– Так вы все-таки сдавали экзамены во ВГИК?
– Я приехал в Москву, прихожу во ВГИК, на меня внимательно смотрит глава комиссии: просматривает мои документы, а конкурс документов-то я не прошел! Ведь я был просто уверен, что меня до экзаменов не допустят!
Преподавателю просто искренне захотелось, чтобы я у них учился
И вот эта добрая женщина, председатель экзаменационной комиссии, мне говорит: «Знаете, я вас допускаю до экзаменов, но с условием, что вы в процессе сдачи предоставите положительную характеристику и рекомендацию от горкома комсомола!» Потом уже, спустя какое-то время, когда меня будут изгонять, ее за это выгонят с работы, но это будет потом...
– Как проходили экзамены?
– Там было восемь экзаменов: четыре – общеобразовательных (они были последними), а четыре – творческих. К творческим невозможно было подготовиться, потому что там задавались самые неожиданные вопросы. Кроме того, там на тебя просто смотрели: кто ты, что ты из себя представляешь и т. д.
И так получилось, что я начал сдавать экзамены хорошо, даже сам этого не ожидал! И когда дошел до общих экзаменов, то преподавателю, которая сопровождала нас на экзаменах, просто искренне захотелось, чтобы я у них учился. А когда я уже все экзамены сдал, меня пригласил к себе ректор ВГИКа Ждан, с ним вместе сидела целая комиссия. И они стали выяснять, почему у меня нет необходимых рекомендаций. Но я пошел тогда хитрым путем: представил дело таким образом, будто у меня на производстве произошел локальный конфликт с мастером. И они поняли, что я, дескать, такой творческий парень, который не укладывается в обычные рамки, а мастер цеха хочет иметь у себя на производстве обычного работягу-пьянчугу. Отсюда и вытекает вполне понятная неприязнь: чего, мол, этому парню еще нужно, какое там высшее образование... И отсутствие справок как раз легло в эту схему, придуманную мной, и меня взяли!
– Учиться было сложно?
– Во ВГИКе у меня началась довольно стремительная карьера, причем я даже сам этого не ожидал! Говорят, что во ВГИК очень сложно поступить, но еще сложнее – быть оттуда выгнанным. Так говорили люди, которые учились там многие годы. И еще была такая особенность – там было много иностранцев. Дело в том, что ВГИК пользовался большой известностью в мире, даже на Западе существовала большущая ассоциация выпускников ВГИКа. И многие видные западные режиссеры в свое время заканчивали именно ВГИК – школу Эйзенштейна, Дзиги Вертова и многих-многих других, потому что наша школа была на самом деле очень хорошей – в киношном, профессиональном смысле. И большая прослойка иностранных студентов приезжала поэтому к нам в Москву учиться делать кино. Все это как бы создавало особую атмосферу ВГИКа: все понимали, что раз тут учатся иностранцы, то на многое надо смотреть сдержанно. Все это в совокупности создавало атмосферу относительной свободы.
– Некоей демократичности?
Да, да. Тем более, например, что со мной вместе не просто учился, а в одной комнате жил будущий коммунистический лидер Артур Узильдингер, он был сыном генерального секретаря ЦК Компартии Великого герцогства Люксембург, который одновременно был мэром одного из ведущих городов этого маленького герцогства, понимаете?
Но то, что он жил со мной вместе в одной комнате, для него потом плохо кончилось: в итоге он стал не лидером коммунистического движения, а православным монахом на Западе!..
Религиозно-философский семинар. Ленинград. 1977 год. Слева направо: Николай Хованский, Виктор Райш (в настоящее время священник), Александр Щипков, Александр Огородников, Всеволод Корсаков, Сергей Бусов, Николай Епишев (в настоящее время священник), Андрей Бондаренко (в настоящее время священник). На переднем плане Владимир Пореш. Фото: foma.ru
– Как тогда жилось студентам вообще?
– Студентам экономически в то время было довольно свободно жить: я получал повышенную стипендию, плюс еще именную стипендию. Мой папа, будучи пенсионером, работал и получал еще и пенсию, он мне присылал деньги, и я тогда много путешествовал. Все было очень дешево: билеты, еда. Я изучал жизнь и знакомился с людьми.
И вот, будучи как бы на пике своей определенной карьеры, я начал очень четко ощущать (причем это откликалось и во многих моих коллегах), что чего-то главного мне не хватает! Что этот социальный успех лишает нас чего-то, чего мы не можем пока просто понять! Что мы как бы «не чувствуем глубины под ногами». А наша «глубина» – очень мелкая!..
– Это только вы ощутили?
– Да нет, многие! И самое, конечно, главное, это был поиск истины. Мы ее стали активно искать. Активно искали истину...
C Александром Огородниковым
беседовал Николай Бульчук
10 июня 2019 г.
Начало формы
Конец формы
Начало формы
Конец формы
Начало формы
Конец формы
Начало формы
Конец формы
Начало формы
Конец формы