Гармоничный тип (без выявленных отклонений типа семейного воспитания)

Родители в равной мере возлагают ответственность за возникновение кон­фликта на себя и на детей, дети же значительно чаще принимают вину на себя. И родители, и дети считают, что «победителем» выходит родитель либо находится компромисс, удовлетворяющий обе стороны, причем эта тенденция очевидна во всех группах. Ответственность за решение лежит как на родителе, так и на ребенке, причем каждая из сторон несколько пре­увеличивает свою роль в принятии решения.

Потворствующая гиперпротекция

Родители склонны возлагать вину за возникновение конфликтов на себя, а не на ребенка. Позиция детей прямо противоположна: крайне редко ответ­ственность за возникновение конфликта приписывается родителям и мак­симально часто — себе. Родители считают, что чаще конфликт разрешается компромиссом с учетом интересов и детей, и родителей. Дети же рассмат­ривают завершение конфликта как разрешение его либо в пользу родите­лей, либо как компромисс. И родители, и дети считают, что конфликт раз­решается в сотрудничестве, с учетом интересов ребенка. Родительская роль в этом случае — «опекун-покровитель», готовый закрыть глаза на проступ­ки ребенка и оправдать их недостатком опыта и возрастом ребенка. Ком­плементарная роль ребенка, которую он вынужден принять в диаде такого типа, — «малыш», «неумеха», неудачник, нуждающийся в покровительстве и опеке со стороны родителя, вынужденный признать право родителя на принятие решений и тем самым на «первенство» в конфликте.

Доминирующая гиперпротекция

Родители в равной мере возлагают ответственность за возникновение кон­фликта на себя и детей, дети же — на себя. Родители предполагают, что раз­решение конфликта осуществляется с участием обеих сторон, дети же уве­рены в том, что принятие решений осуществляется родителями, которые «всегда правы», и в пользу родителей. Вместе с тем дети признают, что ро­дители стремятся учитывать и их интересы в конфликтной ситуации. На­помним, что именно для группы с доминирующей гиперпротекцией был констатирован максимальный уровень конфликтности. Роли в диаде тако­го типа хорошо структурированы: родитель — всегда прав, компетентен, опытен, обладает правом принятия решений, пытается учесть интересы «провинившегося» ребенка; ребенок — готов принять вину на себя, призна­вая превосходство взрослого и собственные недостатки. Родитель — «пре­следователь», ребенок — «нарушитель», признающий свою вину и право родителя судить.

Гипопротекция

Родители в равной мере делят ответственность за возникновение конфлик­та между собой и детьми, в то время как дети, как и при потворствовании, считают, что в большинстве случаев вина за возникновение конфликта ле­жит на них. Родители полагают, что либо «победителем» в конфликте яв лается взрослый, либо находится компромиссное решение. В противопо­ложность остальным группам дети, воспитывающиеся в условиях гипопро­текции,' как и дети в семьях с противоречивым воспитанием, значительно чаще, чем остальные группы, считают себя наравне со взрослым «победите­лем» конфликта. В то время как родители, реализующие вариант гипопро-текции, не сомневаются, что выход из конфликта находят они сами с при­влечением ребенка, дети уверены в своей более активной роли, причем конфликт разрешается, по их мнению, с непременным учетом их интере­сов. Таким образом, для гипопротекции характерно значительное расхож­дение представлений родителей и детей о способах разрешения конфликта, важнейшей характеристикой которого является недооценка родителями активной роли детей и приписывание детьми этой роли себе. Роль, припи­сываемая себе родителями, неадекватна реальному положению дел. Роди­тели искажают образ ребенка и характер детско-родительских отношений, недооценивая активную роль самого ребенка. Недостаточное внимание и влияние родителей на разрешение конфликтных ситуаций позволяет ре­бенку сохранить известную самостоятельность и независимость от родите­лей, что предотвращает возможность возникновения конфликтов и откры­того противостояния. Дети приучаются самостоятельно разрешать конфликтные ситуации с учетом собственных интересов, а родители впол­не удовлетворены своей родительской ролью и, будучи дистанцированы он реального процесса взаимодействия с ребенком, воспринимают детско-родительские отношения как спокойные и бесконфликтные.

Противоречивое воспитание

Для родителей этой группы характерна тенденция перекладывания ответ­ственности за возникновение конфликтов на детей или на внешние обсто­ятельства. Как и в случае гипопротекции, родители считают, что конфлик­ты разрешаются либо в их пользу, либо с учетом интересов и детей, и родителей. Дети же полагают, что они более активны и влиятельны, чем считают их родители, и значительно чаще оборачивают решение конфлик­та в свою пользу. Для противоречивого воспитания характерно значитель­ное расхождение в представлениях родителей и детей в вопросе о том, кто является инициатором конфликта и как он разрешается. Родители и дети воспринимают ситуацию детско-родительского взаимодействия прямо противоположно: с точки зрения родителей, она максимально конфликтогенна, с точки зрения детей — конфликтность невысока. Это объясняется тем, что дети, реализуя позицию активного участия в разрешении кон­фликтных ситуаций, оказываются удовлетворены результатами, а родите­ли, не имея возможности в силу противоречивости и непоследовательнос­ти собственных воспитательных установок и требований четко проводить собственную линию поведения, рассматривают детско-родительские отно­шения как сферу противоречивых интересов и противостояния. Роли в ди-

аде данного типа можно определить так: родитель — «жертва» невыполне­ния ребенком педагогических требований и правил; ребенок, убедившись в непредсказуемости и непрогнозируемое™ поведения родителя, пытается сам выстроить линию своего поведения, но далеко не всегда успешно в си­лу ограниченности собственного опыта.

Особенности конфликтного взаимодействия и мера расхождения обра­зов конфликтного взаимодействия у родителей и детей определяются сте­пенью гармоничности типа семейного воспитания. Полученные в нашем исследовании данные подтвердили это предположение. Было выявлено, что различные дисгармоничные типы семейного воспитания характеризу­ются разным уровнем конфликтности и стратегиями разрешения конфлик­тов. Наиболее конфликтогенными оказались такие типы семейного воспи­тания, как воспитание противоречивое и доминирующая гиперпротекция, характеризующиеся наиболее существенными расхождениями в образах конфликтного взаимодействия. При доминирующей гиперпротекции дети отдают ведущую роль в разрешении конфликтов родителю, утверждая приоритетность его интересов, в то время как, по мнению родителя, взаи­модействие строится на равноправной основе. Потворствующая гиперпро­текция отличается готовностью родителей принять ответственность за воз­никновение конфликта на себя и в максимальной степени учесть интересы детей. Таким образом, показано, что дисгармоничность семейного воспита­ния связана с высоким уровнем конфликтности и расхождением образов конфликтного взаимодействия у участников конфликта. Особенности ти­па семейного воспитания определяют специфические стратегии поведения детей и родителей в разрешении конфликтов.

Известно, что подростковый возраст является критическим в развитии детско-родительских отношений. На этой возрастной стадии эти отноше­ния перестраиваются на основе признания родителями самостоятельности и взрослости подростка, причем значительно возрастает здесь активная роль самого подростка [Фрейд, 1993; Нау^гшгз!, 1967; МассоЬу, 1980; Вашоп, 1983; Мооге, 1987; 51етЬег§, ЗпуегЪег§, 1986; Эльконин, 1989; Ма-кушина, 2001]. Знание особенностей восприятия подростками детско-ро­дительских отношений позволит выявить закономерности их развития и осуществить необходимую интервенцию с целью профилактики их кон­фликтности, коррекции и оптимизации.

Автономизация и достижение эмоциональной дифференциации лично­сти в семье, процесс перестройки детско-родительских отношений на каче­ственно иной основе взаимного уважения и равноправия составляет важную задачу на стадии подросткового и юношеского возраста [Нау1§Ьиг51, 1967]. В первом случае достигается психологическая сепарация подрост­ков от родителей в четырех важных областях: в поведении — функциональ­ная независимость как способность подростка самостоятельно решать свои личные и практические дела с минимальной помощью родителей; в уста­новках и ценностях; в эмоциональной сфере — независимость как свобода от чрезмерной зависимости от родительского одобрения, интимности и эмоциональной поддержки; в конфликтах — как свобода от чрезмерной захваченности эмоциями (гневом, тревогой, чувством вины и ответственнос­ти) в отношениях с родителями [Мооге, 1987; ЗиШуап & ЗиШуап, 1980]. Эмоциональная автономия в этом ряду рассматривается как истинная и в то же время наиболее трудно достигаемая в подростковом возрасте. Лишь 20% подростков решают задачу достижения эмоциональной автономии [Ргапс е! а!., 1990], причем успешность ее решения, уровень достигаемой подростком независимости и установление новых границ внутри семейной системы в значительной степени определяются качеством сложившихся к началу подросткового возраста детско-родительских отношений [Эйдемиллер, Юстицкис, 1999; Черников, 1998].

В работе О.П. Макушиной [2001] была поставлена цель исследования форм и причин психологической зависимости подростков от родителей. По­лученные результаты позволили выделить содержание феномена психоло­гической зависимости подростков от родителей как особого личностного об­разования, проявляющегося в амбивалентности отношения подростков к родителям и высокой эмоциональной его напряженности. Суть амбивалент­ности в сочетании стремления подростка к близким, доверительным, эмоци­ональным отношениям с родителями, желания получить советы и поддерж­ку, с одной стороны, и переживания помощи и поддержки от родителей как тягостных и обременительных — с другой. Причиной психологической зави­симости подростков является фрустрация их потребности в самоактуализа­ции. В зависимости от выраженности психологической зависимости были выделены четыре группы подростков: «зависимые», «негативисты», «незави­симые» и «неопределенные». Для группы подростков с высокой психологи­ческой зависимостью характерно слепое подчинение взрослому, послушание и ориентация на подчинение вне зависимости от конкретной ситуации. «Не­гативисты» проявляют протест, негативизм, упрямство. Противодействие родителям становится для них самоцелью и средством личностного утверж­дения и осуществляется вне учета конкретной ситуации взаимодействия. Для «независимых» подростков характерна ориентация на проблемную си­туацию и желание разрешить ее самостоятельно с опорой на собственное мнение. Поведение подростков «неопределенной» группы не позволяет вы­явить отчетливые тенденции в пользу или против независимого поведения в отношениях с родителями. Полученные результаты позволили автору сде­лать вывод о том, что психологическая зависимость проявляется в двух основных формах — форме собственно зависимости и форме негативизма, раз­личающихся по характеру компенсации неудовлетворенной потребности в самоактуализации. В случае собственно зависимости компенсация осуще­ствляется по типу смирения и ухода, а в случае негативизма — по типу бун­та и протеста. Психологическая зависимость оказывает негативное влияние на личностное развитие подростков, в частности определяет дисгармонич­ность развития их Я-концепции. Неразрешенность важнейшей задачи разви­тия этого возраста — достижения психологической независимости, а именно автономии, способности к самоуправлению, самостоятельности позиции и оценок, эмоциональной дифференцированности и установления границ лич­ностного пространства подростка в детско-родительских отношениях, приводит к искажению развития личности на последующих стадиях возраст­ного развития.

Стремление подростков к автономии и установлению новой, равно­правной системы отношений с родителями уравновешивается тенденцией к сохранению и укреплению отношений близости с родителями. Показано, что, хотя в обычных условиях подростки предпочитают компанию сверст­ников, в более напряженных ситуациях они склонны ориентироваться на помощь и участие взрослых [см.: }опш55, 5то11аг, 1985]. Именно родители как значимые взрослые превосходят по степени значимости сверстников и оказывают подростку максимальную помощь в ситуациях поиска близос­ти. С другой стороны, родители уступают сверстникам в ситуациях поиска поддержки. Таким образом, отношения с родителями и в подростковом возрасте по-прежнему остаются для ребенка исключительными и крайне значимыми. Исключительность и целостность этих отношений определя­ют особый эмоциональный фон — альтруизм, солидарность, чувство значи­мости отношений, открытость и соучастие [Там же]. Интересно, что значи­мость отношений подростка с родителями вовсе не связана с его зависимостью и возможностью получить необходимую помощь и поддерж­ку от родителей. Напротив, устойчивые позитивные чувства по отношению к родителям испытывают именно те подростки, которые наиболее успешно сами решают задачу своей автономизации.

Далеким от истины следует признать расхожий миф о том, что родитель является единственным «архитектором и строителем» этих отношений, а ребенок, как пассивный объект воздействия родительской воли и испове­дуемых родителем воспитательных принципов, принимает их как данность и лишь в большей или меньшей степени эффективно к ним адаптируется. Детско-родительские отношения — это отношения двухполюсные, где на каждом из полюсов, полюсе родителя и полюсе ребенка, оба участника ак­тивно влияют на их генезис и развитие, хотя, безусловно, роли обоих пре­терпевают значительные изменения на каждой из возрастных ступеней развития [Сгизес, СоосЬош, Кисхупзк!, 2000]. Подчеркнем, что активность самого ребенка в построении и развитии детско-родительских отношений, детерминации их особенностей достаточно велика уже на ранних возраст­ных стадиях и резко увеличивается в подростковом возрасте. Образ детско-родительских отношений на полюсе подростка и «глазами подростка» ста­новится важнейшим условием их трансформации и развития [СоосЬоху, 1992; МШег, 1995]. Знание особенностей восприятия подростками этих от­ношений, определяющих характер их общения и взаимодействия с родите­лями, позволит определить закономерности их развития, осуществить не­обходимую интервенцию с целью коррекции, оптимизации и перестройки этих отношений на качественно ином уровне.

Цель проведенного нами исследования состояла в изучении психологи­ческих особенностей восприятия подростками детско-родительских отно­шений в современной российской семье. Оно проводилось в рамках широ­комасштабного проекта изучения социоморального развития подростков под руководством А.И. Подольского и П. Хейманса и носило лонгитюди-налъный характер. При этом был использован метод последовательно-по­перечных срезов. В исследовании приняли участие 537 испытуемых в воз­расте от 12 до 17 лет [КагаЪапоуа, РосЬЫц), 2асЬагоуа, 1999; Карабанова, 2002]. Была использована методика АВОК — «Подростки о родителях» в модификации Л.И. Вассермана и др. [1995].

Возрастная динамика развития детско-родительских отношений. Особенности восприятия материнской и отцовской родительской позиции

Полученные результаты были проанализированы по основным парамет­рам, характеризующим особенности родительской позиции: позитивный интерес, директивность, враждебность, автономия и непоследовательность. Был констатирован достаточно высокий (12—15 лет) и удовлетворитель­ный (в группе 16—17-летних подростков) уровень эмоционального приня­тия и интереса со стороны отцов.

Несколько иная картина наблюдается в диаде подросток — мать. Прак­тически во всех возрастных группах мы наблюдали снижение уровня пози­тивного интереса и принятия со стороны матери по сравнению с норматив­ными значениями. Особенно ярко переживание подростками дефицита тепла и внимания было отмечено в группе 14—15-летних. Эти показатели не могут не вызывать тревоги, поскольку именно материнская роль тради­ционно связывается с обеспечением переживания ребенком безусловной любви и принятия, чувства безопасности и доверия к миру [Фромм, 1990; Адлер, 1990; ЬатрегХ 1997]. Полученные нами данные хорошо согласуют­ся с выявленной ранее в ряде исследований тенденцией увеличения уров­ня негативных чувств по отношению к родителям в раннем или среднем подростковом возрасте, наиболее ярко проявляемой в отношениях дочери и матери [51е§а1, 1987].

Возрастная динамика в целом определяется снижением директивности воспитательного стиля отца, его участия в контроле и управлении поведением подростка. Отец в значительном числе случаев скорее дистантная фи­гура, чем реальный участник воспитательного процесса в семье.

Уровень директивности матери остается практически неизменным во всех возрастных группах и тем самым вступает в противоречие с норматив­ной возрастной динамикой ее изменения, предполагающей последователь­ное снижение с возрастом.

Значительное превышение уровня директивности матери по сравнению с отцом в восприятии подростков свидетельствует о ведущей роли и лидер­стве матери в воспитательном процессе, ее основной управляющей и регу­лирующей функции в современной российской семье.

Подростки воспринимают отношение родителей к себе как враждебное или амбивалентное, подозрительное, с установками на обвинение и пори­цание. В сочетании с показателями позитивного интереса родителей полу­ченные данные могут быть интерпретированы как острое переживание подростками недостатка тепла и любви со стороны матери и амбивалентно­сти, непонимания и отстраненности со стороны отца.

Подобный образ родительских установок может быть детерминирован по меньшей мере тремя обстоятельствами. Во-первых, объективно сложивши­мися эмоционально негативными отношениями родителей и подростков; во-вторых, повышенной сенситивностью подростков к эмоциональному отноше­нию родителей, обусловленной тревожным типом привязанности; и, в-третьих, дефицитом личностно-ориентированного аффективно-позитивно­го общения подростков с родителями.

Полученные результаты исследования обнаруживают чрезмерно высо­кую по сравнению с нормативными значениями автономность отца. В соче­тании с недостаточной директивностью высокая автономность свидетель­ствует об отстраненности отца от процесса воспитания детей. Отцовская любовь, сочетающая в себе предъявление социальных образцов желаемого поведения и требовательность, готовность оказать необходимую помощь и поддержку, предложение форм сотрудничества, воплощающих в себе об­разцы ответственности, целеустремленности и справедливости, является, по мнению ряда исследователей, решающим условием становления соци­ально зрелой личности [Адлер, 1990; Фромм, 1990; МассоЬу, 1980; 51е§а1, 1987]. Воспитательная позиция отца, характеризующаяся излишней авто­номностью, напротив, является фактором риска в решении важнейших за­дач подросткового возраста — формирования полоролевой идентичности, независимости и ответственности личности. Наши данные позволяют го­ворить о тенденции возрастания автономности отца в отношениях с ребен­ком в старшем подростковом возрасте.

Наши данные свидетельствуют о том, что, с точки зрения подростков, родители демонстрируют высокий уровень непоследовательности своего поведения и воспитательских воздействий. Особенно ярко это видно в отношении матери.

Возрастная динамика изменения восприятия подростками особеннос­тей воспитательской позиции отца и матери состоит в следующем. Для от­ца характерно снижение уровня позитивного интереса при сохранении до­статочно высоких показателей враждебности. В подобном сочетании эти изменения свидетельствуют о возрастании эмоциональной отчужденности и враждебности в отношениях с отцом у подростков старшей возрастной группы. Хорошо согласуются между собой взаимно-противоположное сни­жение уровня директивности и возрастание автономности поведения отца, отражающее картину его фактического «ухода» от проблем воспитания, личностной отгороженности от дел и забот подростка. Следствием такого самоустранения отца из процесса воспитания и становится снижение уров­ня непоследовательности и противоречивости во взаимодействии с подро­стком. Можно предположить, что эта тенденция связана не столько с рос­том психолого-педагогической компетентности отца, сколько с его меньшим участием в воспитании сына или дочери. Подросток реже сталки­вается с непоследовательностью отца, поскольку сам отец стремится избе­гать общения и взаимодействия с ним. Полученные результаты вызывают особое беспокойство, поскольку выявляют ситуацию «функционально не­полной семьи», т.е. семьи, в которой функции одного из родителей систе­матически не выполняются, в значительном числе семей, традиционно счи­тающихся благополучными по формальному критерию — наличию в семье обоих родителей. Высокий удельный вес «функционально неполных се­мей» в обследованной нами выборке существенно увеличивает и без того значительную по объему «группу риска» — семей в разводе, в которых от­цы принимают недостаточное участие в воспитании детей либо вовсе «отчуждены» от общения с ними.

Возрастная динамика изменения образа родительской позиции в отно­шении матери выражена гораздо меньше, чем изменение образа родитель­ской позиции отца. Если с возрастом установки отца воспринимаются под­ростками как менее директивные, а отец — как фигура все более дистантная и отстраненная, выражающая в отношении ребенка все меньше любви, ин­тереса и внимания, то восприятие родительской позиции матери характе­ризуется ими большей стабильностью.

В отношении матери можно говорить лишь о слабо выраженной тен­денции снижения директивности и непоследовательности поведения на фоне определенного роста автономности. Позитивной тенденцией являет­ся снижение с возрастом уровня враждебности матери, отражающее про­цесс постепенной гармонизации ее отношений с подростком в направле­нии большей эмоциональной близости и принятия. Вместе с тем в ряде случаев наблюдается пик враждебности в возрасте 14—15 лет, что делает картину развития эмоциональных отношений между матерью и подрост­ком более сложной. Устойчивость образа родительской позиции матери позволяет предположить, что, отношения с матерью у подростков в большей степени детерминируются типом привязанности и сложившейся ста­бильной структурой межличностных отношений, чем собственно возраст­ными изменениями.

Анализ связей параметров родительской позиции позволяет предполо­жить, что ядерной характеристикой родительской позиции является эмо­циональное принятие родителем ребенка, выраженное в дихотомии пози­тивный интерес — враждебность. Высокий позитивный интерес родителя, как отца, так и матери, оказывается устойчиво и положительно связан с по­казателем его автономности. Это выражается в предоставлении подростку родителем необходимой самостоятельности в выборе поведения и видов деятельности, готовности родителей отказаться от диктата, контроля и вмешательства в жизнь подростков в случае позитивного эмоционального принятия. Враждебность же оказывается положительно связанной со сте­пенью директивности родителя в отношении к подростку. Другими слова­ми, чем ниже позитивное эмоциональное принятие подростка, тем более выражена родительская тенденция ограничения его свободы и автономии, стремление родителя к тотальному контролю и гиперпротекции. Анало­гичный характер связи обнаруживается и между враждебностью и непо­следовательностью поведения родителя: чем ниже принятие ребенка, тем более противоречивым, непоследовательным и непрогнозируемым стано­вится поведение родителя.

Анализ динамики восприятия подростками воспитательного стиля ма­тери и отца в трех срезах позволяет наметить различия в «сценарии» раз­вития родительской позиции матерей и отцов в отношениях с подростка­ми. Для отцов низкий уровень принятия ребенка и его автономности приводит к росту директивности в отношениях с детьми, т.е. развитие идет по «деловому» сценарию — от низкого принятия к нарушению сотрудниче­ства и кооперации. Для материнской позиции эмоциональная и деловая сферы не обнаруживают значимой взаимосвязи в процессе развития мате­ринской позиции. Другими словами, низкое принятие или отвержение подростка значительно реже приводит к позиции отстраненности матери от процесса воспитания. Высокий уровень эмоционального принятия так­же не гарантирует эффективности «делового» сотрудничества.

Подводя итоги, можно сделать вывод о том, что установлены определен­ные возрастные особенности восприятия подростками родительской позиции.

1. В старшем подростковом возрасте обнаружено снижение показателей позитивного интереса к подростку как со стороны матери, так и со стороны отца, свидетельствующее о том, что родители начинают восприниматься подростком как менее любящие, внимательные и заинтересованные. Это приводит к переживанию старшими подростками чувства дефицита тепла, любви, внимания и заботы.

2. В старшем подростковом возрасте наблюдается возрастание показа­теля автономности отца, который оценивается подростками как все менее и менее включенный в процесс воспитания, отстраненный и дистантный. Эта тенденция сочетается со снижением уровня директивности отца, изна­чально завышенного.

3. Показано, что возрастание негативных показателей детско-родительских отношений падает на период 14—15 лет (кризисный период), Поэто­му следует рассматривать его как критический в развитии этих отношений в подростковом возрасте.

Выявлены существенные различия в восприятии подростками роли ма­тери и отца в воспитательном процессе.

1. В восприятии подростков мать более активно включена в процесс воспитания и здесь ей принадлежит главенствующая роль в семье, в то время как отец более пассивен и по мере взросления подростков фактиче­ски «самоустраняется» из процесса воспитания. Такое распределение ро­лей между матерью и отцом в реализации воспитательной функции семьи с подростками находит отражение в существенно более высокой степени директивности матери по сравнению с отцом.

2. Что касается возрастной динамики изменения образа родительской позиции матери и отца, то воспитательный стиль матери оценивается под­ростками как более устойчивый и стабильный, не претерпевающий сущест­венных изменений с их возрастом. Показатели директивности, автономно­сти, непоследовательности и враждебности не претерпевают существенных изменений. Воспитательный стиль отца более связан с возрастными изме­нениями ребенка: можно констатировать снижение по мере взросления по­следнего показателей позитивного к нему интереса, директивности и воз­растание автономности. В то же время враждебность отца, так же как и матери, выступает как устойчивая характеристика, отражающая характер межличностных отношений между родителем и подростком, а непоследо­вательность определяется скорее влиянием ситуативных факторов, чем возрастом.

3. Неблагоприятными тенденциями развития отношений родителей и детей в подростковом возрасте в современном российском обществе явля­ются следующие:

•снижение уровня позитивного интереса со стороны матери на фоне высокой враждебности, т.е. амбивалентность эмоционального принятия подростка со стороны матери;

• возрастание показателей враждебности со стороны отца;

•недостаточное участие отца в воспитательном процессе (снижение ди­рективности и возрастание автономности);

•замещение реальной помощи, заботы и поддержки со стороны матери формально-директивным стилем воспитания;

•высокая степень непоследовательности и противоречивости поведе­ния матери и отца.

Гендерные различия восприятия юношами и девушками родительской позиции матери и отца.

Исследование тендерных различий восприятия подростками родительской позиции матери и отца представляет особый интерес. Известно, что родительская роль специфицирована в соответствии с полом ребенка, что нахо­дит отражение в различных социальных ожиданиях и нормативах поведе­ния, предписываемых обществом матери и отцу в отношении сына и дочери [Адлер, 1990; Фромм, 1990; Кон, 1988; МассоЬу, 1980]. Предписанные ожи­дания и нормативы создают идеальные эталонные формы маскулинности и фемининности, присвоение которых обеспечивает формирование полоролевой идентичности в подростковом возрасте. В соответствии со сложившими­ся культурно-историческими нормами социализации девушки и юноши, в свою очередь, предъявляют различные ожидания в отношении поведения матери и отца, подтверждение или неудовлетворение которых в значитель­ной мере определяет образ родительской позиции матери и отца «глазами подростка». По некоторым данным [)аскзоп, С1со§паш, СЬагтап, 1996], ма­тери воспринимаются подростками как более мягкие и склонные к поиску компромисса в спорных ситуациях, а образ отца приобретает угрожающий оттенок — с отцами подростки чаще связывают ситуации фрустрации и эска­лации конфликта. Чем старше подростки, тем чаще они испытывают фруст­рацию в отношениях с родителями вне зависимости от пола.

Дистанцирование отца от процесса воспитания в семье, убедительное подтверждение которому мы получили при проведенном выше анализе по­лученных данных, «нагруженность» матери ролевыми функциями отца на­ряду с выполнением ее собственных, на наш взгляд, не могут не найти от­ражения в специфике восприятия родительской позиции матери и отца юношами и девушками.

Образ родительской позиции матери у юношей и девушек различается по уровню позитивного интереса и враждебности. Во всех возрастных груп­пах девушки склонны выше оценивать уровень позитивного интереса, люб­ви и принятия со стороны матери по сравнению с юношами. Для юношей более характерно переживание недостатка материнской любви и тепла.

Гораздо ярче тендерные различия наблюдаются в отношении подрост­ков к отцу и восприятии его воспитательных установок.

Во-первых, юноши более склонны оценивать поведение отцов как ди­рективное, контролирующее, регулирующее. Особенно ярко эта тенденция проявляется в группе 14—15-летних, что обусловлено переживанием нега­тивной фазы подросткового кризиса, формированием чувства взрослости и требованием его признания, а значит, и уважения и отказа от командно-директивного способа общения. В основе оценки подростками-юношами по­ведения отца как излишне директивного, по нашему мнению, лежат следующие причины:

• нетерпимость и низкая толерантность мальчиков и юношей — по срав­нению с девушками — к попыткам родителей руководить, контролировать и направлять их поведение, большее стремление в своем поведении к неза­висимости и самостоятельности, социально презентируемым как образцы маскулинного поведения и выступающим как эталон взрослости;

•большая вовлеченность и направленность отцов на решение задач вос­питания в отношениях с сыновьями, чем с дочерьми. Воспитание дочерей традиционно в нашей культуре рассматривается как задача матерей, в то время как на отцов возлагается ответственность за воспитание сына.

Во-вторых, юноши чаще, чем девушки, оценивают отношение отцов как враждебное, нетерпимое, придирчивое, подозрительное и амбивалентное, чем девушки. Особенно ярко эти различия выступают в средней группе (14—15 лет), что, на наш взгляд, также является отражением негативной фазы подросткового кризиса.

Наконец, в-третьих, юноши чаще оценивают поведение отцов как непо­следовательное, чем девушки. Возможными причинами, обусловливающи­ми большую чувствительность юношей к воспитательным воздействиям отцов, являются:

• социальные ожидания в отношении проявления маскулинных качеств (силы, решительности, агрессивности и настойчивости в достижении це­лей), обусловливающие высокий уровень требований юношей к поведению отцов в соответствии с социальными эталонами и «решительные» и бес­компромиссные их оценки отцовского поведения, меньшую снисходитель­ность к промахам и ошибкам отцов;

•требование равноправия и справедливости в построении детско-родительских отношений, обусловленное возрастающей потребностью реализо­вать взрослость; ограниченность возможностей реализации взрослости в реальной деятельности (особенно в сравнении с девушками) и перенос потребности утверждения себя как взрослого на арену «борьбы за равенст­во прав» с отцом' как образцом для полоролевой идентификации.

Итак, тендерные различия в восприятии родительской позиции матери и отца состоят в том, что отношения мальчиков и отцов наиболее сенситивны к воздействию дисгармонического типа воспитания, в то время как отноше­ния девочек с родителями развиваются по сценарию относительного благо­получия. Восприятие юношами родительской позиции отца характеризуется более высокими показателями директивности, враждебности и непоследова­тельности, чем восприятие родительской позиции отца девушками. Девуш­ки воспринимают родительскую позицию матери как принимающую, пол­ную любви, заинтересованности и внимания чаще, чем юноши.

Детско-родительские отношения «глазами родителя» и «глазами ребенка»

Как правило, изучение детско-родительских отношений, представляющих собой двухполюсную структуру, образуемую двумя точками зрения на них — родителя и ребенка, — выстраивается в плоскости лишь одной из указанных точек зрения. Однако активность самого ребенка в построении и развитии детско-родительских отношений и детерминации особенностей этих отношений достаточно велика и особенно резко возрастает в подрост­ковом возрасте [А. Фрейд, 1993; Кле, 1991; Крайг, 2000; Сооапо\у, 1992]. Образ детско-родительских отношений «глазами подростка» становится важнейшим условием их трансформации и развития, определяя образова­ние новых границ семейной системы и правил ее функционирования. Так, учеными [Оето, 5та11, 5аут-\У1Шат5, 1987] была проанализирована сте­пень совпадения представлений подростков и родителей в 139 детско-ро­дительских диадах. В большинстве сфер была обнаружена статистически значимая согласованность представлений о дётско-родительском взаимо­действии, причем максимальное совпадение — в области оценки коммуни­кативной активности. Вместе с тем оказалось, что подростки и родители по-разному оценивают степень удовлетворенности своими отношениями. Матери, например, почти в два раза чаще описывают их как удовлетвори­тельные, чем подростки [ТЬогп1оп е! а!., 1995]. Мальчики оказались более удовлетворены ими, чем девочки. Возможными причинами такого неожи­данного результата называются более жесткая система требований, предъ­являемых девочкам родителями, более низкий уровень автономии от роди­телей, большие ожидания в отношении родительского поведения и сотрудничества с ними. В целом же удовлетворенность детско-родительскими отношениями в подростковом возрасте определяется характером со­трудничества — признанием и реализацией принципа равенства сторон.

Представления матерей о детско-родительских отношениях оказались ближе к представлениям подростков, чем представления отцов. Наиболь­шее сходство взглядов было констатировано в диадах мать—сын.

Опыт психологического консультирования по проблемам развития и воспитания в детском и подростковом возрасте обнаруживает серьезные нарушения и деформации различного типа образа детско-родительских отношений в семьях, испытывающих значительные трудности в общении и взаимопонимании. Знание особенностей восприятия детьми и подрост­ками этих отношений, определяющих их общение и взаимодействие с ро­дителями, позволит определить закономерности их развит<