За риторикой их фраз мы опять сталкиваемся с тем, что в планах большевиков на первом месте стояло не установление социализма или тем более коммунизма, а переход к некой форме социально ориентированного буржуазно‑демократического государства. Именно этим целям и должна была служить «диктатура пролетариата»… Троцкий писал уже совсем парадоксальные вещи: «…Человеческое мышление консервативно, а мышление революционеров подчас – особенно. Большевистские кадры в России продолжали держаться за старую схему и восприняли Февральскую революцию, несмотря на то что она явно заключала в себе два несовместимых режима, лишь как первый этап буржуазной революции…
Все руководящие большевики без изъятия ‑ мы не знаем ни одного ‑ считали, что демократическая диктатура еще впереди. После того как Временное правительство буржуазии «исчерпает себя», установится демократическая диктатура рабочих и крестьян как преддверие буржуазно‑парламентарного строя» 1019.
Л. Троцкий вспоминал: «Диктатура рабочих и солдат была фактом, начиная с 27 февраля. Но рабочие и солдаты не отдавали себе в этом факте необходимого отчета… Расчет большевиков на мирное развитие революции покоился не на том, что буржуазия добровольно передаст власть рабочим и солдатам, а на том, что рабочие и солдаты своевременно помешают соглашателям переуступать власть буржуазии»1020. Но диктатура неорганизованной массы «рабочих и солдат», о которой писал Троцкий, есть не что иное, как всеразрушающая власть стихии, а отнюдь не «диктатура пролетариата». Опыт первых дней революции показал, что на переходном этапе пролетариат оказывается неспособным реализовать диктатуру пролетариата – ее осуществление брал на себя авангард рабочего класса, партия. Монополия партии была определена решениями VIII съезда РКП(б) (март 1917 г.): партия должна была добиваться «полного господства в современных государственных организациях, какими являются Советы, полного руководства всеми общественными организациями, и в первую очередь профсоюзами»1021.
Механизм осуществления «диктатуры пролетариата» строился на принципах «демократического централизма», впервые упомянутых Марксом в 1847 г., но доведенных до логического конца В. Лениным в 1903‑1908 гг. Принципы «демократического централизма» первоначально предназначались только для организации партии и включали в себя: «… а) выборность всех руководящих органов партии снизу доверху; б) периодическую отчетность партийных органов перед своими партийными организациями и перед вышестоящими органами; в) строгую партийную дисциплину и подчинение меньшинства большинству; г) безусловную обязательность решений высших органов для низших»1022. После Октябрьской революции большевики распространили действие принципов демократического централизма на все области государственной жизни. Ленин писал: «Наша задача теперь провести именно демократический централизм в области хозяйства, обеспечить абсолютную стройность и единение в функционировании таких экономических предприятий, как железные дороги, почта, телеграф и прочие средства транспорта и т. п., а в то же самое время централизм, понятый в действительно демократическом смысле, предполагает в первый раз историей созданную возможность полного и беспрепятственного развития не только местных особенностей, но и местного почина, местной инициативы, разнообразия путей, приемов и средств движения к общей цели»1023.
Против демократического централизма в партии выступили троцкисты (левые коммунисты) под предлогом развития партийного демократизма в виде фракционности. X съезд РКП(б) (1921) решительно осудил всякую фракционность в партии и принял по предложению Ленина резолюцию «О единстве партии». Позиция Троцкого основывалась на том, что он, признавая правоту Ленина для конкретных исторических событий, видел в демократическом централизме при определенных условиях потенциальную угрозу обществу. Он писал: «Демократизм и централизм, сведенные к отвлеченным принципам, могут, подобно законам математики, найти свое применение в самых различных областях. Нетрудно чисто логически «предсказать», что ничем не сдерживаемая демократия ведет к анархии или атомизированию, ничем не сдерживаемый централизм – к личной диктатуре… Поскольку централист Ленин казался мне чрезмерным, я, естественно, прибег к логическому доведению до абсурда. Но дело шло все же не об абстрактных математических принципах, а о конкретных элементах организации, причем соотношение между этими элементами вовсе не оставалось неподвижным…
Сам Ленин говорил, что палку, изогнутую в одну сторону, пришлось перегибать в другую. Его собственная организационная политика вовсе не представляет одной прямой линии. Ему не раз пришлось давать отпор излишнему централизму партии и апеллировать к низам против верхов. В конце концов, партия в условиях величайших трудностей, грандиозных сдвигов и потрясений, каковы бы ни были колебания в ту или другую сторону, сохраняла необходимое равновесие элементов демократии и централизма. Лучшей проверкой этого равновесия явился тот исторический факт, что партия впитала в себя пролетарский авангард, что этот авангард сумел через демократические массовые организации, как профсоюзы, а затем Советы, повести за собой весь класс и даже больше – весь трудящийся народ. Этот великий исторический подвиг был бы невозможен без сочетания самой широкой демократии, которая дает выражение чувствам и мыслям самых широких масс с централизмом, который обеспечивает твердое руководство…»1024 Несмотря на свои вполне обоснованные опасения и оппозицию, Троцкий в итоге безоговорочно принял ленинские принципы демократического централизма: «Советский централизм вообще находится еще в зачаточном состоянии, а без него мы ничего не создадим ни в продовольственной, ни в других областях, ни тем более в военной области. Армия, по своему существу, есть строго централизованный аппарат, тесно связанный нитями со своим центром. Нет централизма – нет армии»1025. При этом Троцкий указывает, что такой радикальный подход к централизму во время войны был вынужденной мерой: «Главкократический централизм в его нынешней форме может держаться лишь на основе чрезвычайного хозяйственного оскудения»1026.