Некоторое время у него было слишком много дел в Уитеринге, чтобы думать о поездке в Лондон. Сразу после прибытия он с головой погрузился в волнующую атмосферу тренировочных полетов. Сначала его посадили в двухместный «Авро‑504». Бадер продемонстрировал такое умение, что уже на третье утро его перевели на двухместный «Бульдог». Когда они приземлились, инструктор, который, похоже, не был знаком с заключением врачей, сказал:
«Ты все делаешь правильно, старик. После ленча ты можешь попробовать взлететь самостоятельно».
Прослужив 4 года, Бадер не собирался добровольно сообщать, что ему запрещены одиночные полеты. Вместо этого он отправился на ленч, где с удовольствием увидел, как вытянулась физиономия врача базы, услышавшего фразу инструктора:
«Я повторяю, ты все делаешь совершенно нормально, старик. Похоже, ты должен быть очень сильно зол на врачей, запретивших тебе самостоятельные полеты».
Но гораздо больше Бадера рассердило то, что в это же время в Уитеринге находился Фредди Уэст, проходивший курс переподготовки. Уэст потерял ногу выше колена в Первую Мировую войну, заслужив при этом Крест Виктории. И сейчас он каждый день совершал самостоятельные полеты. Что было еще хуже — Уэст ходил с палкой!
В утешение инструктор пообещал ему отпуск на уикэнд, и Бадер написал Тельме, что приедет в Лондон. Не согласится ли она вечером в субботу вместе с ним побывать в «Кафе де Пари»? Вскоре пришла открытка с ответом. Она была согласна и спрашивала, не заглянет ли он на чашку чая перед этим? Она напомнила, что квартира снята ее отчимом на фамилию Аддисон.
Рано утром в субботу он уселся в свой автомобиль, захватив чемоданчик со свежей рубашкой и фраком. Авонмор‑Мэншн оказался шестиэтажным домом, и напротив фамилии Аддисон красовалось: «Шестой этаж». Лифта в доме не было. Подхватив чемоданчик, Бадер начал карабкаться по лестнице, 12 пролетов, 96 ступенек. Он пересчитал их совершенно точно, и оказался наверху совершенно запыхавшись, с бешено колотящимся сердцем. Он позвонил в дверь, гадая, что будет дальше. Его совершенно не волновало, что Тельма могла быть горничной, гораздо больше беспокоило, что он не может отдышаться. Может, он стал нервным? Нет. Дьявол, нет! Какая чушь.
Дверь открылась, и горничная провела Бадера в богато обставленную гостиную. Очень знакомая девушка в зеленом платье поднялась навстречу с дивана. Он еще ни разу не видел ее без передника официантки. Тельма представила его матери, которая выглядела очень молодо, и высокому, стройному мужчине, своему отчиму полковнику Аддисону. Затем она подала чайные чашки, весело спросив: «Со сливками или без?» И Дуглас почувствовал себя почти как дома.
Потом он повез ее на такси в «Кафе де Пари», впервые после катастрофы ощутив прилив веселья. Обед был хорошим, девушка выглядела просто очаровательно. Они сидели за маленьким столиком на двоих, где его протезам ничто не угрожало. Музыка звучала так увлекательно, что Дуглас не выдержал. Улучив момент, он наклонился к Тельме и спросил:
«Не хотите ли потанцевать?»
Какое‑то мгновение она ошеломленно смотрела на него, потом улыбнулась и кивнула.
Дуглас встал и обошел вокруг стола, чтобы помочь ей подняться. Вообще‑то он не предполагал, что будет танцевать. Однако, поддавшись мимолетному порыву, он не собирался отступать. И с внезапным ожесточением он подумал: «Черт побери, если я могу нормально ходить, уж как‑нибудь справлюсь и с этим».
«А я и не подозревала, что вы танцуете», — сказала Тельма, когда они вышли на площадку.
Бадер беззаботно ответил:
«Это очень просто. Если что‑то случится, я ухвачусь за даму».
Он взял ее под руку, выждал момент, подстраиваясь в такт музыке, и они начали.
Это действительно оказалось очень легко, пусть выглядело и не слишком грациозно. Он держал ее чуть дальше, чем обычно, чтобы иметь возможность сделать шаг правой ногой. Пока что он просто переступал в такт музыке, не решаясь кружиться. Но все получалось так здорово, что опасения покинули его. Приободрившись, он попробовал круто повернуть, и это получилось. Он попытался еще раз, но пошатнулся, однако Тельма поддержала его, и они продолжили танец.
«Из вас получится хорошая опора», — проворчал он.
Несколько раз его правый протез ударял Тельму по колену, когда он делал шаг, однако она довольно быстро приноровилась и стала вовремя убирать ногу. После пары туров они начали двигаться по площадке быстро и уверенно. Но вдруг Дуглас столкнулся с партнершей, и она остановилась. Ее лицо исказила гримаса боли.
Он встревоженно спросил:
«В чем дело? С вами все в порядке?»
Она извиняющимся тоном ответила:
«Да. Но только вы стоите на моей левой ноге».
Он в ужасе отпрыгнул, бормоча извинения, и они продолжили танец. Вскоре музыка сменилась вальсом. Сначала он попытался кружиться, но вскоре запутался и чуть не упал, потащив Тельму с собой.
«Простите. Боюсь, с этим мне не справиться. Давайте пойдем, посидим».
Они покинули площадку рука об руку, поднялись на две ступеньки к своему столику. Но тут Бадер промахнулся рукой мимо перил и повалился назад, упав на пол, причем едва не утащил за собой и Тельму. Люди начали оглядываться, морщась, словно он был пьян.
Тельма помогла ему встать, и они сели за столик Дуглас криво усмехался, чтобы скрыть смущение. Впервые он упал у нее на глазах. Он накрыл ее ладонь своей.
«Ты знаешь, мне кажется, ты просто чудо», — сказал он взволнованно.
Впервые ей пришлось по‑настоящему ощутить, что Дуглас лишился ног. Однако Тельма сумела просто и естественно помочь, что приободрило его.
Они станцевали еще несколько раз, и счастливый Бадер совершенно не обращал внимания на то, что ноги буквально горят, стертые до крови. Около 2 часов ночи он отвез ее домой, церемонно распрощался и совершенно довольный собой поехал в клуб Королевских ВВС, где перед сном проколол мозоли на культях. В воскресенье он взял Тельму на автомобильную прогулку, и она искреннее восхищалась тем, как Дуглас ведет машину, совершенно не касаясь вопроса о протезах. Вернувшись ночью в Уитеринг, Бадер уснул, совершенно уверенный, что нашел девушку, которая ему нужна.
На следующий уик‑энд Бадер снова поехал в Лондон и повез Тельму в ресторан «Туз пик». Они снова танцевали, и на обратном пути он остановил автомобиль и поцеловал ее. (Тельма все время гадала, когда же он это сделает.) К его восторгу, спустя некоторое время она тоже поцеловала его.
В воскресенье он отвез ее к Стопам, и Обри Стоп пригласила их к себе на следующий уик‑энд.
Всю неделю в Уитеринге Бадер занимался пилотажем на «Бульдоге». Он делал все, что хотел, хотя ему немного досаждало присутствие инструктора в задней кабине. Пару раз он компенсировал это ущемление достоинства, раскритиковав пилотаж самого инструктора. Бадер даже позволил себе дать несколько советов. Впрочем, долго ему торжествовать не пришлось. При посадке внезапный порыв бокового ветра подхватил «Бульдог», и теперь уже инструктору пришлось проявить незаурядную реакцию, чтобы спасти положение. Он позволил себе не менее язвительный комментарий, однако, общее впечатление от действий Бадера было настолько благоприятным, что разрешение на полеты без ограничений можно было считать уже полученным. Под впечатлением этого Бадер бухнул все деньги до последнего пенни на новейший автомобиль MG.
В субботу Бадер отвез Тельму к Стопам. А когда в воскресенье вечером, прощаясь, он поцеловал ее в Авонмор‑Мэншн, он уже знал, что любит ее. Дуглас также понимал, что она к нему очень хорошо относится. Он помчался в Уитеринг буквально на крыльях, не подозревая, что в квартире Аддисонов разыгрались большие события.
Мать Тельмы спросила немного настороженно:
«Вы с Дугласом стали настоящей парочкой. Это серьезно?»
«Да, это так. Я его люблю, а вы?» — спросила в ответ Тельма.
Мать сказала:
«Я тоже. Он очарователен. Но ведь ты собираешься выйти за человека, у которого нет ног. Ты об этом думала? Ты должна быть твердо уверена».
«Я уверена. И без ног я люблю его крепче, чем кто‑либо».
«Ты станешь кем‑то вроде сиделки при нем», — предупредила миссис Аддисон.
Но на это Тельма уверенно ответила:
«А вот и нет».
Она не испытывала ни малейших сомнений в том, что поступает правильно. Тельма была очень привлекательной девушкой, и у нее было много поклонников: морской офицер, армейский офицер, молодой биржевой брокер. Однако они казались ей нудными и напыщенными по сравнению с энергичным инвалидом.
Старший инструктор по полетам послал за Бадером и сказал:
«Смотрю, вы здесь не теряли времени. Мне вас просто нечему учить. Вы знаете решительно все и вполне способны летать самостоятельно».
«Вот чтобы убедиться в этом, меня сюда и прислали, сэр. Если я прошел ваши испытания, можно отправляться на медицинскую комиссию, чтобы они определили мою летную категорию», — произнес Бадер.
«Хорошо. Я все сообщу им», — пообещал инструктор.
Ответ пришел неожиданно быстро. Бадера вызывали на новый медицинский осмотр. Он отправился в Лондон, предвкушая, как вечером увидит Тельму и сообщит ей, что возвращается в эскадрилью. В здании на Кингсвэй его встретил пухлый уоррент‑офицер. Он видел множество летчиков, после аварий снова проходящих медицинскую комиссию, и тепло приветствовал Бадера:
«Хэлло, сэр. Вернулись снова. Минутку, сэр, я только найду ваше дело».
Он вскоре вернулся и сообщил:
«Вам не нужно идти к докторам еще раз, сэр. Только к подполковнику».
Бадер решил, что это хороший знак. Пустая формальность. Он вошел в знакомый кабинет, и человек, сидевший за столом, сказал:
«А, Бадер. Рад видеть вас снова. Присаживайтесь».
Он сел, ожидая только хороших известий. Подполковник откашлялся и полистал бумаги, лежащие перед ним. Снова откашлялся и сообщил:
«Я только что прочитал, что о вас пишет начальство Центральной летной школы. Они говорят, что вы летаете достаточно хорошо».
Бадер вежливо ждал.
«Однако, к несчастью, мы не можем допустить вас к полетам, потому что в уставе нет никаких указаний на сей счет».
Глава 9
На какое‑то мгновение Бадер еще не осознал услышанного, но потом его обдало холодом. Еще несколько секунд в комнате стояла мертвая тишина, а потом он сумел выдавить:
«Разумеется, в наставлениях нет ничего подобного, сэр. Но именно поэтому меня и направили в Центральную летную школу. Чтобы проверить, могу ли я летать. Только там можно было сделать окончательный вывод. Мне казалось, что этого достаточно».
Подполковник еще раз откашлялся.
«Мне жаль. Мне действительно очень жаль, но я боюсь, что вынужден отказать. Мы много думали об этом, но мы совершенно ничего не можем сделать».
Забыв дисциплину, Бадер резко спросил:
«Хорошо. Тогда какого дьявола вы отправили меня на проверку?»
Ошарашенный подполковник ответил извиняющимся тоном:
«Вам очень хотелось этого, и мне ужасно жаль, что все повернулось таким образом».
Только теперь до Бадера дошло, что все, похоже, было решено еще до того, как он отправился в Уитеринг. Они ожидали, что Бадер провалится во время испытаний, и хотели дать ему возможность самому убедиться, что он не сможет летать. Теперь они сами оказались в неловком положении. Он еще немного поспорил, но было ясно, что решение официальное и принято на самом высоком уровне. Он достаточно долго прослужил в Королевских ВВС, чтобы узнать — такие решения не меняются, и не следует биться лбом о стену. Ему даже не позволят узнать, кто именно так решил.
Совершенно разбитый и больной от разочарования и злости, Бадер больше не мог спорить. Поэтому он просто поднялся на ноги, сухо бросил: «Большое спасибо, сэр», и вышел. Он смутно сознавал, что в этом нет вины врача, они, скорее всего, знали, чем это кончится, посылая его в Уитеринг. Но это не утешало. Проходя мимо уоррент‑офицера, Бадер угрюмо буркнул: «Эти ублюдки меня провалили», и вышел на улицу.
Он поехал в Авонмор‑Мэншн и снова одолел 96 ступеней. Тельма сидела в гостиной и шила. Удивленная и обрадованная, она спросила, что привело его из Уитеринга. Бадер все рассказал, едва сдерживая свой гнев. Она слушала молча, а потом спросила:
«Ну и что теперь?»
«Совершенно не представляю. Я полагаю, мне предложат работу на земле», — мрачно ответил он.
«Хорошо. Это значит, что ты продолжишь службу в Королевских ВВС», — попыталась утешить его Тельма, но Бадер взорвался:
«Будь я проклят, если соглашусь на такую работу. Лучше я уйду в отставку».
Они разговаривали два часа, и Бадер все‑таки пообещал спокойно дождаться, что будет дальше. Через неделю — на дворе уже стоял ноябрь — он был вызван в Даксфорд, базу истребителей, находящуюся в 40 милях от Лондона в графстве Кембридж. Там он увидел 19‑ю эскадрилью, которая летала на «Бульдогах». Часть инструкторов тренировала пилотов эскадрильи Кембриджского университета. Невозмутимый подполковник, командовавший базой, сказал:
«Рад снова видеть вас, Бадер. Вы возглавите отдел наземного транспорта».
Работа была достаточно простой: сидеть в маленьком кабинете целый день, гонять чаи, подписывать накладные и распределять грузовики. Бадер знал нескольких летчиков эскадрильи и решил, что с ними можно будет договориться о полетах. Официально он все еще числился в разряде «строевой состав», который был допущен к полетам. Бадер упрямо цеплялся за малейший шанс летать, хотя совершенно не представлял, как этого можно добиться. Его спросили, не желает ли он перевода в «административный» или «технический состав», однако Бадер категорически отказался. К несчастью, довольно быстро выяснилось, что он не сможет остаться в КВВС даже в наземном персонале, так как его продолжали преследовать несчастья.
Он подружился с Джо Коксом, одним из инструкторов, обучавших студентов Кембриджа. В один из декабрьских дней, когда комендант отсутствовал, Кокс взял его в полет на армейском биплане Армстронг‑Уитворт «Атлас». Кокс позволил пассажиру какое‑то время вести самолет, и действия Бадера произвели на него большое впечатление. Несколько раз после этого они летали вместе. Наслушавшись рассказов Кокса, остальные пилоты начали возмущаться бюрократическими проволочками, мешавшими Бадеру снова начать летать.
Однажды вечером в офицерском клубе они обсуждали это, и Кокс в запале сказал:
«Давайте посмотрим завтра, как Дуглас сумеет посадить самолет на площадку». (Такие посадки совершались на самой малой скорости. Самолет должен был сесть на узкую асфальтовую площадку и при этом не выкатиться на траву, что требовало исключительно точного расчета. Подобные посадки были официально запрещены, и потому пользовались особой популярностью.)
На следующее утро в 11.00 пилоты собрались у ангара. Они видели, как «Атлас» идет вниз, причем Кокс демонстративно высунул руки из кабины, чтобы показать, что не он управляет самолетом. Но в самый критический момент, когда самолет мягко коснулся колесами площадки, появился подполковник. Он незаметно вышел из‑за ангара и видел весь спектакль. Поднятые руки инструктора сразу показали, что посадку на площадку совершает ученик. Когда Кокс выбрался из кабины, его румяное лицо вмиг побелело, так как перед ним стоял разъяренный комендант авиабазы. Подполковник уже открыл рот, чтобы разразиться гневной тирадой, но тут из передней кабины с трудом выбрался Бадер. Подполковник холодно поинтересовался:
«Это вы пилотировали самолет, Бадер?»
«Да, сэр».
«Но вам запрещено летать!»
«Нет, сэр».
Подполковник повернулся к Коксу.
«Кокс, вы что, не знаете, что Бадеру запрещено летать?
Бадер вмешался и соврал:
«Нет, сэр. Старший лейтенант Кокс этого не знал. Я об этом ему не говорил».
Подполковник мрачно заявил:
«Хорошо, Кокс. Если раньше вы этого не знали, то знаете теперь. Бадеру запрещено летать. — Он повернулся к Бадеру. — А сейчас я подумаю, что делать с вами».
Однако он, похоже, был незлым человеком, потому что больше к этой теме не возвращался. Прошло несколько недель, но никаких репрессий не последовало. Кокс предложил снова полетать, однако Бадер отказался, не желая подставлять его. Единственный инцидент произошел, когда на мокрой дороге столкнулись 4 грузовика — головной затормозил слишком резко. В своем рапорте Бадер оправдывал шоферов и обвинял командование в том, что на грузовиках стоят слишком жесткие шины, которые легко начинают проскальзывать. Подполковник терпеливо разъяснил, что в его обязанности не входит учить командование Королевских ВВС, что ему делать со своими грузовиками. Бадер козырнул и вышел, про себя подумав, что при первом же удобном случае он обязательно доложит свое мнение вышестоящему начальству.
Однажды во время увольнения на выходные Адриан Стоп пригласил его и Тельму посетить игру «Арлекинов» с командой Ричмонда в Твикенхэме. Бадер очень волновался, пока не начался матч, но уже после первых минут, когда «Арлекинам» удался быстрый фланговый проход, он успокоился и больше не открыл рта до конца матча. Стоп понял, что совершил крупную ошибку. В этот момент Бадер острее, чем когда‑либо, ощутил потерю ног. Все его старые друзья находились на поле, и это больно ранило сердце. На обратном пути они болтали о чем угодно, только не о матче. А вечером Бадер сказал Тельме, что больше никогда не придет на матч по регби.
В конце апреля его вызвал майор Сандерсон, командир 19‑й эскадрильи и временный комендант авиабазы в отсутствие подполковника. Сандерсон служил адъютантом в Кенли до того, как Бадер попал в аварию. Когда молодой человек вошел в кабинет и козырнул, добряк Сандерсон сказал:
«Дуглас, мне выпало самое неприятное поручение за все время моей службы. Пришло письмо из министерства авиации. Вот, возьми, прочитай сам».
Он протянул бланк, и Бадер прочитал:
«Предмет: старший лейтенант Д.Р.С. Бадер.
1). Совет министерства с сожалением отмечает, что по результатам последнего медицинского обследования этот офицер больше не может числиться в категории «строевой состав» Королевских ВВС.
2). Поэтому предлагается уволить означенного офицера в отставку по состоянию здоровья.
3). Позднее будет прислано отношение, определяющее дату увольнения и детали, касающиеся выплат отставнику и пенсии по инвалидности».
Сандерсон сказал:
«Мне ужасно жаль, Дуглас».
«Все нормально, сэр», — сдержанно ответил он, отдал честь и вышел. Больше говорить было не о чем. Разумеется, он ждал этого, и все‑таки случившееся стало для него ударом и повергло в полное замешательство. Сначала Бадер осознал, что стал безработным, причем у него нет никакой полезной профессии. Как только он не сможет покупать бензин для своего автомобиля, то сразу потеряет подвижность. Конечно, армия будет платить ему пенсию, однако ее не хватит человеку для нормальной жизни.
Он поехал к Тельме и все ей рассказал.
«Но ведь ты можешь остаться в наземных службах, не так ли?» — спросила она.
Дуглас грубо ответил:
«Могу, но не хочу. Не следует оставаться возле ВВС. А для меня не летать — как раз и значит сидеть возле».
«У тебя есть хоть какие‑то идеи насчет того, чем ты будешь заниматься?»
«Разумеется, нет».
Он повез Тельму обедать в индийский ресторан на Своллоу‑стрит рядом с Пикадилли. Они сидели рядом и молчали. Спустя какое‑то время он мрачно произнес:
«Ты знаешь, у меня нет никаких перспектив. Нет ног. Нет работы. Нет денег».
«Не беспокойся. Мы справимся. Я всегда могу заработать несколько пенсов в Пантилесе».
Ничего лучше она сказать не могла. Никаких грубых слов и упреков. Только деликатное понимание. Он возвращался в Даксфорд почти счастливый, зная, что не останется один.
Спустя некоторое время пришло новое письмо из министерства авиации, строго официальное, но не такое уж плохое. Бадер должен был получить пенсию 100 фунтов в год как инвалид, а также 99 фунтов 10 шиллингов как отставной офицер. Для тех дней это было недурно. На эти деньги даже можно было прожить, хотя и без излишеств. Но Бадер так не мог.
В течение 2 недель он завершал свои расчеты с жизнью в авиации, сдавал дела преемнику, паковал цивильные вещи. Сделать это оказалось нетрудно, у Бадера имелся всего один синий костюм, спортивная куртка и несколько рубашек. Свой мундир и крикетные принадлежности он передал Джо Коксу. Однажды Бадер навестил‑Бюро офицерского личного состава в министерстве авиации. В задачи бюро входило разыскивать работу для офицеров, служивших по краткосрочному контракту, когда истекал 5‑летний срок. Веселый, живой чиновник спро‑; сил Бадера, какую работу он предпочитает. Бадер честно ответил:
«Я действительно не знаю».
«Вы хотели бы работать за границей?»
«Не слишком. Вряд ли я буду хорошо себя чувствовать в тропиках. Мои культи разболятся, если будут сильно потеть».
Тогда чиновник сказал:
«Ладно, оставьте мне свой адрес. Я постараюсь что‑нибудь найти и сразу сообщу вам».
В последний момент вдруг возникли проблемы. Пропали 6 грузовиков, а сержант, который знал детали, находился в отпуске. Встревоженный адъютант заявил:
«Я не могу подписать обходной. Эти грузовики стоят 6000 фунтов. Если они не найдутся, вам придется возместить часть стоимости».
«Это будет чертовски маленькая часть, вы просто вычтете эти деньги из моего жалования. У меня сейчас есть только 45 шиллингов», — беззаботно ответил Бадер.
Но в часть вернулся сержант, и грузовики отыскались в ремонтных мастерских.
Последние несколько дней стали сущим мучением. Внезапно он почувствовал себя жутко уставшим и мечтал лишь о том, чтобы все поскорее кончилось. Оставалось получить последнюю подпись. Бадер в последний раз снял мундир и отдал его Джо Коксу, внешне не проявляя никаких эмоций. Утром он облачился в гражданку и купил «Дейли Телеграф», чтобы просмотреть колонку «Сдается внаем». Он отметил карандашом несколько адресов, забросил в свой автомобиль 2 чемодана и около 10 часов подъехал к штабу базы. Наступил момент прощания. Однако выглядело это на удивление буднично. Он обратился к адъютанту:
«Вот мои документы, сэр. Распишитесь, пожалуйста, вот здесь, внизу».
Адъютант подписал обходной и сказал:
«Ну вот, все улажено, старина».
В этот момент Бадер расстался с авиацией. В голове помутилось, однако он сумел вежливо произнести:
«Большое спасибо, сэр».
И вышел.
Бадер проехал мимо часовых у ворот и повернул налево, в Лондон. Даже в этот момент он не ощущал особой боли, только странное отупение. Прошло несколько минут, прежде чем к нему вернулась способность размышлять. И первое, что он осознал — теперь он бездомный. Королевские ВВС имели множество офицерских общежитии по всей стране, в них всегда можно было найти и стол, и дом. Теперь все они закрылись для Бадера. В его распоряжении была только страничка из «Тайме» с карандашными пометками. Лишь теперь Бадер осознал, что потерял теплое местечко в Королевских ВВС, однако в голове крутилось одно: «Я не могу туда вернуться. Я не могу туда вернуться…» Он постарался заставить себя поверить в то, что позади нет ничего стоящего. Однако в то же время Бадер ясно понимал, что и впереди тоже ничего нет.
Одна из квартир, отмеченных им, находилась в доме 86 на Бондери‑Роуд в Сент‑Джонс Вуде. Когда Бадер повернул на Бондери‑Роуд, ему сразу понравилась эта тенистая улица, обсаженная деревьями. Он затормозил возле стандартного трехэтажного дома и позвонил. Дверь открыла привлекательная блондинка. Да, она миссис Маркхэм, она сдает комнату за гинею в неделю. При этом утром ему будет подан завтрак. Бадер последовал за хозяйкой вверх по лестнице. Заметив его неловкую походку, она спросила:
«Вы повредили себе ногу?»
«Что вы, нет. В действительности у меня вообще нет ног», — ответил он.
Последовала неловкая пауза, и она сказала:
«Ради бога, извините».
«Все нормально. Я не обратил внимания».
Комната ему сразу понравилась. Она была прекрасно обставлена, в окно виднелись зеленые платаны. Это было гораздо приятнее, чем безликая комната в офицерском общежитии.
Миссис Маркхэм осторожно сказала:
«Я боюсь, комната немного мала».
«А мне нравятся маленькие. В них не нужно далеко ходить».
Бадер занес в комнату свои чемоданы. Скудные пожитки, тощий кошелек да автомобиль под окном — вот и все, что у него осталось. Расплатившись с хозяйкой за неделю вперед, он поехал к Тельме и увез ее в «Туз пик». Когда он заказал необременительные для бюджета яйца с беконом, Тельма спросила его:
«Ну ладно, и как ты сейчас чувствуешь себя?»
«Неплохо. Я почувствовал почву под ногами».
В течение следующей недели он пытался привыкнуть к жизни в новом мире. В этом мире у него почти не было привилегий, и он был предоставлен самому себе. Пробуждение было немного неприятным, однако не все обстояло плохо. Только что закончился период депрессии, и все газеты пестрели предложениями работы вроде продажи пылесосов. Однако в нем еще играла офицерская гордость, чтобы заниматься чем‑то подобным. А вот специальной колонки с предложениями работы для инвалидов Бадер не заметил.
В понедельник Бадер побывал в Бюро офицерского личного состава. Приветливый клерк сообщил:
«Мы прощупали все каналы, старик, но для тебя ничего нет. Я сразу сообщу, если что‑нибудь станет известно».
Во вторник он объехал весь Лондон, однако не искал работу, а просто катался. В среду он занимался тем же самым. Бадер никак не хотел признать свое падение и необходимость выкарабкиваться. В четверг он повез Тельму в Пантилес, и эта поездка доставила удовольствие им обоим. В пятницу он снова заехал за ней, и она вышла, неся с собой термос с чаем и сандвичи.
«Мы должны быть экономнее. Если ты не полагаешь нужным считать пенсы, это буду делать я».
В понедельник Бадер снова отправился в Бюро офицерского личного состава, клерк был неизменно вежлив и приветлив, но ничего не смог предложить ему.
Затем один знакомый из Клуба Королевских ВВС предложил Бадеру попробовать себя в качестве журналиста и дал ему письмо к заместителю редактора лондонской утренней газеты. Когда Бадер пришел туда, этот человек встретил его не слишком приветливо.
«Почему вы решили, что сможете работать в газете?»
«Я понятия не имею о журналистике. Однако мне нужна работа, и я достаточно хорошо знаю спорт. Поэтому я полагаю, что смогу написать что‑нибудь в этой области».
Редактор объяснил, что у них уже есть спортивные корреспонденты, большинство из которых уже составило себе имя.
«А как со светской хроникой? Может, у вас есть связи в высшем обществе, и вы сможете добывать для нас слухи и сплетни?»
«К дьяволу», — грубо ответил Бадер и ушел, совершенно разочаровавшись в журналистике. Единственным удовлетворением было то, что редактор так и не заметил, что у него нет ног.
Ежедневно по утрам Бадер просматривал «Телеграф» в поисках работы, но ни одно объявление не привлекло его внимания. Но тут пришло письмо от Бюро офицерского личного состава. Ему предлагалось встретиться с менеджерами по персоналу компании «Юнилеверс» и «Азиатской нефтяной компании». Сначала Бадер отправился в «Юнилеверс». Там ему рассказали все о мыле и его производных, после чего предложили работу в Лондоне за 200 фунтов в год, перед тем как направить в Восточную Африку. Бадер объяснил, что не может ехать в тропики из‑за своих ног. Ему ответили, что это не имеет значения, хотя ставит под сомнение продвижение по службе.
В нефтяной компании пожилой клерк, похожий на университетского преподавателя, тоже предложил ему работу, которая подразумевала переезд в колонии. Подавленный Бадер объяснил свои обстоятельства. Клерк немного подумал и сказал:
«У нас здесь имеется небольшое авиационное подразделение. Там могут быть вакансии. Это вас заинтересует?»
При слове «авиационный» Бадер встрепенулся.
Клерк отвел его в помещение авиационного подразделения, где менеджер сразу сказал, что да, ему требуется энергичный молодой человек. Его работа будет заключаться в продаже авиационного бензина частным и правительственным компаниям. Бадер начала молиться про себя, чтобы его взяли. Ему действительно была нужна работа. Затем его отвели в кабинет менеджера по вопросам персонала, который не стал тратить время попусту и прямо предложил:
«Хорошо. Мы будем платить вам 200 фунтов в год. Приступить к работе в понедельник. Согласны?»
Бадер осторожно ответил:
«Я подумаю».
Когда они шли по коридору, работник авиационного подразделения сказал:
«Вы будете круглым дураком, Бадер, если не примете предложение. Это великолепный шанс».
Хотя внутри у него все пело и плясало, Бадер пока не сказал ни да, ни нет. Он не был настолько глуп, чтобы нырять, очертя голову, в мутные воды коммерции.
Он сразу поехал к Тельме, сказать, что нашел работу. Они отправились в «Туз пик», где заказали более дорогое кэрри. И тогда Бадер с типичной грубоватой мужской прямотой заявил:
«А вот теперь мы можем начать думать о свадьбе».
Она посмотрела на него со странной полуулыбкой:
«И сколько, по‑твоему, нам надо иметь?»
«Я точно не знаю. Но полагаю, по крайней мере, 500 фунтов в год».
Это звучало достаточно разумно. Им было всего по 23 года. Работа и пенсия могли дать Бадеру 399 фунтов 10 шиллингов в год. Однако он самоуверенно заявил: