Утакалтинг понял, что начинает сердиться.
Чем же можно вызвать подозрения Каулта? Утакалтинг подумал, не стоит ли поговорить во сне, высказать какие-нибудь намеки и признания. Хоть тогда что-нибудь пробьет толстый череп теннанинца? Или нужно отказаться от тонкостей и полностью переписать сценарий: пусть Каулт сам раскрывает нераскрытые страницы!
Утакалтинг знал, что индивидуумы внутри вида могут сильно различаться. А Каулт – аномалия даже среди теннанинцев. Ему никогда не придет в голову шпионить за своим спутником тимбрими. Утакалтинг не мог понять, как Каулт вообще попал в дипломаты.
К счастью, темные стороны характера его народа в нем отразились не сильно. Партия Каулта, по-видимому, не так лицемерна и не так убеждена в собственной непогрешимости, как те, что определяют политику клана. Жаль, потому что одним из последствий планировавшегося розыгрыша Утакалтинга, если он удастся, будет ослабление умеренного крыла.
Достойно сожаления. Но все равно только чудо приведет к власти сторонников Каулта, напомнил себе Утакалтинг. Если дела пойдут так и дальше, это спасет его от угрызений совести по поводу последствий розыгрыша. Сейчас он зашел в тупик. До сих пор путешествие приносит только раздражение. Единственное утешение: они все-таки не в концентрационном лагере губру.
Они находились на холмистой равнине, постепенно повышающейся и переходящей в южные склоны Мулунских гор. Бедная по разнообразию видов растительность уступала место менее монотонной – низкорослые деревья и эродированные террасы, чья красноватая и желтоватая почва блестела в утреннем свете, подмигивала, как будто намекая на тайны давно ушедших дней.
Путники все ближе подходили к горам, Утакалтинг продолжал следовать за голубоватым мерцанием, иногда таким слабым, что он едва различал его.
Он точно знал, что Каулт со своим специфическим зрением такой блеск вообще не заметит. Так он спланировал заранее.
Утакалтинг шел впереди и тщательно искал красноречивые намеки. Каждый раз, заметив такой знак, он делал одно и то же: старательно заметал следы, старался невзначай выбросить каменные орудия, украдкой записывал что-то и тут же прятал записи, когда из-за поворота показывался его спутник.
Любой на его месте уже буквально кипел бы от любопытства. Но, увы, не Каулт.
В это утро настала очередь теннанинца идти впереди. Их путь пролегал мимо болотистой низины, все еще влажной от недавних обильных дождей. И прямо поперек их тропы шла цепочка отпечатков, проложенных не больше нескольких часов назад. Здесь явно проковылял кто-то на двух конечностях, опираясь на третью. Но Каулт равнодушно прошел мимо, втягивая воздух большими дыхательными щелями и гулко замечая, какой хороший и свежий сегодня день!
Утакалтинг утешался тем, что эта часть его плана всегда казалась ему рискованной. Наверно, она обречена на провал.
«Может, я недостаточно умен. А может, и мой народ, и народ Каулта выбрали для этой захолустной планеты самых тупых своих представителей».
Даже среди людей найдутся такие, которые придумали бы что-нибудь получше. Например, один из легендарных агентов земного Совета.
Конечно, никаких агентов или тимбрими, обладающих большим воображением, на Гарте, когда разразился кризис, не оказалось. И Утакалтингу пришлось по своему разумению разрабатывать план.
Он думал о второй половине розыгрыша. Ясно, что губру клюнули на его наживку. Но насколько сильно? Сколько неприятностей он им доставил? Чего это стоило? И – что гораздо важнее с точки зрения галактического дипломата – сумел ли он поставить их в неловкое положение?
Если губру оказались такими же недалекими и неповоротливыми, как Каулт…
«Нет, на губру можно полагаться, – заверил себя Утакалтинг. – Они такие же искусные обманщики и лицемеры». Поэтому ими легче управлять, чем теннанинцами.
Он прикрыл глаза, определяя, насколько поднялось солнце. Становилось тепло. Послышался треск ветвей, сзади на тропе показался Каулт, он напевал походный марш, палкой освобождая себе дорогу. Утакалтинг подумал: «Если официально наши народы воюют друг с другом, почему Каулту невдомек, что я скрытничаю?»
– Хм, – произнес огромный теннанинец, приближаясь. – Коллега, почему мы остановились?
Слова он произнес на англике. Дипломаты недавно решили каждый день практиковаться в новом языке. Утакалтинг указал на небо.
– Уже почти полдень, Каулт. Гимельхай начинает жечь. Нам нужно найти убежище и уйти с солнца.
Каулт раздул кожистый гребень.
– Уйти с солнца? Но мы не на… Ага! Волчий оборот речи. Очень глубокомысленно, Утакалтинг. Когда Гимельхай достигает зенита, действительно можно представить, что жаришься на его поверхности. Давай искать убежище.
Невдалеке на холме виднелась небольшая роща. На этот раз впереди шел Каулт, размахивая самодельным посохом, чтобы проложить тропинку в высокой траве.
Они уже привыкли к распределению обязанностей. Каулт выполнял тяжелую работу, он углублял нишу до прохладной почвы. А проворные руки Утакалтинга плели защиту от солнца. Потом они ложились на рюкзаки и пережидали полуденную жару.
Пока Утакалтинг дремал, Каулт забавлялся со своим карманным анализатором. Он подбирал ветви, ягоды, комочки земли, растирал их большими сильными пальцами и подносил к прорези прибора, а потом исследовал с помощью других приборов, взятых с разбитой яхты.
Усердие Каулта особенно раздражало Утакалтинга: теннанинец серьезнейшим образом исследовал местную экосистему и при этом умудрялся не заметить ни одного подтасованного факта. «Может, именно потому, что я их подбрасываю», – размышлял Утакалтинг. Теннанинцы – народ педантичный.
Вероятно, мировоззрение Каулта не дает ему увидеть то, что выбивается из картины мира, которую нарисовали его тщательные исследования.
«Интересная мысль». Корона Утакалтинга создала глиф оценки удивления: он понял, что подход теннанинца, возможно, не так уж неверен и фундаментален, как считал сам Утакалтинг. Он заверял себя, что глупость делает Каулта неуязвимым для обмана, но…
«Но ведь в конце концов все эти следы действительно обман. Мой союзник в кустах специально оставляет следы, чтобы я их „нашел“ и „прятал“. Но Каулт упрямо игнорирует их. Может быть, его взгляд на мир просто вернее моего? Оказывается, его почти невозможно одурачить!» Правда это или нет, но мысль интересная. Сиртуну развевался и пытался подняться над короной, но она лежала неподвижно, слишком ленивая, чтобы поднять глиф.
В мыслях Утакалтинг представил Атаклену.
Он знал, что его дочь жива. Попытаться узнать больше означало выдать себя пси-установкам врага. Но все-таки что-то в этих следах – на дрожащем уровне нахакиери – говорило Утакалтингу, что он много нового увидел бы в дочери, доведись им снова встретиться в этом мире.
«Но ведь существует предел родительской опеки, – словно говорил ему негромкий голос в полусне, – за которым ребенок сам создает свою судьбу».
«А что же с незнакомцами, которые вошли в ее жизнь?» – спросил Утакалтинг у мерцающей фигуры своей давно умершей жены, образ которой словно повис за его закрытыми глазами.
«Что с ними? Они тоже будут влиять на нее, а она на них. Но наше время подходит к концу!..»
Лицо ее видно так ясно… Это сон, обычный для людей, но которые редко бывают у тимбрими. Сон наяву, и значение его передается словами, а не глифами. От эмоций его пальцы задрожали.
Глаза Матиклуанны разошлись, а ее улыбка напомнила ему тот день в столице, когда впервые соприкоснулись их короны… и он остановился, ошеломленный, посредине многолюдной улицы. Полуослепший от глифа без названия, он шел по ее следу по переулкам, через мосты, мимо темных кафе, искал ее с растущим отчаянием, пока наконец не нашел. Она ждала его на скамье всего в двенадцати систаарах от того места, где он впервые ощутил ее.
«Понимаешь? – спросила она во сне голосом той далекой девушки. – Мы формируемся, меняемся. Но бывшее в нас постоянным всегда остается».
Утакалтинг пошевелился. Изображение его жены дрогнуло, потом исчезло в волнах света. Глиф сиуллф-та висел на том месте, где только что стояла она. Он означает радость еще не решенной головоломки.
Утакалтинг вздохнул и сел, потирая глаза.
Почему-то он решил, что яркий дневной свет рассеет глиф. Но теперь сиуллф-та оказался не просто сном. Без участия Утакалтинга он медленно поднялся и поплыл к его спутнику, рослому теннанинцу.
Каулт сидел спиной к Утакалтингу, погрузившись в свое занятие, совершенно не замечая, как изменился сиуллф-та и превратился в сиуллф-куонн. Глиф повис над гребнем Каулта, остановился, опустился и исчез. Утакалтинг удивленно смотрел. Каулт хмыкнул и повернулся. Теннанинец свистел сквозь дыхательные щели, затем отложил приборы и повернулся к Утакалтингу.
– Что-то очень странное творится здесь, коллега. Что-то такое, чего я не могу объяснить.
Утакалтинг, прежде чем ответить, облизнул губы.
– Скажи, что тебя озадачило, уважаемый посол.
Голос Каулта перешел в низкий рокот.
– Какое-то животное… кормилось ягодами недавно. Я уже несколько дней вижу следы его присутствия, Утакалтинг. Большое животное… слишком большое для Гарта.
Утакалтинг все еще думал, что сиуллф-куонн подействовал там, где пропали втуне многие его тонкие намеки.
– Правда? И это важно?
Каулт помолчал, словно не зная, что сказать. Наконец теннанинец вздохнул.
– Мой друг, это чрезвычайно странно. Должен сказать тебе, что не может после катастрофы буруралли существовать такое высокое животное, которое питается в кустах таким необычным способом.
– Что значит необычным?
Гребень Каулта раздувался короткими рывками, обозначая смущение.
– Только не смейтесь, коллега.
– Никогда! – солгал Утакалтинг. – Я уверен, что у этого существа есть руки.
– Гм… – уклончиво произнес Утакалтинг. Теннанинец заговорил еще тише.
– Здесь какая-то тайна, коллега.
Утакалтинг сдержал корону, лицо его оставалось бесстрастным. Теперь он понял, почему возник сиуллф-куонн – глиф предчувствия удавшегося розыгрыша, который подействовал там, где все остальное оказалось бессильно.
«Шутка обернулась против меня!»
Утакалтинг посмотрел туда, где яркий солнечный свет начинал тускнеть от идущих с гор облаков. Там, в кустах, его союзник неделями оставляет «следы», с того самого времени, как яхта Утакалтинга оказалась именно там, где он хотел, – на краю болотистой местности к юго-востоку от гор. Маленький Джо-Джо, генетический мутант-шимп, который и говорить-то может только жестами, голый, как животное, оставляет загадочные следы, обрабатывает каменные орудия и бросает на их тропе, поддерживает непрочный контакт с Утакалтингом с помощью синего сторожевого шара.
И все это части плана, который призван неизбежно привести теннанинца к убеждению, что на Гарте существует предразумная туземная жизнь. Но Каулт, казалось, ничего не видит! Ни один из специально созданных ключей!
Но что наконец-то заметил Каулт, так это самого Джо-Джо… последствия того, как кормился маленький шимп!
Утакалтинг понял, что сиуллф-куонн совершенно прав. Шутка над самим собой оказалась очень глубокой.
Ему показалось, что он снова слышит голос Матиклуанны. «Невозможно знать заранее…» – говорила она.
– Поразительно, – сказал Утакалтинг теннанинцу. – Просто поразительно!
Глава 61
АТАКЛЕНА
Иногда ее беспокоило, что она слишком привыкла к изменениям.
Преобразования рецепторов, перемещение жировых тканей, странное, почти человеческое звучание голоса – она так привыкла ко всему этому, что иногда даже думала, сможет ли вернуться к традиционной тимбримийской морфологии.
Эта мысль пугала Атаклену.
До сих пор были жизненно необходимые причины поддерживать эти человекоподобные особенности. Она командовала армией полувозвышенных клиентов волчат, и тогда требовалось выглядеть женщиной, человеком, чтобы прочнее становилась связь между нею, шимпами и гориллами.
«И Робертом», – напомнила она себе.
Атаклена задумалась. Смогут ли они еще когда-нибудь испытать эту полузапретную сладость межвидового флирта? Сейчас это казалось совершенно невероятным. Их брак свелся к двум подписям на куске древесной коры: просто полезное политическое решение, былого не вернуть.
Она посмотрела вниз и увидела в мутной воде собственное отражение.
– Ни рыба, ни мясо, – прошептала она на англике, не помня, где слышала это выражение, но понимая его метафорический смысл. Если бы ее сейчас увидел юноша-тимбрими, он бы расхохотался. А что касается Роберта… что ж, еще месяц назад она чувствовала, что понимает его. Его растущее притяжение, свирепый волчий голод – все это нравилось ей и льстило.
«Но сейчас он снова среди своих. А я одна».
Атаклена покачала головой, прогоняя тяжелые мысли.
Она взяла фляжку и разбила свое отражение, вылив в пруд четверть литра светлой жидкости. Со дня поднялась муть, закрывая тонкие нити-корни лиан, висящих над головой.
Это последний из цепи небольших водных бассейнов, в нескольких километрах от пещеры. Работала Атаклена сосредоточенно и делала записи.
Она понимала, что ей не хватает квалификации, она не специалист, и возмещала отсутствие навыков методичностью и аккуратностью. Ее простые опыты уже начали приносить полезные плоды. Если ее помощники вовремя вернутся с данными из соседней долины, у нее будет что показать майору Пратачулторну.
«Я могу казаться странной, но я все-таки тимбрими. Я докажу свою необходимость, хотя землянин и не считает меня бойцом».
Ее сосредоточенность была такой глубокой, а в лесу стояла такая тишина, что неожиданные слова прозвучали громом.
– Так вот ты где, Кленни! А я всюду тебя ищу.
Атаклена повернулась, едва не пролив янтарного цвета жидкость. Лианы вокруг словно превратились в сеть, поймавшую ее. Пульс мгновенно участился, но тут она узнала Роберта. Он смотрел на нее сверху с корня гигантского псевдодуба.
На нем мокасины, мягкая кожаная куртка и чулки. Лук и колчан за спиной делали его похожим на героя одного из рыцарских романов волчат, которые в детстве читала ей мать. Потребовалось гораздо больше времени, чтобы успокоиться, чем ей хотелось бы.
– Роберт. Ты испугал меня.
Он покраснел.
– Прости. Я не хотел.
Это не совсем так, и она это знает. Пси-щит Роберта стал лучше, чем раньше, и он, по-видимому, гордится тем, что смог подкрасться к ней незаметно. Простой, но четкий вариант кинивуллуна, как эльф, повис над головой Роберта. Если прищуришься, можно подумать, что рядом стоит молодой тимбрими…
Атаклена вздрогнула. Она уже решила, что не может позволить себе такое.
– Спускайся и садись, Роберт. Расскажи, что ты делал.
Держась за ближайшую лиану, он легко спустился на ковер из листьев и подошел к темной воде, где лежал раскрытый ящик с экспериментальными жидкостями. Сняв лук и стрелы, Роберт сел, скрестив ноги.
– Я пытался быть полезным. – Он пожал плечами. – Пратачулторн закончил выкачивать из меня информацию. Теперь он хочет, чтобы я стал почетным офицером для поддержки морали шимпов. – Он заговорил высоким голосом, подражая южноазиатскому акценту майора. – Мы должны поддерживать боевой дух малышей, Онигл. Пусть чувствуют, что они нужны сопротивлению!
Атаклена кивнула, понимая и невысказанное Робертом. Несмотря на успехи партизан, Пратачулторн невысоко оценивал шимпов. По его мнению, они пригодны только для отвлекающих маневров или как вспомогательные части. И необученного, по-видимому, избалованного сынка планетарного координатора лучше всего использовать для связи с подобными детям клиентами.
– Мне казалось, Пратачулторну понравилась твоя идея использовать разлагающие бактерии в наших интересах против губру, – сказала Атаклена.
Роберт напрягся. Он подобрал веточку и ловко перекатывал ее с пальца на палец.
– Он нашел эту мысль интересной: кишечные бактерии горилл растворяют броню губру. И позволил участвовать в моем проекте Бенджамину и еще нескольким техникам.
Атаклена попыталась разобраться в противоречивых чувствах Роберта.
– Разве лейтенант Маккью не помогла тебе убедить его?
Роберт отвел глаза при упоминании молодой женщины с Земли. И отгородился щитом, подкрепляя подозрения Атаклены.
– Да, Лидия помогла. Но Пратачулторн сказал, что невозможно доставить нужное количество бактерий к важнейшим установкам губру. Они все равно их обнаружат и нейтрализуют. Мне кажется, Пратачулторн считает это дело второстепенным по отношению к основному плану.
– А ты знаешь, что он задумал?
– Он улыбается и говорит, что собирается окровавить птичьи клювы.
Разведка доносит про какие-то сооружения губру к югу от Порт-Хелении, и это хорошая цель. Но в подробности он не вдается. «Вы ведь понимаете: стратегия и тактика – дело профессионалов».
– Но я пришел сюда не для того, чтобы говорить о Пратачулторне. Я хочу кое-что показать тебе. – Роберт сбросил рюкзак и достал из него что-то завернутое в ткань. Развернул. – Знакомо?
Вначале Атаклене показалось, что он держит комок ветоши с нитями, свисающими с краев. Посмотрев внимательно, она подумала, что предмет, лежащий на коленях Роберта, похож на какой-то сморщенный гриб. Роберт взялся за самый крупный узел, где сходилось большинство нитей, и потянул за них. Тонкая ткань развернулась на ветру.
– Кажется, я это где-то видела, Роберт. Я бы сказала, что это небольшой парашют, но он явно естественного происхождения… какое-то растение. – Она покачала головой.
– Горячо. Вспомни, что было несколько месяцев назад, Кленни… тот день… я думаю, мы его никогда не забудем.
Слова его были неясны, но мерцание эмпатии помогло оживить ее память.
– Это? – Атаклена потрогала мягкий, почти прозрачный материал. – Это плющ?
– Верно. – Роберт кивнул. – Весной верхние слои блестящие, упругие и такие прочные, что на них можно ехать, как на санях…
– Если у тебя хорошая координация, – усмехнулась Атаклена.
– Гм, да. Но когда приходит осень, верхний слой вянет, становится таким. – Он помахал похожим на парашют плющом, держа за волокнистые нити, подставил под ветер. – Через несколько недель они будут еще легче.
Атаклена покачала головой.
– Я помню, ты объяснял мне способ размножения, верно?
– Правильно. Мешочки со спорами здесь, – он отвел руку и показал маленькую капсулу в том месте, где встречаются нити. – Ветры поздней осени переносят этот парашют. Небо заполняется ими, и на какое-то время полеты в воздухе становятся опасными. В городе в это время возникают серьезные проблемы.
– К счастью, я думаю, древнее животное, которое опыляло эти плющи, погибло в катастрофе буруралли, и почти все растения стерильны. Иначе половина Синда заросла бы ими. Те, кто ими питался, тоже давно вымерли.
– Поразительно. – Атаклена ощутила дрожь ауры Роберта. – Ты придумал, как использовать эти штуки, верно?
Он снова сложил переносчик спор.
– Да. Есть идея. Но не думаю, чтобы Пратачулторн меня выслушал. Он уже навесил на меня ярлык – из-за моей матери.
Конечно, Меган Онигл сыграла немалую роль в том, как принял и отверг Роберта офицер морской пехоты. «Как может мать так недооценивать собственного сына?» – удивилась Атаклена. Люди прошли большой путь после темных столетий, но ей все равно жаль к'чу-нон – бедных волчат.
Им еще многое предстоит узнать о самих себе.
– Может быть, тебя Пратачулторн не станет слушать, Роберт. Но он прислушивается к мнению лейтенанта Маккью. Она тебя обязательно выслушает и передаст твою идею майору.
Роберт покачал головой.
– Не знаю.
– Почему нет? – спросила Атаклена. – Ты нравишься этой молодой девушке. Я совершенно уверена, что вижу в ее ауре…
– Не делай этого, Кленни, – выпалил Роберт. – Не надо совать нос в чувства других людей. Это… это не твое дело.
Она опустила голову.
– Наверно, ты прав. Но ты мой муж и друг, Роберт, и когда ты раздражен и встревожен, это отражается на нас обоих.
– Пожалуй. – Он избегал ее взгляда.
– Тебя сексуально привлекает Лидия Маккью? – спросила Атаклена.
– Не понимаю, почему ты спрашиваешь…
– Потому что я не могу кеннировать тебя, Роберт! – взорвалась раздраженно Атаклена. – Ты больше не открыт для меня. Если ты испытываешь такие эмоции, поделись со мной. Может быть, я сумею тебе помочь.
Он посмотрел на нее, медленно заливаясь краской.
– Помочь мне?
– Конечно. Если ты хочешь эту женщину твоего вида, разве я не должна тебе помочь? Не должна помочь своему мужу стать счастливым?
Роберт только растерянно моргал, но в его прочном щите Атаклена обнаружила щели. Она ощущала, как напрягаются ее щупальца, касаются этих слабых мест, создают новый глиф.
– Ты обвиняешь себя из-за этих новых чувств, Роберт? Считаешь себя неверным мне? – Атаклена рассмеялась. – Но супруги из разных видов имеют право на любовников и любовниц из своего вида. Ты это знаешь!
– Чего же ты хочешь от меня, Роберт? У нас определенно не может быть детей. А если бы были, страшно представить, какие бы чудовища получились!
На этот раз Роберт улыбнулся и посмотрел в сторону. В пространстве между ними ее глиф стал отчетливей.
– А что касается заместительного секса, ты знаешь, что я не способна дать тебе что-то, кроме раздражения, ты, сверходаренно-недоразвитый человек-обезьяна! Если ты найдешь кого-то, с кем можешь наслаждаться этим, почему я не должна этому радоваться?
– Все не так просто, Кленни… Я…
Она подняла руку и улыбнулась, заставив его замолчать.
– Я с тобой, Роберт, – негромко сказала она.
Смущение молодого человека смахивало на неопределенный квантовый потенциал, который колеблется между двумя состояниями. Он попытался отвести взгляд и сосредоточиться на своем. Потом вспомнил, чему научился, и раскрылся, позволяя кеннингу воспринять ее глиф, ее дар.
Ла'тстун повис, маня его. Роберт выдохнул и удивленно распахнул глаза, когда его собственная аура раскрылась, помимо его желания. Распустилась, как цветок. И что-то – двойник ла'тстуна – появилось, резонируя, усиливая его ауру на фоне короны Атаклены.
Два ничего – один человеческий, другой тимбрими – соприкоснулись, игриво отскочили, снова соединились.
– Не бойся потерять то, что у тебя было со мной, Роберт, – прошептала Атаклена. – Разве какая-нибудь возлюбленная-человек сможет проделать такое?
В ответ он улыбнулся. Они вместе рассмеялись, а над их головами плясал двойной ла'тстун – глиф двойной близости.
Только позже, когда Роберт уже ушел, Атаклена опустила крепкий щит, которым закрыла собственные чувства и разрешила признаться себе, что завидует.
«Он пошел сейчас к ней».
Атаклена знала, что поступила правильно, сделала то, что нужно.
И все же как это несправедливо!
«Я выродок. И была им еще до того, как попала на эту планету. Теперь меня никто не узнает».
Роберт может иметь любовницу, но Атаклена и этим обделена. Она подобным образом утешится среди сородичей.
«Касаться меня, держать меня, соединить его щупальца с моими, его тело с моим, заставить меня вспыхнуть…»
С некоторым удивлением Атаклена поняла, что впервые испытывает подобные чувства… стремление к мужчине своей расы – не другу, не соученику, а к возлюбленному – может быть, супругу.
Матиклуанна и Утакалтинг говорили ей, что когда-нибудь это произойдет. У каждой девушки своя судьба. Но теперь она испытывала горькое чувство, оно усилило ее одиночество. Отчасти она винила Роберта в том, что его вид так ограничен. Если бы и он мог изменить свое тело и встретиться с ней на полпути!
Но она тимбрими, она «хозяйка приспособляемости». Как далеко зашла она в собственных изменениях, Атаклена поняла, обнаружив влагу на щеках.
Она жалобно вытерла соленые слезы, первые в ее жизни.
Такой и нашли ее помощники, выполнив поручения и вернувшись несколько часов спустя. Она сидела на краю маленького мутного пруда, а осенний ветер раскачивал вершины деревьев и гнал тяжелые дождевые тучи на восток, к серым горам.
Глава 62
ГАЛАКТЫ
Сюзерен Стоимости и Бережливости тревожился. Все признаки указывали на Слияние, но то, в каком направлении оно развивалось, сюзерену не нравилось.
По другую сторону павильона сюзерен Луча и Когтя расхаживал перед своими помощниками. Он выглядел осанистее и величественнее, чем обычно.
Под встрепанным оперением проглядывал красноватый пух командующего армией.
Ни для одного присутствующего губру этот цвет не остался незамеченным.
Скоро, может быть, через одну двенадцатидневку, процесс этот станет необратимым.
У оккупационных сил появится царица.
Прихорашивая свои перья, сюзерен Стоимости и Бережливости думал о несправедливости происходящего. Его перья тоже подсохли, но признаков окончательной расцветки еще не наблюдалось.
Вначале его избрали кандидатом на пост погибшего главного чиновника.
Он мечтал об этом, но не думал, что неожиданно окажется членом уже почти созревшего триумвирата! Остальные его участники уже далеко продвинулись по пути к сексуальности. И он вынужден догонять их.
Поначалу казалось, что это не так уж существенно. Ко всеобщему удивлению, новый сюзерен сразу начал набирать очки. Он показал, что двое других сюзеренов в период междуцарствия сделали массу опрометчивых шагов, и тем самым продвинулся вперед.
Было достигнуто новое равновесие. Защищая свою политическую позицию, адмирал и верховный священник проявили чудеса разума и изобретательности.
Но Слияние определяется правильностью общей политики! И высшая награда достанется тому предводителю, который окажется наиболее мудрым.
Таков истинный путь!
Однако чиновник знал, что многое часто решает случайность, капризы метаболизма.
«Или союз двух против третьего», – напомнил он себе. Сюзерен Стоимости и Бережливости сомневался теперь в мудрости своего последнего решения объединиться с адмиралом против Праведности. Тем самым он дал адмиралу почти неоспоримое преимущество.
Но у него не оставалось выбора! Священнику нужно противостоять, потому что сюзерен Праведности, по-видимому, совершенно утратил контроль!
Вначале эта чепуха насчет гартлингов. Если бы предшественник главного чиновника не умер, расточительность, вероятно, не стала бы чрезмерной. А так затратили огромные средства: доставили новую отраслевую планетарную Библиотеку, отправляли экспедиции в опасные горы, строили гиперпространственный шунт к церемонии принятия под опеку – а ведь еще нет того, кого можно принимать!
Возникала также проблема экологического управления. Сюзерен Праведности настаивал, что важно хотя бы на минимальном уровне восстановить экологическую программу землян по обновлению Гарта. Но сюзерен Луча и Когтя категорически отказался выпускать хоть одного человека с островов. И потому с огромными расходами помощь поступила извне. Корабль с садоводами линтенами, сохранившими нейтралитет в нынешнем кризисе, уже на пути к Гарту. И только Великое Яйцо знает, сколько им придется платить!
Теперь, когда гиперпространственный шунт почти завершен, и сюзерен Праведности, и сюзерен Луча и Когтя признают, что слухи о гартлингах – розыгрыш тимбрими. Но не позволяют прекратить строительство.
Напротив. У каждого из них свои причины желать завершения строительства. Если бы чиновник согласился, возник бы консенсус, шаг вперед к политике, которой ждут Повелители Насестов. Но как можно соглашаться с подобным вздором?
Сюзерен Стоимости и Бережливости раздраженно зачирикал. Сюзерен Праведности опаздывает на очередную встречу. Его стремление к незыблемости моральных устоев, похоже, не доходит до необходимости быть элементарно вежливым.
К этому времени теоретически первоначальное соперничество кандидатов должно смениться взаимным уважением, затем страстью и, наконец, подлинным браком. Но вот они уже на грани Слияния, а по-прежнему исполняют танец взаимного отвращения.
Сюзерену Стоимости и Бережливости не нравилось, как развиваются события, но, по крайней мере, у него будет одно утешение: рано или поздно Праведность сбросят с его надменного насеста.
Приблизился один из помощников главного чиновника, и сюзерен взял протянутую пластинку с сообщением. Поклевав ее содержимое, он задумался.
Снаружи началась суматоха – несомненно, появился третий предводитель.
Но сюзерен Стоимости и Бережливости продолжал обдумывать сообщение, полученное от шпионов. «Скоро, да, скоро. Очень скоро мы проникнем в тайный план, план, который не может быть хорошей политикой. И тогда, возможно, увидим изменение, изменение в сексуальности… скоро».
Глава 63
ФИБЕН
Голова у него болела.
Когда он учился в университете, тоже приходилось заниматься сутки напролет. Фибен никогда не считал себя ученым, и экзамены заранее вызывали у него тошноту.
Но существовала и внеурочная деятельность, поездки домой, каникулы, когда шен освобождался и мог немного позабавиться!
К тому же Фибену нравились его профессора. А от Гайлет Джонс он сейчас просто устал.
– Значит, ты считаешь галактическую социологию скучной и неинтересной? – обвиняюще воскликнула Гайлет, когда он в отвращении отшвырнул книги и отошел в дальний угол комнаты. – Жаль, что наш предмет не экология планеты, – сказала она. – Тогда, наверное, ты оказался бы учителем, а я учеником.