Первым моментом, с которого началась история чина причащения, бесспорно является последняя пасхальная вечеря, совершенная Христом Спасителем в обширной, убранной комнате одного из иерусалимских домов. На этой вечери Им было установлено таинство евхаристии, и апостолы первыми сподобились вкушения Его пречистого тела и крови. Что же повествуют нам об этом первопричащении св. Таин ближайшие по времени свидетели этого события, – св. евангелисты? Они передают нам, что, во время пасхальной трапезы, возлежавший, несомненно, за невысоким столом Спаситель «взял хлеб и благословив преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть тело Мое. И взяв чашу, и благодарив, подал им и сказал: пейте из нея все; ибо сия есть кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов». (Мф. 26:26–28 срв. Мк. 14:22–24; Лк. 22:19–20; 1Кор. 11:23–25). Из этих кратких, но вполне ясных свидетельств нетрудно составить себе представление о том способе и той форме причащения, которые имели место на Тайной вечери. Несомненно, прежде всего то, что Апостолы приобщались тела и крови Христовой под двумя отдельными видами: сначала они приняли св. тело, a затем приступили и ко вкушению из чаши св. крови. Что касается, в частности, способа принятия ими евхаристического хлеба, то указание евангелистов на его раздаяние – διάδωσις – (конечно руками) заставляет думать, что и получение его – ετάληψις – было принятием в руки (χειροφηψία), a не прямо в уста (στωμαφηψία). Можно составить себе представление и о способе вкушения Апостолами святейшей Крови. В словах евангелистов Матфея и Марка: «взяв чашу и благодарив, подал им». (Ἔδωκεν αὐτοῖς) речь идет не о преподаянии содержавшейся в чаше св. Крови, a только о вручении самой чаши. Поэтому нужно думать, что Апостолы, принявши из рук Спасителя св. чашу, Его Благословенной Крови приобщились уже самостоятельно, каждый в своих руках поднося чашу к своим устам. Таковы были евхаристическая форма и способ причащения на пасхальной вечери. Они-то и, несомненно, и послужили незыблемою основою для всей последующей практики причащения. За это говорит вся дальнейшая история развития чина причащения: несмотря на ее тридцативековое протяжение, мы ни разу не встречаем в ней коренного изменения или преобразования этих форм; все оттенки и направления, которые принимала она в своем развитии, всегда были только лишь в большей или меньшей степени их комбинированием.
Нарисовать картину древнейшей практики причащения развившейся из указанной основы, – практики не только в строгом смысле церковной, но и имевшей большое употребление в древности, практики домашней, частной, – указать затем те перемены, которые пережил этот чин в своем развитии, пока наконец его форма не установилась окончательно, – мы и ставим своею задачею.
Остановимся прежде всего на периоде Апостолов и их ближайших преемников – мужей апостольских.
На существовавшую в это время практику причащения мы встречаем лишь немногочисленные и очень короткие указания. Это объясняется, вероятно, тем, что как самое совершение евхаристии, так и совершение входившего в ее состав причащения в апостольское время было еще в высшей степени простым и несложным литургическим действием, с самою еще неразвитою обрядовой обстановкой. Но и на основании тех немногочисленных данных, которые заключаются в книге Деяний Апостольских, в посланиях Апостола Павла и в писаниях мужей апостольских, об этой практике все же можно составить себе более или менее отчетливое представление. Из книги Деяний мы узнаем прежде всего то, что все евхаристическое священнодействие, обнимавшее собою и освящение евхаристических элементов, и их раздаяние верующим, и, наконец, их вкушение, – в апостольское время носило общее наименование «преломления хлеба». Первенствующие христиане, читаем мы здесь, «пребывали в учении апостолов, в общении и преломлении хлеба», «преломляя хлеб по домам, принимали пищу в веселии и простоте сердца». (Деян. 2:42–46). И в другом месте повествуется, что, «верующие Троады собирались для преломления хлеба» (20:7) Очевидно, преломление хлеба в глазах первенствующих христиан было действием настолько важным, что они и самое богослужение с входившим в него причащением стали называть его именем. Но является вопрос: не указывает ли это выражение (преломление) на то, что первенствующие христиане причащались только под одним видом евхаристического хлеба? Хотя в указанных местах книги Деяний и не встречается упоминаний о чаше благословения, однако, на основании ясных свидетельств Апостола Павла, можно с полным правом утверждать, что верующие в это время причащались под обоими видами. «Чаша благословения, которую благословляем, спрашивает, например, апостол Коринфян, не есть ли приобщение Крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова?» (1Кор. 10:16). Подобного же рода указания можно встретить y Апостола и в других местах, например, в 1Кор. 11:26–29стр. Несомненно, и евхаристический хлеб, и чашу благословения Апостол «почитал одинаково открытыми для всех верующих» (Сильвестр Εп., Догм. Богосл. Ч. 5, стр. 427).
Рассматриваемое выражение – «преломление хлеба» – таким же техническим термином, употреблявшимся, как pars pro toto для обозначения всего евхаристического богослужения, продолжало оставаться и в век мужей апостольских». Это можно подтвердить свидетельствами из их писаний. Уже в раннейшем из памятников христианской письменности1 мы читаем: «в день Господень преломите хлеб и благодарите, исповедавше прежде грехи ваши, дабы чиста была ваша жертва». Это же выражение встречается и y Игнатия Богоносца, который в своем послании к Ефесянам (гл. 20) заповедует им частое преломление хлеба2. Но будучи известно под общим наименованием «преломления хлеба» – наименованием, по-видимому, указывающим на вкушение одного только евхаристического хлеба, причащение и теперь, после Апостолов, продолжало совершаться под обоими видами. Об этом ясно свидетельствует целый ряд мест из тех же писаний мужей апостольских. «Хлеба Божия желаю, пишет Игнатий Богоносец, в послании к Римлянам (гл. 7), хлеба небесного, хлеба жизни, – (хлеба), который есть плоть Господа Христа Сына Божия. И пития Божия желаю, крови Его, которая есть любовь нетленная и жизнь вечная» 3. И в послании к Филадельфийцам (гл. 4) мы читаем y него: «старайтесь иметь одну евхаристию, ибо одна плоть Господа нашего Иисуса Христа, и одна чаша в единении крови Его» 4. Таким образом и в век апостольский и в век мужей апостольских причащение состояло в том, что каждый из верующих вкушал часть преломленного евхаристического хлеба и часть св. вина из чаши благословения.
За существование в это время такой формы причащения нам говорят и некоторые памятники искусства. Возьмем, например, вновь открытое в римских катакомбах св. Прискиллы фресковое изображение «Преломление хлеба». Оно помещается в камере, известной под именем «Capella Greca», и относится комментаторами к первому десятилетию II века. Содержание находящейся здесь живописи можно передать следующим образом: за полукруглым столом возлежат 6 участников вечери, a пo правую сторону стола помещается 7-е лицо, – бородатый мужчина, преломляющий хлеб. Близко к его ногам стоит чаша, затем два блюда: одно с двумя рыбами, другое же – с пятью хлебами, и, наконец, 7 наполненных хлебом коробов. По мнению комментаторов этой живописи Росси и Вильперта5, здесь содержится изображение преломления евхаристического хлеба во время богослужебного собрания. В бородатом муже, по мнению названных археологов, нужно видеть предстоятеля собрания (προεσεώς), преломлявшего хлеб, – в чаше же, изображенной возле блюда с рыбами – евхаристический потир, чашу благословения. Таким образом, описанная живопись является лучшим свидетелем за то, что в начале 2-го века христиане приобщались под обоими видами. При ее же руководстве мы можем составить себе представление и относительно обрядовой обстановки тогдашнего евхаристического священнодействия. Эта обстановка в описываемое время отличалась необычайной простотой: совершение евхаристии, a потому и причащение происходило обычно в просто-убранной горнице; верующие помещались за полукруглым столом; сюда приносились евхаристические элементы; здесь они освящались, здесь же происходило и преломление хлеба.
Что касается теперь вопроса о самом раздаянии и способе принятия первенствующими христианами евхаристических даров, то прямого ответа на него в памятниках письменности мы не встречаем. По всей вероятности, верующие получали св. хлеб из рук самого предстоятеля. Думать так заставляет следующее свидетельство Игнатия Богоносца: «отдельно от епископа, говорит он в послании к Смирнянам, никто не делал ничего относящегося до церкви»6. Если ни один богослужебный акт не мог происходить без участия епископа, то, конечно, и такое важное действие, как раздаяние молитвенно-освященного и преломляемого епископом хлеба, должно было принадлежать самому епископу, или «тому лицу, коему он предоставит это»7. Что же касается, далее, способа принятия евхаристического хлеба и вкушения из чаши евхаристического вина, то, нужно думать, он был точным воспроизведением того способа причащения, который имел место на пасхальной вечери.
С половины II века практика причащения начинает заметно расширяться. Помимо в собственном смысле церковно-общественного причащения, имевшего место при богослужебных собраниях, теперь образуется еще особый вид причащения частного, – начинает строго устанавливаться известный порядок в принятии верующими св. Таин, – к верующим церковию начинают предъявляться известные требования и т. д. Одним словом, при изложении собранного нами материала, состоящего из свидетельств об этой практике памятников письменности и искусства, было бы слишком трудно держаться строго хронологического порядка, т. е. брать практику каждого века в отдельности и рассматривать все ее разнообразные проявления за этот век. Чтобы избегнуть возможных, при таком способе изложения, повторений, мы будем держаться порядка предметного. Все сведения об этой практике мы расположим в двух отделах. В I-м отделе мы поместим сведения о практике причащения церковного; сюда войдут вопросы: о времени, месте, порядке причащения, о лицах совершавших причащение, о внешнем поведении христиан перед получением и во время получения св. Таин, о формуле, которая произносилась при раздаянии св. Даров, о пении псалмов и, наконец, о способе получения св. Таин. Во втором же отделе мы рассмотрим практику причащения частного, домашнего.
Остановимся прежде всего на вопросе о том, как часто и в какие именно дни древние христиане приступали к принятию св. Таин. Относящиеся к этому вопросу свидетельства письменности говорят нам, что они причащались почти за каждой литургией. В 9-м Апостольском правиле8, например, мы встречаемся с отлучением от церковного общения всех тех, которые, присутствуя при литургии, без достаточной причины оставляли собрание, не принявши причастия. Следовательно, о каждодневной почти практике причащения говорит нам и целый ряд свидетельств отеческих. Многие из отцов Церкви, изъясняя 4-е прошение молитвы Господней, выражение: «хлеб наш насущный» понимали в духовном смысле; они разумели под ним тело Христово и указывали при этом на обычай христиан приступать к св. Тайнам ежедневно. Так, св. Киприан говорит следующее: «Христа ты называешь нашим хлебом, потому что Он есть хлеб тех, которые прикасаются телу Его. Даровать же нам этот хлеб, просим ежедневно, чтобы мы пребывающие во Христе и ежедневно принимающие евхаристию в пищу спасения, будучи по какому-либо тяжкому греху отлучены от приобщения и лишены небесного хлеба, не отделились от тела Христова, Который Сам возвещает в наше наставление: Аз есмь хлеб животный»9. О почти ежедневном причащении христиан 1-й половины 4-го века говорит и 49 правило собора Лаодикийского10, и живший незадолго до этого собора Евсевий Никомидийский11. Но уже в конце 4-го века и в начале 5-го этот обычай, по крайней мере на Востоке, начинает ослабевать. Во времена Златоуста начинают встречаться верующие, которые причащались св. Таин довольно редко, например, только в праздники Богоявления и Пасхи. Называя такой обычай предрассудком, Златоуст восклицает: «Напрасно приносится ежедневная жертва! Напрасно предстоим мы перед алтарем Господним. Никто не приобщается»12. И в другом месте13 Златоуст говорит: «многие причащаются однажды во весь год, другие дважды, а иные несколько раз». Но если на Востоке каждодневное причащение начало терять свою прежнюю силу в конце 4-го века, то на Западе оно продолжало существовать еще и в течение 5-го века, хотя, несомненно, и здесь стало заметно ослабевать. Об этом, по крайней мере, говорят следующие свидетельства западных отцов и учителей Церкви. «Я знаю, говорит Иероним, что в Риме y верующих существует обыкновение принимать тело Христово когда бы то ни было; этого я не порицаю и не одобряю: кийждо своею мыслию да извествуется»14. И в другом месте, на вопрос Люциния, должно ли принимать евхаристию ежедневно, – Иероним, советовавший всегда сохранять церковные предания и обычаи предков, замечает: «и евхаристию без осуждения нас и без упрека совести можно всегда принимать»15. И блаженный Августин о существовавшей в его время практике причащения писал: «одни причащаются тела и крови Христовой ежедневно, другие приемлют в известные дни»16. Такое же указание дается им и в следующих словах17: «таинство приобщения Тела и Крови Христовой в иных местах уготовляется ежедневно, в других с опущением известных дней, уготовляется на Трапезе Господней и приемлется от Господней Трапезы». Ясно намекает на обычай частого причащения и Амвросий Медиоланский. «Если (евхаристический) хлеб, говорит он, преподается ежедневно, то почему ты принимаешь его по прошествии года? Каждый день принимай то, что для тебя спасительно»18. Но уже в начале 6-го века, когда для большинства западных христиан частое приобщение сделалось тягостию, являются соборные постановления об обязательном причащении только в известные дни года. Собор Агафский (506 г.) сделал, например, такое постановление (кан. 18): миряне (saeculares), которые не принимают св. Таин в дни: Рождества, Пасхи и Пятидесятницы, не должны считаться православными и находиться с ними в общении»19. И собор Турский 3-ий (813 г.) требовал, чтобы верующие приобщались, по крайней мере, три раза в году20. Подобное же предписание было повторено на соборе Энгаменском (Aengamensis) 1009 г.21 Наконец 4 Латеранский, при папе Иннокентии III-м, постановил, чтобы верующие причащались однажды в год22.
Мы рассмотрели одну половину постановленного вопроса о времени причащения в древней Церкви; теперь постараемся рассмотреть другую, с целью увидеть, в какие дни недели древние христиане приобщались всего более. Свидетельства древнехристианской письменности говорят нам прежде всего о том, что все верующие считали своим непременным долгом приступать к причастию в «дни Господни» (Dies Dominici). Вот что читаем мы y св. Иустина мученика23: «в так называемый воскресный день, все верующие, живущие в городах или селах, собираются туда. Здесь раздаются дары, над коими совершены благодарственные молитвы и оных причащаются все присутствующие». И в дальнейшее за Иустином время Dies Dominicus оставался излюбленнейшим днем причащения, «как о том повествуется в творениях Тертуллиана, Киприана и других отцов»24. Что этот обычай соблюдался большинством христиан и в конце 4-го века, за это нам говорят следующие слова в приписываемом св. Амвросию 25 слове: omnes christiani omni Dominica debent offerre et communicare25. В это время день воскресный получил даже наименование «dies panis»26. О постоянном причащении в день воскресный мы находим указания и y других отцов Церкви, напр. y Златоуста27, Василия Великого28, Августина29 и др. Рассматриваемый обычай продолжал существовать очень долгое время, особенно среди монашествующих. Есть некоторые свидетельства, которые говорят за его существование даже в 7 веке. Таково напр. свидетельство Феодора, архиепископа Кантуариенского30, который писал о греках следующее: «греки причащаются в каждый воскресный день, как клирики, так и народ; те же, которые пропускают 3 воскресенья, отлучаются». В Западной же Церкви, по его сообщению, в воскресные дни приобщались только желающие, не желавшие же не отлучались. В 9 веке, по словам Магtene31, этот обычай совершенно вышел из употребления в Западной Церкви.
Помимо дней воскресных верующие в древности причащались и в другие дни. По свидетельству Тертуллиана, такими днями были дни стояний: среда и пятница. «Многие, говорил он, полагают, что во время богослужения при дневных стояниях не следует приносить бескровной жертвы под тем предлогом, что причащение прерывает и даже прекращает стояние. Но не заблуждается ли тот, кто думает, что Евхаристия может останавливать, a не усугублять наши обязанности и пр.32 Несомненно, что от причащения в эти дни уклонялась только известная часть христианского общества, другая же часть христиан в среду и пяток принимали св. Тайны. Подобно Тертуллиану и Василий Великий утверждал, что среда и пяток были не только днями поста, но и днями, назначенными для причащения. «Мы приобщаемся, говорил он33, 4 раза в седьмицу: в день Господень, в среду, пяток и субботу». Но об Александрийской церкви церковный историк Сократ замечает следующее34: «в Александрии в среду и в день, называемый пятком (παρασκεβή), читают писания и учителя изъясняют их и затем бывает все то, что происходит в собраниях, за исключением совершения таинств»35. Это исключение он осуждает, потому что получать евхаристию в эти дни было всеобщим обычаем остальных церквей36.
Кроме названных дней в древней Церкви мы видим частое причащение в дни, посвященные памяти мучеников. Об этом говорит, например, св. Киприан Карфагенский: «мы всегда, как и вы знаете, приносим о них жертвы, когда только ежегодным воспоминанием празднуем страдания и дни мучеников». Ясно свидетельствует об этом и св. Златоуст. «Смотрите, говорит он, сколь достойно смеха, то, что после такого собрания (в честь мучеников), после ночного бодрствования, после слушания божественных писаний, после участия в божественных таинствах и после духовного подвига, мужи и жены в те дни оказываются в корчемницах». О причащении древних христиан в эти дни ясно говорят так же: Василий Великий37 и Сидоний Аполлинарий, еп. Клермонтский38 (конца 5-го века)39.
Таким образом, древние христиане освящали себя вкушением тела и крови Христовых в дни воскресные, в дни стояний, по субботам и, наконец, в дни памяти мучеников.
Раскрывши вопрос о времени причащения древних христиан, перейдем теперь к вопросу о месте раздаяния св. даров.
Определенным местом в молитвенных собраниях, где освящались принесенные верующими хлеб и вино, был вначале тот обеденный стол (τράπεζα), за которым христиане возлежали во время совершения таинства евхаристии. Но можно думать, что уже во втором столетии для этой цели стал употребляться особый стол (именовавшийся τράπεζα μυστηκή, ἁγία, πνευματική). «Если, говорит Augusti40, не имеет особого значения, то предание, которое повествует об ап. Филиппе, что «cum sacerdotes et altaria ubique statuisset et construxisset, pro sacrificiis illis, quae fiebant in Daemonum altaribus, sacrosancte fuit in eis peragi sacram mysterii celebrationem», то существование особого евхаристического стола, носившего название θυσιαστήρια или altaria во втором столетии уже вне всякого сомнения». Около этого евхаристического стола или престола верующие в первые века и получали св. дары. По замечанию Зигеля, «это было вероятнейшей практикой уже во времена Иустина41». За существования этого обыкновения в 3-м веке может говорить одно место из письма Дионисия еп. Александрийского к Римскому еп. Ксисту42. Из него видно, что в Александрийской церкви женщинам, страдавшим месячными очищениями, было запрещено подходить к престолу (τῆ τραπέζῃ τῆ ἁγίῳ προεελθεῖν) и принимать здесь св. Тайны. Несомненно, что во всякое другое время как женщины, так конечно, и мужчины причащались около престола. Но уже с половины 4-го века причастникам доступ к престолу был запрещен. «Единым только освященным (τοῖς ἱερατικοῖς), читаем мы в 19-м правиле Лаодикийского собора, позволено входить в алтарь и тамо приобщатися»43. Для того, чтобы яснее подчеркнуть это определение, в церковных зданиях с половины 4-го века начинают вводить в употребление особые перила или решетки (cancelli, κιγκλίδες ἔμπροσθεν τῶν θυρῶν ἰστάμνοι) и занавеси (καταπετάσματα), которые и стали теперь отделять то место, где стоял престол, от среднего пространства церкви, где обычно помещались молящиеся44. Около этих перил миряне и стали теперь принимать св. Тайны. Исключение делалось лишь для императоров, которые могли причащаться в алтаре. «Никому, говорится в 69 прав. Трульского собора45, из всех принадлежащих к разряду мирян, да не будет позволено входить внутрь свящ. алтаря. Ho, по некоему древнейшему преданию отнюдь не возбраняется сие власти и достоинству царскому, когда восхощет принести дары Творцу». Практика причащения мирян около перил сделалась достоянием почти всех церквей. На ее существование, например, в церкви Африканской дает указание блаженный Августин. «Те, говорит он, которые знают, что мне известны их грехи, пусть не подходят к причастию, чтобы не быть прогнанными от решетки (ne de cancellis projiciantur»)46. Исключение в этой церкви делалось только для новообращенных (неофитов) из благоговения к тому благодатному возрождению, которого они только что сподобились. Свидетельство о такой практике мы находим y того же блаж. Августина. Обращаясь к новообращенным, он между прочим говорит им следующее: я вас умоляю именем Того, Который был призван на вас, этим алтарем, к которому вы только что подошли (per illud altare ad quod accessistis)47. Практика причащения верующих вне алтаря вошла в употребление и в некоторых церквах Запада. За существование ее в Церкви Испанской говорит 17-е правило 4-го Толедского собора (633). «Священники и диаконы, читаем мы здесь48, должны причащаться в алтаре, клирики на клиросе, и народ за клиросом». Что та же самая практика господствовала и в церкви Медиоланской, об этом говорит нам пример Медиоланского епископа Амвросия, который имел такое высокое понятие о св. алтаре, что однажды преградил доступ в него самому императору Феодосию. «Ἀλουργίς γάρ βαςιλέας, сказал он императору, οὐχ ἱερέας ποιεῖ»49. Совершенно иного рода практика существовала в церкви Галльской. Здесь миряне: мужчины и женщины принимали причастие около престола. Это, по крайней мере, открывается из 4 прав. 2-го Турского собора (567), где сказано, что хотя миряне и должны слушать службу в той части Церкви, которая отделена от клироса певцов решеткой, однако для молитвы и причастия св. Тайн они, по древнему обычаю, должны входить в святое святых. На существование в Галльской церкви такой, совершенно отличной от других церквей, практики мы находим указание и в 10 кн. Истории Франции Григория Турского50. Здесь находится такой рассказ. Однажды епископ Овернский Котэн отлучил за отцеубийство от причастия некоего Евлалия. Последний, явившись в день св. Иулиана во храм, упал к ногам епископа и стал упрашивать его, чтобы он дозволил ему, невинно-лишенному св. причастия, приступить ко святым тайнам. Епископ дозволил ему присутствовать за литургией наряду с другими верующими. «Когда же, замечает Григорий, наступило время причащения и Евлалий приблизился к престолу, епископ сказал ему» и пр.
Что касается церкви Римской, то по свидетельству Шардона51 (слов Bonac ч. I кн. 2. гл. 17) здесь в древности существовала такого рода практика: «совершавший евхаристию (как и теперь) причащался перед престолом, священники по сторонам престола, диаконы за престолом, иподиаконы и клирики при входе в алтарь или на клиросе, остальные верующие за решеткой». Но причащаясь за решеткой, древнеримские христиане, говорит Шардон, принимали св. тайны не y самой решетки, a каждый на своем месте52.
Положивши строгое различие между лицами духовными и мирянами, и указавши тем и другим свое определенное место для принятия св. Таин, Церковь позаботилась и о том, чтобы установить известный порядок при раздаянии св. Таин. Точный порядок приступающих ко св. Причастию указан уже в Постановлениях Апостольских. «Пусть, говорится здесь53, причащается сначала епископ, потом пресвитеры, диаконы, иподиаконы, чтецы, певцы, аскеты, a между женщинами диакониссы, девы, вдовицы, потом дети, a затем весь народ по порядку». Этот порядок сделался обычной практикой не только восточных, но и западных Церквей. Чтобы видеть это нагляднее, сравним ту практику, которая существовала в 3-м веке, с практикой церкви Греческой 15-го века. Сведения об этой последней мы находим y Симеона Солунского54. «К Таинственной жертве, по его словам, первым приближается Архиерей, затем священники и диаконы. После этих, перед святыми дверями – прочие: иподиаконы, a с ними чтецы и певцы. За сим причащаются те, которые имеют монашеский образ, как имеющие преимущество перед народом; a за ними тотчас по порядку миряне: ибо и они не все равны». He трудно заметить, что порядок описанный Симеоном Солунским, совсем почти не отличается от того порядка, какой существовал в древнехристианской церкви. Но было бы ошибочно думать, что этот порядок все время оставался неизменным. Если в истории Церкви не встречается никаких указаний на то, чтобы миряне причащались раньше лиц духовных, то встречаются указания иного рода, свидетельствующие о нарушении описанного порядка или при причащении лиц духовных, или при причащении мирян. Примером первого рода искажений установившейся практики может служить осужденный Никейским собором обычай, в силу которого в некоторых церквах диаконы причащались ранее епископов. «Соделалось известным, говорится в 18-м55 правиле этого собора, что некоторые из диаконов прежде епископов евхаристии прикасаются. Сие убо... да пресечется и диаконы да пребывают в своей мере, зная, что они суть служители епископа и низшие пресвитеров. Да приемлют же евхаристию по порядку после пресвитеров». Подобного рода уклонений от церковной практики в истории посленикейского периода мы уже не встречаем. Что касается теперь второго рода изменений обычного порядка, имевших место при причащении мирян, то их примером может служить практика Сирийской Церкви (7-го века). Указание на нее мы находим y Иоанна Мосха в его, Луге Духовном56. «В церкви, говорит он, вошел в употребление обычай, чтобы дети во время литургии стояли перед святилищем и первые после духовенства причащались св. Таин».
Мы рассмотрели вопрос о том, как часто и в каких местах церковных зданий приобщались древние христиане; видели также и то, что древние христиане подходили к принятию св. Таин в определенном порядке; теперь возникает вопрос, от кого же они получили св. Тайны, кто был раздаятелем евхаристических даров? Первым историческим свидетелем, y которого мы находим ответ на этот вопрос, является св. Иустин мученик. Из его апологии57 мы узнаем, что в его время освящение евхаристических даров совершалось епископом, раздаяние же их составляло обязанность диаконов. «После благодарения предстоятеля, говорит он, и возглашения всего народа так называемые y нас диаконы дают каждому из присутствующих причащаться хлеба, над которым совершено благодарение и вина и воды». Но если в век Иустина собрание приобщалось через диаконов, то в последующее время такая практика причащения несколько изменилась. Уже в 3-м веке раздача освященных даров стала принадлежать епископам, или пресвитерам; диаконам же было предоставлено только право раздаяния чаши с смешанным евхаристическим вином. На первое указывает Тертуллиан, когда говорит, что таинство евхаристии должно быть принимаемо из рук председательствущих (nec de aliorum niani, quam praesidentium sumimus)58. О последнем же неоднократно упоминает Киприан. «Когда же, читаем мы y него59, по окончании Божественной службы диакон начал подносить присутствующим чашу и по принятии прочими дошла очередь до нее (одной малютки), то она отвратила свое лицо» и пр. На вновь образовавшуюся практику раздаяния евхаристических даров, мы находим указание и в Постан. Апостольских60. «Епископ, говорится здесь, пусть преподает приношение; диакон же пусть держит чашу». Но несмотря на этот твердо установившийся обычай раздаяния евхаристического хлеба через епископов, a чаши с вином – через диаконов, мы все же в некоторых церквах видим и существование древней практики причащения чрез одних только диаконов. Но права диаконов теперь были уже строго ограничены. Прежде всего, под угрозою лишения сана, им было запрещено преподаяние евхаристии пресвитерам (18 прав. Никейского собора)61; a затем – на 4-м Карфагенском соборе (399 г.) было постановлено, чтобы диаконы никогда не раздавали св. даров, без особой нужды и без повеления священника (diaconus, praesente presbytero, eucharistiam corporis Christi populo si necessitas cogat, jussus erogat)62.
Раздавая св. Дары, священнослужители обычно произносили особую формулу, на которую верующие отвечали словом: Аминь. В этом обычае нельзя не видеть подражания примеру Спасителя, Который, вручая Своим ученикам евхаристический хлеб и чашу с вином, произносил: «приимите, ядите: сие есть тело Мое», и «пийте от нея вси: сие бо есть кровь Моя». – Произносимая священнослужителями формула не всегда имела одну и ту же форму. Первоначально, как это видно из Постановлений апостольских63, она состояла из слов: «тело Христово», произносившихся при раздаянии священником освященного хлеба, – и слов: «кровь Христова – чаша жизни» – при раздаянии чаши с евхаристическим вином. Но в начале 7-го века, как это видно из жизнеописания св. Григория Великого (604), сделанного диаконом Иоанном64, формула раздаяния приняла на Западе новую форму, вместо прежней вопросительной, скорее форму благожелания65: Corpus Domini nostri Iesu Cristi servet animam tuam. В 8-м же и 9-м в.в., при Алкуине и Карле Великом она приближалась уже к принятой на Западе в настоящее время, состоя из следующих слов: Corpus Domini nostri Iesu Christi custodiat in vitam aoternam (формула времен Алкуина) или prosit tibi in remissionem peccator, et ad vitam aeternam (формула 9-го в.)66. Впрочем, позднейшие догматические взгляды еще раз оказали свое влияние на западную форму, прежде чем она установилась окончательно. Во время господства на Западе причащения под видом хлеба, напоенного вином, здесь существовала такая формула: Corpus Domini nostri Iesu Christi sanguine suo inlinctum conservet animam tuam in vitam aeternam67. Что касается теперь Восточной Церкви, то в Александрии, как это видно из употреблявшейся здесь литургии св. Марка, такой формулой служили слова: «Тело Святое» и «Драгоценная Кровь Господа и Бога, и Спасителя нашего»68. Можно думать, что сходная, если не по форме, то по смыслу, формула существовала и в других церквах Востока.
Принимая св. Дары, каждый причастник, как в первенствующей церкви, так и в последующее время, должен был произносить слово: Аминь. На существование такого обычая указывает прежде всего Тертуллиан69, когда в своем трактате «о зрелищах» говорит: «братья любезные, вникните, что мы делаем? Устами, произносившими аминь, при совершении богослужения (in sanctum), выхваляем мы гладиатора в амфитеатре». He менее веским доказательством древности такого обычая служит и свидетельство Корнилия, еп. Римского, в его письме к Фабию Антиохийскому. Сказавши о том, что Новат во время преподавания св. Тела, принуждал каждого кляться в том, что он никогда не оставит его, Корнилий восклицает далее: «и бедный человек вместо того, чтобы, приняв хлеб сказать: аминь, говорил: не перейду к Корнилию»70. Ответствовать на формулу священнослужителя словом «аминь» повелевается и постановлениями Апостольскими71. Сохранились о том свидетельства, относящиеся и к более позднему времени. Так, Кирилл Иерусалимский говорит72: «приими Тело Христово и тут же скажи аминь... Приступи и к чаше Крови, говоря аминь». И Амвросий Медиоланский73 замечает: «священник говорит тебе: Тело Христово, a ты говоришь аминь, т. е. истина». To же свидетельство мы находим и y блажен. Августина74 в его сочинении против Фавста: «Кровь Христова, говорит он, вызывает великий крик (magnum vocem) на земле, так как все народы после ее принятия восклицают: аминь». Наконец, ясно говорит об этом блаж. Иероним и папа Лев Великий. У первого мы читаем75: «с каким сознанием подойду я к евхаристии и отвечу аминь, когда вы сомневаетесь в ее ценности». И y второго76: «тщетно возвещается аминь теми, которые что-либо имеют против того, что они получают».
Во время причащения св. Таин, в древнехристианской церкви обычно происходило пение, наиболее соответствующих идее таинства, псалмов. Так уже в Постановлениях Апостольских77 предписывается пение 33-го псалма, начинающегося словами: «Благословлю Господа на всякое время». В этом псалме особенно знаменательными для данного момента являются слова: «вкусите и видите, яко благ Господь». На пение этого же псалма указывает и Кирилл Иерусалимский, когда говорит78: «вы слышите певца, с сладкопением призывающего вас к причащению св. Таин, словами: «вкусите и видите, яко благ Господь». Свидетельство о пении 33-го псалма мы находим затем y Иеронима79: «о если бы мы могли, восклицает он, получать евхаристию без осуждения и упреков совести и слушать певца, возглашающего: вкусите и видите, яко благ Господь, и вместе с ним петь: «отрыгну сердце мое слово благо» (44:1). На пение этих слов мы находим, наконец, указание и в литургии ап. Иакова80. Вместо псалма 33-го, в некоторых церквах было в обычае петь слова псалма 133-го: «ce, что добро или что красно, но еже жити братии вкупе». Об этом ясно свидетельствует Тертуллиан81 и блаж. Августин82. В церкви же Александрийской, как это видно из древней литургии ев. Марка83, во время причащения происходило пение псалма 41:1 и сл.: «имже образом желает елень на источники водныя». Наконец, в век Златоуста84, причащение сопровождалось пением псалма 144, и, главным образом, 15-го стиха этого псалма: «очи всех, на Тя Господи уповают, и Ты даешь им пищу во благовремении». Впрочем, в известной с его именем древней литургии на пение этого псалма при причащении не указывается85.
Хотя Христос Спаситель и установил таинство евхаристии вечером, преподавши апостолам Свое Тело и Кровь после пасхального ужина, однако, Церковь с самых ранних времен считала необходимым, по уважению к божественным тайнам, принимать их прежде всякой пищи. Указание на такой обычай мы встречаем впервые y Тертуллиана. Обращаясь к жене-христианке, имевшей мужем язычника, Тертуллиан рассуждает так: «не заметит ли он (муж язычник), что ты как будто нечто в тайне отведываешь прежде ужина. И когда узнает, что это не что иное, как хлеб86, то что он в состоянии подумать на твой счет, в своем невежестве»87. Ясный намек на обычай поста перед вкушением св. Таин, можно находить y св. Киприана. «Господь, говорит он в письме к Цецилии, не утром, a после вечери принес чашу, растворенную вином. Так неужели и нам совершать таинство Господне после вечери, и предлагать растворенную чашу тем, которые должны быть при священнодействии? Христу надлежало принести жертву в конце дня для того, чтобы самым временем жертвы изобразить запад и вечер мира. A мы торжествуем воскресение Господне утром»88. И Златоуст говорит89: «а ты если прежде причащения постишься, чтобы сколько-нибудь оказаться достойным причащения, то после причащения, когда надлежало бы усилить воздержание, погубляешь все». О том же свидетель<