Лекса целует свою девушку в шею, когда их оставляют наедине. И едва ли не танцует от радости, сидя на стуле, наслаждаясь ощущением рядом Кларк и запаха ванили, который по-прежнему сохранился на ней, словно это одна из её составляющих. Она вдыхает его полной грудью и дышим им так, будто он способен заменить ей кислород, разгоняя кровь по венам.
Лекса, кажется, готова наслаждаться этим всю свою жизнь…
— Тебя больше никто не трогал? — осторожно интересуется она, сильнее притягивая к себе Кларк, которая обвила её руками за шею, приятно поглаживая пальчиками затылок.
— Нет.
— Хорошо.
Лекса облегченно выдыхает, забывая про все свои страхи на свете. Всё самое ужасное, все представления, что были в её голове и не давали спать, моментально испаряются, стоит Кларк поддаться вперёд и прошептать на ушко:
— Теперь я могу тебя так называть?
— Как?
— Енотик, — Кларк утыкается своим носом в её. А Лекса — Лекса и правда больше не чувствует той боли, что вызывало это слово. Теперь всё чувствуется иначе, особенно после всех недавних приключений, которые она испытала, и всех тех эмоций, которые захлестнули её с головой.
Пожалуй, Лекса многое переоценила — прошлое маленькими шажками отошло назад перед реальной опасностью в настоящем.
— Да, тебе можно, — Лекса ласково касается губ Кларк своими, мягко, нежно, неуловимо. Просто довольствуясь тем, что сейчас они вместе.
— Что будет дальше?
— Ничего. Всё будет в порядке, — Лекса говорит тихо, удерживая спокойную атмосферу между ними, заправляет прядь розово-светлых волос за ухо. И мягко улыбается Кларк, чтобы вселить в неё уверенность. — Здесь жизнь — это выживание, — Лекса вспоминает своё непростое детство, поэтому моментально добавляет, — а выживать я умею.
|
|
— Жизнь — нечто большее, чем выживание, Лекса, — грустно произносит Кларк. И голос её звучит несколько болезненно и печально, что у Лексы неприятно тянет в груди.
— Я знаю, — Лекса с трудом отвечает, протяжно, медленно, устало прикрывает глаза и шепчет в губы напротив, — ты моя жизнь, Кларк.
— Мы же не прощаемся, да?
Кларк задаёт один единственный вопрос, и вокруг будто бы всё трескается.
А Лекса впервые не знает, что ответить.
Кларк смотрит боязливо и с сомнением, ожидая ответа, но она — она не может найти правильный вариант в своей голове. Она понимает, что это может стать их последним моментом, и его нужно чем-то скрасить, внушить друг другу некую веру в завтрашний день.
Но она не может, поэтому опускает взгляд. Потому что ничего из того, что Лекса произнесет, не будет правдой. Ни «да», ни «нет», ни что-либо ещё.
Лекса сглатывает ком в горле и после небольшой заминки поднимает взгляд вновь, находя перед собой ответ: в синих глазах Кларк горит понимание и нежность в сочетании с солнечной, светлой улыбкой на лице.
Это должно сломать их, но это наоборот — сближает.
Они обнимают друг друга сильнее, теплее, роднее, несмотря на то, что Лексе, в общем-то, трудно дышать, а её порабощает желание плакать и повторять, что всё хорошо и они со всем справятся. Вместо этого она водит руками по её спине, обводит пальчиками выступающие лопатки и целует своего ангела, свою Кларк, свою маленькую девочку в висок, умоляя всех Богов в мире защитить её, если с ней сегодня что-то случится.
— Девочки, пора. Я и так дал вам чуть больше времени, больше тянуть нельзя, — виновато произносит Роан. — И, Лекса, надень плащ.
|
|
— Я помогу, — Кларк встаёт с колен Лексы, взглядом высматривая красную шёлковую накидку. Берёт её в руки и расправляет, позволяя ей влезть в неё. — Ох, этот вид навсегда отпечатался в моей памяти, надо будет нарисовать.
Лекса улавливает болезненные, плохо скрываемые нотки в её голосе и неестественную улыбку. Вот только глаза Кларк никогда не врут, спустя практически два года она видит её насквозь, как открытую книгу, — в них читается ужасная печаль, которая как ножом по сердцу, режет, режет, режет.
И приносит сплошную боль.
— Нарисуешь, — твёрдо отвечает Лекса. — Обязательно нарисуешь, — она с усмешкой на губах подносит ладошку к её щеке и стирает с неё чёрное пятнышко краски. — Мой ангел…
У Кларк в глазах собираются слёзы.
Лекса опускает руку, проглатывает все свои чувства и идёт за Роаном.
«Ради Кларк».
***
Hollywood Undead – Lion
Лекса не понимает всего пафоса, устроенного в клубе: ей дают забраться на ринг только после огласки прозвища «Хеда», снимая с неё плащ у всех на виду, будто она действительно будет драться за чемпионский титул. И всё вокруг имеет значение. Произносят какую-то непонятную легенду про королеву улиц и её стремление сразиться с Онтари — чемпионкой, одержавшей верх над всеми, кто попытался бросить ей вызов.
Ничего из это не является правдой.
Но ликующей довольной толпе, похоже, это безумно нравится.
Как говорится, люди любят иллюзии.
Онтари поднимается на ринг следом, одетая в спортивный топ и штаны в стиле «милитари» тёмно-зелёного цвета, серьёзно соответствующие её образу. Она гордо ходит взад-вперёд, пока Лекса рассматривает её многочисленные шрамы на лице, похожие на узоры какой-то группировки, которые словно выжгли раскаленным металлом.
|
|
Это выглядит эффектно. И очевидно, что никакие улицы не идут в сравнение с тем, что видела эта женщина, выглядящая гораздо старше на несколько лет со своим жестоким, строгим, надменным взглядом. Наверное, это должно существенно пугать.
Но Лекса не чувствует ничего. У неё за спиной стоит ангел, который верит в неё, поэтому остальное просто не имеет значения. Да и не должно. Если она проиграет, то во всём этом уже никогда не будет смысла.
Если она проиграет, возможно, у них даже не будет будущего: ни семьи, ни первой ночи любви, ни счастливых моментов, ни совместных фотографий.
Абсолютная пустота.
Hollywood Undead — Save Me
My Darkest Days – Save Me
Онтари скалится и с наслаждением произносит:
— Готова, сучка?
Лекса не готова. Она думает, что к такому в принципе нельзя быть готовым.
Но встаёт в боевую стойку в ответ на её слова и с опаской сосредоточивает взгляд на её теле, следя за каждым шагом, напряжением в мышцах, движением, и совсем-совсем старается не смотреть ей в глаза: они ядовитые, лживые, обманчивые.
Онтари делает выпад,и Лекса замечает, как резонирует её техника по сравнению с двумя прошлыми соперницами. Она четкая, загоняющая в угол, подлавливающая и полностью основанная на разных единоборствах.
Они в какой-то степени наравне.
Лекса блокирует удар, отмахивая раз через раз, понимая, что Онтари прилично поджимает, заставляя отходить назад шаг за шагом. Выравнивает дыхание и на выдохе бьёт точно в челюсть, быстро отпрыгивая и вновь атакуя ногой.
Онтари внезапно так же отходит назад, опуская руки, хрустит плечами, шеей, хмыкает и громоздко, довольно говорит:
— Ну что же, поиграем. Наконец-то кто-то посерьезней.
Лекса пытается не обращать внимание на то, что её заранее считают проигравшей.
Онтари вдруг заметно сильнее сжимает руки в кулаки и делает замах ногой, больно ударяя Лексу по ребру. Отчего она едва не воет, почувствовав реакцию тела.
Но берёт себя в руки.
Глубокий вдох. Ты сможешь.
Лекса, словно молния, настигает Онтари в ответ и бьёт её серией ударов, которые обычно способны ослабить соперника. Но девушка блокирует каждый, насмешливо добавляя:
— Мой черед, девочка.
Лекса едва успевает прикрыть удар в голову рукой, как новый прилетает в живот, под дых, что словно выкачивает из неё весь воздух. Её защиту пробивают раз за разом сильные, мощные, болезненные комбо, от которых начинают подкашиваться ноги. Для кикбоксера уровня Лексы это перебор, что по времени, что по выбору соперника.
«Но ни одна, ни одна не смогла хотя бы сбить её с ног», — стучит фраза в её голове, поселяя сомнения.
Всё тело Лексы горит как от ударов, так и от физической нагрузки. Атмосфера всё больше и больше накаляется. Но она не собирается сдаваться. Она помнит про Кларк.
Она — единственное, что имеет значение.
Лекса прыгает, как в супербоевике, бьёт Онтари в бок. Блокирует ответный удар. Замахивается вновь и внезапно делает подсечку. Слабо. Ещё, говорит Лекса про себя и повторяет движения вновь. А Онтари это по прежнему лишь раззадоривает — она вновь ударяет по лицу, попадая точно в старую ранку, безжалостно разбивая губу, из которой начинается сочится кровь.
Лекса подавляет боль. Терпит, чувствуя привкус железа во рту.
Но понемногу начинается выматываться, задыхаться от частых ударов и постоянных прыжков-уворотов: они лишают её воздуха, болезненно скручивая лёгкие.
Но она знает, что она гораздо сильнее, чем есть.
У неё всё получится.
Лекса берет себя в руки, собирает все эмоции за последние дни и будто вкладывает их в новый удар ногой — для Онтари он оказывается сокрушительным. Она припадает на одно колено, что отражается на зрителях, которые, с удовольствием наблюдая, вопят сильнее. Но не даёт себя добить. Встаёт, отталкивая от себя Лексу, которая отходит в угол и смотрит в её глаза — они бешеные, злые, полные ярости. Онтари, будто озверев, нападает сильнее, лишая её последних сил. И бьёт, бьёт, бьёт.
Бьёт.
Пока Лекса не хватает ее за руки и не бодает головой, отталкивая от себя. Вновь пытается напасть, но пропускает удар рукой…
Лекса чувствует, как страх скользко окутывает её тенью сзади. В глазах рябит, темнота застилает глаза, когда она медленно падает, замечая испуганный взгляд синих глаз. Этот небесный цвет удерживает её от потери сознания.
На удивление Лексы, Онтари позволяет ей подняться и продолжить драться. В её взгляде всё та же ярость, но в нём и… признание?
Лекса на самом деле выглядит жалко. И ощущает себя точно так же. У неё трясутся руки, мерцают чёрные точки перед глазами, кружится голова, и понятная только ей одной боль в сердце от осознания конца.
Но Лекса поднимается. Ради Кларк и всего, что между ними было.
И она каким-то чудом ещё умудряется выполнить прыжок с разворотом, который попадает в цель, заставляя попятиться Онтари, стирая кровь с подбородка. Лекса из последних сил подходит ближе и вновь ударяет правой; левой, апперкот. Он выходит не настолько эффективным из-за расстояние между ними, но это поражает Онтари. Она летит назад, успевая схватить Лексу за грудки.
Лекса оказывается слишком слаба, чтобы противостоять, находясь на издыхании.
В обычном кикбоксинге она бы победила.
Но это бои без правил, а Онтари надоело играть. Поэтому она седлает бедра Лексы и осыпает её ударами. Они перекатываются по рингу, борются за первенство, не уступая ни в чём друг другу ни на шаг. И в какой-то момент оказываются по разные стороны. Онтари опытно пользуется сложившимся расстоянием, быстро поднимается и не даёт окончательно встать Лексе, у которой попросту не хватает на это сил.
Это конец.
Лекса способна преодолевать любые преграды, биться до последнего, вселять уверенность, быть лидером и побеждать. Но у всего есть предел — она всё-таки человек.
И она проигрывает этот бой.
— Прости меня, — шепчет Лекса, улавливая крик Кларк сквозь чужие голоса и странный шум на заднем плане. — Прости…
Она закрывает глаза.
Кларк помнит всё какими-то отдельными моментами, как если бы она изображала их на холсте яркими красками: Лексу, ринг, нескончаемые яростные удары Онтари, собственный отчаянный стук сердца, боль в грудной клетке, которая расползается по всему телу от самых ног до кончиков пальцев на руках. Бушующий зелёный цвет глаз, похожий на расцвет лета, почти изумрудный, серьёзный и одновременно с этим сломленный, как и сама Лекса, что вставала раз за разом, пересиливая себя. Избитая, местами в крови, ссадинах от ударов, она продолжала сражаться в попытке выиграть и подарить им обеим будущее.
Кларк верила в неё до последнего.
И проклинала день, когда пошла к Джахе и на секунду поверила, что план Рейвен может сработать.
Он не только не сработал — он их погубил.
Кларк сломала Лексу — красивую, гордую, порой необыкновенно рассудительную до мелочей. Она — причина, по которой тёплый взгляд стал отражать боль и злость, а сама она стала проявлять гнев и жестокость.
Лекса особенная.
Кларк разглядела это сразу, едва увидев её впервые. Эта была девушка, непохожая на других: в какой-то степени замкнутая, но одновременно с этим открытая. Мягкая, но способная закрыть свои чувства глубоко внутри под маской спокойствия. От неё чувствовалась сила, энергия притяжения, что-то захватывающее, статное, нечто… властное, проявляющееся в движениях длинных пальцев, бархатном голосе, жестах, умиротворенной походке.
Но она — сломала её.
Кларк переживала каждый удар по Лексе как на самой себе, воя глубоко внутри от беспомощности. Она бы согласилась на любое предложение Джахи, лишь бы избавить её от боли и отгородить от участия в боях, потому что никто не заслуживает оказаться в подобном положении, как они. Никто. Но если бы она это сделала — она бы увеличила количество боли, которой вокруг них и так предостаточно. Это как замкнутый круг.
И они не могут из него выбраться.
Кларк задыхалась от переизбытка эмоций при виде еле стоящей на ногах Лексы. И не нужно быть экспертом, чтобы понять очевидный конец для них обеих. Чем больше ударов приходилось на Лексу, тем сильнее стучало её сердце, предупреждая, что в один прекрасный момент оно может вовсе остановиться.
И оно остановилось, когда Лекса пыталась встать с колен, — Кларк увидела в её взгляде осознание, которое быстро сменилось пустотой.
Внутри у Кларк появилась точно такая же.
Из горла вырвался несдержанный крик, полный горечи и отчаянья, потому что любовь всей её жизни обездвижена, падает на канвас вместе с душой Кларк, вызывая в ней ещё большее опустошение. Всё, что она желала в этот момент, — оказаться рядом. Но Роан со всей силы сжал её в объятиях, не пуская на ринг и сдерживая, пытаясь к чему-то призвать.
Кларк не слышала его слов. Не смотрела по сторонам. Не видела, что творится вокруг. У неё в голове была лишь Лекса и её пустой взгляд, будто потерявший жизнь; желание поскорее оказаться рядом и убедиться в том, что девушка дышит.
Вместо этого Кларк чувствовала панику внутри, руки Роана поднявшие её, суету вокруг, мерцание картин и людей на их фоне. Всё было в некой перемотке: быстро, чётко и одновременно с этим оживленно.
— Я должен тебя вывести! — прокричал Роан, когда Кларк в очередной раз яростно попыталась отбиться от его рук, которые казались ей преградой.
— Лекса! — взвыла она вместе со своим сердцем.
В следующую секунду Кларк неприятно прижали к стене, что немного привело её в чувство:
— Успокойся, Кларк! — лицо Роана выглядело обеспокоено, он держал её за руки, со всей силы сдавливая их. — Кларк! Кларк? Ты слышишь меня? Кларк!
Она перестала пытаться вырваться, обратив внимание к серым глазам Роана. Они не желали причинять вред, а он сам выглядел встревоженным.
— Кларк, здание оцепили, — проговорил он вновь, — я должен вывести тебя. Пожалуйста, у нас мало времени!
— А Лекса? — преодолев ком в горле, спросила она.
— Она бы хотела этого. Иначе мы все там можем погибнуть.
Роан отпустил одну руку Кларк и резко потащил за собой за другую.
Она не стала сопротивляться.
***
Кларк впервые в жизни поверила в судьбу. Если они встретились с Лексой — значит им суждено быть вместе.
Это единственная мысль, что утешала её, когда она сидела в машине скорой помощи неподалёку от клуба, пока её осматривал врач, который успел диагностировать ей шоковое состояние. Она уверена, что у неё его нет.
У неё просто болит душа. И вылечить её может лишь знание, что Лекса в полном порядке.
— Кларк, — тихо произносит чей-то знакомый голос, и она впервые за всё время поднимает взгляд с тёмного асфальта.
Маркус.
— Как ты? — он усаживается перед ней на колени, мягко забирая её руки в свои: они тёплые, как и его обеспокоенный взгляд.
«Лекса».
— Что с ней? — она не понимает, почему её голос настолько слабый, когда она произносит это.
Возможно, ей страшно услышать ответ.
Его взгляд смягчается, и Кларк задерживает дыхание на какие-то доли секунды, пытаясь понять, что последует за этим: ошеломляющая правда или печальная новость? Она ощущает себя в чертовом драматическом фильме, вот только там обычно счастливая концовка, а у неё реальная жизнь, в которой хорошего, как оказывается, мало.
— Она в реанимации.
Кларк вздыхает. Это однозначно лучше, чем ничего.
— Я, — он почему-то делает паузу, — я позвонил твоей маме. Она сказала, что займётся этим лично и попросила отвести тебя домой, но… Я могу отвезти тебя в больницу.
Кларк благодарно смотрит ему в глаза и приподнимает уголки губ вверх. Кивает. Желание увидеть Лексу и Маму просто невыносимое. Она думает, что навряд ли сможет находиться одна в четырёх стенах после всего. Или спать, зная, что Лекса в тяжёлом состоянии.
***
— Мам! — Кларк буквально вешается ей на шею, когда видит её в кабинете. Её обнимают в ответ так сильно, словно Эбби пытается удостовериться в том, что это реально и это не сон.
— Девочка моя, — судорожно произносит она, отстраняется, берёт лицо Кларк в руки, нежно поглаживая большими пальцами по скулам, — ты в порядке?
— Да, меня осмотрели, пара царапин — ничего страшного, — быстро отчеканивает Кларк, пытаясь избавиться от ненужных вопросов, и спрашивает самое главное в данный момент. Прежде всего, Лекса. — Как она?
Эбби несколько секунд осматривает её лицо своим тёплым материнским взглядом, нежно улыбается и уверено, легко говорит:
— Она спит, с ней всё будет в порядке. Правда, — добавила она в особой медицинской манере, — ей предстоит долгое восстановление.
— Господи, — Кларк обнимает её вновь, не сдерживая слёз. — Я так боялась её потерять. Мам, это было просто ужасно, я сходила с ума от одиночества и своих мыслей, пока была там несколько дней.
— Вы в порядке, — Эбби гладит по волосам, спине любимыми, родными движениями, как в самом детстве. Словно ей вновь пять лет, и она упала, сильно поцарапав коленку.
В этот раз Кларк скорее поцарапала душу.
— Маркус сказал, что всё конечно. Всё будет хорошо, больше вас никто не тронет, — голос Эбби был успокаивающим, ласковым, от него действительно становилось легче. А главное, он был искренним. — Ты можешь немного поспать здесь. Я разбужу, если она проснется.
— Нет, — Кларк помотала головой, — я должна быть рядом. Мне кажется, нам это нужно обеим.
Эбби так необыкновенно нежно улыбнулась, что Кларк немного смутилась.
— Я её люблю, мам, — она не знает, зачем говорит это вслух. Но это то, что не перестаёт стучать в её голове и в сердце на протяжении практически двух лет. После всех этих событий Кларк уверена в своих чувствах, как ни в чём другом в мире.
Она любит Лексу.
Она любит её и желает говорить об этом.
— Я люблю её…
— Я знаю, — Эбби в очередной раз ласково проводит рукой по голове и мягко усаживает её на белый диванчик. — Она тоже. Твой отец, он — он, — она запинается, и Кларк всё ещё видит её горе и тоску по нему. Она, в общем-то, тоже скучает, но в полном сумасшествии, царящем вокруг неё в последнюю неделю, пришлось подавить чувства. — Он смотрел когда-то на меня так же, как Лекса на тебя. Я поняла этот взгляд в тот день, когда она впервые пришла к нам в гости, после катка. И прости, — она виновато улыбается, — я немного сомневалась в ваших отношениях.
Кларк желает возмутиться в этот момент. Она недовольно смотрит на свою мать, желая услышать какое-то продолжение, которое устроит её, всё-таки она понимает, что имеет ввиду Эбби под сомнением. Они ведь две девушки.
Это нелегко принять.
Но Кларк благодарна ей за то, что она хотя бы делала вид, что всё в полном порядке.
— Лекса, — Эбби задумчиво обводит взглядом комнату. — Она… Не передать словами её состояние все эти дни. Вы много друг для друга значите.
У Кларк вновь наворачиваются слёзы на глаза. И в этот раз не от боли.
От осознания того, как ей повезло, что всё хорошо закончилось.
***
S. Carey — Fire-scene
Кларк с замиранием сердца входит в палату к Лексе, с неким волнением и трепетом в груди, который приятно охватывает её, лишний раз напоминая насколько важен человек перед ней. Её внешний вид оставляет желать лучшего: разбитое лицо, ссадины, покраснения, но для Кларк это — это проходящее. Ведь её девушка будет в порядке, она жива, дышит и сонно, мило сопит, заставляя умилиться.
Опухшие губы Лексы слегка приоткрыты, прядь волос падает на глаза, поэтому Кларк ласковым, осторожным движением убирает её с лица. Внутри горит желание прикоснуться к девушке, обвести каждый раненый миллиметр кожи: скулы, нос, щёки, подбородок и вновь увидеть мягкую улыбку.
Но Кларк не желает тревожить её, поэтому тихонько присаживается рядом, пододвигаясь ближе.
Она укладывает руки на железный бортик больничной кровати и кладёт на них голову, поворачиваясь так, чтобы видеть Лексу. Щекотно водит пальчиками по её руке, наслаждаясь тишиной рядом с любимым человеком, чьё ровное дыхание успокаивает нервы.
И ждёт. Ждёт, когда она откроет глаза, посмотрит на неё своим любящим взглядом, одарит своей привычной маленькой ухмылкой. И назовёт по имени, по-особенному, только так, как она умеет — уникально, мягко надавливая на «к» в конце, с небольшим характерным щелчком.
***
Лекса с огромным усилием открывает глаза во второй половине дня — она понимает это по тусклому оранжевому свету из окна. Осматривается, щурится от обилия света и тяжёлого давления в висках и видит…
Она видит её.
Она видит уставшую Кларк, которая спит рядом, прислонив голову к краю кровати.
Первая мысль — проверить, что это не сон. Но как только Лекса собирается потянуться — понимает, что её рука в руке Кларк. Она осторожно шевелит большим пальчиком по её ладони, боясь разбудить, и пробуждает в себе чувство счастья, которое окутывает и согревает.
Кларк щурится, промаргивается и останавливает свой взгляд на своей руке. Поднимает его и смотрит своими бездонными синими глазами, от которых Лекса просто без ума.
На их лицах одновременно расцветают улыбки.
— Хей… — тихо произносит Кларк с невероятной нежностью. Да, это точно не сон.
Ну или он убийственно реалистичен.
— Хей, — вторит Лекса.
Она чувствует порыв: хочет оказаться ближе к Кларк, притянуть её в свои объятия. Но едва делает движение вперёд, как болезненно шипит, ощущая невыносимую боль во всём теле.
— Ой, — испугано дёргается Кларк, поднимаясь с места, — нет, нет, нет, тебе нельзя вставать.
— Что, — спрашивает Лекса, только сейчас замечая свой обессиленный голос. Она прочищает горло и повторяет, — что со мной?
— У тебя ушиб рёбер, — Кларк поглаживает по всей длине руки успокаивающими движениями, от которых Лексе становится легче. — Но моя мама скажет тебе больше. Давай я позову её?
— Нет, стой, — Лекса с трудом повышает голос, призывая Кларк остановиться. — Давай чуточку побудем вдвоём? Пожалуйста.
Лекса чувствует, как на глаза наворачиваются слёзы. У неё в голове море вопросов о том, как она очутилась в больнице, что с боями и главным образом — с Джахой. Но всё это — всё это может подождать, потому что сейчас рядом с ней Кларк — она реальная, родная, любимая. И она улыбается.
И Лекса чувствует с ней душевную связь, которая способна излечить её внутренние раны.
В данный момент это действительно нужнее любой медицинской помощи, нужнее всего на свете, нужнее всех расспросов и лишних воспоминаний.
Они вдвоём, и весь мир подождёт.
Разве они не заслужили это?
— Конечно, — Кларк едва заметно качает головой, одаряя своим влюбленным взглядом, и садится на место.
— Ты в порядке, — добавляет для себя Лекса вслух. Наверное, чтобы в очередной раз убедиться в этом.
— Да, — Кларк вновь берёт её руку в свою. Видимо, это всё, что они сейчас могут себе позволить. — Я… Да. А вот ты…
— И я. Ну, по крайней мере, я жива, — у Лексы по щеке скатывается слеза, когда она смотрит в голубые глаза, в которых читается волнение и вся горечь произошедшего. Кажется, им вместе предстоит лечить душевные раны.
Кларк тяжело сглатывает.
Лекса ощущает боль в горле и дрожит, понимая, что никогда раньше не испытывала подобных чувств.
— Я так испугалась, что потеряю тебя, — признаётся Кларк, её голос ломается, и они переплетают пальцы.
— Я боялась точно того же, каждую секунду, — по её щекам стекают слезы, которые она не в силах остановить, несмотря на то, что они приносят боль им обеим.
Кларк будто понимает, поэтому встаёт с места, осторожно касается её лица и мягко смахивает их. Целует губами в щеку, ласково и аккуратно, чтобы не причинить вреда. Успокаивает и шепчет множество нежных слов, пока на Лексу находит озарение. Она всегда искала момент, идеальную ситуацию или обстановку, чтобы иметь особое волшебство вокруг для того, чтобы произнести признание.
Им оно не нужно.
Лекса думает, что момента так и не настанет. Вместо этого приходит время, когда его просто нужно сказать, и всё. И она говорит:
— Я люблю тебя, — наблюдая необъяснимо-странную реакцию зрачков Кларк, которые чуть расширяются.
Волшебство появляется само-собой, оно повсюду: внутри Лексы, во взгляде Кларк, на её лице, в тишине, в касании чувственных губ, которыми она мягко одаряет поцелуем, облизав ранку на губе, и некой атмосфере. Они создают её сами, творят собственное счастье и любовь, вспоминают про обилие красок и особый мир друг друга — мир, который соединяется в один на двоих.
Потому что Кларк есть у Лексы.
А Лекса есть у Кларк.
Лексе тяжело дышать из-за телесных повреждений, но внутри ей стало определённо лучше, хоть и прошло всего несколько часов: возможность видеть радостную Кларк положительно сказывается на её выздоровлении.
— Лекса, как ты себя чувствуешь? — спрашивает Эбигейл, едва войдя в палату. Лекса смотрит за её спину, видит небесные омуты и широко расплывается в улыбке. Она ничего не может с собой поделать.— Лекса, — строго повторяет женщина, как если бы Лекса была маленькой провинившейся девочкой, — я сейчас здесь как твой лечащий врач.
— Кхм, — Лекса сосредотачивает своё внимание на Эбби, пытаясь унять давление в висках и подавить улыбку. — Думаю, я в порядке, — женщина недовольно выгибает одну бровь. — Ну, я в сознании, так что это о многом говорит.
— Кларк, — Эбби обращается к топчущейся на месте дочери, суетливо сжимающую края кофты, что раз за разом вызывает новый необузданный прилив нежности внутри Лексы, — оставь нас.
— Но, мам, — Кларк пытается возмутиться, выражая полную обиду на лице.
Она выглядит уставшей, измученной, она с синяками под глазами, рассеянным взглядом и в старой одежде. Лекса решает, что ей следует провести какие-то границы:
— Кларк, — сладко протягивает она, чтобы успокоить свою девушку и привлечь её внимание. — Тебе нужно пойти домой и отдохнуть. Тем более, твоя мама здесь, она позаботится обо мне. Я буду в порядке.
За этим следует тишина, в которой Кларк буквально буравит Лексу взглядом. Она чувствует её негодование, мысли, желание возразить, когда девушка слегка приоткрывает губы, но одергивает себя и смягчается:
— Хорошо. Ладно.
Лекса и сама немного насторожена, боясь задеть Кларк. Они обе вымотаны и на пределе, и её девушка может взорваться в любой момент.
Но она не делает это.
Кларк устало вздыхает, быстро оказывается рядом и легко одаряет мягким поцелуем, который немного смущает в присутствии Эбигейл:
— Тогда до вечера? — её голос звучит с долей надежды.
Время и так достаточно позднее. Так что нет, она не пойдёт на это.
— До завтра, Кларк, — Лекса дотягивается рукой до пряди волос и заправляет их за ушко, чтобы остудить её пыл.
— До завтра, — тоскливо повторяет Кларк, будто начала скучать, толком не выйдя из палаты.
— Подожди меня в кабинете, я вызову тебе такси, — добавляет Эбби. Кларк кивает, последний раз жалостливо смотрит на Лексу и выходит. — В который раз убеждаюсь, что она слушается тебя больше, чем меня.
— Но нам ещё многое предстоит понять в отношениях.
Лекса сказала вслух то, что мелькало у неё в голове. Кларк ослушалась её уже несколько раз, что привело их к данной ситуации. Им следует научиться принимать совместные решения, а не раздельные; быть честными и открытыми, без секретов и уметь обсудить проблемы как одни на двоих.
— Любовь — это работа, порой даже самой сильной связи между двумя людьми недостаточно, если они не могут услышать друг друга, — говорит Эбигейл, и за её мягкими чертами лица Лекса видит глубокую мудрость, накопленную годами.
— Мы на правильном пути.
— Главное, не спешить, Лекса, — с неким намеком в голосе сказала Эбби, отчего щеки Лексы моментально приобрели красноватый оттенок. Она вспомнила дождливый денёк, диван и сбитое дыхание Кларк. И отвела взгляд, стараясь принять равнодушный вид, не отражающий никаких эмоций, несмотря на то, что сердце предательски застучало сильнее.
— Мгм, — протянула Эбигейл, словно догадавшись о мыслях Лексы. — Так, а теперь расскажи о своём самочувствии, — она щелкнула ручкой, открывая рабочий журнал.
— У меня безумно болит голова, мне тяжело дышать, меня тошнит, ноет всё тело, и радует мысль, что я не парализована, — чуть усмехнулась Лекса, облизнув ранку на губе.
— Ты щуришься, как твоё зрение? — Эбби убрала ручку в карман медицинского халата, отложила записи и, достав маленький фонарик, посветила им ей в глаза, проверяя реакцию зрачков.
— Вроде, как обычно, я чётко вижу, просто неприятно немного от света.
— У тебя сотрясение мозга, — женщина вдумчиво прокрутила ручкой в воздухе. — Не волнуйся, это пройдёт.
Эбби вновь сделала записи, прежде чем заговорила:
— Вчера мы сделали снимок, у тебя сильный ушиб ребер с обеих сторон, трещина слева и разрыв связок плечевого сустава справа, но за ним нам нужно будет понаблюдать и сделать дополнительное обследование, чтобы убедиться, что тебе не нужна операция. Так что придётся тебе пока полежать в больнице.
— Звучит прекрасно, — саркастично подметила Лекса.
— Повезло, что ничего похуже. Видимо, твоё спортивное телосложение сыграло в твою пользу, — она одарила подбадривающей улыбкой.
— У меня однажды были сломаны ребра, — печально произносит Лекса, понимая, что вновь пришла к тому, от чего вроде как пыталась уйти, — тоже на подпольных боях.
— Всё позади, — тихо сказала Эбби.
Лекса кивнула:
— Спасибо.
— Нет, — Эбби грустно покачала головой, — это тебе спасибо. Особенно за Кларк, — Лекса молча приняла благодарность, сдерживая усталость: её клонило в сон. — Тебе нужно больше отдыхать, сама понимаешь, какой это стресс для организма — он истощён. Кстати, твой отец был здесь утром, но не стал будить вас с Кларк.
Лекса приподняла уголки губ в маленькой улыбке.
— Давай, просто закрой глаза и постарайся вновь уснуть. Я зайду в следующий раз, и мы поговорим.
— Хорошо.
***
Лексе требуется гораздо больше усилий над собой, чтобы открыть глаза посреди глубокой ночи из-за беспокойных снов: ей мерещится замах Онтари в мельчайших картинах, что пугает её и заставляет подскочить с места, моментально скалясь от боли в боку. Она судорожно вздыхает, вспоминает, что с ней и Кларк всё хорошо и вновь пытается уснуть, просыпаясь на этот раз лишь утром, наблюдая яркое солнце за окном.
У неё в телефоне несколько непрочитанных сообщений от родных и, самое главное, от любимого ангела: «Спокойной ночи, Енотик». Лекса пишет в ответ: «Доброе утро, Малыш» и сама себе улыбается, понемногу сменяя затянувшуюся тревогу внутри светлым чувством влюбленности и спокойствия.
Через пару часов её навещает Октавия, влетая в палату, как ураган, позади неё плетутся довольный Беллами с Джесс, и все они смотрят на неё так, будто она при смерти. Но она в порядке. Она действительно чувствует себя нормально в её разбитом, усталом состоянии. Да и боль в голове уже не такая сильная.
Ей гораздо лучше.
Октавия первая замечает её приподнятое настроение, убирая обеспокоенность со своего лица:
— Ты когда-нибудь перестанешь пугать меня своими появлениями в больнице?
Лекса облизывает губы, понимая, насколько сухо во рту.
— Воды? — интересуется Беллами. Она кивает.
Ей наливают в стакан воду, которую она жадно пьёт маленькими глотками, прежде чем заговорить:
— Этот раз определённо самый запоминающийся из всех.
— Особенно твоё лицо, — весело добавляет Джессика.
Лекса выпускает громкий смешок, от которого тут же неприятно хмурится, почувствовав давление в грудной клетке. Она рада, что никто не поднимает тему боёв, это последнее, что ей сейчас нужно.
— Кларк тоже очень нравится, — шутит Лекса. — Похоже, это становится нашим фетишем.
— Вам однозначно следует подыскать что-то получше, — добавляет Беллами.
— Не поверишь, я тоже так думаю.
— Мы обязательно дадим вам несколько советов позже, — с намёком в голосе говорит Джессика, и все четверо в палате улыбаются.
Октавия присаживается рядом и мягко произносит:
— Как она?
— У неё, — Лекса отворачивается к окну, точно вспоминая образ Кларк, — у неё что-то вроде пары царапин под глазом и наверняка есть синяки на теле, но она никогда не пожалуется — слишком упряма. Но ты сама знаешь, что намного хуже то, что может быть внутри. Я чувствую, как она ещё больше тянется ко мне после всего и наверняка винит себя в произошедшем.
Лекса поворачивается обратно и видит три пары удивлённых глаз:
— Ох, извините. Я не знаю, почему так разоткровенничалась, — она занервничала, понимая, что никогда раньше не была настолько открыта, — я, мне что-то вкололи, какой-то витамин, наверное, это повлияло, и…
— Тебе просто нужно кому-то высказаться, — говорит Джесс с улыбкой.
Лекса удивляется. Обычно они с Джессикой по разные стороны баррикад — слишком разные.
— И вот, мы здесь, — заканчивает за неё Беллами.
— Вам следует поговорить, Лекса, — задумчиво произносит Октавия. Лекса видит, как её выражение лица становится таким, каким оно бывает, когда она проводит приёмы у себя в кабинете психолога — сосредоточенным и внимательным. — Обсудите пережитое и свои эмоции, и ты увидишь, как вам обеим станет лучше.
— Обязательно, но для этого необходимо время.
Лекса перевела взгляд на Джессику с Беллами: они переплели пальцы рук и понимающе переглянулись между собой.
— Как насчёт собраться всем вместе, когда тебе станет лучше? Выехать за город? У моего знакомого есть домик рядом с озером, он нас давно зовёт, — поинтересовался Белл.
— Да, думаю это было бы здорово. Я поговорю об этом с Кларк.
— Я тебе напомню.
— Я со своими проблемами вас так и не навестила, лучше расскажите мне, как прошёл ваш медовый месяц, а то тот рассказ по «Skype» не считается, — Лекса постаралась найти более весёлую для всех тему.
Октавия смешно вздохнула и прокомментировала:
— Ну начинается…
***
Следующие пару дней проходили примерно в том же духе: её навещали, она спала, ей капали витамины и постоянно советовали больше отдыхать. Кларк всегда приходила днём, заботливо сидела рядом, гладила по руке и изредка осторожно целовала в губы, сопровождая извиняющимся взглядом, будто Лексу избила именно она, а не Онтари.
Так что да, им правда следовало обсудить случившееся.
Поэтому Лекса ждёт, когда Маркус появится у неё в палате и поговорит с ними двумя одновременно, ведь это кажется отличным выходом из ситуации.
Подходящим моментом.
Маркус появляется именно тогда, когда Лекса его совсем не ждёт и проваливается в сон под мягкий рассказ Кларк о своём детстве, но просыпается от его шёпота в палате:
— Добрый день, — она сонно открывает один глаз и смотрит на Маркуса.
— Прости, что разбудил, — добродушно улыбается мужчина. Лекса открывает второй глаз и рассматривает его: на нём синяя рубашка, брюки и больничный халат на плечах. Его деловой вид, как всегда, располагает к себе. — Я могу зайти в другой раз, если ты хочешь.