), что это была битва за Сербию и Европу — и за Сербию, и за Европу.
Но здесь обвинены не только сербская интеллигенция, и Академия наук, и Косовская битва.
Обвинена вся институционная система Сербии, которая оказывала мне поддержку: парламент, политические организации, средства информации.
Обвиняются граждане, которые поддерживали меня в массовом порядке и несколько раз избирали на свободных многопартийных выборах.
Единственное, в чём мы тут согласны, — это то, что моё поведение было выражением воли граждан.
Однако, прокуроры обвиняют граждан в том, что они меня поддерживали. А я говорю вам, что и моё поведение здесь является выражением воли граждан, выражением воли народа.
Обвиняют армию и полицию, добровольцев и территориальную оборону, которые называют собирательным именем «сербские силы».
Обвиняют сербов и всех в Сербии, кто меня поддерживал, и сербов за пределами Сербии, если они меня поддерживали. И тех, кто поддерживает меня сегодня в Сербии. А затем, обвиняют народ.
Мы всё это слушали эти два дня, а потом говорят, что обвиняют отдельную личность.
Затем эту личность, т.е. меня, провозгласили неким сверхчеловеком, приписав некую сверхчеловеческую мощь, влияние и ответственность за пределами территории моего государства, некую магическую мощь, вероятно, божественную.
При этом, постоянно занимаются моим эмоциональным состоянием, тем, что я об этом думаю, чего хотел достичь.
Американцы направляются через весь земной шар, на другой конец света бороться против терроризма. Это считается логичным и нормальным.
А вот, борьба против терроризма в сердце своей страны, в своём доме, считается преступлением. Значит, даже в своём доме, мы не имеем права реагировать на терроризм. И я докажу связь между тем и другим терроризмом.
В этом лживом обвинении они пошли дальше, чем могла бы изобрести чья-либо фантазия.
Утверждают даже, что я намеренно вызвал агрессию НАТО, войну против Югославии и страдания миллионов её граждан только для того, чтобы получить предлог для убийства албанцев.
Я спрашиваю себя: «Могли ли они придумать какое-нибудь более умное объяснение?»
Они идут ещё дальше. Мы вчера слышали, что меня якобы не интересовали никакие границы, кроме лишь одной границы — между сербским и несербским.
Хотя именно Сербия и Югославия, все эти годы югославского кризиса, была единственной страной на пространстве прежней Югославии, в которой не было никакой национальной дискриминации, которая полностью сохранила свою этническую структуру. Она полностью такая же, как и 12 лет назад, когда разразился кризис.
Югославская действительность опровергает этот чудовищный тезис и этот чудовищный вымысел.
А мы будем слушать здесь подобные туманные конструкции и закрывать глаза перед югославской действительностью, которая является действительностью не данного момента, а действительностью более чем десятилетия и своей неумолимой точностью полностью опровергает подобные бессмыслицы.
Сербия и я лично проводим, якобы, политику геноцида вне Сербии, но эта политика геноцида как-то не существует в Сербии, за которую я, собственно, только и несу ответственность, как президент Сербии.
Они же хотят приписать мне ответственность за всё, что они сами сделали, за все преступления, которые они совершили.
Они утверждают (мы это слушали два дня), что наша героическая оборона против агрессии блока НАТО была лишь ширмой для преступлений против албанцев.
Но вы оскорбляете целый народ. По существу, те факты, которые знает вся планета, — о круглосуточных бомбардировках Косово, в течение 24 часов каждый день в течение 78 дней, — эти факты хотят отменить с помощью свидетелей.
Их доставят, чтобы они сказали, что бежали от «сербских сил», как вы называете армию и полицию. Известные каждому гражданину планеты факты аннулируют некие свидетели, которые прибудут сюда и скажут: мы бежали не от бомб НАТО, мы бежали из Косово от «сербских сил».
А вы только что видели западные съёмки, слышали западных генералов, которые это опровергают. А есть и другие свидетели, которые очень хотят прибыть сюда, чтобы сказать вам и вашим хозяевам, что является правдой, а что ложью в этой конструкции. И вся эта конструкция — ложь.
Да и это бегство, о котором вы говорите, как о депортации, как раз, совпадает с бомбёжками. Ведь и в самом обвинении все обозначенные вами даты приходятся на тот же период, что и бомбёжки.
И это — ещё одно доказательство полной манипуляции фактами и попытки переложить ответственность за преступления на жертву.
НАТО бомбила и убивала в массовом порядке албанцев, возвращавшихся в свои сёла, албанцев, которые не подчинялись приказам «Освободительной армии Косова» (ОАК) бежать, которых ОАК избивала и убивала, стремясь заставить их бежать.
Ибо, такова была концепция, которую излагала мадам Олбрайт: сербы изгоняют албанцев; албанцы, следовательно, должны уйти из Косова, чтобы доказать тезис, что мы их изгоняем.
После бомб, из самолётов бросали листовки на албанском языке и призывали граждан бежать из Косово. А ОАК, как их союзник, делала то же самое и убивала тех, кто оказывал сопротивление.
И, тем не менее, албанцы возвращались в свои сёла и не хотели бежать из Косова. А те, кто оказывались в зоне тяжёлых боёв и столкновений, конечно, бежали и должны были бежать.
Бежали и сербы в Венгрию, бежали в Республику Сербскую. Многие из тех, кто бежал оттуда во время войны, возвращались назад в Республику Сербскую, и их тоже, вероятно, согласно данному обвинению, изгнали «сербские силы».
Видимо, нечто подобное можно сконструировать, если через 10 лет кому-нибудь захочется перевалить на кого-то вину за собственное грязное дело.
И я задаюсь вопросом: существует ли суд, который позволит перечеркнуть 78-дневные круглосуточные бомбардировки на основе заявлений, так называемых, свидетелей, что они должны были бежать, ибо, согласно их утверждениям, их изгоняли «сербские силы»?
Я хочу ответственно заявить, что использование прокурором такой страшной и невероятной лжи является преступлением.
Кстати, может быть, лучше всего было бы, если бы вы приняли подобное утверждение прокурора, и этот фарс окончательно предстал бы во всей «красе» перед глазами всего мира?
То, что мы слушали, оскорбляет интеллект обычного жителя планеты. Мы слышали вчера, примерно такое, я бы сказал, утверждение: где депортации, там и убийства.
А правда — в том, что там, где происходит столкновение с террористической бандой, или там, где происходят бомбардировки (а чаще всего, одновременно столкновение с террористами и бомбардировки, ибо террористы нередко действовали, имея поддержку с воздуха от своих союзников по войне против Югославии), — там, конечно, происходит и бегство населения.
И тогда, в той интерпретации, которую мы слушали два дня, столкновение с бандой и бомбёжки (а мы видели это и на западных, а не югославских видеоплёнках) — всё это считается убийством, совершённым «сербскими силами», а бегство людей из мест конфликта квалифицируется, как депортация.
Повторяю, из Косова население изгоняла прежде всего ОАК — приказами, избиениями, убийствами, а затем, НАТО — бомбёжками и призывами к бегству. В этом заключается правда, относительно ваших рассказов о депортациях.
Хочу сказать здесь кое-что, что в Сербии знает любой. В сербской традиции и традиции сербской армии, военнопленный и человек без оружия является святыней. Любой, кто покусится на эту святыню, должен отвечать. И этого не делали ни армия, ни полиция.
Я не говорю этим, что нечто подобное не совершили какие-нибудь отдельные лица или группы. Но этого не делали ни армия, ни полиция. Они честно, по-рыцарски, защищали свою страну.
А отдельные лица и группы, которые могут совершить преступление, существуют повсюду в мире, и повсюду они являются объектом осуждения и преследования. И не могут такие грязные преступления приписываться армии и полиции, государству и народу, государственному руководству.
Именно военнослужащие армии и полиции лучше всего знают, сколько террористов сбежало от них, смешиваясь с гражданами. Они видели их на расстоянии пары сотен метров и легко узнавали их в массе граждан, ибо они, в основном, были в нижнем белье, поскольку те бросали форму, чтобы спастись.
Им всем удавалось сбежать, ибо существовал строгий запрет, исходивший сверху и от всех звеньев командования, по которому нельзя было открывать огонь даже по террористам, если существовала опасность ранения или убийства гражданских лиц.
Много террористов сбежало. И это было известно. Об этом знали американские представители, которые сновали по Косову и с которыми мы разговаривали об этом.
Конечно, и террористы знали, что для армии и полиции существует строгий запрет, что они не могут открывать огонь там, где имеются гражданские лица.
Разумеется, террористы злоупотребляли этим, чтобы сбежать. Надо было только снять верхнюю часть формы, смешаться с гражданами и скрыться. Это мы обсуждали много раз, но этот приказ всегда оставался в силе.
Таким образом, всё это время задачей армии и полиции, в первую очередь, полиции, была нейтрализация террористической организации ОАК и одновременно защита гражданских лиц. И все приказы и действия командования и частей это подтверждают.
И, кстати, могла ли быть вообще организована, без чьего-либо приказа, без какой-то организации, подобная «депортация», особенно массовая?
На этот счёт не существовало никакого замысла, не было никаких действий. Перед вами появлялись вчера на телевизионных экранах свидетели, которые говорят, что не намерены подтверждать такие вещи, что это — ложь.
Во время перерыва к ним обращались журналисты и судьи, спрашивая: «Вот сейчас показывали вас. Вы говорили о Милошевиче то-то и то-то». А те отвечали: «И речи нет, я не имею намерения давать показания».
Так пригласите этих свидетелей, чтобы мы, в конце концов, услышали, что они могут сказать. Любой, кто будет говорить правду, не сможет ничего сказать о нечестности моей деятельности, моей политики и моего правительства. Ничего.
Здесь, в качестве неких доказательств, излагается невероятное количество вещей. Что в них плохого?
Вчера говорили о награждении трёх генералов. Ну, и что плохого в том, что награждены генералы, защищавшие страну?
Да, награждено несколько тысяч человек за храбрость, проявленную во время агрессии НАТО. Ведь мы — единственная страна, которая сбила натовский самолёт-невидимку. Так называемый, самолёт-невидимку.
Когда я знакомился с этим самолётом на базе, трогал его рукой, Холбрук мне объяснял, что на его создание израсходовано два с половиной миллиарда долларов.
А, когда командующий базой говорил мне, что теперь он стоит, скажем, 40 миллионов долларов, Холбрук шептал ещё на ухо: «Да врет он. Самолет стоит не меньше 250 миллионов, но они занижают расходы».
И вот это чудо техники, которое никто не может увидеть, которое никто не может сбить, мы сбили. Так, видимо, тот, кто сбил этот самолёт-невидимку, прилетевший в небо над Воеводиной сеять смерть среди детей, заслуживает награду. Он заслуживает 50 наград.
И каждый, кто сбил самолёт, получил награду. И каждый, кто сбил крылатую ракету, получил награду.
Вы израсходовали на Югославию все запасы крылатых ракет, не говоря уж о том, сколько десятков тысяч боевых вылетов было совершено.
Мы слушали разговоры между обеспокоенным генералом Джортом, который командовал авиацией из базы во Флоренции, и его сыном-лётчиком, раненным в небе над Югославией. Эта плёнка существует, и для неё придёт время. Настанет время выяснить и многие другие вещи.
Но не только несколько тысяч человек в Югославии получили награды за храброе поведение во время войны. Несколько тысяч человек были награждены и за восстановление страны.
Ведь, за несколько месяцев, в результате сверхчеловеческого труда миллионов граждан, этого народа, который якобы «был сбит с толку и не знал, что делать для своего блага», нам удалось создать в стране нормальные условия для жизни.
Я слышал вчера, как прокурор буквально высмеивал тот факт, что Сербия не была в состоянии войны ни с Боснией, ни с Хорватией.
Сербия, господа, не воевала ни с Боснией, ни с Хорватией.
Почему вы хотите приписать Сербии и сербам войну в Хорватии и Боснии — Герцеговине?
Почему в вашем обвинении упоминаются события в Боснии и Хорватии, о которых ни я, ни кто-либо другой в Сербии ничего не знаем, о которых не знают даже многие в самой Боснии, за исключением некоторых самых крупных событий?
Люди знали лишь, что там дерутся и что мы стараемся, чтобы это прекратилось как можно скорее.
Почему, скажите, коридор в районе Брчко вчера изображался, как какая-то криминальная операция?
Это является частью обвинения, хотя вопрос об этом коридоре был предметом, по крайней мере, 50 бесед Оуэна и Столтенбурга с представителями мусульман, сербов и хорватов в Боснии, с Караджичем, Изетбеговичем и Бобаном. В моём присутствии и в присутствии Туджмана.
Ведь, этот коридор в районе Брчко связывает восточную и западную часть Республики Сербской, и если вы возьмёте карту, вы это всё легко увидите.
Весь Банялукский регион и Боснийская Краина, через этот коридор, связываются с восточной частью и далее на восток — с Сербией. Это всегда был жизненно важный путь, и я не понимаю, каково значение этого вопроса во всём вашем, я бы сказал, довольно жалком обвинении.
Босния и Герцеговина была, по сути дела, Югославией в миниатюре, подобно тому, как Югославия состояла из нескольких народов, которые дружно жили и развивались.
Так, Босния и Герцеговина были Югославией в миниатюре, в которой жили мусульмане, сербы и хорваты.
Ваши лидеры расчленили и Югославию, и Югославию в миниатюре, а теперь выставляют счёт всем трём народам в Боснии и Герцеговине, которые они ввергли в гражданскую войну, чтобы, как можно дальше, отвести от себя вину за вызванную ими войну.
Зачем, собственно, они выталкивали Боснию из Югославии, как не для того, чтобы вызвать конфликт?
Почему, кстати, когда они вытолкнули Боснию из Югославии и когда все три стороны приняли план Кутилера по устройству Боснии, они сказали Изетбеговичу, чтобы он снял свою подпись?
Американский посол Уоррен Циммерман, который ему это сказал, не может это отрицать. Он даже написал в своей книге, что, возможно, допустил ошибку, сказав господину Изетбеговичу, чтобы тот так поступил. И таким образом тогда началась война.
Война началась убийством отца невесты на сербской свадьбе в центре Сараево.
Война началась убийствами сербов в различных местах в Боснии. Сербы не начинали никакую войну и никакие столкновения. Так было и в Хорватии.
Резня в Боровом селе, резня на Плитвицах — обо всём этом имеются подлинные исторические свидетельства. И самая большая бессмыслица — обвинять не ту сторону.
Сейчас говорится о трёх народах в Боснии, и это формула, на которой строится Босния.
А почему вы согласились на референдум о независимости Боснии без участия сербов — одного из этих трёх народов?
Ведь, любые решения там осуществимы только, если с этим согласны все три народа. Но решение об отделении Боснии было принято без участия одного народа. Народа, который владел более чем половиной территории, народа, который составлял гораздо больше трети населения. Таковы факты.
Сюда прибудут историки, академики из Сербской академии наук, конечно, если осмелятся. Я это говорю, разумеется, не на их счёт. Ведь, их обвиняют в том, что они являются некими идеологами «сербского преступления».
А вчера прокурор внушал даже, что этническая чистка вознаграждена и что территория Республики Сербской является захваченной.
Я, в этой связи, спрашиваю себя, что в действительности является вашей целью?
И почему вы позволяете себе говорить, что Косово граничит с Сербией? Косово не граничит с Сербией. Косово — это Сербия. Не граничит же Гаага с Голландией
И многие вещи вам следовало бы понять. А если не знаете, то должны были бы спросить у кого-то, кто это знает.
Пусть вам кто-нибудь объяснит, что в любой армии или, хотя бы, в любой мне известной армии, существует принцип единоначалия, что никогда не обходится ни одно звено в цепи командования, когда выполняются решения.
Не существует никакой анархии, и любое отступление от этой линии является всегда преступным актом, который, в зависимости от его тяжести, наказывается соответствующим образом.
Эти ваши разговоры о военных частях, о том, кто с какими из них вступал в контракт, и тому подобное, являются абсолютно бессмысленными
Вы упомянули некий «план выжженной земли». Не знаю, откуда он взялся. Вероятно, из Вьетнама. «План выжженной земли» — это то же самое, что и план «подкова» («потковица»), о котором любой знает, что это — обычный вымысел.
Когда он был представлен, якобы, в оригинале, он имел название «поткова» (а это хорватское слово, сербы никогда не написали бы «поткова», а обязательно написали бы «потковица»).
И я вообще не понимаю смысла обвинения, что сербы в Косове имели оружие. Ведь, все знают, что в Косове оружие было у всех.
Есть бесчисленное количество задокументированных случаев того, как албанские террористы врывались в дома албанцев, своих соплеменников, и отнимали у них оружие.
И слушая то, что здесь говорится, любой разумный человек задаётся вопросом: как кто-либо может ставить вопрос об уголовной ответственности, не говоря уж об иной ответственности — политической, моральной и всякой другой, когда нет доказательств?
А здесь, даже уголовная ответственность за насильственное отделение Хорватии приписывается мне. Хорватия, бесспорно, отделилась. Отделение, бесспорно, было насильственным.
Но, как мог я, как президент Сербии, остановить столкновения хорватской псевдоармии с Югославской народной армией, которую изгоняли из городов и баз, где эта армия размещалась целых 50 лет и, которая, конечно, пришла на эти базы не из Сербии?
Всё это была СФРЮ. Югославская армия находилась на всей территории СФРЮ.
Здесь выявляется, что вы, по сути дела, ничего не знаете о республиканских министерствах обороны.
Они не имели никаких полномочий в отношении армии. Их главной задачей, наряду с другими административными делами, было ведение списков военнообязанных, забота о направлении в армию призывников и выполнение тех гражданских дел, которые служат интересам обороны.
Вы цитируете политические размышления генерала Симовича, а не говорите о каких-либо полномочиях или действиях. Каждый человек имеет право на политические размышления, имеет право говорить о том, что он считает нужным говорить.
Что это такое — «внутреннее расселение» в Косове? И что может быть мотивом «внутреннего расселения» в Косове?
Когда где-то происходят конфликты, в сёла врываются террористические банды, убивают граждан (а ещё до начала войн они убили албанцев в два с половиной раза больше, чем се