Роман «Евгений Онегин» приближается к поэме лирическим тоном изложения, обусловленным близостью изображаемых персонажей к жизни автора, его мыслям, чувствам. Произведение изобилует лирическими отступлениями, в которых поэт открыто выражает свои личные настроения и переживания, свои общественные и литературные взгляды, предположения, свое личное отношение к изображаемым персонажам. Поэтому прав был Белинский, когда писал, что «Онегин»- самое задушевное произведение Пушкина, самое любимое дитя его фантазии. Здесь вся жизнь, вся душа, вся любовь его, здесь его чувства, понятия, идеалы».
В образ Евгения Онегина Пушкин вложил некоторую долю автобиографического материала. Вот что читаем мы в первой главе романа:
Условий света свергнув бремя,
Как он, отстав от суеты,
С ним подружился я в то время.
Мне нравились его черты.
Мечтам невольная преданность,
Неподражательная странность
И резкий охлажденный ум.
Я был озлоблен, он угрюм;
Игру страстей мы знали оба;
Томила жизнь обоих нас;
В обоих сердца жар угас…
Но, несмотря на некоторое сходство в настроениях и жизни между Пушкиным и Онегиным, автор предостерегает от отождествления его с главным героем романа. В этой же главе поэт отмечает «разность» между ним и Евгением:
Я был рожден для жизни мирной,
Для деревенской тишины:
В глуши звучнее голос лирный,
Живее творческие сны…
Цветы, любовь, деревня, праздность,
Поля! Я предан вам душой.
Всегда я рад заметить разность
Между Онегиным и мной…
Поэт горячо любит свою Татьяну, сочувствует ей. Он, например, пишет:
Я так люблю
Татьяну милую мою!..
Письмо Татьяны предо мною:
Его я свято берегу,
Читаю с тайною тоскою
И начитаться не могу…
Остановимся на тех отступлениях, которые касаются литературных вопросов. В главе третьей Пушкин намечает возможность перехода к прозе:
Быть может, волею небес,
Я перестану быть поэтом,
В меня вселится новый бес,
И Фебовы презрев угрозы,
Унижусь до смиренной прозы,
Тогда роман на старый лад
Займет веселый мой закат.
Этот план романа был действительно осуществлен Пушкиным в конце жизни изданием романа «Капитанская дочка».
К той же теме Пушкин возвращается в главе шестой:
Лета к суровой прозе клонят,
Лета шалунью рифму гонят…
Наконец, в отрывках из путешествия Онегина Пушкин говорит о смене в своем творчестве романтического метода реалистическим.
В начале главы восьмой Пушкин вкратце намечает важнейшие для своего творческого пути, начиная с лицейских годов (смотри строфы I и II).
Дальнейшие этапы своего литературного развития Пушкин олицетворяет в образе музы, которая меняла свой облик, характер вместе с ростом поэта.
То муза «несла свои дары в безумные пиры и как вакханочка резвилась», то «по скалам Кавказа она Ленорой при луне скакала на коне», то
… В глуши Молдавии печальной
Она смиренные шатры
Племен бродящих посещала…
Вдруг изменилось все кругом;
И вот она в саду моем
Явилась барышней уездной,
С печальной думою в очах,
С французской книжкою
в руках.
В романе поэт размышляет и о других литературно- художественных направлениях, например:
Пою приятеля младого
И множество его причуд.
Благослови мой долгий труд
О ты, эпическая муза!
И верный посох мне вручив,
Не дай блуждать мне вкось и вкривь.
Довольно! С плеч долой обуза!
Я классицизму отдал честь,
Хоть поздно, а вступленье есть.
Отметим также те строфы, где Пушкин выражает свое отрицательное отношение к высшему светскому обществу; в конце главы шестой поэт пишет о мертвящем влиянии света:
А ты, младое вдохновенье…
Не дай остыть душе поэта,
Ожесточиться, очерстветь
И, наконец, окаменеть
В мертвящем упоенье света,
В сем омуте, где с вами я
Купаюсь, милые друзья!
Еще более резкая характеристика высшего света дана в седьмой главе (45 строфа) и в восьмой главе (строфы 24- 26-я), а также в 46-й и 47-й строфах шестой главы.
В 36-й строфе седьмой главы Пушкин выражает свои патриотические чувства в связи с воспоминаниями о Москве:
Москва, как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
Глубоким, задушевным лиризмом проникнуты те строфы, где Пушкин говорит о непрерывной текучести жизни, о быстрой смене поколений, возрастов, времен года.
Увы! На жизненных браздах
Мгновенной жатвой поколенья,
По тайной воле провиденья,
Восходят, зреют и падут;
Другие им вослед идут…
Так наше ветреное племя
Растет, волнуется, кипит
И к гробу прадедов теснит.
Придет, придет и наше время,
И наши внуки в добрый час
Из мира вытеснят и нас!
Мне б было грустно мир оставить.
Живу, пишу не для похвал;
Но я бы, кажется, желал
Печальный жребий свой прославить.
Чтоб обо мне, как верный друг,
Напомнил хоть единый звук.
Прекрасны лирические отступления, посвященные описанию картин природы, обращениям к друзьям поэта, даже описаниям женских ножек. Поистине перед читателем раскрывается «даль свободного романа», »собранье пестрых глав».