НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫФЕНОМЕНА РЕФЛЕКСИИ И ИНТЕРПРЕТАЦИИ В СЕМИОТИЧЕСКОМ ПРОЦЕССЕ И ГЕРМЕНЕВТИКЕ ТЕКСТА
Аннотация. В данной статье предпринимается попытка определить некоторые ключевые аспекты акта рефлексии и процедуры интерпретации как в семиотическом процессе (семиозисе), так и в герменевтическом истолковании текста. Рассматривается структура знака, процесс семиозиса Ф. де Соссюра и Ч. Пирса. Подводятся общие итоги о роли и месте рефлексии и интерпретации в сознании субъекта, интерпретируемом через призму объективного идеализма, и в этом же контексте оспаривается проблемность гиперинтерпретации.
Ключевые слова: рефлексия, интерпретация, семиозис, интерпретатор интерпретанта.
SOME ASPECTS OF THE PHENOMENON OF REFLECTION AND INTERPRETATION IN THE SEMIOTIC PROCESS AND GERMANETICS OF THE TEXT
Abstract. In this article, an attempt is made to identify certain key aspects of the act of reflection and the procedure of interpretation both in the semiotic process (semiosis) and in the hermeneutic interpretation of the text. The structure of the sign, the process of semiosis of F. de Saussure and C. Pierce, are considered. Conclusions about the role and place of reflection and interpretation in the mind of the subject are made and interpreted through the prism of objective idealism; in the same context, the problem of hyperinterpretation is discussed.
Key words: reflexion, interpretation, semiosis, interpreter, interpretant.
Человек и текст были и остаются объектом анализа лингво-философской науки с давних времен. Однако нюансировка отношений между ними продолжается до сих пор: уточняется характер взаимодействий между звеньями в цепи «знак – интерпретатор» или «читатель – текст – автор». При рассмотрении отношений между ними большое внимание уделяется теоретическому фундаменту этих отношений: сущности знака и его структуре в семиотическом пространстве, в первую очередь, а также активной деятельности читателя в контексте феноменов понимания, рефлексии и интерпретации.
|
|
Интерпретация, или же истолкование, представляется сущностью не только герменевтики текста, но также она играет значительную роль в операциях с его семиотическим пространством. Интерпретация в классическом понимании представляет собой следующую за актом понимания процедуру. Точнее, это процедура «пере-понимания», переосмысления уже схваченного, понятого в первом акте понимания, т.е. присвоения совокупности понятого субъективных значений, характеристик. Однако насколько объективно (дискретно, абстрактно от процесса познания) существуют понимание как акт, предшествующий субъективному акту интерпретации и рефлексия в процедуре интерпретации? Понимание представляет собой оценку объекта и усвоение нового содержания о нем субъектом. Следует обратить внимание на то, что, как оценка, так и усвоение подразумевает собой рефлексию, и, более того, ни понимание, ни интерпретация не могут проходить без процедуры рефлексии [Касавин 2009].
Рефлексия, таким образом, служит «помощником» интерпретации, т.е. операциональной составляющей и, одновременно, ее основанием, ее началом.
Для того чтобы рассмотреть подробнее процессы рефлексии и интерпретации следует рассмотреть теоретический базис, на котором реализуется семиозис, а именно основополагающие позиции Ф. де Соссюра и Ч. Пирса по двум аспектам: 1) сущность, модель и структура знака и 2) взгляд на семиозис.
О структуре и сущности знака существуют две фундаментальные точки зрения: Ф. де Соссюра (знак в лингвистике) и Ч. Пирса (знак в семиотике вообще).
|
|
Соссюровская структурная модель знака – диадическая. Она подразумевает дихотомию «означающее – означаемое», в которой означающее является непосредственно формой знака, а означаемое является понятием, которое представляет этот знак. Значение же – отношение между означающим и означаемым.
Соссюр подходит к знаку как объекту лингвистической парадигмы, он не уделяет большого внимания реальным вещам, стоящим за знаками, поэтому в его структура знака – диада формы и смысла. Пирс же выходит за рамки лингвистического языка и находит свою триаду формы, значения и реального референта везде и повсюду в «объективной действительности».
Структурная модель знака Пирса – триадическая:
· формой знака (эквивалент «означающего» по Соссюру) является репрезентамен;
· интерпретанта (эквивалент «означаемого» по Соссюру) – смысл знака;
· и объект (референт), как феномен действительности.
Однако интерпретанта Пирса – это не просто значение, смысл, сигнификат, содержание, означающее. Интерпретанта для Пирса, в первую очередь, деятельность, влияние знака на интерпретатора, действующее в его сознании. Для Пирса важна деятельностная составляющая знака, а не ее константное положение, как у Соссюра [Proskurin 2010: 20–22].
Интерпретанты Пирса делятся на 3 вида по критерию проясненности значения: непосредственная, динамическая и финальная.
1. Непосредственная интерпретанта – это интерпретанта, смысл которой уже присутствует в знаке, т.е. которая «обнаруживается в самом знаке». Происходит знакомство интерпретатора с формой знака.
|
|
2. Динамическая интерпретанта – это самая активная деятельностная составляющая в процессе семиозиса, оказывающая влияние на сознание интерпретатора. Проясняется роль данной интерпретанты для интерпретатора.
3. Финальная интерпретанта должна быть конечным результатом всей интерпретации, т.е. прагматически отсылать к реальному объекту окружающей действительности, который в ее результате осознается интерпретатором («Динамический объект») [Нёт 2001: 15].
Кроме того, существует еще одна классификация интерпретант, созданная Пирсом, он делит их также на 3 типа по критерию воздействия интерпретанты на интерпретатора:
1. эмоциональные – обуславливают появление эмоций;
2. энергетические/динамические – обуславливают какое-либо действие;
3. логические – обуславливают понимание прагматических отношений между человеком и предметом.
Активная деятельность динамических интерпретант, а точнее, взаимодействие знака и интерпретатора – это основа семиотического процесса, где на «периферии» данный процесс может быть рассмотрен со стороны интерпретант второй классификации Пирса.
Семиозис также рассматривается обоими семиологами в разном ключе. У Соссюра процедура семиозиса остается неочевидной – он рассматривает знаковые отношения в статичной позиции. Семиозис по Соссюру – взаимоотношение между означающим и означаемым, которое и производит знак. Иными словами, Соссюр не делает акцента на динамике семиозиса, но акцентирует внимание на значении, как производной от означающего и означаемого.
Триада Пирса – это «объект – знак – интерпретанта», активность внутри которой приводит к началу семиозиса. Семиозис – это «триадическое “действие [action] знака”, процесс, в ходе которого знак оказывает когнитивное воздействие на своего интерпретатора (или квази-интерпретатора)», утверждает Пирс [Там же: 11]. Деятельность динамической интерпретанты, как уже упоминалось, в сущности, является ядром этого процесса. Сам семиозис, теоретически, бесконечен, поскольку каждый последующий знак становится знаком, т.е. «рождается» из предыдущего, становясь интерпретантой и т.д. Пирс задается вопросом о последней интерпретанте, которая должна стать всеобъемлющей, и приходит к выводу о том, что таковая будет полноценно и всесторонне открытым человеческому сознанию объектом. Однако такой теоретический объект не соответствует никакому объекту действительности, поскольку нереален [Там же: 14]. Данное рассуждение близко рассуждениям феноменологической теории Э. Гуссерля и его поэтапной феноменологической редукции, в результате которой объекты действительности открываются, «являются» как феномены такими, какими они себя являют сами.
Таким образом, семиозис понимается Пирсом вполне однозначно: процесс воздействия каждого звена цепочки интерпретант на сознание интерпретатора.
При рассмотрении причинно-следственных связей в отношениях интерпретатора и знака и их активности, т.е. в процессе семиозиса, мы приходим к ряду операций интерпретатора: среди основных мы можем выделить восприятие, понимание, рефлексию и интерпретацию. Также необходимо установить характер причинно-следственных связей того эффекта от взаимодействия интерпретатора и знака, который может быть назван как «воздействие» интерпретанты на интерпретатора, по Пирсу. Вся эта активность умещаются в процессе семиозиса.
По Пирсу, активное взаимодействие знака и интерпретатора, сопровождается активностью динамических интерпретант, оказывающих воздействие на интерпретатора, который пребывает подвергнутым влиянию со стороны этих интерпретант; это воздействие – основа семиотического процесса, где на «периферии» данный процесс может быть рассмотрен также и со стороны интерпретант второй классификации Пирса. Пирс утверждает, что динамическая интерпретанта «состоит в прямом воздействии, реально производимом Знаком на Интерпретатора» [Пирс 2000: 318].
Однако следует задаться вопросом о «сознательном начале» этих интерпретант: действительно ли они воздействуют на сознание интерпретатора самостоятельно? Разумеется, их «сознательность» – не более чем метафора, поскольку первоначальным двигателем семиотических процессов является сам человек, сам интерпретатор. По нашему мнению, как Соссюром, так и Пирсом не уделяется достаточного внимания фигуре интерпретатора – акцент делается на объективных звеньях семиозиса: в случае Соссюра это означающее и означаемое, а в случае Пирса это объект, знак и интерпретанта. Между тем, именно читатель, интерпретатор – главное лицо, субъект интерпретации, эгоцентричное разумное создание, направляющее свои интенции на знак и/или текст. Чтобы убедиться в сказанном, следует задаться риторическими вопросами «кто является инициатором и первоначалом семиотического процесса?» и «относительно кого следует оценивать результат семиотического процесса (интерпретации)?». Здесь требуется уделить большее внимание человеку – субъекту интерпретации, методологическим основаниям интерпретации в нем самом.
Знак и его интерпретанта не могут оказывать влияние на субъекта, мыслящего некий предмет как знак, поскольку это воздействие есть рефлексия (как часть процедуры интерпретации), в целом, и ее продукт, в частности. Таким образом, не существует объективного отношения между читателем, автором и знаком – человек, строго говоря, воздействует сам на себя. Интерпретация происходит не просто в момент после распознавания и понимания того или иного знака, что ведет к активной фазе деятельности интерпретанты по Пирсу, но пред-интерпретация и рефлексия в одном лице возникает уже в момент ознакомления интерпретатора со знаком – вопрос восприятия, в данном случае, важен, поскольку восприятие знака (равно как и понимание) является пред-интерпретацией. Короче говоря, воздействие имеет место быть лишь исходящее от самого интерпретатора на самого себя посредством знаков путем рефлексии в процессе их интерпретации. Отсылка фиксируемой интерптретатором информации восходит к когнитивным механизмам, имеющим в своей сути ядро интерпретативного механизма. Таким образом, знак – это то, с помощью чего человек познает сам себя, но, говоря конкретнее, такое познание себя суть ни что иное как рефлексия.
Следует отметить, что Пирс говорит об интерпретанте как о знаке, более конкретно, о воздействии знака на мысль интерпретатора, но не об интерпретанте как о частице полного текста. Иными словами, он не говорит об интерпретации всего текста, этим указывая на пределы семиотики. Но текст, как и интерпретанта Пирса и по Пирсу, также может быть подвергнут, теоретически, бесконечной интерпретации, и можно сказать, что деятельность, связывающая интерпретанту с интерпретатором, может быть параллельно перенесена и проецирована, «наброшена» на процедуру герменевтического толкования, т.е. интерпретации текста тем же самым интерпретатором. Короче говоря, интерпретатор действует в масштабе не только отдельных знаков и скрывающихся за ними интерпретант, испытывая их воздействие (по Пирсу), но в масштабе концептов как психических единиц, хранящихся, востребованных и активно реализуемых в сознании интерпретатора-читателя.
Таким образом, из семиотического прочтения интерпретации логика неизбежно выталкивает нас в пространство текста и герменевтических процедур, осуществляемых над ним читателем-интерпретатором. Отношения интерпретатора и текста должны рассматриваться уже с герменевтических позиций.
Комплексный вопрос о тексте, как о единичной проекции – отпечатке определенной части культурного кластера человеческого общества («фенотексте») и исходном носителе этого кластера («генотексте»), который формировался в условиях доязыковых семиотических процессов, изучался Ю. Кристевой и рассматривался в ее теории Семанализа («теория текстуального означивания»), которая также ставит одной из своих целей открыть и показать глубинные структуры текста [Ландольт 2011].
Согласно Ю. Кристевой и Р. Барту, текст – это герменевтически свободное безграничное семиотическое пространство для высвобождения потенциала смыслов. Барт предложил следующее определение интертекстуальности: «Каждый текст является интертекстом; другие тексты присутствуют в нем на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры. Каждый текст представляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат» [Степанов 2001: 36–37]. Так, интертекстуальное пространство всегда доступно для интерпретации читателя. А это значит, что текст есть территория свободы как качественной (непосредственно свобода выбора направления сознания обогащения смыслами (культивации)), так и временн о й (во времени – в связи с определением безграничности во времени и культурном пространстве текста) интерпретации и рефлексии.
Более того, Барт развивает идею «смерти автора», исходя из которой, является возможным прийти к идее о том, что, строго говоря, не существует взаимоотношений между читателем-интерпретатором и автором текста. Интерпретатор работает со смыслом, возможно, и заложенным в текст автором, но, на самом деле, интерпретатор использует текст как возможность, как инструмент для интерпретации себя путем рефлексии себя на себя и через себя же. То же самое происходит и с интерпретацией знака – интерпретатор рефлексирует на себя, используя знак, как инструмент для рефлексии. Таким образом, знак, строго говоря, не имеет воздействия на интерпретатора, как и нет взаимодействия интерпретатора с текстом – это сам интерпретатор воздействует на себя путем рефлексии через знак и через текст. Предполагается, что данные операции он осуществляет осознанно или сознательно с одной целью, которую можно расщепить на частные, но, в целом, цель эта заключается в (само)познании.
Тематику интерпретации и неограниченности семиотического процесса рассматривает У. Эко в своих работах «Interpretation and Overinterpretation» и «The limits of interpretation». Отстаивая свободу читателя на интерпретацию, тем не менее, рассуждая о «переинтерпретации», Эко говорит: «Сказать, что интерпретация [...] потенциально не ограничена, не означает, что у интерпретации нет объекта, и она существует только ради себя самой», рассматривая гиперинтерпретацию как опасность постмодернизма [Усманова 2000: 144].
Эко соглашается с идеей Пирса о неограниченности семиозиса, однако анализирует проблему гиперинтерпретации, видя ее как гиперболизованные возможности семиозиса, которые эксплуатируются в период постмодерна [Усманова 2000: 147].
Семиозис на практике ограничен в силу культурной ограниченности человека-интерпретатора. Однако его фантазия и неисчерпаемые глубины человеческого духовного мира оспаривают этот тезис – интерпретирующий способен не уделять внимание своей культурной детерминированности в процессе интерпретации, детерминированности, корни которой идут из культурных импринтов внутри человека как индивида социума. Человек, если захочет, сможет продолжить познавать себя, интерпретируя, а значит рефлексируя от себя на самого себя (направляя интеллектуальное внимание), продолжая гностическую деятельность. Пределами такого гносиса будет «лишь» вся вселенная. Таким образом, речь идет не о бесконтрольной бесконечности пространства вариантов интерпретации, но о вполне четкой направленности рефлексии и интерпретации – ориентированности на самопознание интерпретатора.
Стоит пояснить, что в данной статье мы не поддерживаем гиперинтерпретацию как радикальную озвученную крайность столь важного аспекта семиотики и герменевтики, как интерпретация субъектом знака или текста. Напротив, утверждается беспроблемность интерпретации, интерпретация действительно находится в корне всякого восприятия, понимания и рефлексии. Высказывание об этом является не более чем оглашением вполне объективного положения дел, в котором находится знак/текст и сознание интерпретатора. Ведь есть не только право, вернее сказать, единственный вариант, интерпретатора – интерпретировать, т.е. направлять свою интенцию на текст, но есть и право автора в наделении текста теми интенциями, смыслами, которые он хочет в него вложить. Баланс прав между деятельностью одного субъекта (интерпретатора) и другого субъекта (автора) соблюдается.
Проблема гиперинтерпретации кроется лишь в восприятии Размышляющего о природе и цели интерпретации. Если воспринимать интерпретацию, как бесконтрольную активность, мечущуюся между «правильными» и «неправильными» вариантами своего окончания, то проблема будет иметь место. Однако если интерпретация воспринята как свободное движение интерпретатора к самопознанию, то проблема, постулированная выше, элиминируется. Субъект, как ни странно, свободен в своей интерпретации, несмотря на практически полную детерминированность культурными импринтами и интенциями, смыслами автора интерпретируемого текста, или же будучи ограниченным обществом или «Динамическим объектом».
Более того, не может быть «правильной» или «не верной» интерпретации в контексте раскрытия субъекта самого себя посредством знака и/или текста: вектор самопознания интерпретатора через рефлексию не установлен, он устремлен лишь в направлении, которому доступны смежные, однако у этого вектора нет цели, поэтому человек свободен в своей рефлексии, интерпретации, а значит и в познании себя через окружающий его мир.
Таким образом, как в процедурах интерпретации знака, так и текста, имеет место быть рефлексия. Если сравнивать уровень интерпретации знака (семиотика – семиозис) и уровень интерпретации текста (герменевтика), будет возможным сказать, что рефлексия проявляется на уровне текста в гораздо большей степени, нежели на семиотическом уровне. Тип рефлексии на семиотическом уровне можно было бы назвать «операциональным», поскольку эта рефлексия выполняет, в масштабах текста, «механистическую» функцию отбора наиболее соответствующих имеющихся в сознании читателя тождеств между знаками, нахождение и установление соответствий между ними. Более влиятельная в отношении производимого эффекта на сознание человека рефлексия – это рефлексия от текста, где человек рефлектирует от концептов, т.е. происходят манипуляции сознания объектами, имеющими гораздо большую информационную нагрузку, в результате чего рефлексия производит более внушительный эффект на сознание читателя. На этом уровне концепты – это единицы культурно-исторического пространства читателя как интерпретирующего индивида, пытающегося раскрыть свой потенциал через данный текст; здесь становится видна одна из центральных мыслей Ю. Кристевой о тексте не как о гомогенной лингвистической целостности, а как об отпечатке языка, в котором имеется если и не весь, то внушительный культурный массив его носителя (народа, коллектива), также выраженный ранее в текстах на этом языке.
Роль рефлексии и интерпретации в познании человека самого себя через некий инструмент, будь то семиотический знак, или герменевтический текст, трудно переоценить, как и их место в исходных интерпретирующих механизмах сознания. Несвобода интерпретатора и автора – это также лишь интерпретация постулирующего данные и тематически смежные тезисы. Свобода человека интерпретирующего в собственном выборе инструментальных средств для самопознания – это его неотъемлемое право на доступную ему гносеологию, притом автор текста свободен в своих интенциях, направленных в текст, ведь для него, как для еще одного субъекта, это также способ рефлексии и интерпретации, а значит и самопознания.
ЛИТЕРАТУРА
1. Ландольт Э. Один невозможный диалог вокруг семиотики: Юлия Кристева – Юрий Лотман [Электронный ресурс] // Новое Литературное Обозрение (НЛО). - № 109. – 2011. – URL: https://magazines.russ.ru/nlo/2011/109/la12.html (дата обращения: 14.12.2017)
2. Нёт В. Чарльз Сандерс Пирс. Критика и семиотика // ред. Силантьев И.В., Шатин Ю.В. – 2001. – № 3-4. – С. 5–32.
3. Пирс Ч. Начала прагматизма. СПб.: Лаборатория метафизических исследований философского факультета СПбГУ; Алетейя, 2000. 352 с.
4. Семиотика: Антология. Под общ. ред. сост. Степанова Ю.С. – М.: «Академический Проект», 2001. – 702 с.
5. Усманова А.Р. Умберто Эко: парадоксы интерпретации. Мн.: «Пропилеи», 2000. 200 с.
6. Энциклопедия эпистемологии и философии науки / под ред. Касавина И.Т. – М.: «Канон+», 2009. 1248 с.
7. Proskurin S.G. Essays in contemporary semiotics [Electronic resource] // Toronto, LEGAS. — 2010, — URL: https://www.academia.edu/30828341/S.G._Proskurin_Essays_in_Contemporary_Semiotics.pdf (accessed 12.12.2017).