***
Все отмеченные выступления имели целью склонить Государя на уступки и тем предупредить надвигающуюся катастрофу.
В них не хватало только конкретных имен, полицейской жестокой прямоты и юридической терминологии - умысел, заговор, убийство. Это должны были сделать органы Министерства Внутренних дел, а Государю доложить - сам министр Протопопов. Но он этого не делал. По какой причине - остается загадкой.
Но были в то время и люди, которые убеждали Государя не идти на уступки, а бороться с наступающей катастрофой репрессивными мерами. Яркими представителями этого течения явились: бывший министр Н. А. Маклаков и И. С. Щегловитов.
Маклаков, после убийства Распутина, написал Государю письмо, в котором указывал на начавшуюся анархию, на начавшийся штурм власти. Письмо произвело большое впечатление. Маклакова даже хотели призвать к власти, но он куда-то уехал и дело почему-то расстроилось.
8 января Маклаков был принят Государем. Он передал Государю записку, составленную Говоруха-Отроком, которая являлась как бы дополнением к записке кружка Римского-Корсакова. Записка указывала, между прочим, что введение в России конституции поведет к гибели России. Более правые партии будут разбиты левыми, а затем - "Затем наступила бы революционная толпа, коммуна, гибель династии, погромы имущественных классов и, наконец, мужик-разбойник".
Записка доказывала, что России свойственен лишь Монарх неограниченный и старая народная формула: "Народу мнение, а Царю решение" - является единственно приемлемой для России.
Щегловитов также стоял за борьбу с левой общественностью в Государственной Думе, но бороться с ней он хотел посредством правого общественного мнения. С этой целью, по его мысли, и был обновлен состав Государственного Совета.
|
|
14 января Щегловитов представил Государю весьма содержательную записку правых "Русских православных кругов г. Киева". Давая картину происходящих в стране непорядков, записка намечала меры к их устранению. То была целая программа борьбы с левою общественностью. Записка была составлена членом Думы священником Митроцким и подача ее наделала много шуму в Думе.
Записка очень понравилась Государю. Его Величество подчеркнул многие места и положил резолюцию: "Записка, достойная внимания". Государь передал записку премьеру Голицыну и ее должны были обсудить в Совете министров.
Эти выступления правых, особенная серьёзность Щегловитова и юношеская запальчивость Маклакова очень встревожили оппозиционные и революционные круги и подтолкнули их лидеров действовать дружнее и решительней.
***
Государь внимательно выслушивал все мнения, как бы они ни противоречили его личным взглядам. Государь был категорически против дарования ответственного министерства, т.е. против конституции, особенно во время войны. Вот какой произошел у Государя в тот месяц разговор по этому поводу с приехавшим по вызову Его Величества из Ялты в Царское Село личным зубным врачем Е. В., Сергеем Сергеевичем Кострицким.
Зная, что Кострицкий объехал много городов, побывал даже на Кавказе, куда его вызывал Вел. Кн. Николай Николаевич, Государь, любивший приходить в кабинет Кострицкого (оборудованный во дворце) и беседовать с ним, спросил его однажды:
|
|
- Что нового, как настроение в стране?
Кострицкий извинился, что будет откровенен и затронет вопросы, которые его по профессии не касаются, рассказал Государю о всеобщей тревоге, о многих непорядках и затруднениях в тылу. Он высказал предположение, что, может быть, дарование ответственного министерства, о котором все говорят, и внесло бы успокоение в общество и принесло бы пользу стране.
Государь помолчал и сказал: - Это выгодно. Кострицкий не понял, удивился. Заметив его удивление, Государь пояснил, что это, конечно, было бы очень выгодно для Него (Государя) лично, так как сняло бы с Него много ответственности. И Он заметил, что даровать во время войны ответственное министерство Он не находит возможным.
- Сейчас это неблагоприятно отразится на фронте. А вот через три, четыре месяца, когда мы победим, когда окончится война, тогда это будет возможно. Тогда народ примет реформу с благодарностью... Сейчас же все должно делаться только для фронта.
И не раз в те дни Государь говорил с Кострицким об ответственном министерстве и не раз утверждал, что даст его стране, но только по окончании войны.
- Вот закончим войну, там примемся и за реформы, - говорил Государь в те же дни другому лицу, - сейчас же надо думать только об армии и о фронте.
Будучи против дарования конституции во время войны, будучи часто недоволен действиями Г. Думы, Государь, однако, не поддавался убеждениям тех, кто уговаривал его уничтожить Г. Думу. Вопреки этим советам, Государь повелел возобновить сессию Г. Думы и Г. Совета с 14 февраля, что было очень не по душе Протопопову.
|
|
Когда Протопопов, в отсутствие Г. Думы, убеждал Государя подписать манифест о даровании равноправия евреям и об отчуждении земель в пользу крестьян, Государь заявил, что эти вопросы столь важны, что их должны рассмотреть государственные законодательные учреждения.
Государь верил в здравый смысл и патриотизм Г. Думы. Он не допускал мысли, что Г. Дума может пойти на какой либо государственный переворот во время войны. Он верил в верность Армии и ее начальников и эта вера еще более успокаивала Его относительно невозможности переворота.
Между тем момент переживался критический. Нужно было иметь председателем Совета министров и министром Вн. дел сильного человека, который, действуя диктаторски, опирался бы на Г. Думу, как то делал Столыпин до злосчастного дня роспуска законодательных установлений на три дня для проведения его планов.
На несчастье России, Их Величества приняли за такого человека, выдвинутого Гос. Думой ее вице-председателя Протопопова, который буквально очаровал и околдовал Их своим мистицизмом и обманул Их в полной мере, хвастаясь своею смелостью, энергией и пониманием людей и обстановки. Обманул мнимой наличностью тех нужных качеств, которые у него совершенно отсутствовали. Обстоятельство трагическое, мало понятное, подлежащее изучению и историка, и психиатра.
Государь беспредельно верил в проницательность, во всезнание и энергию Протопопова. Он верил, что, когда нужно будет, Протопопов примет все предупредительные меры и Он не допускал возможности государственного переворота. И Государь был спокоен в главном.
Но некоторые меры предосторожности Государь, казалось, стал принимать. Государь стал подбирать министров более по своему вкусу. Был взят новый военный министр генерал Беляев, народного просвещения Кульчицкий, путей сообщения Войновский-Кригер.
Желая убедиться в настроении армии и флота. Государь принял в январе, как и в начале будущего месяца, ряд высших войсковых начальников. Никаких сомнений в верности армии и флота у Государя не возникало. Армия, гвардия и флот были гордостью Императора Николая Александровича. Он их любил.
Некоторых из этих начальников принимала также и Императрица. Она живо интересовалась настроением офицеров и солдат, внимательно выслушивала ответы. 13 января был вызван с моря и приглашен к Высочайшему завтраку начальник минной дивизии и начальник морских сил Рижского залива Свиты Е. В. контр-адмирал Кедров. Государь показался адмиралу усталым и озабоченным. Императрица была в приподнятом настроении. Она много расспрашивала про минную дивизию, вспоминала ежегодную охранную службу миноносцев при путешествии в шхерах, приравнивала службу миноносцев к гвардии.
У Государя возник вопрос о вызове в Петроград кавалерийских полков. Около этого вопроса возникло несколько легенд, связанных с именем тогдашнего и.д. начальника штаба Ставки генерала Гурко.
Вот, что рассказал он мне по этому поводу. Генерал Гурко приезжал периодически из Ставки с докладом Его Величеству. Однажды, в январе, Государь высказал генералу пожелание вызвать в Петроград для отдыха кавалерийские части с фронта. Для начала Государь повелел вызвать одну гвардейскую кавалерийскую дивизию и одну армейскую, а также Гвардейский экипаж. Таким образом соблюдалась справедливость: вызывались части армии, гвардии и флота. Генерал Гурко немедленно же сделал предварительные распоряжения, отправив телеграммы соответствующим начальникам, сам же переговорил с командующим Петроградским военным округом генералом Хабаловым.
Хабалов категорически заявил, что ни в Петрограде, ни в его окрестностях безусловно нет места для расквартировки такого количества кавалерии. Нет места даже и для эскадрона не только для двух дивизий. Выходило так, что вызванные части пришлось бы рассеять вдали от столицы, по деревням, что в сильную стужу отразилось бы весьма неблагоприятно на войсковых частях. Хабалов сам лично доложил об этом Государю и Государь на следующем же докладе Гурко отменил свое первое повеление, высказав сожаление, но подтвердил повеление, дабы был вызван Гвардейский экипаж.
О предупредительном, полицейском характере предполагавшейся меры Государь не говорил; не говорил ничего в этом смысле и Протопопов. Это разъяснение генерала Гурко о причине отмены повеления о вызове кавалерии находит подтверждение в словах Императрицы. Разговаривая 23 января с дежурным флигель-адъютантом князем Эристовым, Царица высказала сожаление, что гвардейская кавалерия не может быть вызвана по недостатку места для расквартирования. Эристов стал доказывать, что кавалерия может быть расквартирована и его слова показались Императрице настолько убедительными, что Ее Величество порекомендовала ему доложить об этом Государю. На это кн. Эристов не решился.
Отмена вызова кавалерии подняла сплетни. Говорили, что будто бы какая-то гвардейская часть отказалась идти в Петроград. Передавался этот слух со злорадством. Некоторые из близких Их Величествам лиц считали, что отмена повеления явилась результатом происков некоторых революционно настроенных военных в Петрограде. Что генерал Гурко сыграл в руку заговорщикам, сделал то в угоду своему другу А. И. Гучкову. Надо думать, что генерал Хабалов сделал свой необдуманный, политически ошибочный доклад под влиянием чинов своего штаба. Конечно, будь в Петрограде в начале бунта несколько кавалерийских гвардейских полков, события приняли бы иной оборот.
Личная жизнь Царской семьи в Александровском дворце после тяжелых событий декабря протекала более спокойно. Государь совершал свою обычную прогулку по парку с кем-либо из дочерей. Однажды даже ездил с дочерьми на моторных санях по снегу. Сани-мотор изобрел царский шофер, инженер Кегрес, получивший у нас за войну офицерский чин. Государь очень благодарил Кегреса. В последние годы Кегрес являлся уже начальником целого великолепного гаража, с громадным количеством автомобилей всех видов. Создание князя Орлова.
К завтраку почти всегда был приглашаем кто-либо из посторонних. Так в январе четыре раза завтракал принц Карол Румынский, три раза граф Фредерикс, по разу В. Кн. Михаил Александрович, лорд Мильнер, генерал Кастельно, князь Долгорукий и адмирал Кедров. Из дежурных флигель-адъютантов приглашались: Вилькицкий, Линевич (два раза), Мордвинов (4 раза), Саблин (2 раза) и Сердюков.
После завтрака, в первую половину месяца Государь любил заходить побеседовать к зубному врачу С. С. Кострицкому. Он и работал, и жил во дворце. Простота, правдивость и искренность Сергея Сергеевича нравились Государю. Государь любил поговорить с ним о литературе, о людях, о событиях. О многих приближенных говорил с ним Государь откровенно, зная, что собеседник сумеет сохранить в тайне, что следует. Любимый Царскою семьею Крым, красавица Ялта не раз служили темой тех разговоров. Казалось, что Государь так любит Крым и свою Ливадию, что как будто лелеет мечту, отойдя от власти, окончить там свои дни простым человеком, в кругу своей семьи.
По часу и по два просиживал Государь у Кострицкого, крепко жал на прощанье руку и уходил морально отдохнувшим.
- Государь был очень простой и хороший человек. С ним проще всего было говорить. Обо всем можно было говорить... - вспоминал те беседы Сергей Сергеевич и неизменно прибавлял: - Хороший был человек. И, слушая эти слова, я невольно думал: - да и вы-то, Сергей Сергеевич, хороший человек. Вот почему Государь и приходил к вам и разговаривал с вами часами. Государь искал доброго, хорошего.
После обеда Государь очень часто читал семье вслух произведения русских авторов. Государь мастерски читал. Е. В. знал отлично русскую литературу, не говоря уже про русскую историю.
Пять раз Их Величества с детьми были вечером в гостях у А. А. Вырубовой, которая, после убийства Распутина, была помещена жить в левом крыле Александровского дворца. Там обычно бывали в те вечера супруги Ден, Н. П. Саблин и приглашался кто-либо из офицеров, симпатичных для Царской семьи. Бывали: Злебов, Линевич, Салтанов, Чистяков, Ребиндер, брат Саблина Александр и генерал Гротен.
Любезная хозяйка приглашала иногда на эти вечера небольшой румынский оркестр. Это, конечно, раздражало некоторые салоны Петрограда и подавало повод к глупейшим сплетням по адресу Анны Александровны.
Комнаты А. А. Вырубовой были тогда единственным местом, где Их Величества, не считая официальных приемов, соприкасались с внешним миром. Через эти двери проникали во дворец всевозможные сведения. Через эту квартиру шла вся предварительная информация от Протопопова.
Значение А. А. Вырубовой за последние два месяца перед революцией недооценивают. Анну Александровну считают обычно недостаточно умной женщиной. В своей книге она сама кокетничает, называя себя глупой женщиной. Это далеко не так. Лучшим доказательством ее практического ума может служить следующий факт. Во время революции из всех представителей царского режима, арестованных в Трубецком бастионе Петропавловской крепости, среди которых была А. А. Вырубова и автор настоящих строк, только она одна сумела одурачить знаменитую Чрезвычайную следственную комиссию Муравьева. Одурачить невинным видом и прелестными святыми детскими глазками...
Нет, Анна Александровна была далеко не глупая женщина. Недаром же она продержалась около Императрицы более десяти лет. После убийства Распутина она еще более сблизилась с Царицей на почитании памяти ушедшего "Друга". Ловкий Протопопов отлично понял это. Понял, как делец коммерсант, как политикан. Конечно, он обошел ее, обворожив ее своим почитанием ушедшего "Друга", своею, якобы, духовною с ним связью, что было чистейшим шарлатанством. И благодаря Протопопову А. А. Вырубова стала настоящей посредницей между ним, министром Внутренних дел и Их Величествами. Через нее сообщалось всё интересное для Царицы, передавались записки и некоторые документы для ознакомления Их Величеств.
Через Анну Александровну Протопопов был в курсе относительно настроения Их Величеств, что давало ему ориентировку и определяло курс действий. Но Анну Александровну Протопопов обставил своей агентурой. Старшая сестра госпиталя А. А. Вырубовой, госпожа Воскобойникова, сделалась близким человеком Протопопова. К ней в госпиталь приезжал он по несколько раз в неделю. Там получал он сведения про дворец, про Анну Александровну. Там внушал, что нужно передать ей, если он сам не встретит ее. Госпиталь Анны Александровны как бы заменил собою квартиру Распутина на Гороховой. Протопопов же, шарлатанствуя, разыгрывал человека, который духовно общается с Распутиным. Говорили даже о каких-то видениях.
И как раньше А. А. Вырубова поддерживала Распутина перед Их Величествами, так теперь она старалась в пользу Протопопова.
А. А. Вырубова как бы заменила теперь Царской семье и их родственников. Не касаясь переписки, близкие отношения поддерживались только с братом Государя, Вел. Кн. Михаилом Александровичем. Правда, один раз был очень милостиво принят принц А. П. Ольденбургский. Ему к Новому Году были пожалованы портреты трех последних Императоров, миниатюры, осыпанные бриллиантами на Андреевской ленте. По разу были приняты, по-деловому, Вел. Кн. Кирилл, Борис и Андрей Владимировичи, Константин и Игорь Константиновичи и Вел. Кн. Павел Александрович.
Обычная жизнь двора была нарушена в тот месяц двумя событиями, из которых одно взволновало женскую среду, другое весь Петроград.
Первое заключалось в том, что в Петроград приехал Румынский наследник принц Карол, которого сопровождали: министр Братиано и еще несколько человек. Война изменила принца. Он возмужал, выглядел серьёзным мужчиной. Государь ездил на павильон встречать его. Их Величества принимали его внимательно. Четыре раза он был приглашен к высочайшему завтраку и в его честь был дан обед, на который были приглашены все с ним приехавшие. Шли разговоры о возможности брака с Вел. Кн. Ольгой Николаевной. Родители обеих сторон относились к проекту благожелательно. Принц пробыл у нас с 8 по 17 января, ничего официально объявлено не было и проведение в жизнь проекта как будто было поручено нашему посланнику генералу Мосолову. Великая Княгиня Виктория Федоровна, тетка принца, возвращаясь из Румынии в Петроград, встретилась в Киеве с принцем. Они говорили о проекте брака. Принц очень желал его, но высказал сожаление, что в Царском Селе ему не удалось ни разу поговорить с Вел. Кн. Ольгой Николаевной без посторонних.
Второе событие - это приезд на конференцию миссий наших союзников. Их главными представителями явились: лорд Мильнер - Англия, г. Думерг и генерал Кастельно - Франция и г. Чиалоджа - Италия. 18 января тридцать семь участников конференции были приняты Государем. По словам Мориса Палеолога, французского посла, Государь не произвел на них того впечатления, которое ожидалось.
Видимо, Государь показался им очень прост, а требовалась буффонада, трескотня, политическое красноречие. Первые представители были отдельно приняты Государем, а 21 января делегатам был дан парадный обед в Александровском дворце. Императрица по болезни на обеде не присутствовала, но после обеда приняла у себя в салоне главных представителей. Морис Палеолог утверждает, что Императрица сказала между прочим г. Думергу: - Пруссия должна быть наказана. В этом нет ничего удивительного. Будучи немкой по рождению, Императрица не любила Пруссию с ее гегемонией, не любила Императора Вильгельма. Только злоба людская, политическая интрига, провокация создали клеветническую легенду о германофильстве Царицы Александры Федоровны.
Работа конференции носила характер хозяйственный. Все военные планы были уже решены раньше. Конференция должна была помочь их осуществлению.
Весною предстояло дружное общее наступление союзников на всех фронтах. Будет покончено с "дерзким врагом" - мечтал Государь. Сербия, Бельгия будут вознаграждены. Франция получит свои земли. Россия - проливы, Царь-Град. Мечта близка к осуществлению. Весной. И мысль несется к любимой армии, которая укомплектована, усилена и снабжена всем необходимым, как никогда. В Ставку, к войскам тянуло Государя, но министры удерживали Его Величество, считая, что переживаемый тревожный момент требует его присутствия в столице.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
- 1917 г., с 27 января до отъезда Государя в Ставку. - Осведомленность Петроградского Охранного Отделения и доклады его Начальника. - Министр Внутренних дел Протопопов. - Отсутствие товарища министра. - Директор Департамента Полиции Васильев. - Рабочая группа Военно-промышленного Комитета в Петрограде. - Арест Группы. - Протекция Гучкова и Коновалова. - Блеф Протопопова. - Начало февраля. - Заговорщицкая группа Гучкова. - Неудавшийся план цареубийства. - Новый план. - Тревожные доклады генерала Глобачева. Беспокойство Протопопова. - Выделение Петрограда в самостоятельную единицу. Генерал Хабалов. - План охраны Петрограда. - Планы Маклакова и Протопопова. Меры оппозиции. - Ходатайства Вел. Кн. Михаила Александровича, Георгия Михайловича и Александра Михайловича. - Ссора последнего с Императрицей. Последний доклад Родзянки. - Государь отказывается от реакционного плана Маклакова. - Слух о конституции. - Обращение к рабочим Милюкова и Хабалова. Открытие Госуд. Думы. - Революционные речи. - А. Ф. Керенский. - Революционный психоз. - Жизнь во дворце. - Энергия и работоспособность Государя. - Государь и Вел. Кн. Виктория Федоровна. - Решение ехать в Ставку. - Последние дни в Царском Селе. - Прибытие Гвардейского экипажа на охрану. - Отъезд Государя в Ставку 22 февраля.
Петроградское Охранное Отделение, начальником которого был Корпуса Жандармов генерал-майор К. И. Глобачев, подчиненный формально Петроградскому градоначальнику, но в деловом отношении как бы непосредственно министру Внутренних дел, было хорошо осведомлено об общем настроении и об общем недовольстве в столице.
В докладе министру Вн. дел от 6 января Глобачев писал между прочим: "Настроение в столице носит исключительно тревожный характер. Все ждут каких-то исключительных событий и выступлений как с той, так и с другой стороны. Одинаково серьёзно и с тревогой ожидают как разных революционных вспышек, так и, несомненно, якобы, в ближайшем будущем "дворцового переворота", провозвестником которого, по общему убеждению, явился акт в отношении пресловутого старца.
Доклад указывал, что всюду идут разговоры о начале террора, что переживаемый момент очень похож на время предшествовавшее первой, 1905 г., революции. Что первою жертвою террора будут министр Народного просвещения или Протопопов, "как главный виновник всех зол и бедствий, испытываемых страной".
"Либеральные партии верят, - говорил доклад - что в связи с наступлением, перечисленных выше, ужасных и неизбежных событий, правительственная власть должна будет пойти на уступки и передать всю полноту власти в руки кадет, в лице лидируемого ими Прогрессивного блока и тогда на Руси все образуется".
Левые же партии доказывали, что власть не пойдет на уступки, что наступит стихийная и анархическая революция и тогда создастся почва для "превращения России в свободное от царизма государство, государство, построенное на новых социальных началах".
Перед 9 января (воспоминание Гапоновского шествия в 1905 г.) Глобачев докладывал, между прочим, и об "общей распропагандированности пролетариата".
На докладе от 19 января он настойчиво указывал на растущее недовольство от дороговизны жизненных продуктов, на успех левых газет и журналов, на симпатии широких масс к Гос. Думе, о готовящемся терроре, о разговорах о существовании офицерской организации, которая решила убить ряд лиц, мешающих обновлению страны.
"Население, - писал Глобачев, - открыто, на улицах, в трамваях, в театрах, магазинах критикует в недопустимом по резкости тоне все правительственные мероприятия".
"В семьях лиц, мало-мальски затронутых политикой, раздаются речи опасного характера, затрагивающие даже Священную особу Государя Императора". Доклад указывал на противоправительственную работу Пуришкевича, Гучкова, Коновалова, князя Львова. Указывалось на "жажду общества найти выход из создавшегося политически ненормального положения, которое с каждым днем становится всё ненормальнее и напряженнее".
Ген. Глобачев докладывал, что часть либеральной оппозиции ищет поддержки в рабочих. Раскачать рабочие массы на поддержку Г. Думы должна была Рабочая группа при Военно-Промышленном Комитете. Ей покровительствовали Гучков и Коновалов. Они наивно верили, что сумеют использовать рабочий класс и при их помощи овладеть властью.
Создав широкое рабочее движение около Гос. Думы, Гучков надеялся более легко осуществить и самый персональный дворцовый переворот, осуществление чего являлось его особо-конспиративной работой, бывшей географически вне поля зрения Петроградского Охранного Отделения, о чем ниже.
Письменные доклады Глобачева, передаваемые министру при личном словесном докладе, дополнялись и иллюстрировались более красноречивыми живыми фактами и именами.
Сомнений в них не возникало. Каждое данное шло из недр соответствующей партии, организации, группировки. Сведения, представлявшиеся Начальником Охранного Отделения были вполне достаточны для хорошего министра Вн. дел, дабы сделать все надлежащие выводы, принять необходимые разумные и целесообразные меры, с одной стороны, и в то же время параллельно принять предупредительно карательные меры. Но в России не было тогда ни настоящего министра Внутренних дел, ни его Товарища по политической и полицейской части, ни настоящего Директора Департамента Полиции, который помогает министру видеть, знать и понимать всё совершающееся в стране. Вот, что представлял собой А. Д. Протопопов, как министр.
Изящный, светский, очаровательный в обращении, мужчина, 50 лет, А. Д. Протопопов прежде всего был не совсем здоров психически. Он был когда-то болен "дурною болезнью" и носил в себе зачатки прогрессивного паралича, что замечали близкие друзья и знали доктора. Лечился у известного Бадмаева и у психиатра Бехтерева. Некоторые его странности замечались сочленами по Гос. Думе. Премьеры Трепов и кн. Голицын докладывали об его нездоровье Государю. Зимою ему даже было предложено отдохнуть некоторое время от нервного переутомления.
Во-первых, он находился под большим психическим влиянием некоего хироманта и окультиста, спирита и магнетизера Перрэна.
Карл Перрэн - здоровый, высокого роста мужчина, австрийский еврей, натурализовавшийся в Америке, приезжал в Петроград зимою 1913-14 г., жил в Гранд Отеле и публиковался в газетах как философ и хиромант. Тогда с ним и познакомился Протопопов. Перрэн предсказал Протопопову блестящую карьеру, стал лечить его дочь и наблюдать за здоровьем Протопопова. С января по август 1915 г. Перрэн жил в Петрограде и за ним наблюдало Охранное Отделение, но ничего преступного замечено не было. 15 июня Перрэн вновь приехал через Белоостров в Петроград, был заподозрен в шпионаже в пользу немцев, обыскан и выслан из России, а в начале июля Департамент дал знать на пограничные пункты о воспрещении Перрэну въезда в Россию.
В начале октября Перрэн, узнав про назначение Протопопова министром, прислал ему поздравительное письмо из Стокгольма, напомнил о старом знакомстве и сообщил, что он, Перрэн, как человек науки об уме, "алхимии" и "магнетической концентрации", очень интересуется судьбою Протопопова.
"Вы находитесь, - писал Перрэн, - под влиянием Юпитера. Я проник в вашу душу и нашел, что элементами вашими является честность, сила и стремление к движению вперед. Что вы человек большого упорства и большой силы убеждения..." "Под вашим управлением возникнет СИЛЬНАЯ, НОВАЯ, СЧАСТЛИВАЯ РОССИЯ. Правда, путь ваш не всегда будет усыпан розами, работа ваша будет трудна и обременительна, но вы преодолеете все препятствия и все затруднения, предстоящие государственному деятелю..."
Далее "доктор" сообщал Протопопову, что между ноябрем 1916 г. и сентябрем 1917 г. ему грозит болезнь и Перрэн предлагал свои услуги, но только безвозмездно, настолько он интересуется Протопоповым, как "ученый".
Доктор сообщал, "что в продолжение двух ближайших месяцев он будет стараться при помощи сильной астральной, магнетической концентрации, предупредить возможность опасности от болезни".
Протопопов был настолько доволен письмом, что приказал перевести его с английского на русский язык и хвастался им перед друзьями.
В половине декабря Протопопов получил новое письмо, в котором доктор сообщал, что собирается приехать и писал между прочим:
"Помните, что вы в настоящие дни являетесь человеком не только с национальной, но и международной репутацией. Человеком на виду у всего света и если находятся "дурные глаза", то мы будем знать, как с ними бороться".
Протопопов хотел было посодействовать приезду Перрэна, но доклад о том, что Перрэн заподозрен в шпионаже, изменил это решение и Перрэну была послана телеграмма, что по обстоятельствам военного времени министр не может оказать содействия к приезду его в Петроград. Вот этому-то "доктору Перрэну" и верил искренни Протопопов. Он верил в его предсказания, верил и в то, что Перрэн оберегает его своими силами и что, в случае какой-либо опасности, Перрэн предупредит его. И когда один из друзей стал предупреждать его о надвигающейся революции, а значит и личной для него опасности, Протопопов лукаво улыбнулся и многозначительно сказал:
- Нет, дорогой, ведь ОН-то блюдет.
На изумленный вопрос - кто ОН, - Протопопов назвал Перрэна, а дальше следовал рассказ о гороскопе, об Юпитере и т. д.
Характерною чертою Протопопова была боязнь общественного мнения. Хорохорясь в Царском Селе по адресу общественников, он по натуре был за них. Он только из карьерных видов ушел из их лагеря. Он боялся их; хитря перед подчиненными, не делал часто того, что обязан был делать, как министр. Вот почему он так отстаивал Гучкова и Коновалова, о чем будет ниже. В душе они были для него свои люди.
Еще в день назначения министром большой портрет Гучкова украшал стену его кабинета. Арест кого-либо из "выборных" казался ему непозволительным.
Выслушивая доклады генерала Глобачева, он старался казаться твердым, отнюдь не либеральным и потому хитрил и лукавил, чтобы оправдать свое бездействие. Чтобы отделаться от надоедливого генерала, он брал иногда несколько подлинных его докладов и при английской записке отсылал их для прочтения Императрице... Можно себе представить, как разбиралась Ее Величество в этих вопросах!
Таков был Протопопов в деле. Ставя выше всего личную карьеру, он, прежде всего, делал всё, чтобы угодить Их Величествам. Он разыгрывал из себя в Царском Селе энергичного, решительного, готового на всякую борьбу человека. Он уверенно и смело лгал, что он всё знает, всё предвидит и, главное, всё предупредит. Чтобы окончательно закрепить свое положение на женской половине, он не стеснялся разыгрывать из себя поклонника памяти убитого Старца. Он делал вид, что верит в его загробные молитвы, уверял таинственно, что Старец руководит им "оттуда". Передавали, что он уверял однажды Императрицу, что видел "астрал" Старца. Публика верила этому.