Иван Соллертинский свободно разговаривал на двадцати шести языках. И знал ещё сотню диалектов. В голове не укладывается! При том, что в некоторых источниках упоминается его владение тридцатью двумя языками. Он без подготовки мог читать лекции на любом романском языке. Д. Д. Шостакович вспоминал: «...Говорили, что Соллертинский знает все языки, какие только существуют и существовали на земном шаре, что он изучил все науки, что знает наизусть всего Шекспира, Пушкина, Гоголя, Аристотеля, Платона, что он знает... одним словом он знает всё. Невольно у меня сложилось такое о нём впечатление, что это человек необыкновенный, что с ним трудно и неловко человеку обыкновенному, среднему, и когда в 1921 году один мой друг познакомил меня с Соллертинским, то я поскорее стушевался, так как чувствовал, что мне очень трудно будет вести знакомство со столь необыкновенным человеком...». Соллертинский оказался обаятельным, остроумным, лёгким в общении человеком, настоящим другом на долгие годы. Как великолепный оратор, обладал феноменальной памятью, наизусть читал Сервантеса на языке оригинала. Собственный дневник, дабы уберечь от посторонних глаз, вёл на старопортугальском. Однажды он в шутку пожаловался, что не успел подготовиться к лекции, потому что она должна была состояться на четвёртом этаже, а её перенесли на второй. Его остроумные фразы разбирались на цитаты. Как, например, эта: «Талант и глупость долго не уживутся, глупость непременно одолеет талант». А лекции его были таковы, что на них собиралось пол-Ленинграда, и все они были импровизацией. Иван Иванович читал их в самых разных аудиториях на самые разные темы, он был просветителем в самом широком смысле этого слова - профессионально разбирался в музыке, балете, литературе, истории, слышал музыку, лишь читая партитуру, был знатоком западноевропейской культуры в целом. Он был профессором и художественным руководителем Ленинградской филармонии, не имея полноценного музыкального образования. Получив лишь начальные познания от преподавателей, остальному учился самостоятельно, добивался исполнения произведений, незнакомых отечественному слушателю.
А вот что о самом Соллертинском говорил другой просветитель - великолепный Ираклий Андроников: «Это был талантливейший, учёный-музыковед, критик, публицист, выдающийся филолог, театровед, историк и теоретик балета, блистательный лектор, человек феноменальный по образованности, по уму, острословию, памяти — профессор консерватории, преподававший, кроме того, и в Театральном институте, и в Хореографическом училище, и в Институте истории искусств, где, между прочим, на словесном отделении он читал курсы логики и психологии, а другое отделение посещал как студент. А получая положенную ему преподавательскую зарплату, в финансовой ведомости расписывался иногда, как бы ошибкою, по-японски, по-арабски или по-гречески: невинная шутка человека, знавшего двадцать шесть иностранных языков и сто диалектов! Что характерно - лекции свои Иван Иванович читал любому сословию любого уровня культуры, считая своим долгом доносить свои знания до тех, кому они неведомы.
Его потрясающая работоспособность поражала. Кроме всего прочего, он успевал писать статьи, книги, часами просиживал в библиотеке и постоянно учился».
Особое место в жизни Соллертинского занимает его дружба с Шостаковичем. Первая жена Ивана Ивановича, Ирина Дерзаева вспоминает: «Не было дня, чтобы они не встречались. Называли они друг друга с забавной уважительностью - на ты, но по имени-отчеству: Ван Ваныч, Дми Дмитрич. Они не скрывали обоюдного восхищения».
С началом Великой Отечественной Соллертинский был эвакуирован в Новосибирск. Но и там его деятельная натура не позволила как-то свернуть или снизить интенсивность работы. Уже через месяц новосибирцы могли услышать концерт артистов Ленинградской филармонии, а в июле 1942 - Седьмую симфонию Дмитрия Шостаковича.
В феврале 1944 года он произносил вступительное слово перед на премьере Восьмой симфонии Шостаковича. Это было последнее его выступление.
Через неделю, 11 февраля 1944 года, Иван Иванович Соллертинский скоропостижно скончался от внезапной остановки сердца - последствия перенесённой дифтерии. Ему едва исполнился 41 год.
Дмитрий Дмитриевич Шостакович писал: «Нет слов, чтобы выразить все горе, которое терзает все мое существо. Пусть служит увековечением его памяти наша любовь к нему и вера в его гениальный талант и феноменальную любовь к тому искусству, которому он отдал свою прекрасную жизнь, - к музыке… Немного было людей, так горячо и страстно любящих музыку... Он прямо ликовал при появлении свежего и талантливого явления. Он яростно ненавидел пошлость и дурной вкус, рутину и посредственность... Он всегда или любил или ненавидел. И с годами у него не пропало это качество, а всё больше обострялось... Пристрастие — это драгоценное качество всякого художника... Нет больше среди нас музыканта огромного таланта, нет больше весёлого, чистого, благожелательного товарища, нет у меня больше самого близкого друга».
Фортепианное Трио Шостаковича, написанное в 1944 году, посвящено памяти И. И. Соллертинского, блестящего эрудита, щедрого человека, остроумного собеседника, верного друга... Второе фортепианное трио – камерная параллель Восьмой симфонии, принадлежащее к одному из самых трагических творений Шостаковича, продолжившего традицию своих великих предшественников: Чайковский написал Трио «Памяти великого артиста», посвященное Николаю Рубинштейну, Рахманинов – «Элегическое трио» памяти Петра Чайковского. Впервые в камерно-инструментальной музыке Шостакович обращается к теме смерти. К этому образу композитор не раз ещё вернется на протяжении своей жизни, и в поздних квартетах, и в Тринадцатой и Четырнадцатой симфониях.
Музыка Трио воплощает протест против смерти, злых сил, убивающих человека. Как в симфониях военных лет, Шостакович обостряет контрасты, сопоставляя предельно концентрированное действие в скерцозных эпизодах с длительными остановками в медленной части.
Примечателен Финал Трио, в котором вторгается один из вечных образов искусства - пляска смерти. Он написан в характере скорбного еврейского народного танца фрейхлес. С. М. Хентова пишет: «Такой «танец смерти» был реальностью лагерей смерти Освенцима и Майданека, о которых люди тогда узнали: в них корчился в предсмертных судорогах сжигаемый в печи невинный, беззащитный человек». Интересно пишет об этом Трио Элизабет Уилсон в книге «Жизнь Шостаковича, рассказанная современниками», Изд. «Композитор», СПБ, 2006.
Викторина для всех
21 апреля студенты исполнительских отделений приняли участие в командной игре по музыкальной литературе «По следам немецких классиков». Викторины для всех ежегодно организует А. Ю. Крюкова, а в условиях дистанционного обучения она пригласила участников, зрителей и жюри в режиме видеоконференции. Студенты организовали две команды и придумали им оригинальные названия: «Летмотивы самоизоляции» и «Fercshlim besserung». Соревнования команд проходили в конкурсах разминки, вопросов эрудитам, фотоконкурсе, определении нотного текста, музыкальной угадайки. Участникам пришлось проявить смекалку и эрудицию, отвечая на вопросы по творчеству Баха, Бетховена, Шумана, Гёте, Гофмана, Вагнера, Орфа. Предлагаю вам тоже ответить на некоторые вопросы викторины и проверить свою эрудицию.
1. В каком городе и в каком году была открыта первая в Германии консерватория?
2. Какое важное событие для немцев, произошедшее в 1871 году, отметил Брамс наряду с завершением издания сочинений Баха?
3. Какое сочинение Иоганна Гёте является одним из самых популярных сюжетов в искусстве?
4. Имя какого христианского богослова носит протестантская религия, распространенная в Германии?
5. Назовите двух великих германских композиторов, родившихся в один год, которые хоть и бывали в одних и тех же городах, но никогда не встречались.
Очень интересным получился творческий конкурс «Домашнее задание». Команды сняли видеоклипы, в которых проявили свои артистические, режиссёрские дарования, чувство юмора. Сценарии были основаны на знании интересных фактов биографии композиторов. Результаты игры жюри подсчитывало в баллах, отрыв команд был небольшим, поэтому в соревновании все проявили себя достойно.